аберрация

Я на девять десятых уже труп, но одна десятая во мне еще сохраняет жизнь, как последняя пуля в стволе. (Чарльз Буковски. Записки старого козла)

       — «До спазмов в глазных впадинах — восхитительный».        Андер подсматривал из окна, закутавшись в белый тюль и набросив на одно плечо, по-античному, плотную штору, вжимаясь кончиком носа и губами в стекло, оставляя белесый след дыхания — проведи указательным пальцем и появится кривое сердечко — Тейлор сидел посреди лужайки, сложив ноги по-турецки и опираясь на вытянутую назад левую руку, и курил, наслаждаясь дымом, выходившим из приоткрытых губ и проделывающим путь до носа и обратно, он улыбался музыке в наушниках и первым снежинкам, легким воздушным балеринам, что падали на щеки и застревали в волосах. Андер думал — стоит моргнуть и красота испарится так же быстро, как снежинки на его, Тейлора, ресницах.        — На что ты там смотришь? — спросил Артур, подбрасывая в ладони теннисный мяч.— Что-то интересное?        — Ничего интересного, — смазав неровный след дыхания, Андер сильнее завернулся в штору — свитера, привезенные в громоздком чемодане на живущих своей жизнью колесиках, практически не грели, у Андера дрожали, немея, кончики пальцев, льдом прожигались проталины вен на запястьях и сам он в холоде — загнанный, затравленный, неповоротливый, — снег идет.        — Фантастика, — равнодушно ответил Артур, бросив мяч в стену, и рассмеялся, услышав из соседней комнаты недовольные голоса. — Почему будильник не звенит?        — Не знаю, — прикованный к картине за окном Андер был до боли в суставах слаб, чтобы повернуться к часам. — А сколько времени?        — Половина шестого, — с кровати Артур поднялся практически беззвучно, напоследок бросил мяч в стену и встал рядом с Андером, стараясь уловить направление его взгляда. — Ты на Тейлора пялишься?        — Что? Нет! Глупости…        — Я тебе, нахуй, руку сломаю, если не прекратишь! — одновременно раздраженным голосом за стеной и мысленно — Артуром.        — Ну вот, теперь точно доброе утро, — Артур подцепил полотенце со спинки стула и забросил на плечо, ловко и играючи, словно лямку рюкзака. — Легенды гласят, что он вспорол бедро парня, точно свинью, когда тот к нему прикоснулся, так что… будь осторожен, наверное.        Андер рассматривал пейзаж за окном принципиально за плечом Тейлора, держа подцепленный зубьями вилки блинчик у губ на протяжении последних трех минут, и думал ни о чем и о силе притяжения одновременно. Зрачки бегали из стороны в сторону, бессовестно прожигая участки на лице Тейлора и немного — на стекле, покрытом тонким слоем инея, тот в свою очередь бездумно смотрел на ободок чашки, на пляшущих в танце ангелов на тонком фарфоре, на рябь черного чая, плещущуюся от края до края.        — Парень, кажется, попал, — прошептал Грант, наклоняясь к уху Филипа.        — Жалкое зрелище, — согласился Филип, жадно отпивая воду из бутылки, у него картинка изображения ненавистной реальности кружилась и расплывалась — трижды хватался за край стола, чтобы удостовериться, выскрести из головы ненужные образы, от которых сознание червоточит, кровоточит, дурманит. — Пугает он меня, — пригоршню таблеток ибупрофена он запил еще тремя глотками, опустошив бутылку и смяв ее пальцами, крышку закрутил как минимум намертво.        — Кто именно? — Грант ковырялся вилкой в салатных листьях, откладывая на борта тарелки ненавистный шпинат, обильно посыпанный кунжутом и облитый оливковым маслом. Филип кивнул в сторону Тейлора и поморщился, чувствуя, что таблетки застряли в пищеводе, чай Гранта выпил залпом, до дна, словно бокал виски, откашливаясь, шипя как змея и закусывая острыми клыками губы. — С виду кажется безобидным, — обжаренный тунец Грант вилкой измельчал до состояния пасты, чтобы после намазать на подсушенный тост. — Тсс, — повернул лицо к Дереку, который с важным видом — неудавшийся советник президента, не иначе — рассказывал о том, где находятся топоры и дрова, которые, как можно скорее, нужно нарубить. — Так вот, — продолжил минутой позже, — что именно тебя пугает?        Звук бьющегося фарфора прервал болтовню Дерека и шепот Гранта резко и яростно. На обоях пятно черного чая стекало от двери до розетки неравномерной, измученной уродливой змеей, Тейлор сжимал руки в кулаки, нервно ударяя костяшками пальцев по столу с короткой частотой. Дерек от неожиданности задержал дыхание, бегло осматривая своих подопечных, которые обессилено моргали, словно в замедленной съемке — все, кроме Андера, он, кажется, восхищался.        — Прошу прощение, — холодно сказал Тейлор, поднимаясь из-за стола, — мне нужно подышать.        — Чертов псих, — заметил Грант, и Филип кивком с ним согласился.        — Дружелюбней не выходит? — резко спросил Тревор, отбросив на стол сорванную с коленей салфетку. — Он же вас, блин, слышит, — он выбежал в коридор, чудом не врезавшись плечом в открытую дверь, и догнал аромат духов Тейлора только на лестнице, ведущей на второй этаж. — Не бери в голову пустую болтовню, — Тревор расставил руки поперек дверной рамы, точно был распят, и пытался отдышаться — по ступенькам, как оказалось, Тейлор бегал быстрее, — они не понимают о чем говорят.        — Разве? — Тейлор вопросительно приподнял бровь и сел на стул, опустив локти на спинку, прижатую к груди, в пальцах покрутил пачку сигарет, безбожно царапая ногтями упаковку, стараясь сковырнуть, изувечить, испортить, на Тревора смотрел, будто весь чертов космос узрел в одно мгновение, не моргая, холодно и отстраненно. В глазах — интрига последнего пятилетия: когда я уже сдохну? Стану ли упомянут или помянут одним чертовым словом или фразой: «Слава Иисусу Христу, он наконец-то сгинул». Тейлор отвлекся от собственных мыслей, вспомнив о том, что проснулся невыспавшимся, разбитым, изломанным, вычерченным рукой неумелого художника. Сейчас бы за тетрадь с ручкой взяться, а он к сигарете тянется. — Стоп, о чем ты вообще?        Клавиши на клавиатуре под пальцами болезненно стучали, западали, практически стонали, умоляли остановиться, но оказались неуслышанными — Тейлор, с незажженной сигаретой за ухом и зажженной между губами, печатал как одержимый, не останавливаясь, не замедляясь, не стирая ни слова, выплескивал поток мыслей на бездушный компьютер и бил ладонью по столу, когда тот подвисал. Вокруг — черно-белые оттенки: радужка глаз плавится от яркости экрана, и вкус безалкогольного пива в стакане — выдохшийся и какой-то плесневелый. Он задыхался сигаретным дымом, морщился, сбрасывал столбики пепла между enter и backspace, сдувая их резким выдохом, состоящим из такого детского, но чересчур забавного перегара. От Тревора он избавился быстрее, чем даже смел надеяться, но в глубине души — его забота, сколотая как и этот чертов бокал, показалась приятной. Кончиком языка Тейлор прижимал осколок бокала к небу, словно проверял собственную выносливость, сначала хотел проглотить, кровью, хлещущей из пищевода, пальцами на столе написать — да пошли вы все нахуй, но потом передумал. Сначала нужно дописать роман, без корректировки и сносок — сойдет и так. Люди, как он считал, привыкли жрать дерьмо и просить добавки; у него просили — вся почта забита слезливыми сообщениями — когда там уже Паланик выдавит из себя еще хоть что-нибудь?        Его бывшая как-то сказала: «ты чертов эгоист, Тейлор, гори в аду!», он предложил ей выйти в окно, забрав из его квартиры все ебанные ароматические палочки, что до тошноты царапали горло, она возражала, ревела, размазывая растекшуюся тушь по лицу и подбородку — это бесило, он швырнул в стену лавандовую свечу, надел первые попавшиеся кеды со стоптанной подошвой и, схватив ее за волосы, выставил за дверь со всеми блядскими розовыми лифчиками в уродливых рюшах. С того дня на телок в розовом белье у него категорически не стояло. Или вообще на телок — или все же на белье? Тейлор догадывался, что его безумие на волоске держалось от суицида — стоит порваться и все — конец. Он бы выбрал что-нибудь изящное — с морем крови, чтобы новые владельцы заебались очищать. Вскрыл все вены — вдоль, поперек, хоть наискось — и просто наслаждался, ожидая конца — черного, возбуждающего, неизбежного.        По узким щиколоткам, царапаясь острыми когтями, пронесся холод. Тейлор моргал, беспардонно глядя на Андера, до глаз укутанного то ли в шарф, то ли в ворот свитера, прижавшегося плечом к оконной раме. В голове между «Какого черта?» и «Спасибо за чистый воздух» бурлило недопонимание, а в горле — кровь; осколок вместе с тягучими каплями он сплюнул на белую клавиатуру, из-за чего брови Андера приподнялись в паническом ужасе.        — Какого черта? — все-таки сорвалось с окровавленных губ вместе с тихим шипением. Тейлор растер капли по клавиатуре, до конца испортив напечатанный на экране текст. — Совсем больной?        — Дышать нечем, — произнес Андер, пряча дрожащие от холода пальцы в карманах джинсов. — Что ты видишь за этой стеной дыма?        Тейлор практически задохнулся от возмущения или от крупиц стекла, бесцеремонно скользящих по зубам, прополоскал рот безалкогольным пивом и, подойдя к окну, выплюнул пенящуюся смесь на лужайку. Андера хотелось ударить — пройтись по лицу, ребрам и солнечному сплетению, но Тейлор сдержался — сжал пальцы в кулаки, скрестил руки на груди и, вскинув подбородок, посмотрел с вызовом.        — Свою никчемность, — произнес он как-то скомкано, через свистящий выдох. — А тебе что здесь нужно?! — Тейлору бы в горячую ванну, да окунуться с головой, выталкивая носом тяжесть сегодняшнего дня, а не странноватого вида подростка, дрожащего на легком ветру как китайские колокольчики. Да и с глазами этими — дворового пса, только раз погладь за ухом, будет таскаться следом, пока лапы в кровь не сотрет. Андер медлил, словно, перебирая в голове слова, искал подходящие, не находил, но точно пытался, взглядом водил по потолку, стенам, корпусу компьютерного экрана и по многочисленным проводам. Тейлор смотрел на него пристально, не трудясь успокоить ходящие ходуном желваки, взгляд его прожигающий, на ребрах ладоней скопилась чистейшая без примесей сталь — к черту, он всю ночь готов пытать мальчишку, который безбожно портит уже второй вечер подряд. Ну, может и не портит — Тейлор до конца не решил. В любом случае — какого хрена он здесь трется? — И? — натянуто спросил Тейлор, демонстративно вытащив сигарету из-за уха и сжал ее губами. — Я внимательно слушаю, — резко щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся и облаком дыма в его, Андера, лицо чуть ли не плюнул.        Андер стойко провел дрожащими, покрасневшими пальцами перед лицом, рассеивая арбузно-ментолово-дымное облако, обратил внимание на каплю крови, прилежно укрывшуюся в уголке губ Тейлора, и протянул носовой платок — белый с золотым тиснением по контуру, аккуратно сложенный пополам. В нос ударил аромат полевых цветов и немного изморози. Тейлор принял платок, кровь стер и глупо смял пальцами, размышляя — вернуть или сунуть в карман; и весь он, в растянутой футболке, шортах, с темными кругами под глазами и колючей щетиной на подбородке, выглядел как минимум несоответсвующее рядом с высеченным будто из мрамора Андером — с его горящими карими глазами, пытливыми, голодными, бессовестно шарящими по его, Тейлору, лицу.        — Пришел, чтобы позвать тебя на ужин.        И все? — почти слетело с губ обиженно и оскорблено, Тейлор выбросил наполовину истлевшую сигарету в окно и резко его закрыл — белые листы, вставленные в принтер, колыхнулись.        — Не думаю, что мне там место, — слово «там» Тейлор выделил особенно четко и стиснул челюсти, окончательно раскрошив осколок между крепкими восьмерками.        — Там, — с той же интонацией произнес Андер, — никому нет места.        Резко погас свет; Тейлор обхватил пальцами подоконник, Андер вжался спиной в стену, зажмуривая глаза и стараясь привыкнуть к свалившейся на голову темноте. Пара долгих минут стояла оглушающая тишина, а потом раздалось из коридора заносчивое и такое задорное — блядь! — Артура.        — Ты первый, я за тобой, — сказал Тейлор, вкладывая в опущенную вдоль тела руку Андера зажигалку; тот пальцами крепко ее сжал, будто единственное оружие, способное уничтожить монстра, щелкнул как минимум трижды и укрыл огонек свободной ладонью, запнулся об провода, которые словно голодные змеи растянулись по полу, ожидая добычи, но все же вышел в пустой коридор, нервно озираясь по сторонам. Темноты Андер боялся практически до панических атак, и хоть небольшой свет от уличных фонарей просачивался из окон, он ничего не видел; глупыми, несмелыми движениями шарил в карманах пальто в поиске очков и тихо матерился себе под нос, не находя их. — Эй, все нормально, никто шею на этой лестнице не свернет, — Андер вздрогнул от неожиданности и сделал шаг назад, врезаясь спиной в грудь Тейлора, — ладно, я пойду впереди.        Андер, скользя ладонью по стене, шел следом, практически наступая носком ботинка на пятки его кроссовок, Тейлор злился, изучая пальцами дверные ручки в поиске подходящей — одно из идиотских правил Дерека заключалось в том, что если вдруг отключится свет (нет, парни, такого никогда не случится!), нужно ждать дальнейших распоряжений в комнате. Тейлор знал, что их комната четвертая от компьютерного класса, но с каждым шагом по пустому коридору расстояние как будто увеличивалось вдвое, а то и втрое. Нащупав наконец-то нужную ручку, Тейлор задержал дыхание, когда дверь распахнулась в миллиметре от лица.        — Эй, парни, вы где? Упс, — Артур, подсвечивая лицо пламенем свечи, выглядел пугающе: красные волосы спали на лоб, а синие глаза из-за увеличительных линз казались пустыми и туманными. — А, вот вы где!        — Артур, ради Бога, — взмолился Тейлор, стараясь на него не смотреть. — Где ты взял свечи?        — Мне Дэнни дал, — произнес он, кивая на соседнюю дверь. — Прекрасный молодой человек! Смотрите, правда они похожи на ритуальные?        Тейлор обессилено закатил глаза и прошел в комнату: окно открыто, кровати застелены, на полу, полукругом, стояли зажженные свечи. Действительно, подумал Тейлор, напоминало сатанинский ритуал, возможно, сейчас над одной из кроватей воспарит девственница в белых одеждах и кому-нибудь из них нужно будет пронзить ее сердце кинжалом. Кровищи-то будет, подумал Тейлор, красота!        Сгружать подушки на пол казалось деткой шалостью, осталось только расставить стулья спинкой к спинке на расстоянии и набросить на них плед или одеяло. Артур, прижавшись лопатками к одной из кроватей, сидя на полу, крутил в пальцах баночку с таблетками кофеина, вчитываясь в состав, Андер закрыл окно, занавесил темные шторы и, усевшись на полу, набросил на колени махровый плед, запуская в него пальцы, словно в шерсть пушистой кошки, Тейлор поначалу метался по комнате, думая о том, что старенький компьютер из-за отключения света не сохранил четыре напечатанные страницы, но потом смог расслабиться и достал из кармана телефон, снял блокировку и в заметках, по памяти, попытался записать основное, пока разум все не сотрет.        Через полчаса Дерек наградил их своим присутствием, рассказал про ужасную аварию на электростанции и пожаловался на то, что ужина не будет. Еще посетовал на генераторы, на то, какие они старые и допотопные, принес по упаковке сэндвича на человека, по пакету сока и по пачке снеков в виде вяленного мяса и чипсов. Соком Артур запил кофеин, а сэндвич и мясо обменял у Гранта на банку энергетика, умолял недолго — Грант любил вяленую говядину. Энергетики Артуру пить не разрешали, даже к кофе не подпускали, но ему удавалось незаметно пробираться на кухню, чтобы украсть несколько кофейных зерен и спрятать их в карман.        — Как у тебя зубы выдерживают? — спросил как-то Тейлор, когда Артур забросил в рот целую горсть зерен; звук дробления показался ужасным.        — Сказал человек, сожравший все бокалы в доме, — Артур закатил глаза и настойчиво измельчил зубами еще три зерна.        Артур отлучился из комнаты на полчаса, вернулся с керамическим чайником, пышущим жаром, с огромной сковородой жареной картошки с грибами и улыбнулся, услышав восторженный и голодный вздох. Он бросил на пол деревянную разделочную доску, устроил на ней сковородку, раздал парням вилки и огляделся в поиске чашек — они стояли на тумбочке Андера и тот их подал — бросив в две чашки чайные пакетики, а в свою — кофейные зерна, залил все кипятком.        — Как? — только и смог вымолвить Андер. — Электричества же нет.        — Есть газовая плитка в подвале. Старая, потрепанная, допотопная на две конфорки. Мне Дэнни показал.        — Поджигатель-Дэнни, — поправил Тейлор, недоверчиво протянув пальцы к горячей чашке.        — Просто Дэнни, — воспротивился Артур громче, чем следовало, — он хороший парень, если бы ты вылез из своего кокона и отмел все предубеждения, то увидел бы это.        — Нужно будет его поблагодарить, — сказал Андер, отпивая чай, и подцепил вилкой картошку, — на сэндвичах мы бы долго не протянули.        — Подожди. Он имеет доступ к огню в любое время, а мне в руки не дают ножи?!        — Почему? У тебя есть отличные — пластмассовые. Что тебе еще нужно? — невинно спросил Артур, выливая полбанки энергетика в чашку с кофе. — Прирезать нас хочешь?        — Ты же знаешь, что для этого мне достаточно вилки.        — Так, хватит, давайте просто поедим, — спокойно сказал Андер, стараясь подавить нарастающий конфликт, — в тишине и спокойствии.        Ели, не смотря друг на друга, царапая вилками покрытие сковороды, вытирая губы и руки влажными салфетками, не произнося ни слова, словно были незнакомцами, загнанными в катакомбы с отрезанными языками и выколотыми глазами. Артур хрустел кофейными зернами, Тейлор щелкал зажигалкой, Андер стойко выдерживал давление и раздражение. Его бесило, что куда не поверни голову — одно недовольство. Серьезно? Он здесь единственный невиновный, за всю жизнь даже настойчивому комару вреда не причинил, но теперь вынужден находиться здесь, в исправительном лагере, как будто он собственного сына пичкал лекарствами и таскал по врачам. Андер вслух послал себя и свою жизнь по-немецки — громко и четко, не для привлечения внимания, а просто так — высказаться хотя бы раз за все время пребывания, и к собственному удивлению услышал в ответ: «Понимаю тебя, братан» от Артура. Стало неловко, лицо Андера покраснело и он спрятался за стеной холодных ладоней. Плакать если и хотелось, то только от обиды и непонимания — ему шестнадцать, он живет в окружении каких-никаких преступников и почти не боится за жизнь, просто потому, что хуже уже просто не может быть.        — Так, завязывай, — Тейлор притянул Андера к себе, позволяя тому уткнуться лбом в плечо. В этот момент Артур одними губами произнес: «Зря, братан, зря».

Напиваться сложно, когда полмира тужится напиваться вместе с тобой. (Чарльз Буковски. Женщины)

       Под светом уличного фонаря, падающего в открытое окно кухни, Артур нарезал фрукты на вздувшейся от воды деревянной доске, в ногах стояло мусорное ведро, на дно которого метким ударом падали шкурка бананов, зеленая кожура яблок, шершавая и неприятная — киви; туда же летели кости манго и персиков. Нарезанные кубиком фрукты падали в пластмассовую чашу, которую Артур планировал вставить в старенький миксер, выжать максимум из восстановившегося полчаса назад электричества и раздробить насадками кофейные зерна и кубики льда из чая матэ.        Двойной эспрессо Артур выпил сразу же, когда заметил за окном второго этажа приглушенный свет внешних светильников; выбрался из комнаты, тихо и осторожно прокрался на цыпочках по длинному коридору, больно ударился локтем о перила лестницы, но не издал ни звука — в глубине души знал, что второй возможности придется ждать если не вечность, то точно несколько недель.        Артур достал из морозильной камеры формы для льда — уродливые, розовые, с изображением кошачих лапок — коснулся указательным пальцем верхнего слоя и немного поморщился — не застыло основательно. Ничего, через пару минут, вся эта ядерная смесь превратится в смузи. Миксер зажужжал, перемалывая кофейные зерна и твердые яблоки, но позже расслабился — чай практически мгновенно растаял. Вкусовая смесь была сомнительной — Артур понял это, наполняя бокал — но после первого глотка все оказалось не плохо. Да, ему не хватило плодов гуараны или хотя бы сиропа, но было сносно. Два пол-литровых бокала выпил практически залпом. Если возможность еще представится, то никаких яблок и бананов — они портят вкус и текстуру. Отмыв миксер и стол от зеленовато-коричневых брызг, Артур нажал на кнопку включения чайника и принялся рыться в шкафах в поиске молотого кофе, обнаружив его рядом со специями и сахаром, всыпал семь столовых ложек в термос, залил кипятком и, закрыв крышку, немного потряс. Откровенно говоря, вкус кофе он перестал ощущать год назад — настолько организм был перенасыщен, так что неважно: пережженный, землистый, горький — дайте два.        Артур и Дэнни столкнулись десятью минутами позже, в момент, когда большая половина термоса опустела, а за окном раздалась трель птиц — мелодичная, расслабляющая, вынуждающая окончательно проснуться. Дэнни застыл в дверном проходе, бегло осматривая начищенные до блеска холодильник, плиту, полы и бежевую кафельную плитку у раковины, искренне подавляя в голове разумный вопрос — какого, блядь, черта? Артур тепло улыбался, стоя у открытого окна и созерцая лучи восходящего солнца, предложил чай, фруктовый салат — чаша миксера оказалась не настолько вместительной, как показалось сначала — и даже кофе. Дэнни отрицательно помотал головой, стараясь понять реальность происходящего, он прекрасно знал, что Артур страдает бессонницей — вернее, даже наслаждается — но поступать таким образом… отбирать раздражающий, но необходимый досуг — уже перебор. Все же налил в кружку остывающий кипяток, бросил пакетик зеленого чая, чтобы успокоить нервы, и подошел к столу. Безумно хотелось провести по поверхности указательным пальцем, но пришлось сдержаться от желания — стол еще никогда так не блестел. И вообще, вся кухня выглядела иначе: стала больше, просторнее, светлее и уютнее. На широком подоконнике поселились три глиняных горшка с розмарином, мятой и тимьяном; по бокам, рядом с форточкой, появились связки лука и чеснока; над плитой — начищенный до блеска каркас со сковородами, ковшами, приборами и букетами лаврового листа и шалфея. Дэнни искренне восторгался, вглядываясь в мельчайшие детали, которые смогли украсить кухню настолько. Теперь магниты разных форм, цветов и размеров лежали в пакете на стойке — Артур сказал, что от вредного пластика нужно избавляться без зазрения совести — на панели микроволновой печи появилась графа с точным временем, а рядом с плитой — два таймера с причудливым узором веселых курицы и цыпленка. Даже фартук Пилар теперь висел на изящном красном, похожим на бутон розы, крючке и выглядел настолько белым, насколько это возможно.        — Не хотел тебя будить, — виновато сказал Артур, выливая в чашку оставшийся в термосе кофе, — мы могли бы вместе навести порядок, но… — помолчал недолго, закрыл окно, в которое врывался ветер и нещадно трепал влажные после стирки занавески, — вышло, как вышло.        — Да, понимаю, — согласился Дэнни, давясь чаем и заедая неприятный вкус нарезанными фруктами, — ничего страшного, в следующий раз.        — Обязательно, — Артур набрал воду в чайник, нажал на кнопку включения и потянулся к шкафу с быстрорастворимым кофе. — Там в холодильнике, кстати, есть взбитые сливки.        Пилар никогда не предлагала взбитые сливки, мороженое, молочные коктейли или смузи, настаивая на том, что они и так гиперактивные — лишний сахар ни к чему. Баллон с сочной клубникой и веточкой мяты на этикетке, все же, Дэнни нерешительно открыл, благодарно кивнул на протянутую Артуром чашку кофе и щедро заполнил ее до краев сливками. Вкус получился странным, больше от непривычки, но все-таки приятным и дурманящим. Кофе пили молча, наблюдая за тенями от верхушек сосен на лужайке, думая, очевидно, каждый о своем. Здорово, вот так собираться, думал Артур… и где-то в голове, тонким, задорным, хохочущим голосом — а кто соберет тебя?        — А как ты относишься к бегу? — спросил Дэнни, собирая чайной ложкой оставшиеся сливки со стенок полупустой кружки.        Артур бросил быстрый взгляд на трясущиеся пальцы, на пульсирующие вены на запястьях, на ноги, которые пробивала сильная дрожь, услышал грохочущее в грудной клетке сердце, заметил, как медленно расплывалась картинка перед глазами и отрицательно покачал головой. Внутренний голос продолжал оглушительно смеяться, издеваться, заводить и выкрикивать слова, которые никому бы не хотелось услышать. Артур беспомощно обхватил пальцами подоконник, для надежности поставил колено на низкий пуфик и с трудом сдержался от дикого желания прижаться лицом к холодному стеклу. Ну давай, умри здесь, вот смеху-то будет!        — Заткнись.        — Ты мне?        — Нет, я… мне нужно присесть, — беспомощно, обессилено, с грациозностью мусорного мешка, набитого доверху отходами, Артур устроился на пуфике, поставил локти на колени, уронил лицо в открытые ладони и глубоко задышал, стараясь вдохнуть как можно больше кислорода. — Не подашь воды? — вежливо и одновременно требовательно произнес Артур, стараясь дрожащими пальцами расстегнуть мелкие пуговицы под горлом — ткань рубашки прилипла к коже, словно кто-то разом выкачал весь воздух. — Спасибо, а теперь мусорное ведро, — вода, принесенная Дэнни, категорически не желала проходить в горло — Артур захлебывался, закашливался, после трех неудачных попыток вдохнуть, с трудом смог вставить два пальца в рот и выблевать на дно ведра поллитра черного с крупинками кофе. — Блядь, как неловко, — усмехнулся, прополоскав рот водой и сплюнув в ведро, расстегнул пуговицы на манжетах, закатал рукава до локтей и медленно провел дрожащими ладонями по лицу. — Эй, я не умер, не нужно на меня так смотреть.        — Я просто испугался, — словно оправдываясь, произнес Дэнни, заметив черный контур татуировки на локтевой кости Артура. — Покажешь?        — Нет, в другой раз, — Артур опустил до ладоней закатанный секундой ранее рукав, — не нужно знать обо мне слишком многое, — застегнул пуговицу на манжете, позволяя плотной черной ткани крепко-накрепко стиснуть запястье, — там песочные часы, если тебе интересно.        — И что они показывают?        — Сколько еще подобных приступов смогу пережить, — Артур улыбнулся и постарался рассмеяться, но вышло фальшиво. — А по поводу бега, прости, братан, это не ко мне.        — Эй! — Пилар стояла в дверном проходе, сложив руки на животе под пышной грудью, и смотрела на парней с подозрением. — ¿Puedo preguntar qué estáis haciendo aquí?        — Literalmente follamos toda la noche, — сказал Артур, принимая протянутую Дэнни руку и поднимаясь на ноги, — fue genial, — забросил в рот пару мятных леденцов и, наклонившись к уху Дэнни, шепотом: — заранее прости, а потом обхватил ладонями его лицо и поцеловал так резко и неожиданно, что голова закружилась.        — ¡Vete de aquí! — заверещала Пилар, схватив со спинки стула полотенце.        Они сорвались с места, с трудом проскочили через узкое расстояние между дверным проходом и Пилар и через громкий смех старались отдышаться, стоя на залитой солнечными лучами лужайке. Ветер проходился по растрепанным волосам Артура, по землисто-белым щекам, по влажной на плечах и спине рубашке, соединяясь с прерывистым дыханием и тихими хрипами, доносившимися из солнечного сплетения. Сейчас, минуточку, — уперевшись ладонями в колени, пытался размеренно дышать, часто моргал, словно старался сосредоточить зрение на конкретном объекте, и совершенно искренне надеялся побороть головную боль, сильными ударами молота бившую по вискам и затылку.        — Что ты ей сказал? — Дэнни устроился на лужайке и, прикрыв глаза ребром ладони, рассматривал плывущие по небу облака, объемные, визуально мягкие, точно хлопок разбросанный на полях, они превращались в неизвестные виды рыб и животных, поедающих друг-друга с особенным аппетитом. — Она, кажется, разозлилась.        — Сказал, что мы трахались всю ночь, — Артур сплюнул на землю и небрежно провел рукой по подбородку — пальцы окрасились красным; достав платок из заднего кармана джинсов, наспех вытер лицо и сел рядом с Дэнни, небрежно подталкивая его колено своим. — Ничего страшного не случилось, ее лицо того стоило.        — Она нас чуть не убила, — ответил Дэнни через смех и выступившие от солнечного света слезы. — Но почему ты ей это сказал?        — Первое, что пришло в голову на испанском, — Артур спрятал платок в нагрудный карман рубашки и обессилено лег на спину, закрывая ладонями глаза; грудная клетка вздымалась в такт танцевальной музыке, под которую, наглотавшись таблеток, в свое время, и возможно даже сейчас, молодежь отрывалась на рэйвах. — И да, прости меня еще раз, нужно было предупредить заранее.        — И как часто ты целуешь кого-то, чтобы отвлечь внимание?        — Господи, Дэнни, не будь заботливой мамочкой, если я тебя обидел, то прости, ладно?        — Нет, все нормально, я не обиделся.        — Вот и замечательно, — окончательно приведя легкие и сердце в состояние покоя, Артур поднялся на ноги и кивнул в сторону жилого здания, — а теперь можно и на завтрак пойти.        За завтраком Дэнни почти не говорил, ковырялся ложкой в тарелке овсяной каши, залитой практически до краев малиновым вареньем, и смотрел только на свои руки. Взгляд не был затравленным или испуганным, наоборот, складывалось впечатление, что в голове происходил мыслительный процесс — ни о чем конкретно не думал, скорее даже, отмахивался от внутреннего голоса, как от настойчивых комаров — старательно вспоминал ту самую вечеринку, где волей судьбы, алкоголя и азарта, горлышко бутылочки нацелилось на него. Поцелуй с Ричардом показался отвратительным, смазанным, полным слюней и мерзости. Тогда Дэнни полчаса блевал, а потом столько же чистил зубы, использовав добрую половину флакона ополаскивателя для полости рта с невыносимым запахом и вкусом перечной мяты. То, что ему не понравился глупый подростковый эксперимент, знал наверняка — после него на Ричарда смотрел с раздражением и тошнотой, подступающей к горлу. Дэнни нравились девушки, нравилось с ними целоваться — от них часто пахло ягодными бальзамами для губ и жвачкой тутти-фрутти. В целом было приятно, ведь порой поцелуи бывали лучше, чем банальный, пьяный секс, где, кроме долбежки и стонов невпопад, не было чего-то особенного и волшебного.        — Земля вызывает Дэнни, — сказал Тревор, подтолкнув его в плечо кулаком. Тот глупо моргнул, когда вязкая каша упала в малиновое варенье с тихим хлопком. — Не выспался что ли?        — Нет-нет, выспался, — тарелку с кашей Дэнни отодвинул от себя практически на центр стола. — Нужно сходить в душ перед пробежкой, — произнес монотонно, соединяя все слова в одно общее. Тревору пришлось переспросить. — В душ. Сходить. Надо.        — Сходишь после пробежки, — Тревор закатил глаза, словно объяснял ребенку самую простую в мире вещь. — Аппетита нет?        — Типа того, — поставив локоть на стол, Дэнни наклонился к уху Тревора. — Мне нужна твоя помощь, но, скорее всего, ты меня отправишь на прием к Леа или Донни.        — Чем могу помочь?        — Не здесь, — Дэнни перевел взгляд на Артура, который нервно крутил в руках чашку с ненавистным цикорием, — идем в зал.        Тревор с сомнением и одновременно с интересом согласился. Поднялись из-за стола, проходясь деревянными ножками стульев по гладкому паркету. Дерек непонимающе уставился на парней, но ни слова не сказал — опять теория об общих приемах пищи накрывалась пеленой тумана и мрака. Тревор нагнал Дэнни у дверей спортзала и искренне удивился, когда услышал просьбу о ключе в замочной скважине.        — Вот теперь ты меня немного пугаешь.        — Я сам себя пугаю, друг, — Дэнни вжался поясницей в подоконник и потер пальцами пылающее от стыда и неловкости лицо. — На всякий случай, я предлагаю сохраниться.        — Сохраниться?        — Да, на этом этапе дружбы, а после того, как ты пошлешь меня к черту, мы снова вернемся на этот этап, будто ничего и не было.        — Ты убил кого-то? Мне нужно помочь спрятать труп? Неподалеку здесь есть канализация — люк старый и ржавый, думаю, в него редко заглядывают. Еще я знаю парня, который мастерски подделывает документы, возьмем тебе билет в Мексику и придумаем что-нибудь еще…        — Что? Нет! Возможно, ты меня убьешь после озвученной просьбы, но как вижу, пути отступления уже есть, — произнес Дэнни с истеричным смешком; конечно, номер фальсификатора на будущее может пригодиться, но сейчас речь шла совсем о другом. — В общем, блядь, не знаю, как сказать…        — Ты все еще меня пугаешь, — Тревор встал на выключенную беговую дорожку и поставил локти на поручни, подперев подбородок сцепленными в замок пальцами. — Серьезно, если ты никого не убил, то все в порядке — рассказывай уже.        — Ты же помнишь о том, что мы сохранились, да?        — Дэнни!        — Ладно, — Дэнни провел холодными ладонями по лицу и несколько раз настойчиво моргнул. — Поцелуй меня, — тихо, шепотом, в одно слово.        — Что, прости?        — Ты как лучший друг можешь меня поцеловать?        — Ты серьезно?        — Это проблема, да? — Дэнни резко выдохнул, ладонями ощущая насколько пылают щеки. — Блин, прости, отматываем этот эпизод назад и вырезаем к чертовой матери из памяти.        — А теперь серьезно, что произошло?        — Артур меня поцеловал. Ну, знаешь, в шутку.        — Странные у вас шутки, но это не мое дело. И что ты теперь хочешь от меня? У вас типа спор? Кто больше парней поцелует за день? Артур тебе что, фору дал?        — Что? Нет! Просто я уже целовался с парнем и это было отвратительно…        — Но?        — Но в этот раз не было! — вот так, резко и громко, как на духу сказал Дэнни и зажмурил глаза. — Блядь, я не понимаю, почему вообще об этом думаю.        — То есть, ты хочешь удостовериться, что целоваться с парнем — отвратительно? Причем на моем примере? Обидно, знаешь ли, я хорошо целуюсь.        — Кажется, мне нужно выпить, чтобы все переварить.        — Решайся уже, — Тревор сошел с дорожки и сложил руки на груди, выжидающе смотря на Дэнни, — у нас пробежка накроется такими темпами — прогноз погоды передавал ливень в два часа, а целовать тебя под дождем, друг, немного перебор. Чувствуешь, витает запах слезливой мелодрамы?        — Ты сделаешь это ради меня?        — Ну, пока твои сомнения не дошли до секса с парнями, можешь на меня положиться. Для секса мы слишком мало знакомы, — Тревор настолько простодушно и звонко рассмеялся, что напряженные плечи Дэнни мигом расслабились. — Мне же не придется лезть тебе под одежду или еще куда-нибудь?        — Придурок, — Дэнни ударил Тревора по плечу ладонью, — я сейчас от стыда умру, а ты издеваешься.        — Если рассмеюсь в процессе, не злись, ладно? И еще вопрос: мне нужно тебя просто поцеловать или еще завести?        — Иди ты нахер, — с улыбкой произнес Дэнни, глядя Тревору в глаза. — Давай уже сделаем это.        — Это? Ты про секс? — Дэнни хотел что-то сказать, но Тревор мягко поцеловал его в губы. На мгновение в комнате повисла давящая тишина. — А теперь собирайся на пробежку.        — Ага, — туманно произнес Дэнни. — Мне нужно покурить.        — Жду на улице, — Тревор нежно поцеловал Дэнни в лоб. — Когда в следующий раз Артур поцелует тебя в шутку, или просто так, то, умоляю, не стой столбом.        — Приму к сведению. Увидимся на улице, — сказал Дэнни в уже закрывающуюся за Тревором дверь. Ему и без слов все понятно — участившееся дыхание было, а значит все очень и очень плохо. — Вот же блядь.

«Может» — слабая карта, когда на кону любовь и пули. (Чарльз Буковски. Макулатура)

       Вот же блядь — единственная мысль, поселившаяся в голове Дэнни, вероятно, на всю оставшуюся жизнь; он метался по комнате в поиске спортивной куртки (висела на спинке стула) и бутылки воды (стояла на тумбочке), нервно озираясь по сторонам и перекладывая одни и те же вещи на и под кроватью: перебрал все пазлы, заглянул под крышки, наспех протер пыль влажной салфеткой, не замечая встревоженные взгляды. Грант и Филип сидели на кровати, бесстыдно чиркая ручками в книге с потрепанным корешком и пожелтевшими от времени страницами, переговариваясь полушепотом и стараясь понять, что именно произошло с Дэнни и почему он выглядит настолько сумасшедшим, потерянным и разбитым. Отмахиваясь от вопросов, нервно посмеиваясь и смотря куда угодно, но только не на парней, Дэнни, продолжая стоять коленями на полу, бегло обдумывая план дальнейшей жизни. Новой жизни, если быть точнее. Все рушилось не по дням, а по часам — и это дико раздражало. Откровенно говоря, прежде у него в мыслях и самых страшных кошмарах не возникал такой исход. Он не мог быть геем. Это какая-то шутка. Странное стечение из не менее странных обстоятельств. Полгода в лагере без симпатичных девушек, без какого-либо общения извне, и вот исход — от скуки потянуло на парней. Вот же блядь! — произнес громко, потерев кулаками глаза. Он, откровенно говоря, был в трех минутах от истерики, со слезами и соплями в подушку, но сдерживался из последних сил. Все это — ошибка. Да там даже поцелуя толком не было — так, коснулись губами друг друга, чисто по-дружески, в качестве интереса. Поцелуя не было, старался успокоить себя Дэнни, тогда какого хера сердце так колотится?        — Тебе чем-нибудь помочь? — спросил Грант, отмахиваясь рукой от выпущенного из приоткрытых губ Филипа сигаретного дыма. — Эй, друг?        Дэнни парализовало — так и застыл с вытянувшейся во все стороны влажной салфеткой. Спасибо, один уже помог, больше не нужно. Все они тут друзья, а потом — БАЦ! Возьмите билет в список геев, проходите, не стесняйтесь. Дэнни трижды послал себя и жизнь нахуй, но осекся, понимая, что вполне стандартная для него прежде фраза принимает новый, пугающий оборот. Вот же блядь! — прижался спиной к кровати, обессилено вытянул ноги и закрыл руками лицо. Никакой он не гей, не тянет его к мужским, как бы сказать помягче, причиндалам. Дэнни захотелось впервые за всю свою жизнь принять ванну с хлоркой или соляной кислотой, чтобы наверняка. Мысли сменялись в калейдоскопе — вот отец выгоняет из дома, вот мать, глотая слезы, говорит, что у нее больше нет сына, вот он идет жить под мост рядом с такими же отвергнутыми обществом людьми. Голова была готова взорваться конфети из крови и мозгов.        — Вы мою спортивную куртку не видели?        — Ту, что на спинке стула?        — Да, точно, — безэмоционально произнес Дэнни, поднимаясь с пола. — Спасибо.        — Расскажешь, что произошло? — спросил Филип, перекладывая пепельницу, полную окурков, с колена на тумбочку. — Ты какой-то затравленный с самого утра.        — Нет, вам показалось. А где… а вот она, — Дэнни взял бутылку воды и небрежно перебросил ее из одной руки в другую. — Мне бы спалить что-нибудь дотла, ну, как всегда, понимаете?        — Да, понимаем… понимаем, что ты лжешь.        — Мне это… на пробежку надо. Вечером поговорим, наверное. Я пошел, — нерешительно переминаясь с пяток на носки, Дэнни мечтал о том, чтобы пол под ногами обвалился, а он сам — глупо и бездарно погиб под обломками. — Пока.        — Иди уже, — спокойно произнес Грант, — а то мнешься здесь как влюбленный подросток. Тревор ждет, да и тучи сгущаться начинают.        — Вовсе нет, — вырвалось у Дэнни; пришлось шумно закрыть рот и невидящим взглядом врезаться в окно, — ничего они не сгущаются.        — Как знаешь, — Грант пожал плечами и вновь вооружился ручкой. — Вот, это еще можно подчеркнуть. Дэнни, дверь там, — указал пальцем и обреченно вздохнул. — Если хочешь что-то сказать, то скажи уже наконец.        — Ага, нервничать заставляешь, — согласился Филип, смотря Дэнни точно в глаза. — Говори или молчи вечно. Мы же так договаривались?        — Я не знаю, как это сказать.        — Давай помогу. Ты — гей. Мы это знаем. А еще мы знаем, что тебе нравится Тревор, — спокойно сказал Филип, вытаскивая из пачки новую сигарету. — Ты, наверное, ему тоже нравишься, но я думаю, что он еще не определился, так что… — щелкнул зажигалкой и крепко затянулся, — не знаю — выбор за тобой.        — Что? Вовсе нет! Какой бред!        — Дэнни, иди к черту, — с улыбкой произнес Грант, — мы, как видишь, немного заняты.        — Ага, да, иду, — набросив куртку на плечи, Дэнни вышел из комнаты, плотно закрывая за собой дверь. Быстро спустился по лестнице, глубоко вдохнул пахнущий приближающимся дождем воздух и натянуто улыбнулся, заметив Тревора за одним из столов под навесом. — Ну что, вперед? — вздрогнул от резкого и выбивающего землю из-под ног раската грома. — Пробежка, кажется, отменяется?        — Типа того, — Тревор кивнул на пустой стул. — Ты что там делал почти час?        — Сколько? — ошарашено переспросил Дэнни и беспомощно уставился на наручные часы. — Вот черт, прости.        — Ничего страшного, — Тревор опустил локоть на поверхность стола и подпер щеку ладонью, — всегда есть зал, — Дэнни кожей ощутил появляющийся на щеках румянец, потупил взгляд, цепляясь за каждую потертость на совершено-идиотском, по его мнению, пластмассовом столе, украденном, очевидно, из самого захудалого придорожного кафе. — Ты теперь со мной разговаривать не будешь? — удивился Тревор, поворачиваясь лицом к Дэнни. — Как ты там говорил: «давай отмотаем назад»?        — Нет, просто немного висну сегодня, — Дэнни глупо и по-идиотски оправдался и коротко поморщился — самому слух неприятно зарезало от лжи. — Ладно, скажу как есть, не хочу я ничего отматывать назад.        — Значит, у нас все хорошо?        — Да, все просто отлично, — продолжая глупо пялиться на трещины в столе, ответил Дэнни. — Лучше, чем отлично. Блядь, мне бы заткнуться.        — Перестань переживать, — спокойно сказал Тревор, накрывая тыльную сторону ладони Дэнни рукой. — Ничего страшного не произошло.        И Дэнни, словно раскатами грома прошибло, буквально молнию узрел, из черных туч прямо в сердце выстрелившую и застрявшую лопастями между вторым и третьим ребром. Стало одновременно приятно и страшно. Пальцы дрогнули, запястья болезненно защемило, а из легких будто весь чертов кислород разом выкачали. Дэнни бы эту накатившую нежность к дьяволу послать, в самый центр погребальных костров, а лучше в океан погибших кораблей — в воды, пропитанные насквозь слезами и тоской.        — Мне страшно, — прошептал Дэнни, уткнувшись лбом в серповидную ключицу Тревора, спрятанную под плотной тканью синей толстовки. — Мне еще никогда не было так страшно. Блядь, я в самом настоящем дерьме.        — Не переживай, — ответил Тревор, сильно сжимая пальцы Дэнни своими. — Всем бывает страшно. Да, даже мне, — невидимый черный маркер уверенно и быстро вычеркивал день за днем из данного ему календаря длиной в месяц. —

невыносимо-страшно ходить по охуенно-тонкому льду.

— «Снизу шум автострад, надо мной Луна».        — Тадам! — радостно прокричал Дерек, горделиво вскидывая руки к потолку. — Сегодня день самоуправления, неужели не рады? Ну-у, почему я вижу такие грустные мордашки?        Филип почувствовал, как к горлу подступила булькающая, вязкая тошнота; с трудом сдержавшись, чтобы не проблеваться на натертый до блеска пол от приторно-рафинадного «мордашки», закурил сразу две сигареты, затянувшись разом практически до половины. Им же не по десять лет — с виду все адекватные, взрослые, пусть и с проблемами, но, ради Бога, даже ребенок справится с днем самоуправления в собственном доме: поест, послушает музыку, посмотрит фильм и завалится спать где-нибудь на диване в гостиной, самое ужасное, что может случиться — зубы перед сном не почистит.        Грант отвесил Филипу подзатыльник и силой холодного взгляда заставил затушить сигареты. Пришлось подчиниться, натянуть улыбку и слушать бесчисленные правила о том, что нельзя открывать дверь, заказывать пиццу, вызывать проституток, принимать наркотики и пить алкоголь — да-да, они все прекрасно знают. А сейчас Дерек скажет, что Дэнни нельзя подпускать к спичкам и зажигалкам — Филип закатил глаза от предсказуемости и, отвернувшись от Гранта, сомкнул губами новую сигарету. Каким же все это казалось отвратительным и мерзким. От дня самоуправления, как его окрестил Дерек, не было никакого смысла — изредка они смотрели фильмы, входящие в список запретных, пили вино, которое Пилар прятала на чердаке, курили в гостиной, сбрасывая пепел принципиально в чашку Дерека (потом конечно отмывали до блеска, но все равно было приятно), а чаще — выбирались на лужайку с пледами и подушками и смотрели на звезды. Мда, однажды сказал Филип, мы чертовы бунтари!        — Грант останется за старшего!        Опять ничего необычного — Грант всегда остается за старшего, правда обычно тратит драгоценное свободное время на секс по телефону с одной из своих бывших, но изредка спускается и на ночной сеанс, и на просмотр звезд. Сегодня, что-то подсказывало Филипу, звезд будет не видно — небо, покрытое от края до края черными тучами, навзрыд, с криками в виде грома и слезами-молниями, извергало литры дождевых вод, затопивших к чертовой матери всю лужайку. Да плевать, Филип весь день проспит с наушниками в ушах и раскрытой книгой на груди, лишь бы не пересматривать Пилу по десятому разу.        — Унылое дерьмо, — прошептал Тейлор, и Филип негласно с ним согласился. Сам от себя был в шоке, но действительно — унылым дерьмом и были монотонные пересказы правил. Да и Дерек был тем еще унылым дерьмом. — Меня сейчас стошнит, — пусть Тейлор и разговаривал с Андером, а Филип был лишь случайным свидетелем и слушателем, все же придвинулся чуть ближе. — Почему нельзя записать этот бессвязный поток мыслей на диктофон и разослать файлы?        — Если сделаешь заинтересованный вид, может быть, он не будет повторять все по три раза, — Андер потер пальцами виски и крепко зажмурился. — У меня ингалятор в комнате, если случится приступ не нужно меня спасать — лучше добей.        — Пф, — фыркнул Тейлор и максимально вежливо, точно школьник, поднял руку. — Я могу выйти окно… то есть, в туалет?        Андер тихо рассмеялся, спрятавшись практически до переносицы в колючий шерстяной шарф.        — Да, Тейлор, только быстро.        Тейлор вернулся через полторы минуты с ингалятором и теплым пледом в руках.        — Держи, — ингалятор в раскрытую ладонь Андера аккуратно опустил и плед на плечи набросил. Филип чуть не задохнулся от восторга — ему бы сейчас блокнот и пару карандашей, и картина, сотканная из нежности и любви, готова за несколько штрихов.        — Спасибо, теперь придется слушать монолог до конца, — по-доброму, тепло произнес Андер и посмотрел Тейлору в глаза с таким чутким, практически осязаемым умилением. Встряхнул ингалятор, впрыснул в рот дозу лекарственного препарата и поморщился. — Нужно заказать другой, этот никуда не годится.        — Ну, есть вопросы?        — Кухня будет открыта? — спросил Артур, рассматривая сплетение вен на запястье правой руки. Тейлор взмолился и скрестил пальцы в надежде, что Дерек ответит односложно и быстро. — Еще мне интересно появится ли у нас доступ к аптечке… вдруг кто-нибудь случайно порежется?        — Да, кухня будет открыта. Нет, доступа к аптечке у вас нет.        — Тогда где мне достать перманганат калия? Вчерашние моллюски Пилар мне пищевод вспороли — я уже трижды на ваших глазах прокашлялся кровью. Дайте мне две таблетки ибупрофена и перекись водорода, хоть под запись, я ведь и захлебнуться могу, — Дерек с ужасом посмотрел на пропитанный кровью платок в руках Артура и поднес ладонь ко рту. Действительно, зрелище ужасающее — визуально Артур был спокойным, даже счастливым, но когда расслаблял мышцы лица — с уголка рта струйкой текла кровь. — Я получу ебанный ибупрофен и перекись водорода?! — как всегда веселым, задорным, хохочущим голосом спросил Артур, щелкая в воздухе пальцами. — Или вместе подождем, пока я тут сдохну?        — Дерек! — крикнул Дэнни, заметив заторможенность реакции, и резко закрыл ладонью рот Артура. — Тебе нельзя говорить — слышишь? — заткнись. Ты каждым словом напрягаешь мышцы, которые нельзя напрягать. Дерек, блядь, отомри!        — На, возьми, — сказал Андер, протягивая Дэнни ингалятор, — здесь антисептик с небольшим процентом анестезии.        — Спасибо, — Дэнни кивнул и строго посмотрел Артуру в глаза. — Открой рот.        — Ну не здесь же, — Артур с трудом оторвал его ладонь от лица. — Ты меня чуть не задушил. Я сам, окей? — быстро пробежался глазами по составу баллона, закатил глаза от обреченности и встряхнул ингалятор. — Обязательно так на меня пялиться? — неприятный холодок прошелся по горлу и пищеводу, поток крови нехотя приостановился, Артур благодарно кивнул Андеру и, покачав головой, посмотрел Дэнни в глаза. — Лучше бы ты этого не делал, братан.        — Дерек, мы уже прослушали все правила, — холодно сказал Филип, — ты можешь спокойно идти, как видишь, мы сами со всем справимся.        Дерек еще трижды извинился перед Артуром, протягивая визитку с номером знакомого врача, который приедет в любое время дня и ночи, и ключ от аптечки. Ты точно в порядке? Точно не злишься? Точно хорошо себя чувствуешь? И еще сотню таких же «точно» извергал из себя, словно лаву вулкан. Артур кивал, его мутило, хотелось проблеваться, но еще сильнее — выпить кофе. И совсем немного — поспать. Но спать нельзя. Он прочитал состав — в ингаляторе не было ни одного знакомого ему успокоительного. Где кофеин? Точно, на полу у кровати в кармане спортивной сумки. Я правда не злюсь — неровным почерком написал Артур на одном из листов формата А4 в убогом альбоме для рисования с десятком фей на розовой обложке. Снова захотелось проблеваться. Дэнни, стоявший у другой стены, следил за тем, чтобы рот Артура был закрыт. Был такой прекрасный шанс умереть, а ты снова все просрал.        — Тебе нужно поспать, — сказал Дэнни, положив ладонь на плечо Артура. Дверь за Дереком закрылась примерно семь минут назад, шум в доме резко и пугающе затих — в коридоре не слышались привычные звуки радио, в гостиной голоса, на втором этаже — шаги. — Не нужно на меня так смотреть.        Возмущение рвалось из горла — открой рот и скажи что-нибудь — спорим разрастается инфекция? — ты скоро медленно и мучительно умрешь — Артур бегло осматривал помещение в поиске чего-то настолько особенного, волшебного, чарующего, чтобы абстрагироваться от внутреннего голоса. Пошел ты к черту, — острием карандаша по страницам резко, спутанно, практически нечитаемо, — оставь меня в покое.        — Прости, но нет, — сказал Дэнни. Артур дернулся — писал не ему, но все же покачал головой — хрен с ним, потом разберется. — Чем я могу помочь?        Артур обхватил пальцами запястье Дэнни и потащил его за собой. Под стеной дождя добежали до домика персонала, замерли в коридоре, стараясь привыкнуть к силуэтам мебели в темноте. Артур включил фонарик на телефоне, указал в сторону одной из комнат, достал ключ из заднего кармана джинсов, вставил в замок аптечки и, передав телефон Дэнни, встал на носочки. Перебирая таблетки, растворы, микстуры и прочую ненужную ему сейчас чепуху настойчиво искал ампулы и шприцы и расслабленно выдохнул носом скопившийся в легких воздух, щелкнув пальцами, буквально потребовал, чтобы свет фонарика появился с другой стороны. Замечательно, пробормотал невнятно от боли и анестезии, которая, к слову, отступала, слава Богу.        — Тебе нельзя говорить, — Дэнни закатил глаза, когда Артур выставил вперед средний палец. Ладно, к черту, пусть разговаривает и заливает кровью все чертовы поверхности. — Сам иди к черту.        Артур усмехнулся, вынимая из розовой косметички шприц.        — Ты сделаешь мне укол кофеина, понятно?        Дэнни уронил на пол телефон, свет фонарика тупо уставился в потолок.        — Что?        — Послушай, — шприц и ампулы Артур спрятал в задний карман джинсов, обхватил ладонями лицо Дэнни и глубоко вздохнул. — Мне нельзя спать, — на языке и зубах оседала кровь, говорить становилось труднее, хотелось прокашляться, но Артур знал — этого делать нельзя. — Меня скоро выключит, я чувствую, поэтому ты обязан помочь. Посмотри на мои руки, видишь, как они трясутся, я не попаду в вену. Если я не попаду в вену, то умру здесь, на грязном полу в твоих ногах. Романтично, но в жопу такую романтику, да? Блядь, — Артур прокашлялся в платок и поморщился. Запах крови был настолько сильный, едкий и отвратительный, что кружилась голова. — Клянусь, я буду молчать — пожалуйста, сделай мне чертов укол.        Дэнни ошарашено, испуганно, до боли в межреберье, смотрел Артуру в глаза, искренне надеясь, что сейчас с его губ слетит задорный смех со словами: «Ты серьезно поверил? Вот ты придурок, Дэнни». Артур выжидающе смотрел в ответ, практически не дыша, замечая, как тяжелеют веки, и нервно пересчитывая количество пальцев на руках. Хорошо, еще десять. Хорошо, он в сознании.        — Я никогда не делал уколы, — вырвалось у Дэнни, но Артур ободряюще сжал пальцами его ладонь. — Филип… он умеет.        — Ему сюда нельзя, — Артур кивнул в сторону открытой дверцы аптечки, — не нужно его искушать. Дэнни, прошу, — теперь прокашлялся в ладонь и небрежно вытер об ткань рубашки на груди. — Желание умирающего — закон.        — Пожалуйста, замолчи, — в глазах Дэнни блестели слезы, носом жадно вдыхал кислород и сжимал руки так сильно, что ногти больно впивались в ладони. — Я… у меня не получится.        — Если засну, то есть большая вероятность впасть в кофеиновую кому. У меня сердце колотится как бешеное — я в шаге от инфаркта. В любом случае… — Артур расстегнул пуговицу на манжете рубашки, закатал рукав до локтя и выставил руку с татуировкой на свет, — мне осталось чуть-чуть, видишь, — прокашлялся в кулак, но большая часть крови попала на предплечье. — Каждое ебанное кофейное зерно внизу — инфаркт и предынфарктное состояние. Видишь, их уже достаточно, на больше меня, боюсь, не хватит. Не дай мне умереть, прошу тебя… я правда не хочу, блядь, я банально не готов.        — Я сделаю, — серьезно сказал Тревор, — дай сюда, — протянул руку и медленно вдохнул, почувствовав в ладони тяжесть шприца и ампул. — Здесь?        — Что? Нет, я сам.        — Я делал уколы матери, все в порядке, Дэнни, иди, — Тревор осмотрелся, нажал на выключатель и зажмурился от неприятного желтого света.        — Я останусь.        — Хорошо, только не сбивай, — Тревор помог Артуру опуститься в кресло, включил настольную лампу и попросил Дэнни выключить верхний свет. — Ну, собрались, — Артур улыбнулся и кивнул, вытягивая руку ладонью вверх на подлокотнике, вздрогнул от мокрой салфетки и закусил губу, когда Тревор зубами сломал верхушку ампулы, быстро и ловко набрал кофеин в шприц, сверился с дозировкой и медленно выдохнул, поднося острие иглы к вене. — Сожми несколько раз, на всякий случай, — когда вены напряглись под кожей, словно агрессивные змеи, к которым поднесли огонь, Тревор кивнул и осторожно, словно Артур был самой хрупкой на свете вещью, вдавил упор штока, — Артур зажмурил глаза, чувствуя тепло, пробившее каждую клеточку тела зарядом дефибриллятора. Расслабленно выдохнул и шумно сглотнул. Выставил вперед большой палец, давая понять, что все в порядке. — Здесь кофеина ровно столько же сколько в чашке эспрессо. Мне наплевать — сегодня ты будешь спать под моим личным надзором, — Артур обреченно застонал, сжал пальцами подлокотник до побелевших костяшек, но все же согласно кивнул. Лучше умереть во сне, чем на грязном полу. Веки медленно наливались пугающим свинцом, разум заглушал тихие голоса, мышцы лица полностью расслабились. Всего на долю секунды он почувствовал, как кто-то потянул его за руку, а потом — черная пустота.