***
Отец сидел на балконе и задумчиво курил, глядя на городские огни. Изая босыми ногами подкрался к нему по ледяной плитке. Широу скосил на него взгляд и сказал: — Обуйся, холодно же. — Что такое «омои»? Отец затянулся. — Могу я не рассказывать это сейчас? — Но я хочу знать. — Понимаю, со своей стороны я бы и сам хотел тебе рассказать, но нужно подождать. — Чего? Отец затушил сигарету, поднялся и направился в комнату, стоя в проходе, бросил с тяжелым выдохом: — Времени, когда она явится. Изая был очень удивлён. Но по прямоте ответа отца он слету сделал вывод: отец хотел, чтобы Изая заинтересовался Омои, он совершенно точно собирался познакомить Изаю с ним, чем или кем бы оно не являлось. «Когда она явится…» Изая подумал в тот момент, что так обычно говорят или о супругах- пьяницах, ушедших в загул как-то вечером, или о предсказанных в прогнозе осенних грозах. В любом случае, вопросов меньше не стало; информации просто катастрофически не хватало, и взять ее было неоткуда. Он знал только слово. Изая услышал случайно, как отец упомянул его лишь раз, но это слово, «скорее уж имя»—догадался, не давало тринадцатилетнему пареньку никакого покоя, потому что не несло информации. Просто слово, к которому не привязано значение. Оно само собой раз за разом звучало в голове, и Изая слушал звук этого имени и смотрел в белый потолок. Омои Предсказанная в прогнозе осенняя гроза Супруг-пьяница Какой бред.***
— Изая. Он резко поднял голову от стола, по интонации матери сразу понял, о чем пойдёт разговор — Омои приедет. Что-то содрогнулось в нем, разряд неизвестной природы прошил его сознание. А потом отпустило. И правда, стало легче. Изае на секунду показалось по звучанию этого предложения, будто Омои согласилась приехать, узнав, что он интересуется ей. Будто он послал запрос некой влиятельной организации, и она дала ответ. Он не знал о ней ничего, и воображение силилось это скомпенсировать. Теперь «Омои» стало определенностью, нависшей над течением жизни. Он старался не думать об этом часто, но с почти детским нетерпением совладать было непросто. От самого звука этого имени веяло неизвестностью, признать это было сложно, но наличие в его жизни такой неизвестности приводило его в восторг. Что ж, он уже знал, что Омои — это особа женского пола, человек в высшей степени интересный хотя бы тем, что Изая, как ни старался, не узнал о ней ничего. Да и имя ее и факт ее существования ему скорее позволили узнать.***
12 июня, полшестого утра. Изая только что открыл глаза. За окном приглушенно гудит город, над горизонтом распласталась розовая полоса. Он опирается босыми ступнями о холодный пол, поеживается, встаёт на ноги. Родители в командировке, Майру и Курури на чьем-то попечении: все-таки тринадцатилетний Изая не мог долгое время справляться с двумя этими. Зато прекрасно справлялся с жизнью одному. Он ещё только в процессе пробуждения, поэтому идёт в ванну пошатываясь, даже не смотря вокруг. Проходит мимо кухни и краем глаза заглядывает: ничего. В ванне чистит зубы, кожа на лице краснеет от холодной воды. Изая проходит на кухню и замирает в дверях. Полностью проснувшиеся глаза видят за столом человека. Он сидит боком к дальнему краю стола, голова опущена вниз и смотрит куда-то в область коленей, закрытую от Изаи столешницей. На человеке какая-то неопределенная одежда, не цепляющая взгляд, капюшон на голове. Лица не видно: передние пряди от наклона повисли и завешивают его. На столе перед человеком лежат очки, телефон, свернутые наушники-вкладыши, на краю стоит одна из домашних кружек. Изая ошеломлённо смотрит на человека, лихорадочно строя план на случай агрессии. Но ее не следует, человек как будто и не замечает вошедшего, совсем не шевелится, только дышит. В установившейся выжидательной тишине Раздаётся шелест страницы. «Книга лежит на коленях»-проносится у мальчика в голове. Человек безмятежно произносит не поднимая головы: — Доброе утро. Голос женский, с отзвуками усталости, но молодой. — Д-доброе? — Ты Изая, –не вопрос–утверждение. — Да. После этого Изая как-то сразу успокоился: человек вёл себя так буднично и спокойно, будто каждый день пил на этой кухне кофе и вообще тут жил, что у мальчика не осталось видимых причин настораживаться, хотя ситуация оставалась странной и потенциально опасной. Он занялся делом: завтрак, посуда. Человек ничего не сделал и не сказал, только периодический шелест страниц говорил о том, что он ещё тут. Когда Изая наконец уселся за стол, чтобы поесть, у него в голове накопилось такое количество мусора типа вопросов, гипотез, планов, опасений, что он не мог просто есть свою яичницу и делать вид, что так и надо. В этот момент человек закончил читать, закрыл книгу и положил ее на стол. Изая сидел не поднимая на него глаз, но, услышав звук, с которым закрылась книга, он почувствовал как на него накатила какая-то странная волна, источником которой был этот незнакомец: мальчик неожиданно почувствовал себя неловко, будто на анатомическом столе, понял, что внимание человека напротив, до этого обращённое в книгу, сейчас полностью сосредоточено на нем. Это было очень тяжелое чувство, оно не приносило ничего приятного, и Изая поднял глаза от тарелки. Но на него не смотрели: человек оставался повернут к нему боком смотрел куда-то перед собой, Изая бросил взгляд в ту сторону: незнакомец смотрел на него через стеклянную дверцу шкафа. Мальчик спешно отвёл глаза. И тут голос раздался. — Я Омои. Изая растерялся. Ему ещё предстояло осознать смысл сказанного, но сейчас его голова занималась придумыванием ответа. Все таки это был очень странный разговор. — Я уже догадался. Он посмотрел на книгу: бордовая обложка с золотым тиснением, пожелтевшая бумага, тыльная сторона, заглавия или каких-либо данных нет. На корешке тоже ничего. В этот момент книга переворачивается. Изая не успевает подумать, что это сделано, чтобы показать ему. Он просто пытается разобрать заглавие, но оно написано не на японском или английском, так что дело глухое. — Мне нравится классическая русская литература. Русский, значит. Изая поднимает от книги глаза, Омои все ещё сидит боком и не смотрит на него напрямую. Он даже лица не видит. Изая все ещё в замешательстве. Он не знает что говорить, поэтому молчит. — И как тебе? Что за странный вопрос? О чем она спрашивает: как мне живется? Как мне яичница? Но и ладно, она все-таки говорит со мной, значит надо попытаться узнать хоть что-то. — Уточните, пожалуйста. Она помолчала, как будто ей требовалось время, чтобы понять его слова. Потом уткнулась лицом в стол и издала приглушённый усталый стон, словно измучившись его расспросами. — Да не знаю. Говори все что хочешь. Главное говори. Изая опять не въехал. Что ей от него нужно? С чего бы ему говорить все подряд? Все таки, что бы он сейчас ни сказал, это в любом случае будет передачей информации незнакомому человеку, и какой резон? С другой стороны, он продолжает чувствовать душащее внимание, пронизывающее его с ног до головы. Это ощущение вызывает такие сильные эмоции: неловкость, смущение и даже страх. Он иррационально поддаётся этому напору интереса и начинает говорить. И рассказывает почти все.Свою небогатую биографию, об обстановке в доме, о том, что не рассказал бы родной матери. Он болтает просто не затыкаясь, просто не может перестать говорить, пока не слышит приглушённый смех. —… что смешного? Он знает ответ на этот вопрос: он жалок, жалок в своих обыденных заботах и беспокойствах, в конце концов, ему всего тринадцать лет, он обычный ребёнок. — Да ничего, просто ты что называется «выложил как на духу». Но ты не прав. Это самая интересная жизнь из возможных для тебя. Он замирает, снова впадая в недоумение. И дальше происходит нечто ожидаемое, но почему-то повергшее его в неизгладимый шок и, на самом деле, оставившее в его сознании след на всю жизнь. Омои подняла голову и посмотрела прямо ему в глаза. Прямо на него. Это был такой взгляд. Холодный, острый, но вместе с тем пожирающий, интересующийся им просто до крайности. Он читал его, пронзал насквозь. Изая понял, что она не слушала его все это время и все что надо узнала только что, посмотрев на него. Считала его, как код. А ещё он наконец рассмотрел ее лицо. Оно не было традиционно красивым: широкое, но с правильными чертами, большим лбом, одинаковая с его форма глаз. Волосы были тоже как у него: обычные темные, только длиннее. На самом деле, человек со стороны сказал бы, что они похожи. Но самым решительным отличием был взгляд: у неё — ледяной, но пытливый, с каким-то негреющим светом, у него — растерянный, с зарождающимся интересом к происходящему. Он очнулся, понял, что уже несколько секунд пялится прямо в глаза собеседнику. Ему потребовалось ещё мгновение, чтобы восстановить нить разговора. Да, ей необязательно было это говорить, на него никто не смотрел с такой всепоглощающей жаждой знания. — Но я не говорил обратного. — Ага, не говорил. Видимо, для неё было естественно узнавать все мысли человека с одного взгляда. Сам не понимая, как ему так быстро удалось адаптироваться к такому разговору и собеседнику, Изая успокоился, доел, помыл посуду. В полной тишине. Все, что осталось — это неизменное наблюдение Омои. Закончив с хозяйством, мальчик пошёл к себе. Он сидел на кровати и читал книгу, вяло перебирая в голове возможные планы на сегодня. Пока лидирующие позиции занимал вариант, заключающийся в добровольном дневном затворничестве с книгами. Размышления прерываются шумом с кухни. Неожиданно тяжелые шаги. Дверь. На этот раз Изая мгновенно поднимает голову и ловит взгляд. К нему ещё предстоит привыкнуть. Омои зашла без стука, прошла по деревянным половицам и приземлилась в кресле. — Ну так вот. Слушай: хочешь верь хочешь нет, но пока ты не в состоянии осмыслить ситуацию, поэтому знакомство предлагаю начать с азов: имя мое тебе уже известно, теперь мы проведём этот день вместе, я, понятное дело, не запрещаю тебе задавать вопросы, но было бы хорошо, если бы ты хорошенько все обдумал и составил план. Тот делал вид, что сосредоточен на книге, но в действительности его разрывало от любопытства и зарождающегося восторга. Он изобразил самую отрешенную мину, и с очевидно деланным безразличием задал судьбоносный впоследствии вопрос: — То есть ты ответишь на любой мой вопрос? Омои на секунду смолкла, вздохнула — Принимая во внимание всю серьезность подобных обещаний, я, пожалуй, все равно отвечу «да, конечно». Они одновременно усмехнулись. Ну что ж, приступим.