В районе бюджетных многоквартирных домов с простенькой планировкой и не блистательным видом из окон расстояние между домами было таким, что и машина не проедет. Коридоры проулков визуально делались не только значительно уже, но ещё и навязчиво грязнее закрытыми мусорными баками, стоявшими по обыкновению вдоль одной из стен. Редкий прохожий срезал себе дорогу такими проулками. Заблудиться, конечно, не заблудишься, но замараешь обувь на раз два. В весеннюю дождливую погоду, как сейчас, сделать это будет ещё проще. Пусть чистоту и старались соблюдать, но лужи, сырость, стены такого цвета, что не понятно грязные они, или тень так легла... Бродить здесь всё равно желания не возникало никакого.
В одном из таких проулков между домами под номерами четыре и шесть стоял Блу. Потрескивая, спину трогал слабый свет фонаря, совсем не разгоняя серые тени. Был ли конкретно этот переулок всегда таким тёмным? Вокруг было не просто серо, а бесцветно. Как в чёрно-белом кино. Блу засомневался, по прежнему ли зрачки в его глазницах голубые? Складывалось ощущение, что нет.
Пока он отвлекал себя от мысли, что в скором времени из этого проулка лёгким шагом выйдет самый настоящий убийца, и он его, между прочем, ждёт; во мраке неосвещённой улицы сверкнуло что-то холодное.
Вглядываясь в серость проулочных стен, Блу увидел фигуру. Она шла ровно, неспешно, почти что плыла. Прямо как мираж. Мираж был едва зыбким, виной тому воображение или освещение — неясно. Наверное, всё сразу. Блу дышит ровно, сохраняет спокойствие.
В темноте ярко выделялись белизна костей, кристально-белые брюки — не шорты, что поразительно — и белая распахнутая толстовка на молнии и меху. Определённо идеальный выбор для встречи в тёмном переулке. Единственной не белой вещью была чёрная водолазка, довершающая имидж персонажа из чёрно-белого кино. Если бы не красный круг души с прожилкой белого кольца ближе к краю, Блу подумал бы, что встретил актёра вне съёмочной площадки.
Этот-то ярко-красный и был крайне чужеродным в общей картине бесцветности.
Где-то за три шага от Блу, когда в серости фонарного света начали просматриваться контуры черепа, глазниц и оскала улыбки, скелет остановился и проговорил ровным голосом:
— Монстр, который с моим приближением не кинется наутёк, именно тот, кто ищет встречи со мной, — словно повторил он чужие слова, которые фантомно отдавали электронным гудением, — я не обознался?
Если бы не вопросительная интонация, Блу бы принял последнюю фразу за утверждение.
— Вовсе нет, всё правильно, я… — что сохранял дыхание ровным, что не сохранял, голос всё равно дрогнул, — меня зовут — Блуберри…
— О-о, — слишком резко перебили его, — вот это да... Так это вы! — что такого наговорил ему Эррор, если даже зарекомендовавший себя безжалостным убийцей, пусть и вежливым, проявил столько интереса? Наверняка что-то стоящее. — Это вы подбросили Дасту свой номерок.
— Чт?.. — в голове забила в тарелки игрушечная обезьянка. Всякое самообладание рассыпалось как карточный домик. Блу вдруг ярко представил, как Эррор, ведомый обещанием, подошёл к Киллеру и со словами: «Хочешь прикол?» — заговорщически улыбнулся.
— А ведь я и не поверил ему сразу. Думал шутки шутит. Откуда ему было вас знать? Да и зачем тогда было обламывать, забирая номер? Я бы и так по любому позвонил. Не каждый же день такое происходит. А вы тоже хороши, ещё бы на салфетке свой номер написали. Со мной-то так последний раз знакомились в прошлой жизни, да и бар — не ночной клуб.
— Подождите, — к обезьянке с тарелками присоединился целый оркестр.
У Блу с силой загудела голова, цепочка рассуждений монстра с застывшими чёрными разводами под глазницами сбила не только с намеченного курса, но и с мысли в принципе. Возможно ему стоит вообще забыть про какое-либо планирование диалога, когда речь заходит о этих преступниках. Уже третий монстр, а диалог, как по накатанной, круто скатывается в переплетения потёмок чужих мыслей.
На удивление, но монстр напротив больше не проронил ни слова. Он стоял, словно шёл куда-то, но резко остановился, потеряв всякий смысл в своей цели. Руки его, не заткнутые в карманы куртки, просто висели плетями вдоль тела. Лицо застыло, а по глазницам не было понятно, куда он смотрел и смотрел ли вообще.
Собираясь с мыслями, Блу опустил взгляд на обувь скелета — кеды на белой подошве и с белым носком. Потёрто-голубого покроя.
«Спасибо, что не тапки», — отчего-то подумалось, что он с Киллером быстро найдёт общий язык. Пусть Эррор очевидно даже и не заикнулся ему о его миссии.
— Думаю, произошло небольшое недоразумение, — выдохнул он напряжение. Киллер слегка качнул голову вбок невероятно плавным движением от начала и до конца. Отточенным. Блу следил за каждым его действием. — Видите ли, я — волонтёр благотворительного фонда «Осуществи мечту» и в мои обязанности входит организация встреч детей с их кумирами.
— Похвально, — бросил Киллер. Его тон чем-то напоминал тон Инка, отдалённо такой же сухой и пробивающий, как ветер в морозную лютую стужу, — мне-то только зачем это знать?
— Понимаете, — Блу не сомневался — степень сообразительности такого можно сказать «успешного» преступника должна быть на очень высоком уровне, и всё же не лишним будет говорить как можно более доходчиво, — есть один ребёнок и моей задачей является его...
— А, — резко воскликнул Киллер абсолютно лишённым эмоций голосом, — так бы сразу и сказали, а то всё водите вокруг да около. Мне нужно только имя и желательно адрес.
Но, вау!.. Его поняли буквально с полуслова — Блу был приятно удивлён, даже ошеломлён, однако не поленился уточнить одну волнующую деталь:
— Ничего, что это человеческое дитя?
— Непринципиально, — Киллер мотнул головой, прикрыв глазницы, — мне вообще без разницы. Только любопытство раздирает. Чем же вам так насолил ребёнок?
В смысле... «насолил»? У Блу вдруг возникло стойкое ощущение, что они говорят на разных языках. И то, о чём говорит Киллер, пугающе ужасно.
— Или вам для простого спиногрыза приспичило искать убийц? — по спине Блу прокатилось волной удушающего холода запоздалое понимание. — Молчите, хах, — Киллер сделал пару шагов навстречу, завёл руки за спину и склонился над Блу с пугающе натянутой улыбкой и накатывающей из глазниц чернотой. — Так кого мне нужно убить, партнёр?
—
Никого!
Пространство вокруг стремительно сжалось, выбивая из груди весь воздух и всякую решительность. Собственный голос показался истошным выкриком птицы. Птицы, перед которой захлопнулась дверца клетки. Блу отшатнулся. Правило «ни при каких обстоятельствах не отступать» было нарушено, но, звёзды, как же он напуган.
— Тогда я откровенно не понимаю, что вам от меня надо, — Киллера, кажется, нисколько не задел столь пронзительный отказ, только чернота под глазницами играла бликами в свете фонаря, как вода на солнце.
О чём он только подумал? Как извернул изначала благую цель? Задачей Блу всегда являлась благополучная встреча ребёнка и его кумира. Что подумал Киллер? Что его задачей является его... ликвидация?!
И...
Партнёр.
У него тряслись руки. Только заметил. И сам он трясся, как осиновый лист, от пугающей въедающейся в череп мысли — он только что неосознанно чуть не стал соучастником преступления. Буквально его отправной точкой. Убийцей.
Ещё немного и его паника перерастёт в истерику.
— Знаете, когда по мановению левой пятки Дасту вздумалось вывернуть всё содержимое своих карманов и найти то лишнее, что его коробило — листок с именем и номером кого-то очевидно безбашенного, — Киллер говорит ровно, сдержанно-вежливо улыбается, но только зубами, в глазницах не изменившись от слова совсем, — я подумал, что это может быть чем-то интересным. Но это оказался не флирт и не убийство. Может поведаете тогда, с какой целью вы затеяли свою игру? Утолите моё любопытство.
Его миссия перестала быть хоть сколько-нибудь хорошей затеей. Хотя и раньше она таковой едва ли являлась. Но он был слишком упрям. А теперь назад пути уже нет. Он натравил на себя неприятности. Он попал под прицел убийц. Он и только он во всём виноват. И только ему за всё расплачиваться. Никак не ребёнку.
Блу поднял взгляд, мысли прояснились. Раз так, то всё ещё под контролем. Дела обстоят скверно, но это его проблемы. Возникло недопонимание, но это поправимо. Возможно, если объяснить...
Эти навязчивые мысли въедались в разум, подобно ржавчине.
— Всё ради детей, — выдыхает Блу, осторожничает, но оно и понятно. Лицо Киллера застывает, как на снимке. — Вы нужны одному ребёнку.
— Чтобы для него кого-то убить?
— Нет! Никаких убийств!
Блу вспыхивает возмущением. Паника отходит на второй план. Это просто поразительно — куда скатываются все его мысли! А ведь он ещё думал, что понять ход мыслей Эррора сложно, но Киллер это ещё что-то более неведомое и далёкое. Или наоборот простое и понятное.
— Разочаровываете, — как прямолинейно. Видимо всякий интерес, если он и был, Блу только что благополучно профукал.
Не беда. Как бы метко выразился Эррор: у кого-то врождённая патология души, у него — врождённые качества слабоумия и отваги. Что своего рода тоже патология. И, если подумать, очень опасная. Жаль Блу о себе сейчас думает в последнюю очередь.
— Извините, но я не преследовал цели заинтересовать вас в себе, — едва уловимая усмешка не ускользнула от Блу, но как-либо интерпретировать её он даже попытаться не взялся, — а в кое-чём несвойственном вашему роду, эм, деятельности.
Киллер пожимает плечами, словно говоря: «ну, попробуй». И Блу пробует, в тайне надеясь сам не зная на что.
— Только представьте — добровольная благотворительность! Вы жертвуете своим временем, помогаете ребёнку разобраться в своих проблемах, радуете его своим появлением. И всё это абсолютно бескорыстно. Согласитесь, это довольно необычно для преступника, а уж для убийцы это будет определённо чем-то
новым.
Киллер улыбнулся. Не то что до этого он держал маску угрюмости, нет. Признаться, Блу вообще сложно рассматривать выражения его лица не иначе как — маски. Он их носит, меняет под ситуации. Виртуозный маскарад. На это представление можно было бы засмотреться, если бы сейчас на нём не была такая маска, словно он вытянул выигрышную карту в игре, в которой Блу не знал правил.
— Чем-то новым говорите?
— Могу поспорить, что вы подобным не занимались, — Блу не понравилось, как Киллер растянул слова в такт улыбке-маске. И то, как он лукаво прищурился. И то, что утопил руки в карманы брюк, тоже не понравилось. — У вас могут возникнуть с этим сложности. Работа волонтёра простая только на первый взгляд. Я помогу, но только с условием, что вы не причините ребёнку вреда. Его безопасность здесь превыше всего. Потом уже ваша. Встреча пройдёт в строжайшей секретности, вам ничего не грозит, так что — никакого оружия.
Всё вроде расставил по полочкам и это-то под пристальным взглядом пустых глазниц! Ему бы медальку за отвагу... или за слабоумие. Блу прошиб холодный пот. В руках Киллера сверкнула сталь, а он всё также улыбался, легонько постукивая остриём ножа по черепу. Размеренно. Как ходит маятник часов.
— Я уязвим без оружия, а я не хочу быть уязвимым, приятель.
Благотворительная миссия только что с треском провалилась. Ни о каком нормальном диалоге дальше и речи идти не может. Блу весь подобрался, но виду старался не подавать. Ситуация явно вышла из-под контроля и, казалось бы, пора уже давать отворот поворот, сворачивать лавочку и платить за это жизнью. Но не жизнью ребёнка.
У Киллера же на этот счёт были очевидно другие планы.
— А впрочем — вы меня заинтриговали. Только у меня встречное предложение, — что бы он не предложил, у Блу сложилось стойкое впечатление, что его сейчас перехитрят. Если уже не перехитрили. — Мне же нужно в конце концов время на размышления. Ваше предложение, конечно, заманчивое, но от импульсивных поступков я застрахован. Да и в силках смыслю. У Стражи мно-о-ого верёвочек. Кто скажет, что вы не одна из них?
Не переставая улыбаться, Киллер достает из кармана брюк серебристый смартфон. Нож покоится в его руке, сковывая внимание, пока он отвлечённо водит пальцем по экрану.
Соображать становится труднее. Что он делает? Пробивает Блу по какой-нибудь базе криминальных сообществ? Выискивает компромат в браузере для преступников? Браузер для преступников вообще существует?! Может он заказывает пиццу! Да какая разница, Блу же ясно дал понять, что ничего не замышляет!
Слух режет знакомой мелодией прежде, чем он успевает начать себя оправдывать.
— Можете не отвечать, — советует Киллер, — это всё равно я звоню. Теперь у вас есть мой номер.
А у него откуда-то был его! Хотя может это Эррор поделился. Или он запомнил с того листка. Или в криминальной сети уже собрано полное досье на стража-волонтёра. С контактными данными и фоткой на удостоверение личности.
— Предлагаю обмен, мой номер телефона на адрес этого ребёнка, — улыбка Киллера из пугающе-широкой перетекла в снисходительно-деловую. — Я не обещаю, что загляну к нему, и уведомлять, если всё же захочу заглянуть, не буду. Простые меры предосторожности. Пусть вы и не оказались хоть сколько-нибудь интересны, но мне интересно, кем нужно быть, чтобы пожелать встречи со
мной.
Что это за манёвр? Киллер предлагал обмен, который на половину уже совершён.
— Я... я не могу просто сказать, где он живёт и вот так доверить вам ребёнка. Он находится под моей ответственностью. Я за него отвечаю, а вы не внушаете мне доверия.
— Зачем тогда нужно было напрашиваться на встречу?
— Я...
— Вы же действительно всерьёз не думали, что любой уважающий себя преступник слепо пойдёт на поводу у заманчивого предложения? — от Киллера густо сквозило иронией, — я смотрю вы очень невысокого мнения о профессионалах своего дела. А в нашем деле, видите ли, важно грамотно взвешивать риски и ваша авантюра может их совсем не стоить, — он не давал Блу и шанса.
Под чутким руководством шеф-повара Киллера в голове варилась самая настоящая каша. Блу уже ничегошеньки не понимал.
— Мне всё равно нужны гарантии, что ребёнок не пострадает.
— Обещание убийцы сойдёт?
Хотелось сказать — нет. Хотелось всё бросить и броситься бежать со всех ног. Ему внезапно вспомнились все слова сказанные Эррором, нелестные в большинстве, сейчас бесполезные полностью.
Слова остаются просто словами. Киллер владеет ими виртуозно. А Блу?...
Слова срываются с языка быстрее, чем он успевает их осознать. Как под гипнозом. Улица, номер, дом. Киллер улыбается, и эту улыбку сложно назвать дружелюбной. Она победная, хитрая, насмешливая, но никак не дружелюбная. Она и не улыбка вовсе, а оскал.
— Прежде, чем мы мирно разойдёмся, позвольте задать вопрос, — улыбка Киллера делается снисходительно доброй, — у вас есть семья? Родственники, которыми вы дорожите? Друзья? — Душа замирает, взгляд замыливается. Досье на Блу всегда славилось графой «Семья». — Представьте, что вы их потеряли. Всех до единого. Как ощущения?
Ощущения…
Чёрные колодца глазниц топили заживо, хотя маски снисходительности Киллер не снимал. Блу хочет ущипнуть себя. Проснуться от этого кошмара. Его внутренне сотрясает.
— Мне... не хочется подобное представлять, — но голос звучит поразительно спокойно.
— Просто шутка! Вы показались каким-то напряжённым, я всего-то хотел развеять обстановку. Не принимайте близко к сердцу. — Блу бы сказал, что у него ни один мускул на лице не дрогнул, если бы у него были мускулы. — Ну, бывайте.
Стоило Киллеру раствориться в серости переулка, как накатила запоздалая паника. Блу оказался совершенно к нему не готов. В лучшей форме, в боевом расположении духа, но словно на другой ступени эволюции.
Руки судорожно тянутся к телефону: «Нужно срочно позвонить брату, родителям». И не важно, что у матери может быть внезапная операция на сердце, а у отца обвал шахт. Ему просто нужно позвонить им и сказать, как сильно их любит. Настолько сильно, что подвергает их жизни опасности. И свою, глупую и наивную жизнь.
Как он только мог оказаться так простецки глуп?! Киллер с такой лёгкостью заговорил ему зубы, не прикладывая никаких видимых усилий, что стало жутко. Блу, можно сказать, добровольно раскрыл ему местонахождение дитя, без каких-либо возражений! Но даже не понял, когда он придёт и придёт ли вообще. Блу уверен только в одном: если Киллер навредит ребёнку — он себе этого не простит.
Экран затухает с номером горячей линии Стражи на дисплее. Что он им скажет? «Извините, я случайно проболтался убийце о местонахождении одного ребёнка, можно к нему отправить весь корпус, пожалуйста?» Вполне адекватная реакция. Любой бы на его месте поступил так... предсказуемо.
Блу отшвыривает телефон в дальний угол кровати и не звонит даже брату. Если мыслить трезво: Киллер наверняка предположил подобное развитие событий, что неудивительно, ведь он создал для этого все условия. Идти к ребёнку сейчас было бы рискованно. К тому же, ему разве не нужно прощупать почву? Это азы тактики. Он сделал свой ход, не логичным ли будет посмотреть, как теперь поступит оппонент? Не каждый же день преступникам предлагают волонтёрскую деятельность! Если он намерен получить от этого максимум новых впечатлений, он не будет поступать опрометчиво.
Но это всё, конечно, если мыслить рационально. Просто надеяться на рациональность, когда хочется поднять весь корпус «Стражи» на уши, а не лежать всю ночь, как на иголках, вперившись взглядом в потолок. Надеяться на рациональность того, кто был так безжалостно вежлив; того, чьё выражение лица не претерпевала каких-либо изменений; того, чья улыбка то ширилась, то меркла, словно он управлял бегунком в редакторе собственной мимики, настраивал её под ситуацию, но глазницы... глазницы специально не трогал, оставляя их пустыми и чёрными, как страх поселивший в душе.
Надеяться и в этом соку вариться. Всё что ему осталось.
***
Поутру он всё же звонит брату и как бы невзначай спрашивает, как там родители: экстренные операции, обвал шахт... Как в воду глядел.
Перед работой залетает к ребёнку, с недавних пор попавшему в зону риска встречи с убийцей. И не важно, что находится он за чертой города. Вышел засветло, всё равно не спал. Киллер не появлялся. Блу выдыхает судорожно, потирает круги под глазницами. Дитя удивляется столь раннему и внезапному визиту, но возражений не выказывает.
Под пристальным взглядом карих глаз становится только хуже.
Блу валится в офисное кресло, отрешённо делает круг. В воздухе витает аромат свежезаваренного кофе, чистой бумаги, красок принтера. Люди и монстры снуют туда сюда, шелестят бумагой, отвечают на звонки. Ему бы тоже пойти работать, разгрести завалы на столе, а не сидеть сложа руки, тупо уставившись в набор букв и цифр, разбросанных всюду. От взгляда на них становится дурно. Буквы плывут, скачут и складываются в неприглядную картину мира, в котором он стал преступником и убийцей. Но перед этим неслыханным дураком.
На стол с оглушительным грохотом падает стопка бумаг. Блу подрывается моментально, но не сразу понимает, где он и когда успел заснуть. В проходе закутка стоял Инк, скрестив руки на груди, и взгляд его выжидающий, хитро прищуренный — совсем не свойственный начальнику, застукавшему подчинённого за сном на рабочем месте — смотрит куда-то в область левой щеки.
Блу нащупывает стикер-напоминалку и снимает её с лица.
— Спишь на рабочем месте, — констатирует факт Инк, а в голосе столько забавы, — что же ты ночами делаешь? — улыбается ещё этой своей фирменной улыбкой, всегда такой дежурной, но сейчас пугающе самодовольной.
— Мне сегодня не спалось, — признаётся Блу, не вдаваясь в подробности почему.
Инк сцепляет руки за спиной, почти как следователь на допросе, только из стороны в сторону не вышагивает. Пространство не позволяет. И улыбка становится снисходительной. Блу пробирает холод.
— Я смотрю, прока от тебя сегодня ждать не придётся, так что иди-ка сделай вид, что занят своими волонтёрскими делами. Сходи к деткам. Увижу тебя сегодня в корпусе — разжалую.
Из холода бросило в жар. Неужели он настолько паршиво выглядит, что даже такой равнодушный к простым рабочим лошадкам Инк это приметил?
— Не стоит, правда, я в порядке.
— Ты себя в зеркало вообще видел?
Или, гляди, и того хуже... Блу был готов сгореть со стыда.
— Нет, но...
— Тогда решено! Напишу на тебя какую-нибудь командировку, дня на три. До конца недели. Это не обсуждается. Выйдешь только со следующей недели или, — дольки глазниц сощурились в два полумесяца, — у тебя есть ещё желание возражать?
Нет. Пожалуй, нет. Блу мотнул головой. Ещё бы на месяц отстранил, честное слово. Он бы мог. Просто в назидание.
— Вот и славно, — Инк звонко зарядил в ладоши.
Не пойми с чего так расщедрившийся, начальник вызывал лишь подозрения. Пусть и выглядела его щедрость как наказание, что было вполне типично для него. Блу просто ещё не видел его в
настолько хорошем настроении. В безобразно хорошем. Какое бывает раз в жизни. Как если бы поймал Эррора собственноручно. Наверное, он бы светился от радости прям как сейчас. Один в один.
— Давай только пошевеливайся, — Инк заломил надбровные дуги, быстро растеряв всякий блеск. Его терпение оставляло желать лучшего. Блу только-только успел хватануть со стола блокнот, как Инк порывисто взял его под локоть, прямо как в первый рабочий день, выволок в проход и задал направление на выход, — и чтобы духу твоего тут не было! — прокричал он вслед.
***
Что делать со своим, как снег на голову свалившимся, отпуском — Блу не представлял. Проводить дни в четырёх стенах с занавешенным окном, забившись в угол и шугаясь каждой мимо проходящей за дверью души, ему не хотелось. Сидеть сложа руки всегда было пыткой. А сейчас и подавно.
Нужно было прийти хоть к чему-то. К решению или... к парку.
На улице моросил весенний дождик. Не так сильно, чтобы беспокоиться о зонте, всё равно его у Блу не было. Но достаточно, чтобы распугать суетливых трудяг. Рабочий день в самом разгаре, сейчас в парк заходят разве что по делу или проходом, что очень удобно. Ведь в самом глухом и дальнем уголке, на берегу поросшей кустарником речки, укрывался Эррор. Удобно устроившийся, он бросал уткам комочки хлеба. Точнее — бросал в уток, увлечённо стараясь попасть им непременно в голову. Утки, впрочем, не менее увлечённо уворачивались и даже ловили хлеб на лету. Умиротворяющая картина.
Захотелось упасть лицом в траву и скатиться в речку, чтобы хоть немного взбодриться, но Блу пересилил себя и сел по-нормальному. Рядом с Эррором было сухо, капли бились в купол шатра, зависшего в воздухе. Присмотревшись, Блу заметил нити. По одним бежали капельки дождя, на других застывали кристальными бусинками. Природа шепчет. Знать бы ещё, что конкретно.
У Блу слипались глазницы, но беспокойство держало за грудки. Как же он ужасно сейчас выглядит, если даже Инк это заметил? Посмотреть в зеркало Блу всё же так и не рискнул.
— Как прошло? — бодрым голосом Эррор с иронией прищурился в сторону Блу, отвлечённо скатывая хлеб в комочек. — Я смотрю прекрасно.
— Ну, да, — без задней мысли согласился он, — мы поговорили, и Киллер, вроде как, даже согласился.
— Мне тебя поздравить? — стремление Эррора подать неприглядную действительность как шутку или даже стёб может и выглядело бы весело, если бы не было так печально. Он-то знал чего ожидать от Киллера. В глубине души Блу это знал тоже. Чего ожидать от убийцы, понимают даже дети.
— Я ошибся, да?
Эррор нахмурился. Странно. Блу казалось, он только этого и ждал — когда уже непутёвый волонтёр признает свою неправоту, ошибочность убеждений, глупость искренних стремлений.
— Я бы сказал — не ты ошибся, а ты — ошибка, но, — Эррор отвлечённо потёр шейные позвонки совсем не потому, что они чесались, — всем же свойственно ошибаться, ведь так?
Капли бились о купол шатра, смешиваясь в общую симфонию дождя. Блу улыбнулся растерянно:
— Что прости?
— Я не буду повторять дважды.
На глазницы навернулись слёзы. Настолько открыто-завуалированно его ещё никто не поддерживал. Блу даже не поверил собственным ушам сначала. И это далеко не потому, что у него их нет. Просто и представить не мог, что Эррор скажет то, что сказал. Косвенно, но достаточно прямо, чтобы Блу понял. Он — не ошибка. Глупец, возможно, но не ошибка.
Обнять бы сейчас Эррора, да покрепче, но Блу себя одёргивает. То расстояние между ними, что утка пройти может — минимально допустимое. Ближе подойти могут только пожалуй сами утки, особо наглые вырыватели хлеба прямо из рук, и Кио. Когда рядом эта жизнерадостная кроха, гаптофобия Эррора самолично залезает в самый дальний угол сознания и там тихо шипит на всех остальных. Блу не стал исключением, что даже обидно. Ему бы крепкие объятия сейчас ой-как не помешали.
Эррор косится подозрительно, напрягается весь и шипит:
— Без рук.
Блу кивает моментально, словно только этого и ждал. Как бы он сейчас паршиво не выглядел, Эррор не обязан в угоду его душевным порывам переступать через свои страхи. Это было бы неправильно. Друзья так не поступают. А Блу стать другом Эррору бы хотел. Впрочем, требовать от самого Эррора взаимности было бы довольно эгоистично. Он и так делает больше, чем должен. Хотя вообще ему ничего не должен.
Может зря Блу так нагло напросился на встречу? У Эррора могли быть свои планы. А тут он! Врывается и просто: «поговори-со-мной-пожалуйста». Может лучше оставить его в покое? Меньше всего ему сейчас хочется откатить весь достигнутый прогресс и снова стать для Эррора просто ошибкой.
— Это полнейшая тупость, — взрывает Эррор внезапно. Блу подпрыгивает на месте, уже готовый дать по газам, скрыться с глазниц долой, но мешкает. — Несмотря на то, что он убийца. Все. Просто
все покупаются на его вежливость. — Ложная тревога. Эррор просто заговорил о Киллере. — Он ведёт с вами милую беседу? Тогда наверняка он очень воспитанный молодой монстр. Ага, десять раз. Чтобы обводить вокруг пальца, образ паиньки ему только на руку. Кем угодно прикинется, если захочет. Только единицы сходу замечают его откровенную наглость, цинизм, беспардонность, хитроскрываемое притворство и конечно, — Эррор замахнулся и с особым упоением попал комочком хлеба в утиный клюв, — бесконечный трёп.
У Блу вырвался смешок. Точнее не скажешь. Ему внезапно сделалось так смешно.
Киллер за словом в карман не полезет — Эррор знает об этом не понаслышке.
Он вообще много знает. Через плечо оборачивается, улыбается как-то криво:
— Толку-то только теперь в моих словах? Ты уже дал ему себя одурачить, — смотрит без укоризны, но Блу всё равно становится совестно.
Послушай он его — ничего бы не произошло. Ни этой злополучной встречи, ни последующего безвыходного предложения, как и никакого развития в принципе. Ха! Он ещё смеет думать о развитии, когда на кону жизнь дитя.
— Он обещал, что не причинит вред ребёнку, — звучит как оправдание.
Эррор хмыкает. Да уж, в мыслях это выглядело менее бредово. Блу прячет лицо в ладонях и чуть ли не воет. Почему бы из всего этого списка достоинств в Киллере случайно не закрасться совести? Это бы так всё облегчило!
Но может ещё не всё потеряно? Конечно не всё! Ребёнок цел и невредим. День в самом разгаре, а какой преступник будет совершать свои преступные злодеяния при свете дня? Ещё есть шанс всё исправить. Обернуть ситуацию в свою пользу. Нужно только придумать как.
Блу прикусывает кончик пальца. Может приставить к ребёнку слежку? Быть всегда где-то поблизости в случае чего... Обе ладони звонко впечатываются в лоб, так что Блу отшатывает. Прекрасная идея. Просто прекрасная.
— Тише ты! — Эррор дёрнулся всем телом, отдалился мгновенно, но едва уловимо, словно телепортировался на сантиметр. Рефлекс? — Спокойнее, — руки выставил, покачивал успокаивающе. Не слишком ли незначительно для защитного механизма? — Ты мне так всех уток распугаешь.
Блу хлопнул глазницами. О чем он сейчас думал? В глазницах откуда-то возникла острая резь. Какой-то спонтанный дискомфорт. Как будто капилляры лопнули, пусть их и нет.
— Может настоять, чтобы ребёнка переместили в другое место? — Блу щурится, перенапрягся наверное.
— Думаешь спутать следы? — Усмешка как индикатор глупости. Уже начинает различать. — Ищейку теперь фиг со следа собьёшь. Он уже на крючке, а ты так сделаешь эту поимку только интереснее. Раззадоришь спортивный интерес.
— Может тогда всё-таки не отходить от дитя?..
— Что за наклонности? Решил скатиться в сталкеризм? — Эррор пытался в шутку, но Блу не до шуток. — Просто успокойся, ладно? Не трать нервы раньше времени. Он покажет себя, когда покажет, а до тех пор — расслабься.
— Как я могу расслабиться?! — легко ему говорить!
— Ты совсем не умеешь просчитывать наперёд, да? Достаточно знать куда ведут все ниточки и...
— Ниточки? Какие ниточки???
— Слушай, не парься! — Эррор перешёл на крик. Пара ближайших уток нырнула в речку. — Понял?! Не совершай необдуманных поступков и просто сиди на тазу ровно!
Как всё просто! Блу рывком повернулся к Эррору спиной. Расслабиться? Да раз плюнуть! Он ведь и так спокоен, как удав. Куда ещё расслабленнее-то?!
Блу с нажимом провёл по лицу. Откуда только столько сарказма взялось? Эррор ведь не со зла. Он же просто не умеет признавать беспокойство, это давно известный факт. Блу слегка на взводе, только и всего — горячая голова, но и Эррор тоже кипяток.
Оба хороши.
— Выдался не самый лучший денёк, — Блу обернулся, — я просто на нервах, — и выдохнул, — прости.
Эррор замялся, пойманный врасплох, агрессивно раскатывающим хлеб в кашицу. Отмахнулся:
— Забей, — словно совсем ничем не задетый.
Многострадальный хлеб размазался по пальцам, Эррор брезгливо отряхнул руки и скрестил их на коленях. Дуется до сих пор. Не каждый день помочь пытается, а тут его в штыки воспринимают. Блу понимает, но его методы... Он серьёзно рассчитывал, что такие слова способны успокоить? Кем вообще нужно быть, чтобы не париться, подвергая чужую жизнь опасности?..
Так, в эту сторону лучше сейчас не думать. Стоит перевести тему, но думать о другом просто не получается. Все мысли по одному направлению катятся. Как по навигатору. Может, стоило всё же начать с Даста? Он не показался двуликим, как Киллер, наоборот прямым и понятным. Хотя, первое впечатление скорее всего было обманчивым. Хорошо, что не пошёл сегодня в бар. Нарываться на второго убийцу было бы не самым лучшим решением. Особенно когда обещал.
Этой ночью тоже не пойдёт. Хватит с него пока нервотрёпки на голову, а бару — стычек преступников с волонтёро-стражами. Как Инк только не вышел на них? А ведь точно!
— Эм, Эррор? — позвал Блу, ему было неловко отрывать Эррора от залипания в одну точку, но и молчание уже начинало угнетать. — Это может прозвучать некрасиво, но как вас с Дастом ещё «Стража» из бара Гриллби не выловила? Везение? — Эррор смотрел пристальнее обычного, то ли задумчиво, то ли всё ещё обиженно. Блу добавил, — вы же там как на ладони.
Эррор мотнул головой, упёрся руками в землю и вытянул ноги. Редко можно увидеть его настолько спокойным.
— Нет, не везение, — одна наглая утка покусилась на его сланец, и он небрежно отогнал её, дёрнув ногой, — я называю это интуицией. — Блу вопросительно выгнул надбровные дуги, на колени запрыгнула эта самая утка и начала шлёпать мокрыми лапами по униформе. Блу, впрочем, не стал её отгонять. — Кое-кто пользуется ею, только чтобы со мной не пересекаться. Тупо растрачивает столь полезный навык впустую. Видите ли я его из бара вышвыриваю, да ещё и пить с ним не хочу. Спасибо, того раза с головой хватило. Ни за что больше.
Эррор даже в спокойном состоянии всё равно остаётся Эррором. Острым на язык, склонным к лирическим отступлениям и излишнему драматизму. И это успокаивает куда активнее, чем призыв не париться. Когда замечаешь всякие мелочи, особенности характера, манеры поведения, стиля общения, стоит только получше кого-то узнать, начинает казаться что, как и Эррор, монстры из его списка могут показать себя с другой стороны. И в душе теплится надежда — с менее жестокой.
— Интуиция вообще штука не сложная, — заверяет Эррор, уже вдаваясь в подробности. Со всей серьёзностью подходит. Блу улыбается, а в душе так и разливается тепло. — К примеру, когда тебе куда-то вход заказан, помещение под завязку забито неудачно закамуфлированными под «обычных» посетителей стражами, а в их главном корпусе сидят на рации и с рукой на кнопке активации барьера… В такие моменты даже Даст слушает, что ему говорят. Проблемой он от этого, правда, быть не перестаёт. И угрозой бару тоже. Без понятия, как долго он ещё будет держать своё слово, — слово угрозы, проблемы... убийцы. Слово сохранившееся до сих пор. Может столько же, сколько сам Эррор будет закрывать глазницы на походы Даста в бар, — но не в этом суть. Суть в интуиции. Вот если бы ты её слушал, то не пошёл бы на стрелку с Киллером, — опять по больному проехал. Блу только начал отходить от этой мысли. — Так-то она всегда что-то говорит. Поживёшь с моё, может начнёшь её слышать и даже прислушиваться к ней. Но это не точно, — Эррор лучезарно улыбнулся, довольный своим хоть и простеньким, но подколом.
Слушать голос интуиции? Но как не спутать его с голосом разума? В голове они поют на разный мотив. Иначе бы Блу не сомневался. Не мешкал. Не боялся.
— Было бы здорово подскажи она, что мне делать.
— Я слышу, как она говорит — не делать глупостей, — казалось уже все от Блу до самой последней утки и так поняли какую Эррор занимает позицию в этом вопросе, но ему не лень повториться.
— Все глупости я уже совершил.
— Бесконечность — не предел!
Блу прыснул в кулак, так что слёзы из глазниц пошли. Оказывается Эррор может быть очень милым в своей заботе. Когда не предлагает невозможного. Блу не сможет наплевать на всё и будь, что будет, но волей-неволей расслабляется потихоньку. Пока Эррор этому активно способствует.
Захотелось спросить про Кросса. Про «Событие Х». Получить более-менее отвлечённую информацию. Блу почти уверен — Эррору известно об этом многое. И он был бы не прочь поделиться, чем может. Если, конечно, обычных волонтёров уведомляли о монстре, существование которого — засекреченная информация...
Ради этого вполне можно было и легенду придумать. Это распространённая практика, ничего сверхъестественного в этом нет. Представиться не только как волонтёр, но и детектив какой! Вот только завираться он не собирался. Быть Стражем под прикрытием и лжецом выдающим себя за того, кем не являешься, это разные вещи. Которые в принципе мало чем отличаются. Но Блу не хочет переходить этой грани.
Он касается осторожно пёстрых перьев, следит за реакцией, тянется к холке и утка подставляется под ласку как домашняя кошка. Что за удивительное зрелище. Блу искреннее не понимает, как всё так вышло, но от мысли, что не один сейчас, становится легче.
— Кио выписывают, — как бы невзначай роняет Эррор.
И Блу весь моментально подбирается, вскидывает взгляд, невпопад отвечает:
— Да?! Серьёзно? А когда? А ты придёшь? А, хотя... приходить тебе, наверное, всё же не стоит. Но приду я! И замолвлю Кио за тебя словечко. Ты, конечно, и сам с этим справишься, позднее или раньше, — Блу не лицемерит, душой не кривит, он действительно несказанно рад. И пусть тень печали и тревоги засела глубоко в душе, столь радостную новость это не испортит. — Стало быть, она вернётся домой?
— Сегодня же и улетают, — кивает Эррор, лениво потягиваясь. — Кио уже пригласила меня на вечеринку по случаю возвращения. Хочет и тебя пригласить.
— Я только за! Но... — чтобы не говорил Эррор, ему не навязать своего хладнокровного отношения, — всё же не думаю, что оставлять ребёнка без присмотра сейчас хорошая идея.
— Ты идёшь на вечеринку к Кио и точка, — непреклонно режет Эррор, ткнув этой точкой произвольно в траву. — Кому, по-твоему, я говорил не беспокоиться, а? Этот ребёнок же по любому находится под присмотром, он ведь не беспризорник. Твой надзор не сделает ему «погоды», поэтому угомонись.
Блу смотрит жалобно, но быстро понимает, Эррора не переубедить, а доводить до ссоры опять как-то не хочется. Приходится уступить. Эррор скалится победно, с остальным проблем не возникнет. Главное решено. Он не скажет, что Киллеру едва ли сдался какой-то ребёнок, и тем более не выдаст единственно истинную причину почему тот согласился. Блу не обязательно знать, что Киллеру гораздо интереснее он сам, его действия, решения, его игра. Игра, где все средства хороши.
У Блу нет и шанса, его противник безжалостный игрок, Эррор понимает это как никто другой. Всё же это именно он натравил убийцу на волонтёра.
***
Кио выписали из больницы с самыми наилучшими пожеланиями и отсутствием риска развития слепоты второго глаза. Блу, как и обещал, замолвил словечко за Эррора. Кио улыбнулась лучезарно и встрепенулась. Расправив складки на платье, да во весь рост выпрямившись, она торжественно пригласила его на свою пижамную вечеринку. После менее официально добавила:
— Но если не хочешь, можешь приходить без пижамы.
Блу подавил смешинку, кажется, он догадывается, кто конкретно оказал влияние на взгляды малышки касательно строгого дресс-кода пижамных вечеринок. Что удивительно, так это то, как её родители вообще одобрили затею дочки. Эррор пусть и настроен доброжелательно, но всё ещё остаётся преступником. Признательности это не уменьшает, но вот тревог... Они несколько успокоились, только когда узнали, что Блу тоже приглашён. К Стражу у взрослых доверия всё же больше, чем к народному мстителю.
Немногим позже полудня вся семейка уже махала Блу из окошка белокрылого самолёта. Их рейс недавно закончил посадку, и они вот-вот взлетят. Даже за стёклами аэропорта было видно, как Кио в нетерпении ёрзала на месте. Уж очень ей нравилось летать.
Блики играли на корпусе, турбины набирали обороты. Мысли улетели раньше, чем самолёт оторвался от земли. Блу рассеянным взглядом водил по окну. Погода стояла ясная, на небе ни облачка. И ночь была ясная, звёздная, а рассвет неторопливый, постепенный. Прекраснейшее зрелище. Но лучше бы Блу, конечно, спал.
Как ни крути, ему не удастся отвлечься, и очередной звонок брату, родителям, всем ближним и дальним родственникам, друзьям по курсу, просто хорошим знакомым ничего не решит. Как и звонок по адресу ребёнка.
В «кафе Маффет» Блу заказывает парочку круассанов и двойной кофеин.
— Марко лично трудился над этим капучино, дорогуша, — проворковала хозяйка заведения.
В чашке, на пенке, был изображён широко улыбающийся скелет со звёздами в глазницах. Сразу видно — лапка мастера своего дела. Было даже жалко пить такую красоту.
Ближе к вечеру Блу железобетонно решил приготовить что-нибудь особенное к вечеринке. Прийти с пустыми руками считал дурным тоном и очень плохим предлогом остаться дома наедине с гнетущими мыслями.
Людный рынок под открытым закатным небом показался хорошим вариантом. Народу было много, покупатели, торговцы, просто случайные путники. За одним из прилавков Блу заметил филе форели. Недолго думая, купил немного.
— У моего прилавка часто крутятся коты, — жаловался и одновременно хвалился продавец, — чуят, подлецы, свеженькую рыбку.
И ведь не соврал. Стоило Блу только от прилавка отойти, как к нему в ноги кинулась кошка. Цель наметила и давай тереться песочно-шёрстным тельцем, да мяукать. Жалобно так, по-кошачьи: «покорми меня». Как чуяла к кому подходить.
Блу зашёл с ней за прилавок. Точнее она его завела. Достал из пакета пластинку рыбного филе и подумывал куда бы её положить. Не на землю же. Кошка была любого мнения, предусматривающего получение лакомого кусочка. Она вставала на задние лапы, передними барабанила по ногам, крутилась и вертелась, подгоняла, как могла.
— И вот куда прикажешь тебе её положить? — по широко раскрывающемуся в мяуканье рту стоило догадаться, что прямо в рот. Блу же, заметив чуть поодаль у стенки здания блюдечко, поспешил к нему. Кошка поспешила за ним.
Пока хитрая добытчица с чавканьем и благодарным мурлыканьем уплетала рыбу с бетонной плиты. Потому что с блюдечка невкусно. Блу сидел рядом на корточках и не думал ни о чём. Его блуждающий взгляд скользил по стенке здания пока ненароком не зацепился за надпись: «Не даёт спокойно жить проблема, которая требует особого подхода? Звони!»
На душе похолодело. Каждая буква была выведена снисходительно идеальным шрифтом, равнодушно ровным почерком, насыщенной чернотой, а номер... прямиком с экрана телефона въелся на подкорку. Туда, где записан номер и Эррора. Только этот въелся самовольно, без спросу и приглашений. Из журнала звонков Блу его стёр, но из памяти — не стереть вовек. Его ночью разбуди (если ему, конечно, удастся заснуть) наизусть продиктует, так что от зубов отскакивать будет. Невероятно приятная встреча.
Стемнело. Блу подумал, что к рыбе нужно яблочное пюре.
Аккурат на противоположной стороне улицы просиживание штанов на крыше многоэтажки, свесив ноги за край, могло не слабо так пощекотать нервы. Если бы они были. Чего фактически не было никогда, а не так давно и вовсе засохло на корню, вместе со всеми чувствами и эмоциями.
Почти со всеми. Жить это, впрочем, мешало не сильно. Пусть иногда и хотелось, подавшись вперёд, наблюдая, как шнурки кроссовок раскачиваются в такт движению ног, а люди внизу снуют муравьями, чувствовать нечто свойственное моменту. Впрочем, когда ничего в груди не ёкало, расстраиваться тоже особо было нечем. Да и незачем. Просто проверка опции. Чтобы убить время.
Так-то он здесь как раз и зависает, чтобы убить время. Но кто мог подумать, что ему придётся убивать время, чтобы убить время? Нонсенс! Объект наблюдений бесцельно блуждал по рынку и никак не развеивал скуку. Может после вчерашнего ещё не очухался? Немудрено. Ведь он был так хорош. Произвёл настолько неизгладимое впечатление, что не позаботившись о банальной осторожности, в полуобмороке его чуть ли не за ручку довели до нищенского приюта убогих и обездоленных. Крайне простодушное решение, особенно если там живёшь. А ведь можно было запутать следы. Хотя бы спуститься в метро. Не факт, конечно, что он бы тогда отстал, но волонтёр предпочёл просто протопать к дому пешком. С одной стороны, теперь всегда знаешь, где он может находиться, а с другой — разочаровывает.
Что в нём вообще такого? Незаурядный ничем непримечательный типичный монстр: что внутри, что снаружи. Чем только Эррора зацепил? В этом, пожалуй, и весь интерес. Достаточно, чтобы просиживать штаны в ожидании, но не чтобы со скуки кони ненароком не двинуть. В сети что ли позависать?
Скуку как ветром сдувает, стоит затылком ощутить чужое присутствие. Не оборачивается. Зачем? И с закрытыми глазницами безошибочно определит чьё конкретно. Не первый год, как Киллер. И не такое умеет.
Беззвучное появление внезапного визитёра не оставляет незамеченным, но он и не скрывается. Шагает к краю, ступает на парапет и тут же падает. Чего медлить? Киллер уже видит его краем глазниц, но взгляда не поворачивает, словно не замечает. Стопка кирпичей, пожалуй, не самое удобное, чем можно подпереть спину, но кого это волнует? Сидит себе, да балансирует тапочком над пропастью. Как всегда в своём репертуаре.
Киллер улыбается, но молчание первым не нарушает. К нему всегда являлись, по-обыкновению сохраняя за собой право первого слова, так непринуждённо-привычно, что всякий раз становилось интересно какого именно.
— Думал, сальтухи тут уже крутишь, — и каждый раз не зря.
Киллер качнулся вперёд. Кругов десять он бы точно успел навернуть. Пока об асфальт не расшибся:
— До этого пока не дошло.
Сквозь зубы вырвался смешок, но не похоже, что ответ его устроил, скорее наоборот:
— На что ты вообще рассчитываешь, сидя здесь как истукан?
— На что-то новое, разумеется, — голубой платок волонтёра маячит между лавок, а Киллер болтает ногами и улыбается шире. Вечер обещает быть интересным. — Да и разве не весело?
— Зашибись, как весело, сидеть на крыше заброшки и следить за каким-то фриком.
Как с языка срывает. Как только умудряется так трезво смотреть на ситуацию со своим никогда не трезвым рассудком? Безумцы всех умней, да?
— Может, это поможет понять, — что в сущности своей дохлый номер, — в чём тогда был интерес следить так за мной?
—
Ни в чём, — режет Даст, почти выплёвывает, а в голосе так и сквозят нотки внезапно вспыхнувшей ярости. Он даже от кирпичей отлипает и опасно наклоняется за парапет, только чтобы сказать это ему прямо в лицо.
И стоило-то только вскользь намекнуть на людей.
С какой же лёгкостью его выбешивали любые темы, касающиеся людей. Просто сказка. Особенно, если затронуть их неожиданно. Донельзя предсказуемо, но, что странно — совсем не надоедает.
— В этом определённо был смысл, — не съезжает с темы Киллер. Куда там хвалёному огню и воде до Даста. Если и смотреть бесконечно, то на стихию в разы смертоноснее.
— Не смысл — цель, — всполохи ярости усилием воли переходят в обычное раздражение. Не приговор. Киллер с улыбкой льёт масло в этот огонь:
— Можно провернуть нечто подобное с этим волонтёром. Найти его близких не составит труда. Друзья, родственники — точно найдутся. Видел бы ты его лицо. Белое как у призрака. И ведь не из-за того, что он скелет. Да сам посмотри, он уже десять минут тупо залипает на яблоки. Зачем они ему вообще к рыбе?
Даст кивает размеренно, слушает, не перебивая, чтобы в конце выдохнуть одно слово совсем непохожее на вопрос:
— Издеваешься?
Как жаль! Его раскусили.
— Нисколечки, — Киллер невинно хлопает глазницами, — разве только чуть-чуть. — Подумаешь, позволил себе маленькую шалость. — Но идея-то годная, согласись?
— Ещё бы. Забыл, как сам чуть не скопытился?
Ох, удар ниже пояса. А Даст не брезгует использовать его же методы. Пусть и знает, что бесполезно. Киллер почти всегда остаётся безразличным и к людям, и к тому, на что они способны.
— Необязательно же доводить до крайности. Методичное вырезание его семейства всегда можно прекратить. Как я ему, конечно, всё равно не стать, но, возможно, что-то путное из него и выйдет.
Эта дикая идея ему внезапно так понравилась. Сделать из этого или любого другого монстра кого-то похожего на себя. Киллера дубль два. Алгоритм действий предельно понятен. Слегка доработать, подкорректировать и прошлые ошибки не повторятся. Вторая попытка закончится полным успехом. Лучшей версией. Без изъянов и воли. Идеальный...
— Ты не учёл одну крохотную деталь, гений. — Киллер проморгался, взгляд потупил. Поздно опомнился — как же это Даст и не приберёг самое сладкое на десерт? — в союзники он нам не сгодится, а впускать в ряды крысу не очень-то и хочется. Одной и так за глаза и за уши хватает.
Не поспоришь, аргумент железный. Туман перед глазницами рассеивается. Всякий подопытный кролик, становясь кровожадным мутантом-переростком, благосклонности к своим создателям питает в последнюю очередь. Такая вот побочка. В кино и видеоиграх такое пусть и встречается чаще, но и в жизни случается. Киллер тому прекрасный пример.
Как, впрочем, и Даст.
Неудивительно, что он солидарен в этом вопросе с Найтмером. Такая позиция, как ни крути, очевидна. Ничего сложного, всё закономерно. Это могло бы даже разочаровать, если бы получить подтверждение своим мыслям напрямую от Даста не было тем ещё достижением. Киллер не уверен, его ли это заслуга или колесо Фортуны сделало сальто, но Даст сегодня до безобразия разговорчив:
— В конце концов он просто кинет всех, дураками выставит, а потом ещё и банду свою сколотит, — без гущи кофейной предсказывает Даст, под конец громко раскатисто рассмеявшись, круто запрокинув голову.
А впрочем — всё равно. Вот она, главная причина, почему Киллер предпочитает зависать именно с Дастом и плевать на остальное. Ни с кем больше так не поугараешь.
— Едва ли она будет круче нашей, — не отстаёт он, широко улыбаясь.
Даст кивает утвердительно, пальцами щёлкает, направляя указательный на Киллера, и резко мрачнеет, уставившись угрожающе:
— А теперь серьёзно. Захочешь вычудить нечто подобное — убью.
Решительность скручивается в тугой клубок. Сегодня не её день.
— Буду премного благодарен, — всё же насколько бы Киллер не был бесчувственен, уподобляться людям ему на самом деле хочется меньше всего.
Поиграться на чувствах волонтёра всё ещё кажется заманчивой идеей, но не более того. Убийство чужих близких — пройденный этап. Все одинаково реагируют на потери. Киллер не добьётся этим нового для себя. Никакой страховки это, конечно, не даёт. Всё зависит от интереса. Точнее от его отсутствия, которое может наступить быстрее, чем этот волонтёр наконец-то выберет себе несчастные яблоки.
— И давно ты тут торчишь? — видимо, не ему одному это уже наскучило.
— Около получаса, — плюс-минус время, которое волонтёр потратил, добираясь до рынка. Пешком. Киллер уже подумывает подкинуть ему деньжат или машину. Интересно, у него есть права? — 37 минут 29 секунд.
— Безудержное веселье.
Что тут поделаешь? Киллер только плечами пожимает. За всё то время, что он тут сидит, случилось всего одно единственное интересное событие:
— Он покормил Начос.
Покормил Начос. Начос — кукурузные чипсы. Еда. Покормил еду. У кого-то мог сейчас случиться когнитивный диссонанс. Простыми словами — слом мозга. Но Даст и не через такое проходил. И сейчас едва ли будет задаваться: «Какой Хоррор тебя укусил называть кошек продуктами питания?!» Всё же сильнее той вислоухой Редиски его вряд ли что удивит.
— Сильнее той редьки меня ничего не удивит.
— Редиски, — поправляет Киллер.
— Одна
ботва.
Киллер присвистнул. Да Даст сегодня в ударе! Что он вообще тут делает? Ему прямая дорога в стендап. Момент... а что он действительно тут делает? Киллер точно никому не говорил, куда валит. И хвоста за собой не замечал. А это значит только одно...
— Я круто влип, да?
Даст усмехнулся так, словно только этого и ждал. Только одно единственное существо в мире способно безошибочно вычислить его местоположение. И это был не Даст.
— Нужно же думать своим отсутствующим мозгом, когда оставляешь свой номер на каждом задрипанном мусорном баке в самой клоаке мира, — как по нотам отчеканил он, с каждым словом улыбаясь всё шире.
— Его слова, да? — спросил Киллер просто приличия ради.
— Дословная цитата.
Вовремя Киллер, однако, смылся. Пропустил, конечно, целое представление. Зато обмусоливать один и тот же диалог не пришлось. До поры до времени.
— Не понимаю его неодобрения, — жалуется Киллер.
Он соблюдает все меры предосторожности: разбрасывается номером только рабочей симки, личная под подпиской на тариф «семейный»; в ловушки, засады, просто мутные истории старается не влипать, а если и влипает, филигранно из них выпутывается; он не сливает свои данные на подозрительных сайтах! Не ребёнок в конце концов.
— Грамотная реклама это основа маркетинга, без неё встанет всё дело.
— Ты заспамил целый город.
— Кто сказал, что грамотная реклама обязана быть ненавязчивой? — Киллер уклончиво пожимает плечами, лукавит слегка, — знал бы ты какая бешенная конкуренция на рынке наёмных убийц!
Даст усмехнулся. Да, конкурентов при Киллере пусть и поубавилось, но до абсолютной монополии дело не дойдёт. Иначе, скука настала бы смертная.
— Наёмные убийцы, знаешь ли, всегда были востребованы. Кругом одни риски, но зато сколько возможностей. Хочешь выполняешь заказы, хочешь нет. Свободный график, доход,
режим сна. — Даст поморщился. Ненавязчивая рекламная акция резко встала поперёк горла. — Не работа, а мечта.
Киллер глазницами улыбается, безмерно довольный собой. Как вообще в нём можно усомниться? Он же гений маркетинга. И рекламная компания у него на самом, что ни на есть, высшем уровне.
— Для таких как ты всегда найдётся свежая вакансия.
— На меня не будет спроса, — отмахивается Даст, отворачивается и без интереса устремляет взгляд куда-то за пределы своей поехавшей кукушки.
Киллер не отстаёт:
— Могу отдать свой следующий заказ.
— Подпорчу тебе репутацию.
— Просто признайся, что тебе лень.
— Просто признаюсь, — Даст всё же оборачивается, но только чтобы вперить грозный взгляд, — мне не улыбается убивать для какого-то зажравшегося, всеми обиженного и обделённого — неудачника.
По лицу скользит слабая тень. Какой невежда. Из неудачников обычно выходят самые интересные заказы.
— Всегда можно убить этого самого неудачника, — парирует Киллер как ни в чём не бывало.
— Для этого необязательно маяться дурью. Это твоя стезя, — Даст скалится колюче, того и гляди проткнёт. Злорадничает в открытую и вдруг резко теряет связь с реальностью. По взгляду видно — нездешнему. Киллер голову наклоняет и считает до трёх. Связь с космосом теряется и Даст заключает, — ты из нас киллер. Не я.
По лицу скользит улыбка, но никак не тень.
Да, он киллер. С большой буквы. Профессионал своего дела, каких ещё поискать. Киллер улыбается самодовольно, всего этого он добился сам.
Но всё же — лучше бы так было всегда.
Той другой жизни ему, честно, хотелось бы не знать. Никаких сожалений, просто подпорченная статистика. Как если прошёл все уровни на платину, но в них случайно затесалась бронза. Обидно? Киллеру нет. Но иногда что-то проскальзывает, как фейерверк прямо перед лицом, со свистом, и думаешь: «Вау!», — а ведь могло и зашибить. Если не такие моменты, искать что-то новое не было бы никакого смысла. Прям как нет смысла наблюдать за волонтёром.
«О нет, какая жалось, он уходит», — проводит его Киллер взглядом за угол дома. Скукотень конкретная. Последняя надежда только на сам
заказ. Кто знает, может он окажется стоящим внимания. Но прежде стоит уладить вопрос с избытком номеров его телефона на всех задрипанных поверхностей в самой клоаке мира. Так отзывается Найтмер только об одном месте и это — Рахафат. Дом, милый дом. Город, где каждая собака знает номер наёмного убийцы, не может не быть проблемой, особенно когда «Стража» не исключение. Давно пора было сменить симку, но тогда пришлось бы во всём мире номер исправлять. Киллеру не лень, но времени на это уйдёт уйма, проще постирать в родном городе. Хотя бы для виду. На первое время. Потом разберётся.
***
Уже этой же ночью, Киллер стоял аккурат напротив витых ворот заведения условно добровольного пребывания. По указанному волонтёром адресу находилась детская психиатрическая больница.
Что-то подсказывало, что если Даст узнает, что он самолично направился в психушку — уржётся насмерть. И оно того бесспорно будет стоить. Киллер усмехается: и не в такие места попадал. Слабенькая система безопасности его не остановит. Всё же охранялось местечко не так строго, как для особо буйных. Интересно, дети могут быть буйными?
Ребёнок же оказался, как ребёнок. Довольно вменяем и адекватен, по крайней мере на первый взгляд. Сильно испугался, когда к нему постучали и вошли через окно, но на уши криком всю округу не поднял. Не зря Киллер предусмотрительно вытер с лица все чёрные разводы, обезвредил сигнализацию детских воплей. Или ребёнок просто оказался немой. Или глухой.
Киллер помахал рукой, спросил: «чё как?» на языке жестов. Ребёнок не отреагировал, продолжая вжиматься в спинку кровати и выглядывать из-под одеяла большими карими глазами. И что дальше? Лучше бы волонтёр заикнулся об отклонениях этой мелочи, помимо психических, на что указывает само желание с ним встретиться.
«Мда, приятель, — выдыхает Киллер, — тебе не стоило на него так наседать. Хотя, сам разберёшься. Так даже интереснее будет». На знания языка жестов надеяться не приходится, так что Киллер делает ставку на слух ребёнка:
— Я — Киллер. Говорят здесь кто-то искал встречи со мной.
Из-под одеяла выглянул любопытный нос, потом от оков чудо-тряпки освободилось всё лицо. Киллер не понимал эту детскую убеждённость, будто одеяло может спасти от любой угрозы жизни и здоровью. Это же бред. Ребёнку бы это донести. Зловещая улыбка расплывается на лице, но, что странно, ребёнка совсем не пугает. Он несмело, но выпускает из онемевших пальцев края одеяла и садится, чуть сутулясь.
Ребёнку на вид лет десять. Тёмные волосы, майка в полоску, изучающий взгляд.
Игры в гляделки Киллеру не нравились никогда, в любом случае победит. Даже у манекена. А тут ребёнок. С отклонениями. Чего он только ожидал от этой встречи? С обычными-то детьми опыта общения нет никакого, что ему делать со зверушкой в клетке?
В голове загорается лампочка. С обычными детьми опыта общения нет никакого, но вот с животными:
— Может прогуляемся?
Ребёнок несмело кивает. Значит точно не глухой, уже хоть что-то. Спускается с кровати босыми ногами и мелким шагом доходит до шкафчика, берёт первое, что вываливает и спешно одевается.
С улицы задувает ночной воздух, призраками колышутся лёгкие тюли. Самое время выгулить зверушку:
— Будем выходить через окно. — Глаза вмиг заблестели, казалось, ребёнок не прочь совершить нечто столь безбашенное для нормального человека. — Мне придётся взять вас на руки. Без проблем?
Ребёнок головой мотает, кивает, опять мотает, в глазах паника, дыхание сбивается, но руки твёрдо вскидывает, прям как спортсмен перед акробатическим пируэтом, и замирает. Жест «возьми на ручки» Киллер определяет безошибочно. Детские ручонки обхватывают шейные позвонки несвойственной ребёнку силой, но Киллер и дугой надбровной не ведёт, выпрыгивает себе спокойно из окна, приземляется удачно. Прыгать-то всего с первого этажа. Но Ребёнок всё равно дрожит, как осиновый лист. Заставлять его прыгать лично было бы долго.
Минув тем же образом забор, Киллер ставит свою ношу на землю и двигает на выход. Ребёнок, спохватившись, семенит за ним. Киллер хмыкает. Как беспечно. Он ведь даже возвращать его не планирует. Проделывать те же манипуляции только в обратную сторону? Была бы магия, Киллер бы ещё подумал. Раскрутил бы эту ситуацию с волонтёром на полную. Но администрация города уж больно любит вешать эти свои барьеры на каждую кочку, уже и телепортом спокойно воспользоваться нельзя. А ему бы он ой как пригодился, не пришлось бы таскать на себе человеческую тушку. Так, хоть приспособить куда можно.
Больница уже оставалась далеко позади, но ребёнок так не проронил ни слова. Из глазниц густо текла чернь, если бы мог, Киллер пожалел о каждой минуте потраченной на эту прогулку. Но с него хватит. Самое время наведаться к Хоррору с подарком.
Киллер оборачивается сообщить радостную новость, но ребёнок вмиг налетает на него и вжимается в бок. Чужая дрожь проходится по костям, всхлипы тонут в складках синей толстовки. Ребёнок скулит, как щенок, озирается по сторонам, едва стоит на ногах. Он в ужасе. Но не перед ним.
Жалобный шёпот захлебывается в кромешной тиши:
— За мной следят.
От ближайшей подворотни веет смертью и скрытой угрозой. Нечто скользит в зловещей тени.
