ID работы: 8732950

аберрация

Слэш
NC-17
В процессе
автор
Размер:
планируется Макси, написано 1 396 страниц, 45 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
Нравится Отзывы 76 В сборник Скачать

Часть тринадцатая: осознание скорого расставания

Настройки текста

Жизнь без друзей — это не жизнь, какой бы уютной и безопасной она ни казалась. Когда я говорю о друзьях, я имею в виду именно друзей, ведь не каждый может стать твоим другом. Это должен быть человек, который ближе тебе, чем собственная кожа, который способен раскрасить твою жизнь, привнести в неё напряжение и смысл. Дружба — обратная сторона любви, но в ней сохранена сущность любви. (Генри Миллер. Книга о друзьях)

       Филип недоволен комнатной, доставшейся идиотским жребием из двух спичек — короткая: с синими стенами, длинная: с зелеными. Доверять спичкам в руках Гранта Миллера — преступление и признание собственной невменяемости: «проходите в наш клуб обманутых, берите стул, присаживайтесь, представляйтесь, а мы вам поаплодируем». На цвет стен Филипу плевать, на размер комнаты — тоже, единственное, что беспокоило — пол. Щели между паркетными досками в комнате с зелеными стенами огромные и глубокие — у Филипа ладони истерзаны занозами и сколами. Леа Портер советовала ему самую полезную зависимость — вместо героина пустить по венам спорт. Но, черт бы побрал паркетные доски — отжиматься и тем более качать пресс — невыносимо. Особенно раздражало, когда Грант восседал в кресле напротив.        — Может, ты свалишь? — прошипел Филип, мысленно отсчитывая третий десяток. — Отвлекаешь.        Грант пожал плечами, перебирая за столом документы — просматривал, вчитывался, кривил лицо и раскладывал по идентичным стопкам, через пластиковую розовую трубочку маленькими глотками пил энергетик, изредка поглядывал на циферблат часов на красном ремешке и поправлял воротник джинсовой куртки, которую будто дети восковыми мелками изрисовали. Из окончательно-завившейся копны волос контрастно выделялись солнцезащитные очки с красными стеклами и оправой цвета разлитого по воде бензина, ноги покоились на ездившем туда-обратно скейтборде с вычурными сердечками пробитыми стрелами на деке. Мальчик-свечение-радуги. Мальчик-анти-монохром.        — С тобой мне лучше работается, — сказал Грант, переведя взгляд на окно и бьющее в глаза солнце. — Плюс, ты забавно пыхтишь.        Филип подумал о том, что пора заняться воровством и стащить у Андера плеер. Заноза впилась в ребро ладони — он поморщился и решил, что на сегодня пятьдесят отжиманий хватит. Встав коленями на пол, прищурился, стараясь подцепить занозу коротко-стриженными ногтями, но выходило с трудом. Пришлось воспользоваться зубами — циклично отбрасывая со лба влажные пряди волос встряхиванием головы, пальцами сжимал кожу на ребре ладони, зубами стараясь подцепить никудышную деревяшку. Поддалась, Филипу везло настолько нечасто, что он улыбнулся.        — Давай поменяемся комнатами.        — Нет, — решительно ответил Грант, не задумываясь ни на секунду. — Ненавижу зеленый цвет.        — Тогда почему ты здесь постоянно торчишь? — спросил Филип, снимая мокрую насквозь майку, и швырнул ее в корзину для белья — не дожидаясь ответа, обреченно рухнул спиной на кровать и, приподнявшись на локтях, старался расстегнуть пуговицу и молнию на шортах. — Эй, земля вызывает Гранта!        — Ты заметил, что Андер со мной не разговаривает? — серьезно спросил Грант, поставив локти на стол, и опустил подбородок на сцепленные в замок пальцы. — Или мне кажется?        — Разве? — переспросил Филип, стягивая шорты, попутно вытаскивая из заднего кармана пачку сигарет и зажигалку. — Не обращал внимание.        — Обрати, — сказал Грант, принимаясь за бумаги. — Сегодня обрати внимание.        — Стой. Тебя это обижает? — шорты Филип бросил к мокрой майке, сел на край кровати и, лениво сцепив пальцы в замок, вытянул руки перед собой, растягивая мышцы. — Поговори с ним.        — Со дня воссоединения он мне и слова не сказал.        — Поговори с ним, — повторил Филип, выпуская кольца сигаретного дыма под потолок. Обреченно рухнул обратно на кровать и прикрыл глаза ребром ладони свободной руки, защищаясь от солнца. — Не знаю, пригласи покататься на скейте.        — Я звал на каток. Полчаса с дверью разговаривал — так себе собеседник.        — Странно, — заключил Филип, затушив сигарету в пепельнице, и перевел взгляд на Валиума — тот казался счастливым, плавал в окрашенной солнечными лучами воде, практически не выбираясь на камни и раковины. — А ты точно не накосячил?        — Я бы запомнил, — сказал Грант, подпирая ладонью линию нижней челюсти. — Мы так прекрасно жили вдвоем в мотеле, а потом — бац и все.        — Тогда понятно — у Андера передозировка тобой.        — Перестань, — Грант закатил глаза и нервно постучал подушечками пальцев по столешнице. — Я — отличный друг.        — Каждое утро благодарю за тебя Бога, — вымученно сказал Филип, лениво дотягиваясь до упаковки риталина и высыпая на ладонь две таблетки. — Серьезно, Грант, поговори с ним.        — Как, если он со мной не разговаривает?        — Не знаю. Напиши сообщение, — Филип опустошил половину пол-литровой бутылки воды и медленно встал с кровати — первая сигарета отдалась небольшим головокружением, пришлось невольно опереться ладонью на стену, чтобы поднять со спинки стула полотенце. — Я в душ.        — Ты констатируешь или приглашаешь? — Грант смял пальцами банку энергетика, выбросил в стоявшее в ногах мусорное ведро и вновь уставился в бумаги. — Иначе, не понимаю, зачем мне эта информация.        — Еще в душе тебя не хватало, — сказал Филип, выходя в коридор и поворачивая дверную ручку комнаты Дэнни. — Поговори с ним! — Грант раздраженно выдохнул, откинулся на спинку кресла, ноги на скейтборде скрестил в щиколотках. Разблокировав телефон, прочитав десяток сообщений от коллег, выбрал в списке контактов Андера и задумался. Легко сказать «поговори с ним», сложно другое — как начать? Грант написал банальное «привет» и ударил себя ладонью по лицу, когда на дисплее засветилось «доставлено» и секундой позже «прочитано». Ответа не последовало, ни сейчас, ни через долгих пять минут, когда Филип вернулся в комнату и, роясь в тумбочке, выбирал одежду. Переодевшись, забрался с ногами на кровать и прижался спиной к изголовью, наблюдая то за грустным лицом Гранта, то за довольным Валиумом. — Как успехи?        — Прочитал и не ответил.        — Спит, наверное, — пожимая плечами, сказал Филип, щелкая зажигалкой, и встряхнул мокрыми волосами. — Доминик вчера мозги вытрахал.        — Не напоминай, — кривя лицо, сказал Грант и потер пальцами гудящие виски. — У парня что-то в голове перемкнуло.        Филип согласно кивнул, выдыхая сигаретный дым и прикрывая глаза. После двухчасового сидения на холодной лужайке, тупо пялясь в небо, Доминик вошел в дом, истерично смеясь и пиная ногами все, что попадалось на глаза — досталось столу, дивану, креслу и холодильнику, на корпусе которого теперь красовалась вмятина; если бы Тревор не спал, то точно бы досталось и лицу Доминика. Артур через силу умолял его пойти спать, говорил, что все будет хорошо, если не сейчас, то точно утром. Доминик Морган успел послать нахуй исключительно всех, обвинил в любовных неудачах и, завалившись на диван, жадно давился виски из горла. Сначала его было жаль, но после получаса диких воплей, добродушный Андер не выдержал — швырнул в него бутылку с водой и пачку аспирина и, сказав, что все бесполезно, поднялся в комнату. Ночь, говоря откровенно, не задалась. Засыпали все в дерьмовом расположении духа, ворочались в кроватях и шумно переговаривались друг с другом через стены, понимая, что вот он — настоящий пиздец.        — Нам скоро выезжать, — напомнил Филип, сверившись с настенными часами. — Думаешь, теплые вещи брать?        — Наверное. Обычно праздник фейерверков затягивается на ночь.        Тейлор позвонил Филипу в девять утра — довольный, выспавшийся настолько, что его хотелось возненавидеть, но не получилось — и пригласил на ярмарку в честь дня города и на праздник фейерверков, который пройдет позже. Тейлор говорил, что будет охрененно — сплевывая зубную пасту в водосток, рассказывал, что будет тир и яблочные пироги на любой вкус. Дэнни, вырвавший из его рук телефон, добавлял, что будут аттракционы и сахарная вата. Филип мысленно согласился, после слов, что все будет охрененно — остальное приятный бонус.        — Стоп, — серьезно начал Филип, — ты же поедешь?        — А почему ты спрашиваешь?        — Ну, там внизу твоему дружку плохо…        — Переживет, — решительно сказал Грант. — Я устал биться в закрытую дверь. Ему действительно нравится страдать. А я, блядь, обожаю фейерверки!        — Возрадуемся, — пропел Филип, вскидывая руки к потолку. — Он прозрел! — Грант по-доброму закатил глаза и, подхватив скейтборд, поднялся из-за стола. Филип, проверив наличие корма у Валиума, стянул со спинки стула куртку и, порывшись в ящиках тумбочки, взял документы и бумажник; упаковку риталина засунул в карман, повесил за горловину футболки солнцезащитные очки и нацепил удобные, проверенные временем, конверсы. Прокатившись по коридору на скейте Грант подкинул его в руки перед лестницей, и, быстро спустившись, перепрыгивая через три ступеньки, вновь коснулся подошвой кроссовок шершавой поверхности. Филип в очередной раз вспомнил о том, что Гранту давно двадцать один, и, закатив глаза, достал из холодильника несколько бутылок воды в дорогу. — Я могу везти машину, а тебя привяжем к багажнику — будешь ехать следом.        — Нет, спасибо, — вежливо отказался Грант, — я там покатаюсь.        Филип отмахнулся от желания сказать, что там только озеро и бездорожье, поэтому, открыв водительскую дверь, настойчиво ударил кулаком по клаксону. Со второго этажа послышалось «Иду!» Тревора.        — Дайте мне пять минут, — Андер с теннисной ракеткой на плече вышел из-за угла дома, снимая с головы повязку и зубами стягивая напульсники. — Хорошо?        — Хорошо, — согласился Филип. — Где поедешь?        — Сзади, — равнодушно ответил Андер, заходя в дом.        — Даже не посмотрел на меня, — сказал Грант, опуская локти на крышу машины. — Ты видел?        — Не обратил внимание, — ответил Филип, забираясь на пассажирское сидение. — В машине он с тобой заговорит.        — Готов спорить, что нет, — грустно сказал Грант, передавая скейтборд Филипу. — Себе в ноги брось.        — Ты точно где-то накосячил.        — Теперь и мне так кажется, — пальцы Гранта барабанили по ободку руля — резко наклонив голову, заставил очки упасть на переносицу, поправил душки и откинулся на спинку сидения. — Что я мог сделать?        — Или не сделать, — философски произнес Филип, смотря в открытое окно и улыбаясь Тревору. — Не торопись, Андер в душ пошел.        — А? — Тревор, прижавшись плечом к колоне, на весу завязывал шнурки высоких белых кроссовок. — Что говоришь?        — Не спеши, — громче повторил Филип, — и не рухни там, Бога ради.        Тревор кивнул, накидывая на плечи джинсовую куртку вместе с рюкзаком, и застегнул ремень на джинсах с внушительными прорезями на коленях.        — Все, я готов. Там точно можно будет пострелять по мишеням?        — Тейлор сказал, что да, — ответил Филип, открывая заднюю дверь изнутри.        — Ох, спасибо, так и быть, выиграю тебе игрушку, — Тревор забрался на заднее сидение, поправил джинсы на коленях и, прикрыв глаза, откинулся на спинку. — Мы вчетвером едем?        — Да, если Андер поторопится.        — То есть, Доминик Морган не будет выполнять роль живой мишени? Вот дерьмо.        — Разбудил тебя вчера?        — В комнату ломился, — недовольно сказал Тревор, потирая пальцами веки. — Странно, что именно во мне он увидел психолога — я же его на дух не переношу.        — Дай пять, — ответил Филип, вытягивая назад руку.        — Он просто перебрал, — встрял Грант, — с кем не бывает?        — С теми, кто умеет себя контролировать, — сказал Филип. — Андер, Бога ради!        — Да иду я, иду! — Андер выбежал из дома, завязывая на плечах рукава толстовки. — Все, можно ехать, — забравшись с ногами на заднее сидение, обреченно уронил голову на плечо Тревора. — Без нас все равно не начнут.        — Ну, мистер Миллер, едем? — спросил Филип. — Эй, земля вызывает Гранта!        — Едем, — Грант повернул ключ в замке зажигания и вывернул руль.        — «Двухместный космос»        Дэнни — чертовски-красивый. С взлохмаченными от ветра волосами, широкой улыбкой и горящими глазами, стоял, уперевшись ладонями в колени Тейлора, и разглядывал в его глазах пейзаж за спиной. Тейлор поправлял высокий ворот своего (его) черного свитера, пальцами сжимал ремень джинсов и тянул на себя, заставляя Дэнни наклоняться ниже, к поцелую, к губам. У Дэнни дрожащие не от холода пальцы прятались под тканью капюшона толстовки Тейлора, ресницы щекотали его щеки и с губ слетали жадные вдохи. Ему бы обернуться, да посмотреть на красиво-украшенную главную улицу города, на смеющихся ребятишек, выигрывающих мягкие игрушки от попадания дротиками по воздушным шарам, на счастливых взрослых, поедающих яблочные пироги с шариком мороженого, но как от глаз Тейлора вообще оторваться?        Тейлор потянул Денни на себя, вынуждая забраться на капот машины, и крепко обнял со спины за плечи, прижимаясь губами к шейным позвонкам. Указал вытянутым вперед пальцем на импровизированный подиум и на молодых девушек, одевающих детишек в несуразные разноцветные одежды. Дэнни, проследив за пальцем, тихо рассмеялся, заметив недовольную рыжую девочку с двумя хвостиками, которая, уперев руки в боки, говорила старшей сестре, что синий совершенно не ее цвет, а в таких обносках она не пойдет даже мешок с мусором до уличного бака нести.        Солнце, находившееся в зените, било лучами по глазам — Дэнни щурился, высматривая на широкой дороге знакомую машину среди множества совершенно-непохожих. Многие семьи приезжали с палатками и спальными мешками. Парни на огромных пикапах с громкой современной музыкой — с ящиками пива и содовой. Девушки — с купальниками и покрывалами. На последних Дэнни смотрел с недоумением, ведь на улице чертовски-холодно, а к ночи обещают заморозки. От размышлений о погодных катаклизмах Дэнни отвлек звук, пробудивший колесо обозрения — лампочки на корпусе загорелись, по площади заиграла музыка прошлого десятилетия, в воздухе на мгновение стало теплее.        — Тебе здесь нравится? — спросил Тейлор, скользя губами по щеке Дэнни, и крепче обнял его за плечи.        — Мне с тобой нравится, — ответил Дэнни, откидывая голову назад, — еще нравятся разноцветные дома, крыши и лестницы, живые изгороди.        — Ты находишь красоту в архитектуре, а я, как простой смертный, в тебе.        Дэнни улыбнулся в поцелуй, обхватил пальцами запястья Тейлора на груди и подумал о том, что еще никогда не был настолько счастлив — перевел взгляд на полуразрушенную пристань, на девушек, что, потянув мышцы, с разбега прыгали в холодную воду и на парней, которые помогали им подняться и подавали полотенце. В мгновение, пространство ярмарки наполнилось живым искренним смехом, словно именно сегодня проблемы отступили, позволяя вдохнуть глубже и выдохнуть ровнее.        Машина Гранта завернула на парковку через полчаса, остановилась на одном из мест и резко заглохла мотором и музыкой. Водительская дверь открылась, на асфальт выкатился скейтборд, а потом в поле зрения появился и сам Грант — как всегда, очаровательный, широко-улыбающийся и счастливый. Филип, причитая о том, что навигатор придумали умные люди и нужно этим пользоваться, вышел секундой позже, лениво потягиваясь и запуская в момент замерзшие руки в карманы куртки. Потом, Андер, натягивая на себя толстовку и ежась от порывов ветра, взглядом выискивал туалетные кабинки и, только махнув, быстро побежал в их сторону. Тревор, застегнув куртку на все пуговицы, сначала долго смотрел на мелкие волны озера и, только прищурившись, разглядел Дэнни и Тейлора.        — Здесь, кстати, круто, — сказал, пожимая им руки, и перевел взгляд на колесо обозрения. — Мы сильно опоздали?        — Конечно сильно, — ответил Филип, мучаясь с молнией на куртке. — Грант водить не умеет — едет, куда глаза глядят.        — С этим трудно поспорить, — согласился Дэнни, рассматривая нелепые попытки Гранта сделать трюк, развернувшись на триста шестьдесят градусов вокруг своей оси. — Ну так, с чего начнем?        — Где пива можно взять? — спросил Филип, привставая на носочки и прикладывая ко лбу ребро ладони. — Так, яблочные пироги не хочу, выиграть рыбку в аквариуме — тоже, забавная кепка мне, разумеется, не пойдет.        — Пойдем, я покажу, — сказал Тейлор, целуя Дэнни в щеку и слезая с капота. — Если потеряемся, встреча у колеса, идет?        — Да-да, — машинально ответил Грант и недовольно выдохнул, когда скейтборд снова не поддался. — У меня получится!        — Мне нужно два пива, — уточнил Филип, обнимая Тейлора за плечо. — А лучше — ящик, пока я эту чертову доску не сломал, причем ему об голову. Тебе не кажется, что Грант стал каким-то рассеянным и несобранным? Про детский сад в голове вообще молчу.        — Пусть ребенок порадуется лету, осенью снова предстоит идти в школу, — улыбнувшись, сказал Тейлор. — Так что, как прошла поездка?        — Лучше спроси, как прошла ночь, — предложил Филип, вытягивая зубами сигарету из пачки, — твой брат — чертов придурок. Сам толком жить не умеет, так и другим не дает. Нет, правда, такого парада невежества я не видел даже в неизкосортных подростковых драмах — слезы, истерики, крики. Он, случайно, звание «короля драмы» не получил на школьном выпускном?        — Нет, его обошла девчонка, — задумчиво произнес Тейлор, — или парень, или это звание попросту не вручали. Ничего, скоро театр абсурда закончится — приедет Лу и он наконец-то пострадает по-настоящему.        — Кстати, он за тобой следит.        — Вы его что, в багажнике привезли?        — Нет, он вчера говорил про какое-то приложение, но переживать не стоит — его телефон вдребезги.        — Ебанный ад, — сказал Тейлор, озвучивая разом и свои мысли и Филипа.        — Так что, у нас все хорошо? — спросил Дэнни, обнимая руками колени и ставя на них подбородок. — Не злишься?        — А должен? — вопросом на вопрос ответил Тревор. — Ты счастлив. Я счастлив за тебя. Или нам снова нужно где-то сохраниться?        — Вроде нет, — улыбнувшись, сказал Дэнни. — Так что, показать тебе тир?        — Конечно, — ответил Тревор, протягивая Дэнни руку, — я обещал выиграть Филипу игрушку.        — И назовет он ее — Ксанакс.        — Точно, — рассмеявшись, согласился Тревор, — или Фентанил.        Андер уставился на опустевшую от людей парковку и нерешительно огляделся по сторонам, засовывая руки в карманы брюк с резинками на щиколотках — кроме сотни неизвестных лиц и голосов, в поле зрения не было абсолютно ничего; привстав на носочки, старался разглядеть хоть какую-нибудь знакомую спину, но не получалось.        — Эй, привет.        Андер вздрогнул, медленно поворачивая голову на источник звука — напряженно выдохнул, ища взглядом предмет, за который можно зацепиться. Не получалось.        — Где все? — спросил Андер, больше обращаясь к своим кроссовкам, чем к стоявшему рядом Гранту.        — Почему ты со мной не разговариваешь? — серьезно спросил Грант, крутя в руках скейтборд. — Я сделал что-то не так?        — Разговариваю, — медленно произнес Андер — руки в карманах брюк сжались в кулаки, дыхание стало прерывистым. — Куда, ты сказал, все ушли?        — Я не говорил, — сказал Грант, вытаскивая из кармана ключи от машины и снимая ее с сигнализации. — Пойдешь со мной, или здесь будешь стоять?        — Здесь, — ответил Андер.        — Хорошо, я сейчас вернусь. Не уходи никуда, — Андер кивнул, продолжая высматривать в толпе людей знакомые лица. Грант вернулся через минуту, встал напротив и склонил голову набок. — Что я сделал не так?        — Нужно попробовать пирог, — сказал Андер, аккуратно огибая Гранта — заметив на парковке черный шестисотый мерседес, шумно сглотнул и крепко зажмурился. Все хорошо. Все живы. Он тоже живой. Дыши. Запустив руку в карман толстовки, извлек упаковку мебикара и обреченно застонал, видя, что осталась одна таблетка. Дыши.        — Нет, так не пойдет, — ответил Грант, дергая Андера за плечо — таблетка упала на пыльную дорогу и, словно хамелеон, подстроилась под мелкие камни. — Что это?        — Оставь меня в покое! — громче, чем следовало сказал Андер, швыряя упаковку в урну, забитую доверху упаковками мороженого и одноразовыми тарелками. — Я хочу чертов пирог!        — Прости, — шепотом сказал Грант, смотря Андеру в спину — поморщившись, аккуратно вытянул упаковку таблеток из урны, пробежался взглядом по названию и, нахмурившись, вбил его в поисковике. — У тебя панические атаки? Почему ты мне ничего не сказал?        — Перестань со мной разговаривать!        Грант шокировано смотрел на упаковку таблеток, вчитываясь в имя врача и название больницы. Доктор Стивенсон. Пресвитерианская больница. Обернувшись по сторонам и найдя взглядом Тейлора, решительно двинулся к нему.        — Что ты знаешь об этом?        Тейлор посмотрел сначала на Гранта, потом на упаковку в его руке и расстроенно выдохнул.        — Ты понимаешь, что показываешь будущему врачу упаковку таблеток, которая тебе не принадлежит? Понимаешь, что это преступление? Поэтому я спрошу только раз: почему у тебя таблетки Андера?        — Почему он их принимает?        — Ты не имеешь права задавать подобные вопросы, Грант, и как адвокат ты знаешь о таком пункте, как «врачебная тайна», — серьезно сказал Тейлор.        — Нет никакой тайны — ты не его врач.        — Хочешь вытрясти из меня признание, вперед, — холодно сказал Тейлор, смотря Гранту в глаза, — если нет, я пойду.        — Скажи мне!        — Поговори с моим адвокатом.        — Тадам, смотри, что я тебе принес, — радостно сказал Тревор, обнимая Филипа за плечо и демонстрируя огромную черепаху. — Я чувствую агрессию в воздухе — что происходит? — обведя внимательным взглядом спокойного Тейлора и взбешенного Гранта, непроизвольно улыбнулся. — Драка намечается? Какой повод?        — Андер пьет таблетки!        — Вот это новость, — расстроенно сказал Тревор, теряя интерес и вновь обращая внимание на черепаху, — панические атаки — почти месяц прошел, а ты только заметил.        — Тревор, твою мать! — раздраженно сказал Тейлор, всплескивая руками, — мы же, блядь, договаривались!        — Ты тоже знал? — спросил Грант, смотря на Филипа. — Охуенная у нас, парни, дружба!        — Я просил их не говорить, — сказал Андер — все остальные как будто растворились, оставив их наедине. — Ты — причина панических атак, Грант. Когда я смотрю на тебя, то снова оказываюсь в той машине — переживаю это снова и снова — и каждый чертов раз становится хуже. Ты тысячу раз умирал на моих глазах, а я… чертовски от этого устал, — опустившись на холодный газон, сложил ноги по-турецки, на скрещенные щиколотки поставил тарелку с пирогом, машинально провел пальцами по колену и выдохнул, почувствовав шрам. — Я рад, что ты это забыл. Но я… когда смотрю на свои руки, то не вижу ничего, кроме твоей крови.        — Почему ты мне ничего не сказал? — спросил Грант, садясь рядом с Андером.        — Потому что поначалу было нормально — в мотеле, полгода в Берлине, несколько недель в Мадриде, а потом… не знаю, как вспышка — кошмары, галлюцинации, трясущиеся руки. Ты ни в чем не виноват, Грант. Просто мое сознание, — сказал Андер, потерев пальцами пульсирующие виски, — не подчиняется мне. Играет против меня. Доктор сказал, что все пройдет, но пока нет никаких улучшений.        — И что советует доктор?        — Избегать триггер, — сказал Андер, грустно рассмеявшись, и отломил кусок пирога, — а я, идиот, надеялся, что больше никаких таблеток, — Андер отложил тарелку с пирогом, завел руку за спину, утопая ладонью и пальцами в траве, поднял лицо к небу и вытащил из кармана толстовки пачку сигарет и зажигалку. — Красивое небо, да?        — Значит, нам нельзя…        — Заткнись и смотри на небо, — прошептал Андер, закрывая ладонью рот Гранта, — просто смотри на небо вместе со мной. Да, вот так, гораздо лучше.        Дэнни отрывал небольшие куски сахарной ваты, наблюдая за бессмысленным соревнованием по меткости между Тревором и Тейлором. Глупость — оба отличные стрелки: Тревор попадает шайбой в ворота, Тейлор — ниткой в иголку. Оба в восьми из десяти раз. Филип, облокотившись на стойку, сжимал в руках подаренную Тревором черепаху и нехотя открывал рот, когда Дэнни предлагал съесть уже третью сахарную вату на двоих. Хозяин тира и по-совместительству — ветеран внимательно следил за двумя участниками и желтыми утками, которые с противным звуком вертелись от каждого точного попадания.        — Парни, вы все игрушки выиграли.        — Не нужны нам игрушки, — прошипел Тревор, — у нас принципиальная битва.        — Сейчас вспышка гнева заставит твои руки затрястись, — издеваясь, произнес Тейлор, — я выиграю, и мы все пойдем на колесо обозрения.        — Мечтай, — ответил Тревор, — это ты сейчас превратишься в торнадо агрессии, и я спокойно, не прилагая никаких дополнительных усилий, выиграю! Гарантирую: я буду это припоминать до конца твоих дней.        Битва не на жизнь, а на смерть бедных железных уток продолжалась долгие полчаса — несмотря на слова и толкание друг друга плечами, победила дружба. Дэнни расслабленно выдохнул, выкидывая в урну пятую палочку от сахарной ваты.        — Все? — спросил Филип. — Мы можем наконец-то идти на колесо обозрения?        — Можем, — довольно сказал Тревор, — ну что, ручки болят, доктор Дикинсон, как же вы отстоите на ногах двадцатичасовую операцию?        — Прекрасно отстою, не переживай за меня, мальчик-на-замене, — ответил Тейлор, обнимая Дэнни за плечи со спины и целуя его в щеку, — видел я твои матчи — удовольствие сомнительное, если речь о хоккее — в драках, которые сам провоцируешь, ты безусловно хорош.        — Благодарю, — притворно-вежливо сказал Тревор, разминая затекшие плечи и лопатки, — только видишь в чем разница между нами, друг — я предпочитаю провоцировать драки с теми, кто как минимум со мной в одной весовой категории.         Тейлор обернулся через плечо, лучезарно улыбнулся, обхватывая пальцами запястье Тревора и нажимая на точку между костями, способную мгновенно помутить сознание.        — Теперь понимаешь, что мне глубоко плевать на весовую категорию — я врач, Тревор, я хуже любого, блядь, убийцы, поэтому, будь лапочкой, не зли меня, — Тейлор отпустил руку Тревора, улыбнулся еще добродушнее, чем прежде, и загадочно подмигнул, — поверь, я знаю точки, способные, как подарить наслаждение, так и сделать очень больно — настолько больно, что смерть покажется освобождением. Давай покажу, — Тейлор надавил ребром ладони на пространство между лопаток Тревора — сковывающая боль в одно мгновение отступила, — не стоит благодарностей.        — Ради Бога, — взмолился Филип, — хватит уже. Вы оба — крутые.        — Ты должен поддерживать только меня, — рассеянно сказал Тревор, впервые за всю жизнь чувствуя полное расслабление, — я же подкупил тебя черепахой! Судя по часам и разговорам местных жителей, у нас почти восемь часов до фейерверков, чем займемся?        — Комнатой страха, конечно же.        Красное лицо рогатого демона злобно посмеивалось, приглашая прокатится на вагончике в преисподнюю — из огромного клыкастого рта выбегали кричащие, визжащие, испуганные люди. Купив билеты, Филип сел в первый вагон и расслабленно откинулся на жесткую спинку сидения, Тревор занял место рядом, перед этим поспорив с Тейлором о том, что кто первый из них закричит, тот отдаст второму сотню долларов. Тейлор, не раздумывая, согласился, и сел на второй ряд, четко за ним, обнимая Дэнни за плечо. Не может здесь быть ничего страшного. Вагончик наполнялся медленно, посетители перешептывались, активно жестикулировали, вспоминая неприятный опыт. Высокий мужчина громко спросил, есть ли еще добровольцы и, не услышав ответа, махнул рукой помощнику — колеса жалобно заскрипели, из пасти демона вышел столп дыма. Дэнни уткнулся кончиком носа в щеку Тейлора и крепче сжал поручень — под оглушительную роковую мелодию вагончик тронулся с места, ворвался в пасть демона и резко остановился внутри, в кромешной темноте.        — Блядь! — крикнул Тревор, чувствуя прикосновение руки к плечу.        — Это моя рука, — рассмеявшись, сказал Тейлор, — а ты должен мне сотню.        — Мечтай, это не считается! — поезд двинулся вперед — скелеты, стоявшие у стены и тянувшие руки, засветились, послышался шипящий крик, над головами болтались тусклые лампочки, не дававшие практически никакой видимости. — Тейлор, отъебись!        — Я тебя не трогаю.        — Серьезно, отвали.        — Да вот мои руки, — сказал Тейлор, вытянув руки вперед. — Видишь? — Тревор, неприятно поежившись, встряхнул головой — на руки Тейлора упал огромный, мохнатый, живой паук. — Милашка какой, — Тейлор через тусклый свет старался рассмотреть паука, — да?        — Убери его от меня нахрен! Ненавижу этих тварей!        Рассмеявшись, Тейлор опустил паука на пол и тихо зашипел, когда от резкого толчка край обивки вагончика острием прошелся по предплечью.        — Твою мать, — прошептал Тейлор, включая фонарик на телефоне — глубокая рана от локтя простиралась практически до запястья. — Дэнни, детка, подержи, — Дэнни широко-распахнутыми глазами смотрел на нескончаемый поток крови, требуя у обслуживающего персонала, чтобы поезд немедленно остановили — пальцы на корпусе телефона дрожали. — Тише-тише, — сказал Тейлор, снимая с себя одной рукой толстовку. — Я не умираю, все хорошо.        — Остановите, блядь, чертов поезд!        — Что там у вас? — спросил Тревор, повернувшись. — Вот дерьмо. Немедленно, блядь, остановите!        — Все хорошо, — еще тише сказал Тейлор и крепко зажмурился. — Дэнни, детка, помоги мне, — зубами у Тейлора получилось оторвать часть футболки — откинувшись на спинку, старался перемотать рану. Кровью был залит пол вагончика, спинка переднего сидения, джинсы и толстовка Тейлора, а он сам пытался сфокусировать взгляд на ткани футболки и выровнять дыхание. — Нужно дойти до машины. Нужно. Дойти. До. Машины.        — Эй, не смей отключаться, — прокричал Дэнни, обхватив ладонями лицо Тейлора. — Слышишь? Не смей!        — Все хорошо, — практически неслышно произнес Тейлор, закрывая глаза.        На крики никто из рабочего персонала не отреагировал. Три долгих минуты их катали по комнатам со скелетами, змеями и пауками, пока Филип и Тревор пытались поднять удерживающие их на сидениях поручни. Дэнни крепко прижимал ладонью ткань футболки на руке Тейлора; когда поручни поднялись вверх, Филип и Тревор подхватили Тейлора под руки, а Дэнни побежал на парковку за аптечкой — вернулся меньше чем за минуту, падая на колени и трясущимися руками открывая чемоданчик.        — Давай, Тейлор, давай же!        — Дай сюда, — одними губами сказал Тейлор, на ощупь выискивая, среди таблеток, эластичный бинт и перекись водорода, — пожалуйста, принеси какую-нибудь сладкую дрянь и разгони к хуям этих зрителей.        — Я врач! — прокричал голос из толпы.        — Я тоже! — злобно произнес Тейлор. — И я тут, блядь, не подохну! — аккуратно снимая ткань футболки с руки, поморщился, разглядывая в свете раздражающих фонариков рану — зубами вскрыл бутылочку перекиси водорода, закусив губу, вылил все до последней капли, медленно выдыхая и откидывая голову назад — рана пузырилась так, будто на кожу плеснули серную кислоту — Тейлор медленно досчитал до десяти и свободной рукой дотянулся до руки Дэнни, — не плачь, лучше помоги с бинтом и фиксатором. Уважаемые гости, разве в программе праздника была смерть? Да, понимаю ваше разочарование, но придется поискать другое развлечение.        — Вот, держи, — запыхавшись, сказал Филип, падая коленями на траву. — Шоколад и яблоки в карамели, больше тут ничего нет.        — Охуенная у меня завтра будет операция. Охуенная, — крепко перемотав рану, Тейлор натянул фиксатор и обреченно рухнул спиной на траву, врезаясь взглядом в небо. — Ты кричал, Тревор, я выиграл сотню — видишь, я же говорил, что всегда выигрываю.        — «От поцелуя до дробящего грудную клетку — я тебя люблю».        Добродушного вида местная жительница, Клэр, предложила Тейлору принять душ в своем доме — Тревора и Филипа разместила в гостиной, напоила облепиховым чаем, подала ароматные овсяные печенья с шоколадом. От чая и печенья Дэнни отказался — сидя на плиточном полу ванной комнаты, прижимая колени к груди и обнимая их руками, испуганно смотрел на бледного Тейлора, вытирающего волосы полотенцем.        — Я все еще жив, — серьезно сказал Тейлор, — простая царапина меня не погубит, — Дэнни стер выступившие слезы тыльной стороной ладони и обреченно ударился затылком об дверь. Тейлор перебирал вещи, склонившись с края ванны к сумке на полу, и чувствовал, как сильно кружится голова — выбрал самую свободную толстовку в арсенале, с трудом просунул забинтованную руку в рукав, поморщился, резко выдохнув носом скопившийся в легких воздух. — Дэнни, посмотри на меня, — сказал Тейлор, натягивая джинсы и кроссовки, и опустился перед ним на колени, осторожно касаясь кончиками пальцев лица, — пожалуйста, не плачь.        — Ты мог там умереть, — с долгими паузами между словами проговорил Дэнни, поднимая взгляд на Тейлора, — я… я совсем не увидел страха в твоих глазах — это ненормально. Охуенно, блядь, я влюбился в ненормального.        — Не нужно раскидываться такими словами на эмоциях, хорошо?        — На эмоциях? На каких, блядь, эмоциях? — Дэнни нервно рассмеялся, комкая пальцами ткань толстовки на плечах Тейлора. — Ну прости, так получилось — я не планировал.        — А так все хорошо начиналось, — сказал Тейлор, — давай, я скажу тебе это в более подходящей обстановке, хорошо?        — Не нужно мне ничего говорить, — серьезно сказал Дэнни, рассеянно выдыхая, — не люблю я это все — слова, фразы и прочую чепуху. Слова ничего не стоят — мне нравится чувствовать на клеточном уровне, посмотрим, как это будет, когда нас разделит девятьсот миль между Массачусетсом и Саут-Бендом.        — Это всего двенадцать часов езды, если ехать быстро.        Дэнни грустно улыбнулся, прижимаясь губами к щеке Тейлора.        — Мы потеряемся в этих милях, Тейлор. Мы потеряемся.        — Мы не потеряемся, я тебе обещаю, — Тейлор потянул Дэнни на себя и поцеловал так чувственно, что голова пошла кругом — Дэнни сильно сжал пальцами его плечи, царапая кожу через плотную ткань толстовки, и жарко выдохнул в поцелуй, распахнув затуманенные желанием глаза. — Я тебя больше всего на свете хочу — даже в этой крохотной ванной, в чужом доме, на грязном полу, — шепотом сказал Тейлор, скользя пальцами по рёбрам Дэнни под тканью свитера, точечно надавливая на каждое и срывая громкие жадные вдохи, — и только потому что я влюблен тебя, ты ещё одет, — продолжил, проведя языком по его шее, отодвигая ворот свитера пальцами. — Мне никто кроме тебя не нужен. И я тысячу раз буду проезжать эти чертовы двенадцать часов от Массачусетса до Саут-Бенда, чтобы целовать тебя, касаться и чувствовать, чтобы видеть глаза, чтобы сходить с ума, — от нахлынувших эмоций Дэнни беспомощно разрыдался, крепко обнимая Тейлора за шею и пряча лицо в его плече.        — Луна зажигала на небе прожектор — планеты танцевали в стиле электро.        Поблагодарив Клер за гостеприимство, парни вышли из дома за пять часов до начала фейерверков. Встретившись с Грантом и Андером, быстро рассказав о возникших трудностях, согласились, что корзина для пикника — единственное доступное и главное: безопасное удовольствие. Устроившись на лужайке, в отдалении от палаток и спальных мешков, Грант и Филип расстелили клетчатый плед, Тревор и Андер выложили содержимое предложенных корзинок, расставили тарелки, стаканы, приборы — в палатках хорошенько закупились фруктами, пирогами, пивом и вином, овощными и мясными рагу.        Все расселись полукругом, обсуждая погоду и оставшийся месяц лета — отбросив не нужные сейчас манеры, ели пирог из одной формы, ковыряясь вилками и даже пальцами, вино пили из горла и делили сигареты между собой, потому что было чертовски-лень ехать до магазина, который находился в километре.        — Нужно сделать это традицией, — сказал Грант, протыкая пальцем дымное кольцо, выпущенное Филипом. — Мы должны собираться каждое лето! Снимать один и тот же дом, тусоваться и проводить время вместе.        — Гранту больше не наливать, — рассмеявшись, сказал Филип, устраивая черепаху на коленях Тревора и кладя на неё голову. — Пойми: через несколько лет у всех начнётся взрослая жизнь — и далеко не каждый из нас будет тратить лето на тебя.        — Ой, иди ты, — фыркнул Грант, пытаясь усесться в позе лотоса и прижаться лопатками к широкому стволу дерева, — тебя я, кстати, не звал, — Филип неощутимо толкнул Гранта носком кеда в колено — тот недовольно сузил глаза, укладывая стопы на внутренние стороны бёдер, выставил вперёд средний палец и скривил лицо. — Поэтому все, кроме Филипа, должны постараться, чтобы освободить от дел лето… и Рождество.        — И дни Рождения, и Пасху, и день Независимости! — нарочито-приторно протянул Филип, выдохнув дым. — Что, я просто помогаю, а не навязываюсь.        — И день Солнцестояния, — дополнил Андер. — И Хэллоуин.        — Думаю, нам вообще не стоит разъезжаться — останемся под этим деревом навсегда, — предложил Тревор, допивая пиво из банки, — душ будем принимать у Клер строго по пятницам.        — Идите к черту, — пробурчал Грант, закатив глаза. — То же мне, друзья.        — А мне кажется, что это хорошая идея, — сказал Дэнни, прижимаясь губами к сцепленным в замок пальцам Тейлора, обнимающего его со спины, — возможно, лето сократится до недели или нескольких дней, но мы все равно будем друг у друга.        — Согласен, — улыбнувшись, сказал Тейлор. — В противном случае, Грант замучает нас на фейсбуке, в инстаграме и телефонных звонках.        — Вы должны радоваться, что Грант с вами не сутки напролёт, — любя, сказал Филип, театрально закатывая глаза, когда Грант бросил в его плечо зажигалку, — хотя, совсем скоро добрая половина его внимания переключится ещё на кое-кого. Слава Богу, мои молитвы услышаны.        Андер вымученно рассмеялся и закрыл руками лицо.        — Рано или поздно мы все переедем в Нью-Йорк.        — Заработаем целое состояние к сорока годам, выкупим этот несчастный особняк и откроем пансионат имени Гранта, — сказал Тревор, открывая ещё одну банку пива. — В любом случае, эта комната останется моей.        — Я свою зелёную на какую угодно поменяю, — серьезно произнёс Филип, смотря на ладони. — Кстати, мы даже ни разу не сыграли в бильярд!        — И в бассейне не поплавали, — добавил Андер.        — И не сделали барбекю, — поддержал Тревор.        — И фильм все вместе не посмотрели, — сказал Дэнни.        — И вместе никуда не сходили, — заключил Тейлор.        — И чем мы, черт возьми, вообще все это время занимались? — удивлённо спросил Грант.        — Искали друг к другу подход, — рассмеявшись, произнесли хором — убирая с пледа все лишнее, легли на спину, опираясь на локти, и перевели взгляд на небо, наблюдая за появившимися блеклыми звёздами, предвкушая самый грандиозный, далеко не последний, но точно — самый запоминающийся фейерверк.

Мне глубоко наплевать и на мое прошлое, и на мое будущее. Я здоров. Неизлечимо здоров. Ни печалей, ни сожалений. Ни прошлого, ни будущего. Для меня довольно и настоящего. День за днем. Сегодня. Прекрасное сегодня! (Генри Миллер. Тропик Рака)

       Спускаясь с трапа, поправляя широкие солнцезащитные очки, Лукреция одернула джинсовые шорты и недовольно покосилась на мятые края белой футболки, завязывая их в узел на талии — из-за повышенной влажности, волосы начали виться на треть длины. Невыносимо жарко — обмахивая лицо сложенной газетой, Лукреция проводила пальцами по шее, стирая неприятный выступивший пот — под чашечками бюстье озера и реки, ползущие по узкой талии под пояс шортов; ярко-красные туфли на высоком каблуке натерли мозоли во время перелета, и теперь Лукреция босиком шла по разгоряченному асфальту, проклиная выходки Доминика Моргана, жаркий Нью-Йорк и свои обязанности заодно. Обхватывая губами фильтр тонкой сигареты, взмахнула рукой, подзывая таксиста. Ментол приятно холодил — Лукреция, открывая бутылку с водой, выпила половину, а оставшиеся миллилитры вылила на себя, плечи, грудь и плоский живот — ткань футболки облепила загорелое тело, вода прошлась по шортам и стройным ногам. Ну, все — скидка за поездку обеспечена.        Лукреция наблюдала за таксистом, бережно укладывающим чемодан на колесиках в багажник, выпускала дым из приоткрытых губ и ловила голодные похотливые взгляды случайных людей у здания аэропорта. Лукреция рождена для того, чтобы обескураживать, опьянять и будоражить сознание — чертовски-женственная, обаятельная и сексуальная стерва. Ей повинуются и поклоняются многие, и только она — никому. Ловя взгляд таксиста в зеркале заднего вида, стягивала с себя футболку и шорты.        — Я считаю, дорогуша, еще пара минут, и ты будешь платить мне за поездку.        Из дорожной сумки-саквояж Лукреция вытянула укороченные джинсы и короткую рубашку, которую позже завяжет узлом под грудью. Телефон завибрировал — включив громкую связь, Лукреция натягивала джинсы, упираясь лопатками в подголовник задних сидений.        — Да, красавчик, я прилетела! — говорила Лукреция, застегивая молнию и пуговицу на джинсах. — Невыносимая жара, — подвернула манжеты, обнажая щиколотки, и тоскливо посмотрела на содранную кожу на ребре стопы, вытягивая из сумки кеды на плоской подошве. — И как он? Что значит, ты не знаешь? Как это? Кусок дерьма — ну, он у меня получит! Давай, амиго, увеличивай скорость, мамочка должна быть дома к полудню!        В такси Лукреция успела стереть макияж, накраситься заново, подчеркивая крупные карие глаза драматичными черными стрелками и тушью — винные губы решила оставить, понимая, что именно ей они чертовски-идут. Из машины вышла истинной королевой, кинематографично перебрасывая волосы на одно плечо и разглаживая джинсы на высокой посадке по талии и животу. Обувь на низкой подошве Лукреция ненавидела из-за невысокого роста и из-за того, что ноги выглядели толще и менее привлекательно. Окинув взглядом особняк, прижалась спиной к задним стеклам такси и задумчиво выпустила кольца дыма — не Мадрид конечно, но что-то в этом доме было особенное, словно через стены и окна просачивалось прекрасное и обволакивающее свечение, заставляющее окунуться в чувства с головой. Таксисту Лукреция не заплатила, даже оценку в приложении не поставила, лишь помахала на прощание, подхватывая чемодан за ручку и набрасывая сумку на плечо.        В дверь Лукреция стучала громко, переминалась с ноги на ногу, проклиная недобрые полбутылки воды, мечтавшие вырваться наружу. Когда дверь открылась и на нее уставились заспанные глаза парня, Лукреция взвалила на него чемодан и сумку и, спросив расположение туалета, побежала в указанном направлении. Филип, закатив глаза от такой наглости, бросил вещи в коридоре и прошел в кухню, изымая из плена холодильника бутылку воды — запрыгнув на столешницу, понял, что хорошенько выспаться вряд ли удастся и придется довольствоваться теми тремя часами обратной поездки от ярмарки до дома. Филип вспоминал вчерашний, однозначно — самый сумасшедший день за последнее время с теплой улыбкой, вспоминал, как было чертовски-хорошо и спокойно, по-настоящему прекрасно, с душевными разговорами под вспышки фейерверков и громкую музыку.        — Сделай мне кофе, — Филип округлил глаза, рассматривая приказывающую ему девушку сверху вниз. Вот еще ей он не подчинялся — спасибо, Гранта Миллера хватает с головой. Филип ткнул пальцем на чайник, закинул ногу на ногу и сомкнул губами сигарету, щелкнув зажигалкой. — Превосходно, — натянуто-улыбнувшись, сказала Лукреция, — куда не посмотри, одни джентельмены.        Филип закатил глаза, стряхивая столбик пепла в одну из забытых кем-то кружек — голова раскалывалась, громкий голос девушки ощущался касанием когтей по стеклу, выпить хотелось до дрожи в пальцах.        — Какие девушки, такие и джентльмены, — парировал Филип, отбрасывая со лба пряди волос, и поправил ворот растянутой черной футболки. — Запомни простую вещь: наличие вагины не делает тебя особенной, поэтому, если хочешь получить что-то, в этом доме или в сотне других, то будь, до банального, вежливым человеком.        Лукреция сощурила глаза, скользя внимательным взглядом по лицу парня, которого мысленно окрестила истинной находкой, и тепло улыбнулась.        — Ты прав. Поможешь мне с кофе, чтобы я случайно ничего не сломала? Меня зовут Лукреция.        — Филип, — сказал, пожимая руку Лукреции. — Один из немногих, кто всегда прав. Серьезно, кто-то в двадцать первом веке до сих пор попадается на эту манипуляцию? «Поможешь мне, чтобы я случайно…» Я крайне разочарован. И, кстати, кофе нет, — сказал Филип, прижимаясь поясницей к столешнице и складывая руки на груди, — есть цикорий, будешь?        — Артур, — недовольно выдохнув, произнесла Лукреция, — везде успел нагадить. Нет, я такое не пью. Есть черный чай?        — Есть, — ответил Филип, — вон там, — указал рукой на подвесной шкаф под самым потолком. — Могу галантно подставить стул.        — Будь любезен, — Филип, обхватив пальцами спинку, протащил стул по полу, погружая кухню в раздражающий до мурашек скрежет. Лукреция стойко стерпела, поставила стопу на сиденье и, оперевшись ладонью на плечо Филипа, поднялась. — Справа или слева?        — Понятия не имею, — признался Филип, — я не пью черный чай.        Лукреция улыбнулась, открывая дверцы шкафов — хорошо, ей давно не было по-настоящему интересно. Нашла коробку с чаем, благодарно кивнула, когда Филип подал руку, чтобы она безопасно спустилась.        — Что тебе нравится? Литература? Кто любимый писатель?        — Буковски, — ответил Филип, надавливая на кнопку включения чайника.        — Kissing is more intimate than fucking, — процитировала Лукреция, поднимая со столешницы кружку с плавающим в воде окурком, и вылила все в мусорное ведро. — Интересный мужик.        — Неужели? Где излюбленное всеми: «Фу, это омерзительно»?        — Я — не все, но в любом случае на омерзительное у меня иммунитет, — серьезно сказала Лукреция, вымывая кружку губкой и внушительным количеством пены моющего средства. — Я — литературный агент. И поверь мне, Филип, если бы современные авторы писали как Буковски, то мир был намного чище, — Лукреция поймала себя на мысли, что всегда, практически всегда, она по плечу любому симпатичному парню. Точнее по плечо, но это неважно. От стояния на носочках затекли ноги и заболела спина. Чертовы туфли, думала Лу, чертовы туфли. Филип, прекрасно видя ее дискомфорт, сесть не предложил, напротив, улыбнулся ненужной выдержке.        — Так ты приехала спасать Доминика Моргана? — спросил Филип, придвигая к себе тарелку с яблочным пирогом, провел вилкой по подсохшей корочке и отломил небольшой кусок. — Подрабатываешь мамочкой?        — Мне за это неплохо платят, — ответила Лукреция, дуя на обжигающий чай. — А чем ты занимаешься?        — Живу. Никому не прислуживаю. Никогда не приезжаю по первому зову, — сказал Филип, выпуская из приоткрытых губ кольца дыма, — попробуй как-нибудь — это охуенно.        — Надо будет, — согласилась Лукреция, ставя кружку на столешницу — черный чай она всем сердцем ненавидела и сейчас не смогла сделать ни одного глотка. — Где я могу найти мистера Моргана?        — Где и всегда — в депрессии, — сказал Филип, затушив сигарету под струей воды — оставшуюся часть пирога подхватил за корочку, жадно откусил и открыл дверцу морозильной камеры, вытягивая бутылку минеральной воды, — второй этаж, дверь в конце коридора — там воняет перегаром, найдешь.        — Проводишь?        — Найди джентльмена подостойнее, — Филип подмигнул, направился в сторону бассейна, по пути забрасывая в раковину грязную тарелку. — Можешь помыть, заплачу доллар.        Лукреция проводила Филипа заинтересованным взглядом, поймала свое отражение в дверце холодильника, насупилась, развязывая узел на рубашке, и застегнулась на все пуговицы; поднявшись на второй этаж, внимательно всматривалась в двери и прислушивалась к голосам за ними — расслышав голос Тейлора за одной, аккуратно постучала.        — Красавчик, я приехала.        — Заходи, Лу.        Лукреция переступила порог комнаты, зажмурилась на мгновение от ярко-бьющего в глаза солнца, заинтересованно приподняла бровь, рассматривая сонного парня в кровати, удивленно посмотрела на Тейлора, который сидел у окна, изучая рану на руке.        — Решил вены вскрыть? — спросила Лукреция, поднимая лицо Тейлора за подбородок, и поцеловала в уголок губ. — Кто твой симпатичный друг?        — Дэнни, — ответил Тейлор, стирая отпечаток помады тыльной стороной ладони. — Хорошо добралась?        — Неплохо, — сказала Лукреция, еще раз обведя Дэнни заинтересованным взглядом. — А ты действительно хорошенький.        Дэнни, натянуто-улыбнувшись, рухнул на кровать и накрылся одеялом с головой.        — Не приставай к нему, — серьезно сказал Тейлор, протыкая толстой иглой кожу на запястье и затягивая первый узел, — по утрам он даже меня ненавидит.        — Только по утрам? — улыбнувшись, спросила Лукреция. — Кажется, он тебя совершенно не знает. Боже, Тейлор, как тебя угораздило?        — Пустяк. Уже видела мистера Моргана?        — Не хочу портить аппетит, — сказала Лукреция, запрыгивая на край стола. — Хватило короткого видео в инстаграме, чтобы понять, насколько все плачевно.        — Угрозы бармену? Забавное видео. Сколько просмотров? Несколько миллионов?        — Его книжонка стала больше продаваться, — прошептала Лукреция, наклонившись вперед, — я никогда не пойму этих людей.        — Тебе же лучше, — сказал Тейлор, откладывая иглу с нитью, и забинтовал руку. — Ты надолго?        — Не знаю. Кстати, не хочешь сыграть роль моего парня?        — Не дай Бог, — сказал Тейлор, опуская рукав рубашки и застегивая пуговицу на манжете. — Что, мистер Морган не подходит на эту роль?        — Я бы его даже в качестве донора органов не выбрала, — ответила Лукреция, закатывая глаза, — да, и папочка сойдет с ума, если я снова притащу его в дом.        — Ничем не могу помочь, — Тейлор пожал плечами и вытянул из пачки сигарету, — найди парня по объявлению.        — Можно я одолжу у тебя Дэнни? Бабушка его точно полюбит, будет дергать за щечки и улыбаться — я получу наследство, выручка пополам.        — У меня для тебя кое-что есть, — серьезно сказал Тейлор, запуская руку в нагрудный карман рубашки, — вот, — продемонстрировал вытянутый средний палец и натянуто улыбнулся, — смотри, — прибавил к среднему указательный и приподнял руку вверх на пару сантиметров.        — Возбуждает, — согласилась Лукреция, — одолжишь на ночь?        — Если рука отвалится, забирай, — Тейлор закинул ноги на стол и скрестил их в щиколотках. — Значит, бабушка совсем плоха?        — Увы, люди не вечны, — с тоской произнесла Лукреция. — Я тут такого парня видела, просто кайф.        — Гранта?        — Не знаю, представился Филипом.        — Ну да, он ничего, — Тейлор ловко поймал брошенную Дэнни подушку. — Ты не в его вкусе.        — Нет, в его. Я видела, как он на меня смотрит.        — На тебя или размазанную тушь? — уточнил Тейлор, протягивая телефон Лукреции зеркальным корпусом вверх.        — Вот дерьмо, — сказала Лукреция, стирая подушечкой пальца пятно туши на нижнем веке. — Он гей?        — Понятия не имею, — честно ответил Тейлор. — Вроде нет.        — Тогда он смотрел на меня, а не на тушь.        Тейлор покачал головой, крепко затянулся и затушил сигарету в пепельнице — перевел взгляд на Дэнни, тепло улыбнувшись в ответ на его улыбку — снова посмотрел на Лукрецию, которая без тени стеснения изучала содержимое его телефона.        — Интересно?        — Черт. Прости, привычка, — извиняющимся голосом сказала Лукреция, возвращая телефон.        — Он записан не по имени, — серьезно сказал Тейлор, — и его номер я тебе не дам.        — Страницу на фейсбуке? В инстаграме? Ну, Тей, помоги любимой Лу.        — Нет, справляйся сама, — Тейлор пожал плечами и с трудом сложил руки на груди, — не думай, что я тебя выгоняю, но не могла бы ты…        — Все-все, ухожу, — понимающе сказала Лукреция. — Vive, ama, ríe y sé feliz.        Тейлор по-доброму улыбнулся, провожая Лукрецию взглядом, и поднялся с кресла. Когда дверь тихо закрылась, опустился на край кровати и, забравшись рукой под одеяло, потянул Дэнни за ногу. Дэнни, сбросив с головы одеяло, прищурился и недовольно фыркнул.        — Филип значит ничего, ну-ну, — Тейлор тепло улыбнулся, сильнее дернув ногу Дэнни — тот на добрых десять сантиметров съехал вниз по кровати. — Отстань, — пробурчал Дэнни, заводя руку за голову и цепляясь пальцами за изголовье. — Я занят.        — И чем ты занят?        — Я страдаю, — важно сказал Дэнни, проведя пальцами свободной руки по волосам. — Я очень сильно страдаю, — продолжил артистично, серьезно, щуря глаза, будто Тейлор его глупой улыбки вовсе не замечает, — что не видно?        — Очень плохо видно, — ответил Тейлор, вновь дернув Дэнни за ногу, — нужно поближе посмотреть, — Дэнни, насупившись, отпустил изголовье и сел в кровати, складывая ноги по-турецки и откидывая голову назад каждый раз, когда Тейлор подавался вперед. — Иди сюда, — тепло сказал Тейлор, обхватывая пальцами ворот футболки Дэнни, — хватит страдать.        Дэнни, закатив глаза, поцеловал Тейлора, будто одолжение сделал по доброте душевной, но тут же жарко выдохнул, всем телом вздрогнув, когда пальцы точечно прошлись по позвоночнику и лопаткам. Дэнни, забравшись к Тейлору на бедра, обхватил его талию ногами, а ладонями — лицо. В глазах плескалась настолько опьяняющая нежность, что Тейлор не выдержал и трепетно провел подушечкой большого пальца по его ресницам. Наклонившись вперед, мягко коснулся губами подрагивающие веки, и обнял по-новому, крепко, жадно до мурашек, проводя кончиком носа по щеке и скуле. Как же я тебя… Дэнни поймал его губы поцелуем, запустил дрожащие пальцы в густые волосы и мысленно умолял себя не заплакать — Тейлор пальцами комкал футболку на его спине, касался разгоряченной кожи и понимал одну простую вещь — Дэнни будто для него специально созданный: идеальный, прекрасный, нежный и чуткий — настоящий афродизиак. Не сейчас, сбивчиво прошептал Дэнни в поцелуй, но в глухой тишине комнаты прозвучало, как взрывы сотни тысяч фейерверков — голову откинул назад и нижнюю губу прикусил, когда Тейлор с нажимом очертил подушечками больших пальцев выступающие ключицы. Языком прошелся по шее, кадыку, линии нижней челюсти, губам. Дэнни жарко выдохнул, туманным взглядом посмотрел Тейлору в глаза и только шепотом, практически — одними губами: «я без тебя умру». И это такое честное признание, сказанное на надрыве, сорвавшееся с дрожащих губ — истинное для Тейлора блаженство, граничащее с глубоким наслаждением до дрожи на скулах, до покалывающих кончиков пальцев. У Дэнни пальцы и ладони, закрывающие лицо, подсвечены кармином из-за ярких солнечных лучей, а он сам — сокровище: чувственный, желанный и такой по-настоящему его. Бережно обхватывая пальцами запястье, аккуратно, словно Дэнни был по-настоящему хрупким, отнял ладонь от лица и нежно поцеловал в четко-вычерченные линии, второй рукой провел по шву джинсовых шорт от колена до бедра. У Дэнни — ресницы влажные от еще невыплаканных слез, губы тряслись, косточки на запястьях болезненно ныли и нежность расплавленным металлом растекалась по ребрам ладоней. Дэнни обнял Тейлора одной рукой за плечо, а второй — поперек спины, сцепляя пальцы на локтях в районе лопаток так крепко, насколько вообще был способен. Настолько долго, насколько — навсегда.        Лукреция продумывала речь, стоя напротив двери — терпеливо составляла слова в предложения, мысленно отрабатывала интонацию, взгляды, жесты — порывалась постучать трижды, но постоянно одергивала себя. Нет, не заслужил Доминик Морган ни капли вежливости и сострадания — она ворвалась тайфуном, громко захлопнула за собой дверь, резко подошла к окну и распахнула шторы, впустив в пространство комнаты слепящие солнечные лучи. Расфокусированным взглядом Доминик, лежавший на кровати, водил по потолку и стенам, не решаясь приподнять голову и посмотреть на источник своих проблем — сладкие духи он почувствовал еще десять минут назад, искренне молясь и прося Господа Бога, чтобы это было простой галлюцинацией. Лукреция прокашлялась, привлекая внимание.        — Блядь, — простонал Доминик, накрывая лицо подушкой. — Какого хера ты здесь делаешь?        — Собирай вещи! — Лукреция открыла окна и впустила в комнату свежий воздух, — Господи, только посмотри на себя!        — Иди к черту, — выдохнул Доминик, шаря одной рукой по прикроватной тумбочке в поиске пачки сигарет, а второй под собой, надеясь подцепить край одеяла. — Убирайся! Я, блядь, в депрессии! Тейлор меня бросил! — у Доминика глазные яблоки истерзанны зигзагами цвета кардинала, воспаленные, донельзя заплаканные веки и мертвенно-бледное лицо — отвратительное зрелище, жалкое и неприятное — Лукреция с трудом находила отголоски того, прежнего Доминика — злорадного, самодовольного и несравненно живого. Зеленая трава глаз пожухла, пожелтела, омертвела и практически сгнила. — Он меня бросил, понимаешь? Я его больше жизни люблю!        — Ты давно нарывался, — ответила Лукреция, прикрывая ладонями уши от вопля, принадлежавшего скорее раненному зверю в капкане, чем несравненному, кажется, в далеком прошлом, Доминику Моргану, — а его парень просто лапочка, в отличие от тебя и этого придурка — вы оба проебали лучшее, что было в вашей жалкой жизни. А теперь соберись и пожелай ему счастья, — убрав ладони от ушей, прислушалась к раздраженному вдоху за соседней дверью. — Я слышу, как ты дышишь, козлина, выходи из ванной! — из приоткрытой двери ванной комнаты показался вытянутый средний палец. — Я сейчас ее захлопну и сломаю тебе руку! Мда, нашли друг друга — два неблагодарных придурка!        — И на кого он нас променял? — спросил Артур, вытирая волосы полотенцем. — На Дэнни? Не смеши — он еще ребенок.        — Вас, придурков, я бы на сломанную ракушку променяла, или на пакет с собачьим дерьмом, — сказала Лукреция, складывая руки на груди. — Теперь к тебе — ты едешь домой и это не обсуждается.        — Конечно-конечно, уже билет беру, что не видно? Лу, правда, отвали.        — Вот как! Прекрасно! Просто, блядь, прекрасно! — прокричала Лукреция, швыряя в лицо Доминика пустые листы. — Что, не пишется? Тейлора ты проебал, Андера ты проебал, и ради чего? Ради него? Что, Артур, даже на строчку не натрахался?        — Пошла ты!        — А ты вообще заткнись — всегда твоя рожа раздражала! — Лукреция откинула волосы, упавшие прядями на лицо, и натянуто улыбнулась. — Либо ты едешь домой, либо я звоню твоему отцу, — Доминик обреченно застонал, затушил сигарету в забитой окурками пепельнице, поднял с тумбочки полупустую бутылку виски, припал губами к горлышку, не потрудившись приподняться на локтях. — Жалкое зрелище, — заключила Лукреция, швыряя вещи в спортивную сумку. — Прими душ и приведи себя в порядок! Ты похож на кусок дерьма!        — Я в депрессии, Лу! Меня бросил Тейлор!        — Ты уже говорил, и мне как-то насрать на твою депрессию, — серьезно сказала Лукреция, пиная ногой спортивную сумку к двери, — ты с этим ничтожеством переспал по собственной воле, принимая все последствия. Даже не смей свой рот на меня открывать, — окинула взглядом Артура, поморщилась. — Более доступного варианта не было, или его в природе не существует?        — Ты просто меня хочешь.        — Тебя? — рассмеявшись, спросила Лукреция, и сомкнула губами сигарету. — Ты себя видел? Будь ты последним парнем на планете, я бы трахала себя пальцами до конца дней, — Артур закатил глаза, скрывая факт, что в принципе его это задело. Совсем чуть-чуть, но все же. Он бы, к примеру, трахнул Лу без апокалипсиса за спиной — от подобных мыслей, закусил губу, уставившись в открытое окно, будто полет птиц — самое интересное, что он когда-либо видел. — Доминик Морган, поднимай задницу и прими душ! — обреченно застонав, Доминик сполз с кровати — цепляясь пальцами за стены, дошел до двери и от досады и жалости к себе, ударился об нее лбом. — Если будешь вскрывать вены, скажи заранее — позвоню папарацци, заработаю на безбедную старость! — Лукреция затушила сигарету в пепельнице, мысленно досчитала до десяти, не помогло.        — Очень смешно, — пробурчал Доминик, закрывая за собой дверь в ванную. — Тейлор меня бросил!        Лукреция закатила глаза, расстегнула пуговицы на рубашке, которая неприятно душила в шее и сильно сжимала запястья.       — В этой комнате есть хоть одна футболка, в которой тебя не трахали? — черную футболку Артур подхватил со спинки стула и швырнул Лукреции в лицо. — Умничка.        — Пошла ты.        — Оденься, пока я весь пол не заблевала, — сказала Лукреция, надевая футболку, и смерила Артура таким презрительным взглядом, что стало не по себе. — Какой же ты придурок. Что, стоило того? Почти четыре года слить в унитаз! Неблагодарный кусок дерьма — надеюсь, Тейлор плюнул тебе в лицо перед тем, как бросить, — Артур обреченно сполз по стене на пол, закрыл лицо ладонями и жадно вдохнул пропитанный перегаром воздух, пожалуйста, хватит! — Как он тебя, кретина, вообще смог полюбить? Как тебе только совести хватило даже подумать об измене? Он тебя в дом привел, с отцом, как жениха, познакомил! Разве, что сопли не вытирал и в жопу не целовал! Ты вообще понимаешь, что ты проебал? Что он проебал, когда притащил тебя на тот благотворительный вечер? Только, чтобы тебя, придурка, за ручку держать, отказался от завещания. Теперь хочешь и Доминику жизнь сломать? Еще сильнее? Посмотри, что ты, блядь, наделал! Ты все развалил! Все разрушил!        — Прекрати!        — Стыдно? А тебе должно быть стыдно! Замечательно, оба натворили дерьма, а теперь ноете. Дом не затопи!        — Пожалуйста, — прошептал Артур, — умоляю, замолчи.        — Бедный мальчик! Просто, блядь, невинная жертва! Перестань ныть и возьми себя в руки, — сказала Лукреция почти шепотом, села рядом на пол, обняла Артура за плечо и прижала к себе, позволяя уткнуться лицом в ключицы. — Соберись, ради всего святого. Никто, кроме тебя, не виноват, время назад не отмотать, а суицид — не выход. Все, хватит рыдать. Убила бы тебя, придурка. Что ты наделал?        — Мне так жаль, — прошептал Артур, комкая пальцами края футболки. — Мне чертовски-жаль.        — Тебе себя жаль, идиот, — Лукреция поднялась на ноги, прошла по периметру комнаты до окна, обхватила пальцами подоконник, подалась вперед, высматривая через яркие солнечные лучи Филипа, который лежал на лужайке, положив голову на игрушечную черепаху и скрывая лицо в отброшенной книгой тени. Невыносимо-красивый, думала Лукреция, ставя локти на подоконник и опуская подбородок на сцепленные в замок пальцы. Бродячий романтик, наверное ни одной юбки не пропускает, думала Лукреция, созерцая что-то настолько прекрасное, что в груди разливалось тепло.        — Ты там еще вены не вскрыл? — спросила у Артура, даже не повернувшись. — Хватит ныть, пора собирать вещички, — услышав невнятное бормотание, покачала головой, еще раз приказала собирать вещи, продолжая жадно вглядываться в невероятную картину там, за окном — Филип приподнялся на локтях, отложил книгу в сторону и улыбнулся кому-то, кого Лукреция с такого расстояния не смогла бы разглядеть даже через стекла бинокля. Силилась, щурилась, оттягивала уголок глаза, позабыв о стрелках, и вглядывалась. Ну, кто же может вызвать у тебя такую улыбку? Со стороны ворот, под густой кроной, прошел высокий, широкоплечий парень в черной футболке с яркими, кислотными надписями — вырвиглазно до дрожи — в спортивных шортах длиной по колено и высоких кроссовках, с каштановыми волосами, милой мордашкой и синими боксерскими перчатками на руках — липучки расстегивал зубами, перчатки бросил рядом с плечом Филипа, лег рядом на лужайку и уставился на небо, словно больше ничего красивого рядом не было. В колено парня прилетел теннисный мяч, но тот не поморщился, только улыбнулся в ответ, выставляя большой палец. Прямое попадание, Андер, если ты, конечно, целился не в голову! Голос у него грубый, окрепший, по-настоящему мужской, а на вид — не больше восемнадцати. Да, подумала Лукреция, детишки сейчас какие-то генномодифицированные. — Эй, любитель трахаться с братьями своих женихов, подойди-ка.        — Отъебись, Лу.        — Серьезно, Артур, подойди на секунду.        — Что? — недовольно спросил Артур, прижимаясь поясницей к подоконнику. — Что еще?        — Эти двое встречаются?        — Кто?        — Поверни свою тупую голову правее, — буркнула Лукреция, сгорая от нетерпения, — эти двое на лужайке.        — Филип и Тревор? Нет.        — Точно?        — Лично не проверял, — сказал Артур, закатив глаза. — А тебе-то какое дело?        — Заткнись и собирай вещи. Хотя нет, мы задержимся еще на денек. Все, свали, не порть атмосферу.

Зачем мне деньги? Я — пишущая машина. Последняя деталь в ней подогнана. Перебоев в работе нет. (Генри Миллер. Тропик Рака)

       Вечером хляби небесные разверзлись — с оглушительным громом на землю обрушился дождь, гнущий древесные кроны, барабанящий по водоотливу, затапливающий дорогу и лужайку. Дэнни интуитивно прижался дрожащими губами к лопаткам Тейлора и крепко обнял за талию — услышав, что все в порядке и они в безопасности, потерся кончиком носа о его шею, наблюдая за зелеными яблоками, которые с жужжанием перемалывала соковыжималка, и на их кожуру, идеально-срезанную острым ножом — красивыми завитками она лежала на мраморной столешнице, создавая картину распустившихся цветов. Пей, нежно сказал Тейлор, протянув высокий узкий бокал, Дэнни покорно кивнул, обхватывая губами край бокала — насыщенный кисло-сладкий вкус, прошелся по горлу и пищеводу, вызывая мурашки на предплечьях. Дэнни посмотрел на полную, забитую до краев посудой, раковину и обреченно вздохнул, целуя Тейлора в лопатки на прощание — засучив рукава объемной толстовки, включил воду, налил моющее средство на губку и медленно выдохнул, принимаясь за чашки и тарелки. Я могу вытирать, серьезно сказал Тейлор, хочешь? Дэнни кивнул, протягивая первую из десятка тарелок, улыбнулся в короткий, невесомый поцелуй и подумал, что именно так он мог бы прожить как минимум вечность.        Грант лежал на разложенном диване, кутаясь в плед и бесцельно переключая каналы — вспышки молний, бьющие в окно, невыносимо раздражали, но подняться, чтобы занавесить шторы, не было сил. У Гранта содранная кожа на коленях неприятно зудела, каждый сгиб ноги отдавался жжением и дискомфортом. Черт бы побрал этот скейтборд, думал Грант, рассматривая колени и накрывая их пледом. Перевел взгляд на содранные ладони, грустно вздохнул и, посмотрев на Тейлора, вытирающего стаканы полотенцем, жалобно заскулил. Я умираю, констатировал Грант, обращая на себя внимание. Тейлор в ответ отрицательно покачал головой и сказал, что еще пара минут, и он получит свою лазанью, горячую, вкусную и ароматную. Грант решил, что умирать сытым намного приятнее, чем голодным, и обреченно уронил голову в подушки. Тейлор, поцеловав Дэнни в плечо, сел на корточки и приоткрыл дверь духового шкафа — аромат, словно джин из лампы, выплыл внезапно, мощно ударяя по урчащим желудкам. Грант застонал от голода, боли и вселенской несправедливости.        Аромат со второго этажа почувствовал даже Андер за плотно-закрытой дверью — осторожно, на носочках пробирался по коридору, словно персонаж из мультфильма, которого вел за собой запах, заманивал, дурманил, возбуждал настоящий зверский аппетит. Андер даже не думал, что когда-либо был настолько голодным. Спустившись по лестнице, одарив Гранта сочувствующим взглядом, лег рядом с ним на диван, забирая из его рук пульт. На просьбу закрыть шторы Андер ответил решительным отказом, ссылаясь на погружение в атмосферу, какую именно, конечно, не сказал, но Грант его, кажется, понял. Протянул плед, предложил подушку, но Андер решил устроить голову на его плече. Грант от неожиданности вздрогнул, позже — замер и, медленно выдохнув, укрыл его пледом.       — Переедешь ко мне?        Андер, словно в замедленной съемке, приподнялся на локтях и внимательно посмотрел Гранту в глаза.        — Зачем?        — Будем побеждать твои панические атаки, — решительно сказал Грант, забирая пульт, и щелкнул кнопкой DVD, — отказы не принимаются, — Андер подозрительно нахмурился, подождал пару мгновений, надеясь получить еще хотя бы один довод, но Грант уже внимательно следил за мальчиком в желтом дождевике, бежавшим за бумажным корабликом. — Пиздец пацану, — заключил Грант, кладя ладонь Андеру на плечо и прижимая ближе к себе.        Парой минут позже Филип, вытирая волосы полотенцем, переступил порог кухни, и перегнувшись через плечо Тейлора, внимательно посмотрел на лазанью, пальцем подцепил края расплавленного сырного озера, за что достаточно сильно отхватил по рукам лопаткой. Брысь, сказал Тейлор, стирая с щеки и шеи капли воды, терпение, мой друг, терпение. Изверг, пробурчал Филип, принимая стакан яблочного сока, и отрицательно покачал головой Тревору, который только чудом не поскользнулся на полу — футболка на нем насквозь мокрая, все тело облепила будто патока, по отросшим за лето волосам стекала вода, ручейками сползая по шее и груди — у Тревора чертовы восемь кубиков на прессе, хоть белье стирай по-старинке, бицепсы, рвущие рукава футболки, и широкие плечи и грудная клетка. Мальчик-секс-символ. Мальчик, у которого вены на руках точно змеи.        — Полы будешь мыть сам, — серьезно сказал Дэнни, окинув взглядом Тревора и озеро под ним. — Швабра в кладовке, — Тревор покорно кивнул, разворачиваясь на пятках, и обреченно поплелся к двери кладовой комнаты, бурча под нос о несправедливости и вселенском заговоре. Теперь и Филипу достался испепеляющий взгляд Дэнни — молча подняв руки в знаке капитуляции, поплелся следом, нарочито размазывая ногой воду по полу. — И чтобы у бассейна было чисто!        — Каким ты, оказывается, можешь быть строгим, — серьезно сказал Тейлор, прижимаясь поясницей к столешнице и снимая с рук пекарские рукавицы. — Дух захватывает.        — Я — капитан футбольной команды, — ответил Дэнни, бросая на подставку мыльную губку. — Приказывать, драться и побеждать я умею с семи лет.        — Католический университет этого не одобрит, — предположил Тейлор, щелкая зажигалкой и выдыхая кольца дыма.        — Обещаю ходить в церковь по воскресениям, — улыбнувшись, сказал Дэнни, — и подкармливать белок.        — Только белки способны спасти наши души, — нарочито-серьезно изрек Тейлор, словно аксиому, и перевел взгляд на переминающихся с ноги на ногу Тревора и Филипа. — Накрывайте на стол, — холодным, властным голосом произнес — у Дэнни от неожиданности мурашки на шее выступили. — Я — чемпион штата по плаванию, приказывать тоже умею.        Дэнни тихо рассмеялся, привставая на носочки и целуя Тейлора в уголок глаза.       — Мой герой.        Пока Ричи Тозиер на экране телевизора порывался поцеловать маму Эдди Каспбрака, Филип и Тревор старательно укрывали низкий столик в гостиной полотном скатерти, покорно расставляли тарелки, столовые приборы, бокалы и салфетницы, по-детски хихикая над шутками забавного очкарика. Тейлор, раздраженно выдохнув, расставил три тарелки на овальном серебряном подносе, нежно поцеловал Дэнни в щеку и прошел к лестнице с видом, будто направлялся к Голгофе. Поднявшись по ступенькам, коленом, придерживая поднос, постучал в дверь комнаты в конце коридора — закатил глаза, заметив скорбное лицо Доминика Моргана, всучил ему поднос.        — Тей.        — Приятного аппетита, — предельно холодно, с отвращением и легким оттенком презрения сказал Тейлор, тут же отступая на шаг назад.        — Поговори со мной, — умоляюще произнес Доминик, пытаясь свободной рукой перехватить его, сжимающую дверную ручку. — Прошу тебя.        — Когда-нибудь, — сказал Тейлор, смотря сквозь него на забрызганное дождевыми каплями оконное стекло, — когда перестану тебя ненавидеть. В тот день, когда все было очевидно, я просил сказать правду, помнишь? Тогда я сказал, что у него кто-то есть, а ты ещё пошутил про сутенеров — я тогда уже знал, что ты с ним переспал и у тебя был шанс сказать правду, но ты им не воспользовался. Мне отвратительно то, что в нас течёт одна кровь, Доминик. Мне отвратительно, что ты — лжец и предатель. Мне отвратительно от того, что я тебя любил. Разве ты не был счастлив со мной? Разве я заслужил к себе такое отношение? Ты — паразит, Доминик Морган. И все свои пиздастрадания заслужил, как никто другой. Оставь в покое меня и мою семью.        — Ты обещал, что мы всегда будем вместе, — на надрыве проговорил Доминик, обреченно вжимаясь лбом в ключицы Тейлора. — Ты обещал! Я люблю тебя, Тейлор!        — Ты никого не любишь, кроме себя. Ты пустой, жадный до внимания эгоист. Ты обещал, что даже под угрозой смерти никогда не переспишь с моим парнем, — холодно, пронизывающе произнес Тейлор, даже не шевельнувшись — рука также на дверной ручке, вторая — вдоль тела. — Видишь, все лгут. А теперь отвали от меня, — Доминик медленно отстранился, поднял на Тейлора заплаканные глаза, и шумно сглотнул. Тейлор, поежившись, расстегнул пуговицы на манжетах мокрой от слез рубашки и направился в сторону своей комнаты. — Подойдешь к Дэнни ближе, чем на метр, я вскрою каждую твою чертову вену. Понятно?        Доминик только обреченно кивнул, наблюдая за тем, как Тейлор стягивал рубашку с плеч, и в ужасе распахнул глаза, заметив перебинтованную руку.        — Что произошло? — но ответом была тишина и тихий звук закрывшейся двери.        Переодевшись в свободную толстовку, Тейлор скомкал рубашку, швырнул в корзину для белья, медленно размял шейные позвонки и резко выдохнул, почувствовав вибрацию телефона в кармане джинсов.

Д.М. — Я буду всегда тебя любить. И ждать тоже — всегда.

       Спустившись к позднему ужину, Тейлор сел в кресло и благодарно кивнул Дэнни, передавшему тарелку с лазаньей, и, перехватив его руку, потянул на себя, позволяя сесть на колени и закинуть ноги на подлокотник. Филип погасил верхний свет, опустился на собранный диван и по-доброму рассмеялся, когда Тревор поставил согнутую в локте руку на его бедро и подпер щеку ладонью. Пока на экране Беверли Марш отвлекала владельца аптеки, позволяя новым друзьям совершить кражу, Тейлор, свободной рукой забравшись под толстовку, обнял Дэнни за талию, крепко прижимая к себе. Гранту достался выговор от Андера, ведь на животе есть нельзя, на что тот только отмахнулся, подкладывая подушку под локти. Филип протянул Тревору сложенный вдвое желтый стикер. Мой адрес, если решишь остаться. Тревор, пожимая плечами, убрал стикер с адресом в передний карман джинсов и подцепил вилкой соцветие брокколи, внимательно наблюдая за происходящем на экране.        По водоотливу и окнам продолжал барабанить дождь, формы и тарелки покоились в раковине под озерцом с гладью пушистой пены чистящего средства; пальцы Тейлора скользили по ребрам Дэнни вверх-вниз, вызывая бурю эмоций в виде жарких вдохов в шею; пальцы Филипа перебирали пряди волос спящего на его коленях Тревора; Андер аккуратно снимал с Гранта очки и с теплой улыбкой укрывал его пледом. Я не сплю, прошептал Грант, роняя лицо в плечо Андера, я не сплю. Андер лишь медленно выдохнул, выключая настольную лампу. На экране телевизора клуб неудачников решительно спускался в полуразрушенный колодец.
Примечания:
Возможность оставлять отзывы отключена автором
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.