Я улегся поудобнее, взял «Войну и мир» Толстого, раскрыл на середине и принялся читать. Ничего не изменилось. Книжонка так и осталась премерзкой. (Чарльз Буковски. История обыкновенного безумия)
Эта? простой, до ужаса односложный вопрос Тревора окончательно выбил крепость духа из грудной клетки Дэнни резким, сильным ударом, он кивнул, беспомощно вжимаясь в дверной проем и бегло осматривая комнату, в которой прежде никогда не был. Она совсем другая — уютная, комфортная, солнечная, пропахшая насквозь зеленым яблоком, кофе и сливой. Кровати стояли иначе, тумбочки — тоже. В комнате белый ворсистый ковер, длинные полки, заставленные книгами, горшки с цветами на подоконнике, аккуратно-сложенная в стопки одежда в открытом деревянном шкафу, темные шторы, способные защитить даже от самого яркого света, и диван, прижатый спинкой к стене и спрятанный от глаз, если дверь открыта настежь. И в двери у них — замок со вставленным со стороны комнаты ключом. Не дожидаясь ответа, Тревор уложил Артура на одну из кроватей, единственную идеально-заправленную — на персиковом покрывале в цвет стен ни одного чертового залома — расстегнул пуговицы на манжетах, на воротнике под самым горлом, еще десяток по длине торса и всем телом вздрогнул, видя кривовато-витиеватый шрам между ребрами, спрятанный от лишних взглядов татуировкой кельтского креста, начинающегося четко с яремной впадины. Рубашку с Артура снял с трудом, с ощутимой болью посмотрел на темно-фиолетовые, практически черные следы от уколов после капельницы и негромко так: дай футболку, он бы не хотел, чтобы его рассматривали как экспонат. — Да, не хотел бы. Спасибо, что привели его сюда, но сейчас вам нужно уйти, — будничным тоном сказал Тейлор, но Тревор и Дэнни ощутили нарастающий под кожей и в области сердца страх. — Мне долго еще ждать? — стоял, сложив руки на груди, смотрел исподлобья и с трудом контролировал желваки и ходившую ходуном нижнюю челюсть; в глазах — маниакальное желание взять острый нож и нанести пару смертельных ударов, наслаждаясь резким угасанием жизни. — Ну, и? — Мы уходим, — Тревор положил жесткую от крови рубашку Артура на кровать и, поднявшись на ноги, для надежности выставил руки перед собой в жесте капитуляции. — Возможно, он проспит… — Я учусь на врача, разберусь, — Тейлор подошел к шкафу, подушечкой указательного пальца скользнул по сложенным в стопку футболкам и, задумавшись на секунду, вытянул черную с длинными рукавами. — Зрелище увлекательное, понимаю, но найдите экспонат поинтереснее. Тейлор закрыл дверь за незваными гостями на ключ, вытащил его из замка, положил в карман толстовки и с сожалением посмотрел на спящего Артура. Да, братан, ночь будет веселой, произнес в пустоту, выключил верхний свет и, подойдя к тумбочке у кровати, включил настольную лампу; выдвинул из-под своей кровати спортивную сумку, расстегнул молнию, извлек аптечку и задумчиво потер подбородок. Есть перекись водорода, лидокаин и ибупрофен в ампулах — если не хватит, поедем в больницу, Тейлор разложил на тумбочке спреи, ампулы и шприцы и, опустившись на край кровати, положил голову Артура к себе на колени, а ты как думал, придется глотать и, ради Бога, не захлебнись. В замке со стороны коридора раздался скрежет, Андер вошел в комнату и тут же закрыл за собой дверь на ключ. — Как он? — Дышит, но ты зря закрыл дверь — нужны тазик с теплой водой, полотенце и любое ведро — крови и ватных тампонов будет много, — Андер кивнул, мысленно повторил озвученные Тейлором предметы и, выбежав из комнаты, вернулся через три с половиной минуты с ведром, тазиком, чайником и полотенцем. — А теперь нужно проснуться. Всего на секунду, давай, солнышко, помоги нам, — Андер разводил в стакане с водой перекись водорода в соотношении один к одному, двигая ногой мусорное ведро к ножке кровати. Артур нахмурил брови и нервно сжал пальцами покрывало; пробормотал что-то невнятное, и Тейлор повторил: — просыпайся, милый, пора в школу, — Артур тепло улыбнулся и, не открывая глаз, приподнял голову. — Хороший мальчик, а теперь давай выпьем твой любимый земляничный чай, — Андер передал Тейлору стакан с водой и перекисью водорода и, опустившись на корточки перед кроватью, взял Артура за руку. Большая часть смеси вылилась обратно вместе со сгустками крови — Тейлор заботливо стер все смоченным в горячей воде полотенцем, — молодец, — принялся за одноразовый, пластмассовый шприц и одним быстрым движением надломил ампулу ибупрофена. — Замени меня — вечеринка начинается, — Тейлор забрался к Артуру на бедра, склонился над его лицом и подушечкой большого пальца сильно надавил на подбородок. — Вот, молодец, — содержимое шприца прошло по горлу и пищеводу — Тейлор сомкнул челюсть Артура, внимательно рассматривая скорость движения глаз под закрытыми веками. — Давай, милый, я прекрасно знаю, что глотать у тебя отлично получается. — А если не проглотит? Что будет? — Начнет захлебываться, но я справлюсь, — Тейлор выжидающе смотрел на секундную стрелку наручных часов и на кадык Артура. — Давай же, давай, милый, — кадык Артура дернулся, лицо отразило гримасу отвращения. — Слава Богу. Подай ватные диски и во-о-он ту металическую трубку, — Тейлор благодарно кивнул, наматывая ватные диски на трубку, сооружая нечто похожее на огромную ушную палочку. — А теперь еще раз, — сильно сжимая височно-нижнечелюстной сустав, заставил Артура приоткрыть рот и, подушечкой большого пальца надавил на кромку нижних зубов — свободой рукой обхватил его шею, приподнимая голову на себя. — Вечеринка продолжается, — смазав ватное основание лидокаином, медленно и аккуратно проталкивал металлическую трубку в горло. — Терпим, дорогой, терпим, — нащупав ранку в горле Артура, Тейлор расслабленно выдохнул. — Почти все, — забрал зубную щетку из рук Андера и указал взглядом на спрей с водой. — Неплохо получается. — Меня часто оставляли с младшим братом. Ну, вот и все, подай футболку, — Тейлор осторожно просунул голову Артура в горловину футболки, трепетно — кисти рук в рукава и заботливо натянул ткань по длине тела. — Пожертвуешь свой плед? — Конечно, бери что хочешь, — Андер встал с кровати и придержал голову Артура, чтобы Тейлор аккуратно подложил под нее подушку. — Можешь спать крепко, ты в безопасности, — мягко поцеловал его в лоб и забрался с ногами на пустую часть подоконника. — Нужно было настоять, чтобы он поехал к врачу. — Правда? Вот я не подумал, — Тейлор тихо рассмеялся, когда Андер закатил глаза, и бережно накрыл Артура одеялом. — Мы будем рядом, — крепко сжал его пальцы своими и коснулся губами виска, — ничего не бойся, я рядом. — Неужели ты знаешь столько приятных слов? И даже способен произнести их вслух. — Я много чего знаю, — Тейлор открыл оконную створку и вылил содержимое тазика на улицу, — но не вижу никакого смысла рассказывать об этом всем подряд, — использованные ватные диски, шприцы и пустые ампулы сложил в ведро вместе полотенцем. — Я утром выброшу, ладно? — Да, без проблем. Как думаешь, сколько он проспит? — Для нормального функционирования желательно, чтобы он проспал часов тридцать. Завтра нужно съездить в магазин, докупить пару вещей и в частности — виски. — В качестве антисептика, надеюсь? — Нет, конечно, думаю уйти в запой, — Тейлор рассмеялся и, высунувшись практически по грудь в открытое окно, достал из заднего кармана джинсовых шортов пачку сигарет и зажигалку. — Как же я заебался. — Ты в любой день можешь уехать. — Могу, — Тейлор выпустил сигаретный дым кольцами, стер капли дождя с лица и встряхнул головой, — но от той жизни устану еще быстрее. — И что тогда делать? — Терпеть, — Тейлор бросил на лужайку сигарету, которая в мгновение ока затухла и потонула в дождевых водах, — что еще остается? — Расслабляться, — больше вопросом, чем утверждением ответил Андер. — Что-то же тебя должно расслаблять? — бросил в руки Тейлора второе, чистое полотенце и натянуто улыбнулся. — Не знаю, компьютерные игры? Что вас, маньяков, расслабляет? Тейлор искренне рассмеялся, вытирая полотенцем лицо и волосы. Маньяком его еще не называли. Социопатом — да. Психически-неуравновешенным — тоже. Даже больным называли, но никогда прежде — маньяком. — Все доктора — маньяки. Возможно, я сейчас расскажу секрет, но нас, как и всех людей, расслабляет сон, спокойствие и тишина. — Нужно записать. Спать будем по очереди? — Необязательно. Я поставлю свою кровать вплотную к кровати Артура — сон у меня чуткий, так что сразу проснусь, если что-нибудь произойдет. — Хорошо, сдвинем кровати, — Андер хлопнул в ладоши и спрыгнул с подоконника. — Если он проснется утром, то убьет нас за… вот это все. Убраться решили все-таки сейчас: Тейлор вынес мусор к уличному металлическому баку, причитая под нос о том, что зонт, который ему торжественно вручил Андер — идиотский и слишком ломкий под сильными порывами ветра. Вернулся в комнату раздраженный, мокрый и грязный, раскрыл зонт и поставил его на пол перед диваном. Андер к этому времени сдвинул кровати, забрал из гостиной плед и ингалятор, посильнее укрыл Артура одеялом и глупо пялился в экран телефона, лежа рядом. — Что смотришь? — Тейлор стянул толстовку вместе с футболкой, развесил на дверце шкафа — кроссовкам предстояло провести ночь на батарее, испорченная зажигалка полетела в ведро. — Если порно, то я побуду на диване. — Почти. «Черное зеркало», — сказал Андер, вытянув один наушник, — можем вместе посмотреть. — Лучше почитаю, — Тейлор расстегнул пуговицу и молнию на шортах, повесил рядом с мокрой одеждой и натянул джинсы с прорезями на коленях, — если не буду мешать светом лампы, естественно. — А ты футболку надевать не будешь? Холодно же. — Ты лучше волнуйся о себе, ведь я, как маньяк, буду курить в кровати, — Тейлор подошел к полкам, прошелся подушечкой указательного пальца по корешкам книг, задумчиво склоняя голову набок и вытягивая из стопки «Тайную историю» Донны Тартт, с наслаждением раскрывая книгу, довольствуясь хрустом корешка. Забрался в кровать, лег на живот, направил свет лампы на страницы и принялся читать. Андер невольно окинул взглядом профиль, плечи и лопатки Тейлора и, закусив нижнюю губу, включил громкость в наушниках на максимум. Можно просто не смотреть, успокаивал себя Андер, надеясь сосредоточить взгляд и внимание исключительно на экране телефона, корпус которого он сжимал крепче обычного. — Интересно? — Да, — сухо ответил Тейлор — как всегда, если не хотел сильно отвлекаться; казалось, что разговоры его априори не интересовали, в отличие от книг и медицинских трудов, но все же иногда он позволял себе отвечать вежливостью на вежливость, — а у тебя? — Два друга переносятся в видео-игру, в тела парня и девушки, дерутся, смеются, а потом трахаются. А потом трахаются в жизни. А потом снова в игре. У меня мозг начинает плавиться. — Посмотри видео про котят и расслабься, — хмыкнул Тейлор, переворачивая десятую страницу романа. — У спящего принца нет температуры? Дыхание ровное? — Поверь, все хорошо как минимум по одной причине — он не смотрит эту серию. — Кто мешает тебе не смотреть? Или ты настолько смущен, что не в состоянии нажать на паузу, войти в другую вкладку и выбрать фильм или сериал, сюжет которого покажется приятным, логичным и все прочее дерьмо. — Нет никакого смущения — я просто не могу понять, — Андер перевернулся на живот и опустил подбородок на подушку, — зачем трахаться в игре, если вас и в обычной жизни все устраивает? — Зачем люди занимаются сексом по телефону, находясь в соседних домах или комнатах? Азарт, все дела. — Практиковал? — Андер, я читаю — поговори сам с собой внутренним голосом, окей? — О чем книга? — В веселой сплоченной компании происходит убийство, через много лет герой пытается осмыслить случившееся и по дням воспроизводит студенческую жизнь, этапы отношений с однокурсниками и девушкой. Да, очередная история про убийство — мы, маньяки, предпочитаем именно такие. — Ты злишься? — Нет, — Тейлор загнул уголок страницы и закрыл книгу, — просто не понимаю, чего ты от меня хочешь. — Не знаю. Мне просто скучно — может, сделаем что-нибудь вместе? — Например? — Тейлор поднял с пола пепельницу и пачку сигарет и поставил их перед собой. — Предлагаешь кино вместе посмотреть? — Можно, — Андер зачарованно посмотрел на губы Тейлора, сомкнутые на сигаретном фильтре. — Что ты любишь? — Ты мне скажи, — холодно сказал Тейлор, выпуская завивающиеся струйки дыма, — какие фильмы предпочитает маньяки? Можешь загуглить, а я отвернусь — не хочу портить сюрприз. Андер закатил глаза, отмахиваясь от дымного кольца, и положил ингалятор рядом с собой вместе с антибактериальным мылом с ароматом зеленого яблока. — Ну, тогда… ты что-нибудь предложи. — Мне не было скучно, — напомнил Тейлор и, постучав подушечкой указательного пальца по твердой обложке книги, стряхнул столбик пепла в пепельницу. — Комедию? Бруклин 9-9? — Он же идиотский. — В этом и смысл, Андер, маньякам иногда нужно освобождать голову простотой и идиотизмом, чтобы не думать о том, как они перережут горло надоедливому соседу, мешающему читать, — Тейлор затушил сигарету и, переставив пепельницу на пол, взял ближайший наушник — смерив взглядом длину проводов, обреченно закатил глаза. — Короче в магазине не было или ты взял в детском отделе? — Бесишь своим постоянным недовольством и причитаниями, — пробурчал Андер, вбивая название сериала в адресной строке, — какой сезон? — Любой — они не особенно связаны. — Первый так первый. Тейлор раздражено выдохнул, передвинул подушку и сам придвинулся ближе к Андеру; смотрели серию за серией, глупо хихикая, перебрасываясь словами и обмениваясь улыбками. Артур мило сопел, повернувшись на бок, практически впечатываясь лбом в стену под окном. Тейлор выкурил еще две сигареты подряд, Андер, пробурчав что-то неразборчивое, нехотя поднялся с кровати и открыл форточку, впуская в комнату свежий воздух и стук дождевых капель. — Ложись с краю, — сказал Тейлор, выключая настольную лампу, — если отключусь — не буди. — Нечего мучиться — спи, мы и так пять серий посмотрели. Тейлор перевернулся на спину, мелодично зевнул и, опустив руку вдоль тела, попытался нащупать плед — нащупал руку Андера и, словно издеваясь, царапнул ногтями по тыльной стороне ладони. Отвали, буркнул он, стараясь устроиться то ли на боку, то ли на спине, разозлился из-за душащего ворота свитера и поднялся с кровати, быстрым шагом направляясь к шкафу со скрипучей дверцей. — Ты угомонишься сегодня? — Андер закатил глаза, будто Тейлор был способен увидеть его возмущение, и фыркнул. Стянул с себя свитер, надел толстовку и вернулся в кровать, причитая под нос о придурках-соседях. — Ты хочешь меня, просто боишься себе в этом признаться, — шепотом сказал Тейлор, устраиваясь на подушке и разминая перед сном кисти рук и пальцы, как делал всегда — и это единственное, что Андера в нем раздражало до искусанных в кровь губ. — Что?! — Андер чуть не задохнулся от возмущения и начал шарить рукой по кровати в поиске ингалятора. — Только в твоих снах. Тейлор рассмеялся и, вытянув из-под подушки ингалятор, передал Андеру. — Тогда я в мир снов. Встретимся утром. Я буду здесь. Засыпал Андер, пялясь в потолок, освещенный блеклым светом уличных фонарей, изредка поглядывал на спящего Тейлора, рука которого покоилась на плече Артура. И это, кстати, раздражало. Андер ворочался с бока на бок, то накрывался одеялом с головой, то стаскивал его до груди. Трижды спускался в столовую, чтобы выпить воды. Дважды выходил на улицу, чтобы подышать. Один раз проверил Артура — тот спал, словно котенок, свернувшись клубком и прижимаясь спиной к груди Тейлора. Андер с горя оттолкнул пепельницу, которая прокатилась по полу до места, где еще несколько часов назад стояла кровать Тейлора. Не разбилась — удовольствия крупицы. Отвернулся от него, спина к спине, мысленно причитая о том, что все, как и всегда, крайне несправедливо. Хочет он его, еще бы, такого сложно не хотеть.Я не могу тебя трахнуть, потому что я предпочел бы тебя любить. (Чак Па́ланик. Удушье)
— «На коже — штампы от твоих рук». Тейлор проснулся от нарастающего шума дождевых капель, молочное полотно настенных часов в несуразном бело-голубом корпусе транслировало короткую стрелку на четыре и длинную на — шесть. Рука под головой Артура затекла, вторая, укрывшаяся от холода под краями футболки, пальцами чертила полосы по выступающим ребрам, губы, плотно прижатые к теплой коже оголенного участка шеи, неспешно изучали-вспоминали позвонки. Артур дернулся, сильнее сгибом локтя прижал к щеке подушку, а рукой — перехватил пальцы Тейлора в районе солнечного сплетения, выдохнул резко и громко, зарываясь носом в подушку, сильнее укутался в плед и одеяло, стараясь скрыть от всего мира насколько его знобит. — Отвали, — гулко, полушепотом, через глубокий вдох произнес Артур, растягивая гласные, когда Тейлор прочертил четыре линии одинаковой длины ногтями по лопаткам, — не здесь же.— Я тебя снова чуть не потерял.
Как и любая история знакомства, их — самая глупая. Вспоминали всегда с теплыми улыбками и раскатистым смехом. Два года назад в Массачусетсе, в занюханном баре, завсегдатаи которого поголовно: проебавшие жизнь впустую, кинутые партнерами бизнесмены, уволенные за приставания преподаватели, наркоторговцы, мечтающие попасть в банду, и случайные зеваки, уходившие сразу же, узрев контингент. Тейлор ждал одногруппника у входа, пялясь в экран смартфона, Артур — выходил из кофейни на противоположной стороне улицы с двойным эспрессо в картонном стаканчике. Их взгляды столкнулись на пешеходном переходе: Артур улыбнулся, Тейлор — подмигнул. У Артура светлые отросшие корни, красные волосы по всей длине и вкрапления сине-изумрудного по левому виску. Прическа — а-ля тусовался последнюю неделю как проклятый, словно на жизнь бессонницей зарабатывал. Под глазами темные круги, сама кожа алебастровая и скулы такие острые, что только пальцем проведи — рассечения плоти не избежать. И сам он, в растянутой белой майке с принтом в стиле: «смотри, у меня есть маркер», с наброшенной на плечи косухой, джинсах с заниженной посадкой источал шарм героинового шика. Тейлор, напротив, в строгих рубашке и брюках, с золотыми часами на запястье и этими своими глазами — верхушка айсберга воткнувшаяся в ясное небо — походил на крутого дилера, сбежавшего по меньшей мере с Уолл-стрит, излучал власть, деньги и тонну сексуальности, прошибающую всех встречных насквозь. Полные противоположности, которые по канонам романтических фильмов, даже не могли жить на одной планете. Артур попросил сигарету, окончательно добивая Тейлора облачком пара с кофейным ароматом выпущенного прямо в губы, улыбнулся обнажая ровные белые зубы с немного-заостренными верхними клыками и, игриво так: Хочешь меня? И Тейлор хотел — здесь же, на улице или в туалетной кабинке, или в переполненном вагоне метро, Бога ради, он бы хотел его даже на кладбище, под монотонный голос священника, среди завываний родственников, потерявших любимого. Он бы ради него смог воскреснуть на несколько часов, чтобы сцедить нежность губ, выпотрошить желанием легкие и грудную клетку, до синяков заключить в объятия и никогда-никогда не отпускать; и звезду бы с неба достал, и ванну наполнил шампанским, и лепестками мертвых роз на асфальте сердечко изобразил, будь хоть немного романтичней, и под какую-нибудь слезливую песню позвал на медленный танец, поцелуями провожал и встречал с ним рассветы и закаты, и любил бы в постели до исступления, дрожащих коленей и такого умопомрачительного — я так тебя, блядь, люблю. Артур выпускал дым кольцами, вжимаясь спиной в потертый кирпич здания, запрокинув голову к небу по-настоящему прекрасно, будто кто-то невидимыми кистями раскрасил улицу, город, страну, мир в космоса цвет. И Тейлор смотрел на него тем самым взглядом — как-я-без-тебя-раньше-жил-? — не понимая в принципе, каким образом в мире может жить настолько-охуенное создание. Беспардонно, жадно, до немеющих пальцев рассматривал серповидные ключицы, хрупкие запястья, тонкие пальцы и блеск пирсинга в языке — вот бы по нему своим навечно. Артур улыбнулся и точно тату-машинкой по сердцу выписал фаталити. Они целовались до нехватки воздуха в легких, на виду всех отбросов общества сразу, бесцеремонно шаря голодными до ласки руками по лицу, волосам, обнажившимся участкам кожи, царапаясь, сжимая, оставляя отпечатки-штампы внезапно-свалившейся на голову влюбленности. После произнесенного Артуром — мне непременно нужно отлить — Тейлор, прижимая его спиной к кафельной стене ванной комнаты, целовал жадно, до кипящей крови в области сердца, до вывернутых болью и тоской суставов, до мурашек на коже, до винных отметин на шее. Я тебя люблю, шепотом и обжигающим дыханием простреливал яремную вену и ключицы, пойми уже, что от меня так просто не избавиться, ногтями по ребрам, сладко-больно до крови и треснувшей кожи, теперь понял? Артур усмехнулся ему в губы, бездумно в темноте шаря дрожащими пальцами по обнаженному торсу, сжимая ремень на джинсах, царапая спину и лопатки, подставляя под обжигающие поцелуи веки, скулы и линию нижней челюсти. Понял, резко, на выдохе, через полустон и искусанные в кровь губы смертельным ударом в самое сердце, я так сильно тебя… — Долго еще? — Люблю, — шепотом закончил Артур, опаляя дыханием кожу за ухом Тейлора. — Вот же блядь. Еще десять минут! — громче, через хрип и сильную досаду, а у самого — слезы разочарования по щекам и подбородку, оглушающими каплями падали, разбиваясь об плиточный пол. — Знаю-знаю, — заботливо, соглашаясь поцелуями по щекам, губам и подбородку, сказал Тейлор. — Скоро мы поедем домой, обещаю. Еще семь минут они стояли в оглушительной тишине, на атомы распадаясь в объятиях друг друга, деля одно дыхание на двоих, разрушая свою цельность по отдельности и создавая нечто большее вместе, утерянное однажды и найденное навсегда. — Собирай, нахуй, свои вещи и вали к чертовой матери, — кричал Артур, метая, точно фрисби, любимые тарелки и бокалы Тейлора в стену, — ты — чертов кусок дерьма! Ненавижу-ненавижу-не-на-ви-жу! — из книжного шкафа летели книги, блядские медали за первое место по лякроссу, футболу и плаванию, со спинки стула — рубашки, пиджаки и брюки. Артуру бы — бензином облить, бросить зажженную спичку и спалить к хуям все вещи Тейлора, дымом и гарью заглушить запах духов, а его самого — лезвием ножа по грудной клетке, чтобы вытащить чертово сердце и бросить в измельчитель. — Нахуй иди, хотя, ты только оттуда… сука, ненавижу! — из-за подкошенных от удара в самое сердце коленей сползал на пол, бившись, как рыба об лед — затылком об стену. Из глаз — слезы градом, сердце колотится под треснувшими от лжи ребрами и ноющим шрамом, в легких — воздуха крупицы — закрой ладонями лицо и задохнешься. А Тейлор в ногах щенком ластился, тупыми, пьяными глазами пялясь в лицо, пальцами цепляясь за края футболки, колени, щиколотки, повторяя раз за разом: прости-прости-прости. Артур нос ему разбил ударом ребра ладони и все его вещи из окна на мокрый от дождя асфальт вышвырнул. Вместе с ебанными медалями, книгами и ключами. — Убирайся, нахуй, из моей жизни! — в окно — приставка вместе с джойстиками и чертовыми видеоиграми, полбутылки любимого виски и ебанные свечи с подсвечниками. Туда же — постельное белье с подушками и одеялом. Если бы и диван смог поднять, то тоже туда — бездомным вместо лежбища. — Ненавижу! — сам куртку из плена шкафа и вешалки выдернул, набросил на плечи и ушел из квартиры, громко хлопая дверью под недовольные возгласы полусонных соседей. До ближайшего бара — бегом, под дождем без зонта — чтобы испить чистейшего виски, хуями крыл бармена вместо документов, хотел с кем-то переспать, чтобы выскрести из сердца и разума псевдо-любовь каким-нибудь угашенным наркотой парнем или девкой — какая к черту разница? — лишь бы кончить, и одновременно — тошнота к горлу от подобных мыслей. — Богом клянусь, я тебе не изменял, — выстрелом в висок произнес Тейлор десятью минутами позже, ладонями лицо Артура обхватывая и нежно целуя в губы. — Никогда-никогда, — Артур слезами по поверхности залитого виски стола выписывал грубое, агрессивное «не верю», до боли вжимаясь плечом в пахнущую сигаретным дымом и блядством стену бара, лишь бы этому козлу-Тейлору места хватило на мини-диванчике. — Прошу тебя, поверь. В глаза, ради Бога, посмотри! — и Артур смотрел в его туманные, почти прозрачные глаза и нервно мотал головой, мысленно ища пути отступления и давясь отвратительным виски из грязного бокала. — Я тебя люблю. Артур, больше жизни люблю. Артур упал лицом в сложенные на липком столе руки, захлебываясь рыданиями и тупой болью, вздрагивал каждой клеточкой тела, чувствуя извиняющиеся, нежные поцелуи на шее, плече и спине. — Исчезни, нахуй, из моей жизни. Растворись. Умри, — через всхлипы и колотящееся в груди сердце, что вот-вот остановится от перегрузки эмоций как минимум навсегда. — Я проклинаю тот день, когда тебя встретил. — Руки, блядь, убери! — кричал Артур, пока Тейлор тащил его к выходу из бара, до синяков сжимая пальцами запястье. — Отъебись! — через пробившую током боль об шершавую стену, через сомкнутые губы, через ладони, закрывающие лицо. — Отправляйся в ад — тебе там самое место. Тейлор руки его от лица отдирал, словно пластырь с раны — резко и до ужаса больно. — Я тебе не изменял. Я тебя люблю. Я без тебя обезвожен, Артур. Я без тебя умру, — и поцелуем в губы настойчиво, крепко впился, словно только так мог что-либо рассказать и доказать. — Неужели, ты не чувствуешь? — подушечкой большого пальца, нежно по векам и щекам, стирал слезы, смотрел в глаза и бормотал шепотом слова любви. — Ради Бога, Артур, прошу. И Артур, проглатывая ком ненависти, обиды и злости, крепко обнял Тейлора за шею, отравляя губы поцелуем горечи и боли. А после — целую ночь рыдал в его плечо, на обнаженном в отсутствии подушек и одеяла диване, накрывшись простыней с головой и понимая, что они — ебанные нейросети, соединенные как минимум навсегда, пока кто-то из них не умрет. — Пора, — прошептал Тейлор, крепче обнимая Артура за плечи, и нежно поцеловал в губы. — Иди первым. Артур открыл дверь ванной комнаты и на мгновение зажмурил глаза от разлившихся ярким светом по полу коридора солнечных лучей, натянул ворот футболки практически до подбородка, рукава — до ладоней, крепко сжал их пальцами, поправил волосы и несмелым шагом двинулся в сторону комнаты. Андер спал, обняв руками подушку и накрывшись одеялом с головой. В комнате до ужаса холодно — Артур закрыл окна, плотно завесил шторы, взял сигареты Тейлора и, тихо скрипнув дверцей шкафа, достал куртку, осторожно спустился по лестнице на первый этаж, вышел на лужайку и, устроившись на деревянных перилах, жадно закурил — приятная горечь никотина прошла по заживающему горлу до самых легких и резким выдохом вырвалась вместе с дымом из приоткрытых губ. — Как себя чувствуешь? — спросил Дэнни, высунувшись практически по пояс в открытое окно — он выглядел замученным, заспанным, смотрел через полу-прикрытые веки и тепло улыбался, поправляя взъерошенные волосы. — Напугал ты нас вчера, братан. — Намного лучше, — для достоверности Артур выставил большой палец и искренне улыбнулся. — Тебе и Тревору — спасибо, — бросил сигарету в проталину лужайки, залитой до краев дождевой водой, и кивнул. — Пойду спать, сегодня буду недоступен. Дэнни помахал на прощание и, стерев с лица капли дождя, исчез так же быстро, как и появился. Артур вернулся в дом, выпил воды из графина в столовой, посмотрел на стены и, обреченно вздохнув, поднялся наверх, в комнату. Забрался в кровать, в нежные объятия Тейлора, и силой мысли заставил себя как можно быстрее заснуть, чтобы вычеркнуть из памяти все ужасные воспоминания. Тейлор переплел пальцы их соединенных рук, нежно поцеловал в плечо и тихо так, вкрадчиво, до мурашек: приятных снов, любимый.«Когда я говорю «любить», я имею в виду «любить» не в смысле «заботиться», а в смысле «обладать». (Чак Па́ланик. Бойцовский клуб)
Артур зевал, сонными глазами смотрел на миссис Портер, и лениво потирал покрасневшие веки подушечками пальцев — он проспал практически семнадцать часов с момента последнего пробуждения, с трудом смог засунуть в себя листья шпината с отвратительным вегетарианским сыром и чашку земляничного чая, практически ледяного, чтобы дополнительно не раздражать горло и пищевод. Миссис Портер чиркала ручкой в ослепляющем золотом корпусе по страницам блокнота, изредка рассматривая Артура исподлобья — было скучно и тоскливо, он ерзал в неудобном кресле, заворачивался и освобождался от пледа, нервно постукивал кончиками пальцев по подлокотникам, боясь пропустить что-то особенно-важное. Миссис Портер успела только представиться и схематично описать планы по дальнейшим сеансам — Артуру захотелось вскрыть вены здесь и сейчас. Голос ее скрипучий и в тоже время — прокуренный, неприятный и грубый — хотелось зажать уши ладонями, чтобы никогда его больше не слышать. В лагерь Венге Артур приехал больше от скуки, чем от желания побороть зависимость — в его жизни были экстази, амфетамин, сигареты и алкоголь и практически всех он победил без стараний; проснулся в один день и решил, что отныне — никаких тусовок в барах и клубах, оставил бокал белого сухого вина за ужином и пару сигарет — утром и перед сном. Но самой ужасной зависимостью оказался Тейлор — с первой минуты сумбурного знакомства и по сей день. Раздражающий, грубый, жестокий и в то же время — любимый и любящий. Артур ненавидел его всеми фибрами души за пролитые слезы, за причиненную боль и за ослепляющую любовь, надеялся провести время в тишине и спокойствии, возможно, даже подохнуть в пропитанном хвоей воздухе, где-нибудь в канаве или овраге, но Тейлор, черт его подери, поплелся за ним, искренне обещая, что не будет мешать и вообще сделает вид, будто они незнакомы. Сначала получалось: даже в идиотском автомобиле по пути от аэропорта до лагеря ехали на разных местах, и пусть Артур истерзал себе ладони ногтями — терпел и надеялся, а потом их заселили в одну комнату, на соседние кровати — каждую ночь видеть его чертово лицо или потолок с трещинами. Трещин, к слову, двадцать восемь… все эти совместные приемы пищи — сиди и смотри в тарелку, кожей чувствуя, как лицо взглядом прожигают… не говори с кем-нибудь доброжелательней, чем следует, иначе получишь взгляд, словно ртутью по телу — холодный и отравляющий, а потом этот чертов Андер, будь он неладен, посмел заглядываться на его Тейлора так, что слюна на пол капала, и Артура ревностью пробило от кончиков волос до стоп, холодным потом и яростью. — Что ты хочешь мне рассказать? — спросила миссис Портер, откладывая блокнот вместе с ручкой на колени. — Что угодно, это не под запись. Артур задумался, мысленно переворачивая страницы в фотоальбоме воспоминаний. На одной из них — он прекрасный ребенок с любящими родителями едет на пикник в пригород Нью-Йорка. Перед глазами: высокий обрыв, полет разноцветных, будто выдуманных, бабочек и сладкий аромат полевых цветов. На клетчатой скатерти — плетеная корзинка с фруктами, сэндвичами и кексом со свечей в виде цифры пять, воткнутой в белую глазурь. На второй — он курит за школой марихуану и глупо смеется в лицо парня, что тремя годами позже станет его первым. На третьей — он сидит у постели умирающего отца, пустым взглядом смотрит на пищащие аппараты и проклинает убитого дурью подростка, что решил выстрелить тупо-по-приколу. На четвертой — он целует мать в щеку на школьном выпускном и честно обещает стать достойным человеком. На пятой — его выгоняют из университета за драку и распространение наркотиков. На шестой — он беспробудно пьет неделями и месяцами, врет матери в телефонном разговоре, что все хорошо. На седьмой — он целует Тейлора перед дверью богом забытого бара, не задумываясь о том, что это и есть — чертова любовь. — В школе я ненавидел математику, — сказал Артур и пожал плечами. — Этого достаточно? — Почему ненавидел? Артур понятия не имел о чем врать. Математику он любил и прекрасно считал логарифмы в уме. Даже поступал на математический, но, как и всегда, все умудрился проебать. — Учительница раздражала. — Почему раздражала? Потому что была глупее меня и задавала идиотские вопросы, рвалось из горла, но Артур сдержался, пожал плечами и уставился в окно на верхушки высоких сосен. Вот бы с них и насмерть. Ради секундного удовлетворения в потребности адреналина. Ему бы чашку горячего ароматного капучино из кофейни напротив дома, со взбитыми сливками и невероятно-красивыми маршмеллоу, и таблетку экстази впридачу, чтобы рассмотреть настолько прекрасный и удивительный мир. — Она плохо объясняла. — Мне известно, что ты поступил на математический факультет, отлично учился два года, а потом… — Меня выгнали, — закончил Артур за миссис Портер, — глупая история — подрался. — Из-за чего? — Не помню. Не поделили что-то. — Тебя это подкосило? — Вы это из-за работы моделью спрашиваете? Мне нравится. Я всем доволен, — Артур крепко сжал пальцами подлокотник и сощурил глаза от прорвавшегося сквозь кучевые облака солнечного света. — Можно я пойду? Чувствую себя неважно. Артур ушел не дожидаясь ответа, плотно закрыл за собой дверь и вышел на улицу, жадно вдыхая кислород, в котором нуждался, застегнул молнию на кожаной куртке практически до горла и запустил руки в холодные пустые карманы. Он рассматривал небо, облака, крылья птиц, отливающих синем в лучах солнца, и телефонные провода, лежа на влажной лужайке спиной и заведя руки за голову, размышляя о чем-то настолько далеком и прекрасном — создавалось впечатление, что он это просто-напросто выдумал. Приближалось время ужина, в животе неприятно урчал голод, истерикой требуя еды или теплого чая. Гармония и тишина была такой объемной, что даже громкие стрелки наручных часов не могли их перебить. Артур закрыл глаза и немного запрокинул голову, подставляя лицо под лучи солнца, которые почти не грели. Птицы пели песни, и звук казался настолько прекрасным — Артур даже пожалел, что не взял с собой телефон, ведь такую мелодию можно смело поставить на будильник, чтобы даже в холодный зимний день просыпаться с улыбкой, пропитанной таким приятным ноябрьским днем. Артур посмотрел на запястья, на темно-фиолетовые отметины на коже и обреченно вздохнул, мысленно представляя шею, плечи и ключицы. Натянул рукава футболки до ладоней и крепко сжал их пальцами. В лишнем внимании он не нуждался, да и в любом случае — заметь кто-нибудь один из таких следов, сложить один и один труда не составит. Почему-то сейчас, в приятной тишине, захотелось перенестись с влажного газона в крохотную квартиру с белыми стенами и кожаным коричневым диваном, с проходной кухней и барной стойкой из темного дерева, с ванной где одна из стен — зеркало от пола до потолка. Он прекрасно, до алеющих щек, помнил концентрированную любовь и нежность в этой квартире. Помнил Тейлора с сонными глазами, читающего учебники по медицине, себя в уютном кресле и с наушниками в ушах, изучающего очередной язык, который в жизни едва ли пригодится — и в одно мгновение стало так тепло и хорошо, что непроизвольная улыбка засияла на лице. Ему, правда, хотелось домой — к пустым стенам, удобному дивану и любящему Тейлору. На ужин все-таки не пошел — мимо столовой к лестнице, ведущей на второй этаж, и вставил ключ в замок, в комнате сбросил куртку и кроссовки, лег на кровать и, изучая кончиками пальцев стены, молился о том, чтобы время текло быстрее. — Как ты себя чувствуешь? — минутой позже спросил Тейлор, осторожно опуская чашку с горячим чаем на подоконник. — Болит? — провел кончиком указательного пальца по кадыку Артура и сел рядом с ним, поджимая ноги под себя. — Почти нет, — честно признался Артур; его еще знобило мелкой дрожью по позвоночнику и рукам, но он верил, что скоро все закончится, весь этот ад закончится и они поедут домой. — Как ужин? — Многословно — не понимаю, каким образом можно жить в одном доме и совсем не общаться. — Что ты делаешь? — испуганно спросил Артур, когда теплые пальцы Тейлора легли на его руку и осторожно, практически без усилий потянули на себя. — Андер сейчас придет. — Не придет — он уехал с Грантом в магазин, — Тейлор провел подушечкой большого пальца по нижней губе Артура и улыбнулся. — Ты особенно красивый, когда высыпаешься. — Ты тоже ничего, — ответил Артур, игриво подмигнув, и забрался к Тейлору на колени, — намного лучше всех остальных кандидатов, так что… Тейлор не дал Артуру договорить и, нежно поцеловав в губы, запустил пальцы в мягкие волосы, пахнущие сливой и немного табаком. Целовались они всегда медленно, чувственно, до дрожи на веках и подступающих слез, изучая каждую клеточку тела пальцами, кожей, языком — у Артура острые лопатки, нежные ладони, пахнущие кофе, и глаза — все созвездия разом блестят на хрусталиках, а в телефоне — гигабайты фотографии их переплетенных пальцев, ласкающих губ, тысячи глупых селфи в зеркало лифта и десяток песен, под которые так классно любить друг друга. Пальцы Тейлора под тканью футболки Артура теплые, требовательные, очерчивающие каждый позвонок, надавливали, вынуждая изгибаться и жарко дышать в пульсирующую вену на шее; губы на ключицах, кадыке и линии нижней челюсти — ласкающие, доводящие до исступления, чувственные; язык, словно раскаленная лава, обжигающий, побуждающий мурашки оседать на позвоночнике, руках и бедрах. — Я не хочу здесь, — через полустон сказал Артур, вжимаясь губами в уголок глаза Тейлора и вздрагивая от трепета ресниц, — только не здесь. Тейлор кивнул, соглашаясь, и, обнимая Артура за талию, крепче прижал к себе. Целоваться они могли где угодно — на улице, под дождем, в лифтах, незнакомых подъездах, торговых центрах, в барах, клубах, на чужих свадьбах, в общественном транспорте и в автомобиле, но вот любовью всегда занимались в своей постели, словно только там могли по-настоящему доверять друг другу. Все другие места казались им грязными, чужими, облюбованные кем-то и чаще — обыкновенным блядством. Презирали кровати в отелях, задние сидения автомобилей, парки и приватные комнаты в ночных клубах, осуждающе рассматривая людей, трахающихся в туалетных кабинках или просто-напросто у всех на виду. Да и в первый раз они переспали только через три месяца после знакомства, не потому что не хотелось, а потому что — я любить тебя хочу, а не трахать, милый. — Голова кружится, — нахмурив брови, сказал Артур, до побелевших костяшек сжимая пальцами край подоконника. — Если я сейчас умру… — То я с тобой, — серьезно ответил Тейлор, помогая Артуру лечь на кровать, заботливо подложил подушку под голову, накрыл одеялом, подал давно остывший чай. — Я что-нибудь из еды принесу. — Не смей меня бросать, — с трудом, через кашель произнес Артур. — Дай эту дрянь для горла и просто будь рядом, — поморщился, стараясь проглотить травяной раствор, запил чаем и зажмурил глаза. — Блядь, как же меня знобит. — Откуда этот синяк? — спросил Тейлор, аккуратно приподнимая челку Артура кончиками пальцев. — И у тебя капилляры лопнули в правом глазу. — Меня будто грузовик переехал, — Артур прижал ладонь ко рту и пробежался взглядом по комнате, — ведро, — пробормотал сквозь плотно-сжатые пальцы, — быстрее.