аберрация

А дороже всего то, что, с тех пор как надо мной висит черная туча, ты стал ко мне ласковей, чем когда светило солнце. Вот это всего дороже. (Чарльз Диккенс. Большие надежды)

       — Я бы навеки пошел за тобой.        — Правда? Сегодня? — отрешенно спросил Итан, задерживая в легких сигаретный дым и запрокидывая голову к чистому февральскому небу — с крыши Пресвитерианской больницы по водостокам текла талая вода, образуя озера луж на асфальте, в воздухе пахло приближающейся весной, вдалеке гудели автомобильные клаксоны и обрывки разговоров пешеходов, спешащих, как всегда в Нью-Йорке, навстречу весне. — Ненавижу праздники.        — Так неправильно, дядя Итан, — серьезно сказала Саммер — сидя на плечах Эшли, устроив сложенные руки на его голове, бесцельно болтала ногами, предвкушая всю прелесть быть одновременно заложницей и частью величия отца. — Праздники нужно любить.        — Да, наверное, — ответил Итан, широко улыбаясь от осознания того, что, возможно, впервые в жизни приходилось смотреть на кого-то снизу вверх — от непривычного положения затекали шейные позвонки, но этот дискомфорт казался прекрасным и удивительным. — А как ты проведешь день влюбленных?        — С папой, — счастливо проговорила Саммер, перебирая пальцами волосы Эшли. Гораздо темнее, чем у нее, гораздо гуще и послушнее — приподнимая ему челку, сощурившись, рассматривала собственное отражение в лобовом стекле внедорожника Итана и понимала одну простую вещь — ее папа самый красивый на планете. Итан, конечно, тоже красивый — с похожим разрезом глаз, густыми ресницами, темными волосами и татуировками, как у Эшли, но улыбки у них были совершенно разными. Итан улыбался редко, но от этого не менее очаровательно. Эшли практически не улыбался в привычной среде обитания, его улыбки были чем-то вроде долгожданного подарка на Рождество — настоящими, искренними, личными. — А ты, дядя Итан, с кем проведешь этот день?        — С пациентами, — ответил Итан, улыбаясь. Эшли быстро распознал одну из тех улыбок, которую еще со времен Гарварда считал лживой и притворной. Именно с такой улыбкой был Итан на фотографии в ежегоднике — натянутой, небрежной, скованной — тот же потухший взгляд и нервное облизывание пересохших губ. В тот день он упал с мотоцикла Коула и сломал три ребра, но от ненавистной фотосессии не отказался, несмотря на пробивающую каждую клеточку тела боль.        — Нужно проводить этот день с любимыми — таковы правила, — серьезно нахмурив брови произнесла Саммер с таким философским видом, что Итан тихо рассмеялся. Дети очаровательны в своей простоте — они искренне любят, не оглядываясь по сторонам, просто и по-настоящему любят, делятся игрушками на детских площадках с теми, кто им нравятся, в знак симпатии угощают друг друга печеньем и конфетами, вместе играют и гуляют. В возрасте Итана все обстояло несколько иначе — никакие печенье и конфеты не подчеркнут серьезность намерений. Мало кто оценит жест в виде лопатки и кивка в сторону песочницы от Итана. Мало кто, в принципе, оценит самого Итана, если он откроется по-настоящему. — Разве ты любишь пациентов?        — В некотором роде, — ответил Итан, забираясь на капот автомобиля и отбрасывая окурок в сторону огромной лужи — усталость накатила настолько резко и неожиданно, что он с трудом успел упереться стопой в корпус решетки радиатора. Проведя ладонями по лицу, медленно выдохнув скопившийся в легких воздух, неприятно поморщился, вспоминая, что последний раз голова касалась подушки примерно пятьдесят часов назад. Во рту был привкус пережженного кофе из автомата, который не могли перебить даже малиновые леденцы, украденные из вазочки в кафетерии.        — Тебе бы поспать, — серьезно сказал Эшли, обхватывая пальцами щиколотки Саммер — нельзя было позволять надевать белые кеды, понимая, что в течение дня придется таскать ее на плечах и руках. Ему безумно хотелось курить и, кажется, это здорово прочитывалось всеми. Жадно вдыхая каждый раз, когда губы Итана касались фильтра, Эшли ловил себя на мысли, что это ненормально. Вот станешь совершеннолетним, говорил отец, кури сколько влезет, кури хоть до приступов астмы, кури хоть до рака, но дождись восемнадцати лет. Эшли Стейнбеку двадцать восемь и курить, как и в подростковом возрасте, приходилось украдкой.        — Саммер, не хочешь посмотреть, что у меня в машине?        Саммер радостно закивала, поблагодарила за то, что оказалась на земле, и быстро забралась на водительское сидение, бездумно стуча руками по ободку руля. Эшли расслабленно выдохнул, размял затекшие плечи и благодарно кивнул на протянутую Итаном сигарету — прижавшись к его плечу своим, с наслаждением сделал первую затяжку и медленно, предельно медленно, выпустил дым носом.        — Все-таки поспать тебе надо.        — Надо, — согласился Итан, обнимая Эшли одной рукой за плечо, — но все как сговорились.        Эшли понимающе кивнул, затягиваясь крепче, более жадно чем прежде. Переведя взгляд на Саммер, тепло улыбнулся, изучая то, как настойчиво она пародировала его стиль вождения — такой же небрежный, резкий, опасный, говоря объективно: похуистический.        — Как Тейлор?        Итан беспомощно закатил глаза, надеясь, что именно эта игра мимики спасет от дальнейших расспросов. Простым «Тейлор? Хорошо, как же еще?» отделываться с каждым разом становилось сложнее. Какими могут быть отношения на расстоянии? Жутко-милыми по сообщениям и звонкам и совершенно замкнутыми при реальном общении. Они словно стеснялись друг друга, не знали, о чем поговорить, как перейти к чему-то большему. А большего, говоря откровенно, хотелось. Итан почти полгода без сексуальной близости — в каждом жесте отчетливо виделось неудовлетворение, а в голосе — читались ненависть и агрессия. Итан начал ловить себя на мысли, что красавцы в этом мире еще остались и их, как назло, было чертовски-много. Хотелось просто тепла. Хотелось простого человеческого — целоваться и лежать в обнимку. Но секса хотелось все-таки больше.        — Не хочешь потрахаться? — Эшли повернул голову словно в замедленной съемке — глаза неестественно распахнулись, недоумение на лице отпечаталось крупным шрифтом. Итан пожал плечами и, щелкнув зажигалкой, крепко затянулся. — Блядь, не смотри на меня так.        — И как ты себе это представляешь? — шепотом спросил Эшли, затягиваясь настолько крепко, что пальцы обожгло жаром фильтра. — Отправим Саммер спать, а сами… будем трахаться в соседней комнате?        — Да, звучит отвратительно, — признал Итан, обернувшись на Саммер, которая бездумно вырывала пустые страницы из книги рецептов. — У меня, блядь, крышу срывает.        — У меня тоже — Артур постоянно дома. Когда Артура нет, заявляется Молли и оставляет Саммер. Это, блядь, невыносимо, — Итан понимающе кивнул, неосознанно вжимаясь в плечо Эшли своим. От подобной близости кружилась голова. Кружилась приятно, как после первой сигареты на голодный желудок. По телу пробежал жар, Итан медленно выдохнул, понимая всю абсурдность ситуации — они стоят на заполненной парковке и жмутся к друг другу, как девственники на первом свидании. Чувство, давно-позабытое, но в некотором роде даже волнующее и возбуждающее. — Блядь, не дыши так, — серьезно сказал Эшли, передергивая плечами, надеясь сбросить выступившие мурашки, — у меня сейчас встанет. Нет, не отходи. Подожди, мне нужно подумать.        — Господи, мы серьезно это обсуждаем? Вслух? Практически при ребенке? Пиздец.        — Заткнись, Итан, — бессвязно и сумбурно произнес Эшли, выбрасывая давно потухшую сигарету в сторону водостока, — ты мешаешь мне думать.        Итан нерешительно поднял руки в знаке капитуляции. Окей, он помолчит, но вряд ли это сможет действительно помочь. Возможно, это впервые превратилось из невинных провокаций в нечто большее — прежде они уже целовались и зажимали друг друга в клубах, но до какого-нибудь логического завершения это никогда не доходило. Разумеется, был взаимный флирт. Неоднозначные прикосновения к руке или ноге, но обычно все заканчивалось хохотом и банальным — эй, чувак, я не по этим делам — от Эшли. Вероятно, именно незавершенность наступательно била по чувствам и эмоциям. Итан глубоко вздохнул, нехотя отходя на шаг в сторону. Даже в мыслях все это казалось странным и неправильным — говоря откровенно, представить полную картину воображение просто было не в силах. Даже в самых странных снах, все всегда обрывалось на самом интересном месте. Не то, чтобы Итан мечтал о том, что Эшли взял у него в рот, но…        — Блядь, черт, — сказал Итан, обнимая плечи руками, — скажи какой-нибудь бред, мне нужно абстрагироваться.        — А мне, типа, не нужно? — спросил Эшли, изумленно приподняв правую бровь — Итан чуть не застонал от того, насколько сексуально это выглядит. — Давай так, если мы друг друга действительно захотим, то…        — То? — уточнил Итан, впиваясь пальцами в плечи с такой силой, что, вероятно, останутся синяки.        — Не знаю? Подрочим друг другу? — Итан внимательно смотрел Эшли в глаза, словно выискивал разгорающуюся искру озорного хохота или привычного «романтического» похуизма. Ничего, кроме неестественно-расширенных зрачков, не увидел — пальцы крепче впились в плечи, с таким напором, скоро он пронзит короткими ногтями ткань на рабочем халате. Итан облизал пересохшие губы и утвердительно кивнул; Эшли, кажется, все это время не дышал, потому что выдох получился громким и, чтоб его, страстным. — Окей, — продолжил Эшли и перевел взгляд на Саммер. Казалось, что картинка расплывалась перед глазами, белый шум в голове заглушил абсолютно все посторонние звуки, сердцебиение было настолько оглушительным, что в висках стало непривычно-больно. — Коул у себя?        — Наверное, — начал Итан, оглядевшись по сторонам — создавалось впечатление, что взгляды посторонних людей были направленны исключительно на них, даже больше — люди будто знали, на какую тему был разговор и всячески выражали несогласие, — не видел его сегодня.        — Давай, Саммер, вылезай из машины, — серьезно, с отеческой строгостью сказал Эшли, хмуря брови. Саммер удивленно моргала, смотря на беспорядок, который сама устроила в машине — разорванные рецепты напоминали конфети, которые находишь изуродованными и изувеченными где-нибудь в начале апреля у дверной рамы. — Прости за этот бардак.        — Ничего страшного, — ответил Итан, наблюдая за тем, как напряглись вены на руках Эшли, когда он усаживал Саммер на плечи. — Что… что будем делать?        — Отправимся на экскурсию в подземелье дракона, — серьезно сказал Эшли, придерживая ноги сияющей счастьем Саммер пальцами. — Да, милая, проверим принца ледяных ветров? — Саммер довольно закивала и, воскликнув «Вперед, к принцу!» указала рукой на двери. Коул, полагал Итан, будет не в восторге — последние дни он все больше походил на собственную тень: хмурый, расстроенный и потерянный практически не выходил из морга, сотрясая больничные коридоры громкой, даже для его ушей, музыкой. Весь путь до морга Итан и Эшли молчали, будто слова могли все испортить и сбить настрой, который попрежнему казался необычайно странным, но таким необходимым обоим. Цокольный этаж встретил грохотом басов и нечеловеческим холодом. Идя по плохо освещенному коридору, нервно передергивая плечами, с каждым шагом понимали, что обратного пути нет. — Детка, ты там? — громко спросил Эшли, стараясь, насколько возможно, перекричать музыку. — Можно войти?        Музыка резко стихла, через мутное стекло в двери было заметно мельтешение черного пятна. Коул, уставший, вымотанный, распахнул дверь так резко, что она ударилась об стену. Повисла неловкая пауза. У Коула под глазами — синяки. Кожа неприглядного серого оттенка. Зрачки вот-вот помутнеют.        — Привет, — выдохнул Коул, прижимаясь плечом к дверной раме. — Как дела? Что вам надо? Черт, я так устал. Входите.        — Ты в порядке? — осторожно спросил Эшли, опуская Саммер на пол и снимая с себя куртку. — Выглядишь неважно.        — В порядке? — Коул рассмеялся настолько фальшиво и истерично, что это больно резануло по уху. — Простите, я три дня на энергетиках, — Итан перевел взгляд на мусорное ведро, забитое до краев смятыми банками из-под Ред-Булла, и неоднозначно покачал головой. — В-вы что-то хотели? — спросил Коул, небрежно проведя пальцами по отросшим волосам и опускаясь на корточки. — А ты, леди Саммер, хочешь чего-нибудь?        Саммер застенчиво улыбнулась и нерешительно коснулась ладонью щеки Коула. Даже будучи уставшим принц ледяных ветров казался ей симпатичным и очаровательным, всегда с теплой кожей и обаятельной улыбкой, всегда с игривым прищуром глаз и браслетами на запястьях, которые можно перебирать пальцами.        — Посидишь с ней полчаса? — с надеждой, практически с мольбой в голосе спросил Эшли, накрывая плечи Саммер теплой курткой. — Нам… поговорить надо наедине.        — Да, конечно, — искренне сказал Коул, протягивая Саммер руку. — Пойдем в кафетерий и съедим по порции желе, — Саммер простодушно закивала, застенчиво опуская пальчики в такую большую, теплую ладонь.        — Бумажник в кармане, — сказал Эшли перед тем, как плотно закрыть дверь. Обнимая себя руками за плечи, перевел взгляд на Итана и натянуто улыбнулся. — Блядь, какой пиздец мы творим.        — Да, — согласился Итан, складывая руки на груди, — творим, — идти в кабинет у всех на виду казалось странным и неправильным — на них смотрели, перешептывались, тыкали пальцами. В основном на Эшли — его лицо на каждом городском билборде, на обложках журналов, даже в рекламе духов от Армани, просмотры на которой в интернете давно перевалили за тридцать миллионов. — Твою мать, — выдохнул Итан, когда связка ключей выпала из рук на пол. — Блядь, сука.        — Не нервничай, — максимально-спокойно сказал Эшли, опускаясь на корточки рядом и поднимая ключи. — Никто никому ничего не должен. Всегда есть волшебное словно «нет».        — Да, ты прав, — согласился Итан, забирая из рук Эшли ключи. — Мы же останемся друзьями, да? Что бы ни случилось?        — Что бы ни случилось, — подтвердил Эшли, промолчав о том, что самого этот вопрос в данный момент беспокоит больше всего, — мы десять лет дружим.        — Доктор Абрамсон!        — Я занят, — слишком резко, практически через свист сказал Итан, открывая дверь и, дрожащими пальцами схватившись за край футболки Эшли, втолкнул его в кабинет. Анна Дикинсон посмотрела на него удивленно, даже рот открыла, чтобы возразить, но примирительно выставила перед собой ладони. — Отложим нравоучение на полчаса?        — Это важно — нужно, чтобы ты посмотрел моего пациента.        — У него рак?        — Не думаю, но…        — Тогда причем здесь я? Найди того, кому нечем заняться. Блядь, Анна, прости, я зайду через полчаса, хорошо?        — Ладно, задержу его, — испуганно проговорила Анна и развернулась на пятках. — Итан, это правда очень важно.        — Я приду, обещаю, — честно сказал Итан, входя в кабинет и поворачивая ключ в замке на три оборота.        — Тебя специально отвлекают делами, — Эшли сидел на краю стола, в одной руке была пепельница, в пальцах второй — зажата полуистлевшая сигарета. Он медленно повернул голову и тепло улыбнулся, замечая, насколько сильно тряслись руки Итана. Хорошо, он не один в панике, хорошо. — Закон подлости в полном его проявлении. Даже странно, я рассчитывал столкнуться с Тейлором в коридоре.        — Я тоже, — признался Итан, вынимая из кармана джинсов помятую пачку сигарет. — Но его мама тоже неплохой вариант.        — Она знает?        — Нет. Думает, я его на дух не переношу.        — Как в любовном романе, — рассмеявшись, сказал Эшли и выпустил пару идентичных маленьких дымных колечек из приоткрытых губ. — Ты тоже ощущаешь эту неловкость?        — Да, — серьезно сказал Итан, вжимаясь плечом в оконную раму и крепко затягиваясь. — Идиотизм какой-то. Мы уже целовались — не знаю, откуда это смущение.        — Мы были невероятно пьяными и молодыми, — сощурившись, сказал Эшли — дым зажатой в пальцах сигарете выписывал схематичный знак бесконечности. — Университетские эксперименты, не больше… ведь так?        — Не больше, — ответил Итан, переводя взгляд на заставленный книгами шкаф. Вот какого цвета всегда не доставало — серо-зеленого, цвета глаз Эшли Стейнбека, удивительного и единственного в природе, такой не повторить, сколько краски между собой не смешивай. — Предлагаешь выпить? И помолодеть лет на десять?        — Ты на работе. Я — за рулем, — предельно-серьезно сказал Эшли, не решаясь сделать последнюю затяжку, ведь если он сейчас затушит сигарету в пепельнице, то обратного пути не будет — приходилось глупо и по-детски тянуть время, разглядывая граффити слона за плечом Итана. — Страшно?        — Честно? Очень, — признал Итан, выпустив струйку дыма носом. — Как будто меня позвал на свидание самый красивый парень, а я как идиот высматриваю в кустах школьных хулиганов, которые непременно дадут мне пизды.        — Не дадут, — произнес Эшли с улыбкой и затушил сигарету в пепельнице, — я договорился.        — Джентельмен, — серьезно сказал Итан — не глядя, открывая оконную створку и выбрасывая полуистлевшую сигарету. — Большое спасибо.        — Всегда пожалуйста, — было странно продолжать бездумную, ничего не значащую болтовню. Эшли хотелось засунуть руки в карманы джинсов только для того, чтобы скрыть мелкую дрожь — в груди щемило, к горлу подступала тошнота, сигнализирующая непростительное волнение и страх. — Ты бы не мог… снять? Нет, не пирсинг, — сказал, заметив, что руки Итана потянулись к лицу, — халат. Дико смущает.        — Да конечно, — шепотом сказал Итан, небрежно проведя вспотевшими ладонями по ткани джинсов на коленях и бедрах. — Без проблем, — халат был небрежно отброшен на подоконник. — Ну вот.        — Ну вот, — повторил Эшли, нервно растирая дрожащие пальцы. — Блядь, да почему так страшно?        — Я тебе не нравлюсь?        — Ты идиот? Конечно нравишься, ты мне охуеть как нравишься, — слишком быстро ответил Эшли, не решаясь сделать шаг вперед. — Я… я был готов поцеловать тебя там, в баре, но сейчас… не знаю… нам правда это нужно?        — Не нужно, — сказал Итан, утвердительно кивая. — Нам и так хорошо. Не нужно ничего портить. Не нужно перебарывать себя. Помнишь? Никто никому ничего не должен.        — Три «не нужно» практически подряд. Да ты в самой настоящей панике, — осторожно сказал Эшли, все-таки делая шаг вперед. — Иди сюда, обняться нам ничего не мешает.        — Ничего, — согласился Итан, поднимаясь с подоконника.        Объятия показались осторожными, нерешительными, слишком аккуратными. Прежде подобного никогда не было. Зная, что в принципе оба любят погрубее, в прикосновениях не было никаких границ, даже в глупых, пьяных прелюдиях всегда все происходило сумбурно и агрессивно — вдавленные в стены лопатки, синяки на запястьях, сильные укусы и хаотичные поцелуи, непременно мужские — до боли страстные, никаких телячьих нежностей, никаких придыханий, никакого произношения имени через протяжный стон.        — Ты чертовски-горячий, — выдохнул Эшли, опаляя шею Итана обжигающим дыханием. — Теперь понимаю, почему тебе не бывает холодно.        — А ты — холодный, — ответил Итан, скользя ладонями по лопаткам Эшли, — насквозь пропитанный ливнями Лондона.        — Романтично, — сказал Эшли, отстранившись всего на несколько миллиметров. — Но холод, знаешь ли, всегда побеждает.        Даже, смотря на маятник гипнотизера, Итан бы не смог объяснить, как это произошло. Быстро, мгновенно — он даже моргнуть не успел, а ладони Эшли уже лежали на щеках. Тяжесть и крепость пальцев приносили до истомы приятную боль в области затылка, слишком мягкие и нежные для парня губы накрывали его собственные. Итан выдохнул носом, запуская пальцы в волосы Эшли, сжимая пряди и слишком бездумно поворачивая голову под правильный угол. Целовался он также восхитительно, как в Гарварде — грубо, строго на инстинктах, на бушующей внутри страсти, до онемения в руках и голове.        Казалось, поцелуй длился бесконечно — умопомрачительно, настойчиво, страстно, опьяняюще — проникал глубоко под кожу, распространялся возбуждением по телу, горячил кровь и туманил рассудок.        — Блядь, нет, я не могу, — сказал Итан, отстранившись, — прости, правда не могу. Я ничего не чувствую.        — Ты кого обмануть пытаешься?        — В первую очередь себя, — сказал Итан, отступая на шаг назад и продолжая держать Эшли за руку, — потому, что знаю, что ничем хорошим это не закончится. Ни тебе, ни мне не нужен друг для секса — рано или поздно проснется привязанность, ревность и вся прочая хуйня, поэтому лучше оборвать все сейчас.        — Да-да, ты прав, — нехотя согласился Эшли, нервно проводя свободной ладонью по татуировке синицы на шее, — нахуй мне твои розовые сопли не сдались.        — Мои? Нет, дорогуша, понизь уровень самооценки — этот слюнообмен даже звонка на утро не заслуживает.        — Блядь, какой ты сложный человек, — сказал Эшли, закатывая глаза. — Никто прежде, блядь, не жаловался на то, как я целуюсь. Скажу даже больше: ты прежде не жаловался!        — Берег твои ранимые чувства, — ответил Итан, переведя взгляд на потолок.        — Иди ты нахуй, — отозвался Эшли, хватая со стола пачку сигарет и зажигалку. — У меня, кстати, не встал.        А вот это Итан посчитал настоящим оскорблением. Он, блядь, чертовски-хорош, и не только в поцелуях — вон, Джейсон может подтвердить, опустив ладонь на библию. Итана трясло от возмущения и ненависти, руки непроизвольно сжимались в кулаки. Просто, блядь, немыслимо.        — Убирайся к чертовой матери!        Эшли закашлялся сигаретным дымом, а потом, к изумлению Итана, громко расхохотался. Самодовольный, блядь, как королева Англии. Тщеславный кусок дерьма. На еще какие-либо сравнения Итана просто не хватило. Стоя вплотную к оконной раме, прожигал Эшли коронным взглядом, словно надеялся, что тот сейчас свалится замертво.        — Окей, — примирительно сказал Эшли, затушив сигарету в пепельнице, и направился к двери. — С днем Святого Валентина. У папочки много дел. Позвони, когда наконец-то лишишься девственности.        Итан от злости схватил со стола пепельницу и швырнул в быстро закрывшуюся за Эшли дверь. Просто, блядь, немыслимо! Понадобилось ровно семь минут, чтобы отдышаться и унять дрожь в руках. Итан выкурил две сигареты подряд, впервые не различая ни привкуса арбуза на языке, ни ментола — заметив под потолком дымную тучу, открыл оконные створки и глубоко вдохнул прохладный воздух. Эшли, стоя на парковке у автомобиля, добродушно махал рукой и широко улыбался. Итан почувствовал, как дернулся уголок глаза и, вытянув руку вперед, выставил средний палец. Ответ не заставил себя ждать: Эшли натянул щеку языком, от чего у Итана чуть кровь носом от напряжения не пошла. Гори в аду, произнес одними губами и захлопнул створки с такой силы, что с потолка осыпалась штукатурка — впервые шторы были использованы по прямому назначению, кабинет погрузился в полумрак, дыхание медленно выравнивалось. Просто, блядь, немыслимо!        Понимая, что нужно выбросить из головы Эшли Стейнбека как можно скорее, Итан нервно растер дрожащие от гнева пальцы и вышел из кабинета, громко захлопывая дверь. Аспиранты удивленно моргнули, но, поймав разъяренный взгляд, не сговариваясь, разбрелись по палатам. Итан хотел прокричать на весь мир о том, что его жизнь — блядская, несуразная, беспросветная куча дерьма, но все-таки смог сдержаться. Медленно выдохнув, решительным шагом направился в хирургическое отделение, сшибая медицинский персонал с ног аурой агрессивной неудовлетворенности. Нужно было позвонить Джейсону. Нужно было напиться с ним до беспамятства. Нужно было до простого — потрахаться без обязательств. Джейсон бы понял. Джейсон, блядь, лучший друг — он клялся быть рядом и помогать.        Дверь кабинета Анны Дикинсон Итан распахнул настолько резко, что дипломы в деревянных рамах покосились на стенах. Анна восседала в кресле, пальцами сжимала подлокотники и смотрела на торнадо по имени Итан Абрамсон с легким оттенком удивления.        — Ты чего такой нервный?        — Тебе лучше не знать, — огрызнулся Итан, захлопывая дверь, и прижался к ней спиной. — Давай, мне нужно отвлечься, где твой пациент?        — Нет-нет-нет, его я не хочу, — запротестовал Дэнни, складывая руки на груди. Итану впервые захотелось врезать кому-то незнакомому по лицу — незнакомому лицу, пусть и симпатичному. Да, блядь, что не так с этим миром? — Дайте мне другого врача.        — А что, детское отделение закрыто на карантин? — озлобленно проговорил Итан и почувствовал боль в стиснутых челюстях, кажется, десна лопнула — во рту помимо блядского Эшли Стейнбека появился еще и привкус крови. Просто, блядь, прекрасно!        — Доктор Абрамсон, — устало произнесла Анна, растирая пальцами пульсирующие виски, — пожалуйста, включите природное обаяние, вы в этом мастер.        — Не сомневаюсь, — тут же отреагировал Дэнни, важно вскидывая голову к потолку.        Между вполне разумным «да что я тебе, блядь, сделал?» и «иди нахуй, пацан», Итан долго не мог определиться — проведя ладонями по лицу, задержал на мгновение дыхание и шумно выдохнул.        — Чем я могу помочь?        — Ничем, — резко ответил Дэнни, поднимаясь со стула. — Анна, большое спасибо, но я пойду.        — Нет-нет, Дэнни, останься. Доктор Абрамсон — лучший диагност.        Дэнни — в голове промелькнула тонкая нить узнавания, слишком знакомое имя, лицо, кажется, тоже. Я что с ним спал? — сам себя спросил Итан, но тут же встряхнул головой — такого бы точно запомнил.        — Мне не нужен лучший диагност, — серьезно сказал Дэнни, распрямив спину. Руки скрещены на груди, ноги — в щиколотках. Поза закрытая, будто стесняется, но в себе уверен — видно по глазам. Светлые, понял Итан, наверное голубые. Волосы на контрасте с черной толстовкой — белые, в самом прямом смысле — белые. Во рту жвачка, от чего скулы кажутся до ненормальности острыми. Красивый, отметил Итан, наверное, лет восемнадцать. Нет, точно с ним не спал. — Я же не в блядском эпизоде «Доктора Хауса».        Матерится, отметил Итан, забавно. Губы красивые, им бы на члене смыкаться… Итан встряхнул головой, мысленно отправляя парочку весомых проклятий прямому адресату — Эшли Стейнбеку. Анна на реплику Дэнни никакого внимания не обратила, только сочувственно пожала плечами.        — Думай, Итан. Озноб, тремор в руках, бессонница, приступы гнева…        — Недотрах, — вырвалось у Итана раньше, чем он понял, что сказал это вслух.        — Вот как, — лживо-удивленно воскликнул Дэнни. — Значит, теперь я могу идти? Диагноз же у меня есть.        — Стой, — серьезно и властно сказал Итан, подходя ближе, — голову запрокинь.        — Руки лучше убрать, — также серьезно ответил Дэнни, смотря Итану в глаза. — Фу, какие мерзкие сигареты, — продолжил, отойдя на шаг назад, — окно открою.        Анна вновь беспомощно пожала плечами — Итан был вне себя от гнева, в голове не укладывалось — до ужаса отвратительный сопляк.        — Откуда ты?        — Из ада, — недовольно ответил Дэнни, закатывая глаза и прижимаясь бедром к подоконнику. — Какое это имеет значение?        — Короче, — нервно сказал Итан, одернув рукава на белой рубашке, — он не умирает. Помощь моя ему ненужна. Я пойду?        — Да, пожалуйста, — кивнул Дэнни, язвительно улыбнувшись, — кислорода и так осталось слишком мало.        — Дэнни, ради Бога, — застонала Анна, повернувшись к нему лицом. — Постарайся быть немного повежливее.        — До свидания, — через силу проговорил Дэнни, вежливо улыбаясь. — Закройте, пожалуйста, за собой дверь.        Итан скользил взглядом по книжному шкафу Анны, высматривая какой именно том швырнуть пацану в его, блядь, самодовольное лицо. Озноб, тремор в руках, бессонница, приступы гнева… Болезнь Вильсона? Медной окантовки на радужке у пацана нет. Воспаление печени? Нет, кожа ровная. Болезнь Альцгеймера? Может быть, может быть. Итан перевел взгляд на Дэнни — тому вообще плевать, пялится в окно, словно вселенную узрел. Равнодушный, беспристрастный, умиротворенный — словно из мрамора высечен — идеальный, совершенный. Не мой — продолжил мысленно Итан и сразу на душе стало как-то противно и тошно.        — Есть депрессия?        — Когда на вас смотрю, есть даже тошнота.        — Диабет? — продолжил Итан, скрещивая руки на груди. Дэнни повернул голову, вопросительно приподнял бровь, буквально всем видом говоря: «ты точно врач? Типа с дипломами? Господи, мир ебанулся». — Гипертиреоз?        — Я по-вашему потею, доктор Абрамсон? Вес не терял. Анализы на гормоны сдавал — все чисто. Для Альцгеймера я слишком молод. Еще варианты будут?        — Вернемся к депрессии, — настойчиво потребовал Итан. Какой-никакой, контакт есть. Нужно дожимать.        — Вернемся к недотраху, — парировал Дэнни, запрыгивая на подоконник. — Быстро распознали, схожие симптомы?        Анна прокашлялась, изумленно распахнув глаза. За полгода Дэнни кардинально изменился: никакой природной скромности и такта — говорит то, что в голову взбредет, прямо в глаза, без тени стеснения. За весь проведенный вместе час ни разу не улыбнулся. Депрессия, не иначе. Анна удивленно посмотрела на Итана — до странного молчалив и терпелив, видно, что раздражен, но сдерживается.        Итан прижался спиной к боковой стенке шкафа, засунул руки в карманы джинсов, внимательно посмотрел на Дэнни — свет от окна падал идеально, превращая черно-белое изображение в истинное совершенство. Дэнни молчал, ответа, кажется, тоже не ждал, лишь закинул ногу на ногу, сцепляя пальцы обеих рук на колене.        — Не принесёшь нам по чашке кофе? — спросил Итан, не сводя с Дэнни внимательного изучающего взгляда. Не понравился, нет — тут несколько другое: искры в воздухе и точно не односторонние. Дэнни вопросительно приподнял бровь, говоря, что кофе не переносит на клеточном уровне, что воротит даже от запаха, как и от блядских арбузных сигарет. Анна все-таки поднялась с кресла, натянуто улыбнулась обоим и вышла из кабинета, быстро застучав каблуками по полу в коридоре. — Окей, я тебе не нравлюсь…        — Вы меня раздражаете, — уточнил Дэнни, потирая подушечками пальцев веки. — Не врачи раздражают, а конкретно — вы.        — Почему же я такой особенный? — заинтересованно спросил Итан, быстро окинув в отражении стекла в раме для фотографии своё лицо — все также, ничего изменилось, даже волосы поправлять не нужно.        — Почему? — переспросил Дэнни, притворно рассмеявшись. — Действительно, забавно. Вы же этот… Итан — гроза мужских сердец. Несбыточная мечта Тейлора. Его сексуальная фантазия. Его любовь. Его боль. Ничего в вас особенного нет, кстати, — на последнем предложении голос предательски дрогнул и Дэнни, заметив это, шумно сглотнул. — Вы мою личную жизнь, блядь, разрушили самим фактом своего, блядь, существования. Он же вам не нужен. И никогда не был нужен. Конечно у меня, блядь, депрессия! — Итан удивлённо моргнул, задержал дыхание и мысленно окрестил себя самым настоящим мудаком. Тейлор тоже тот ещё мудак — каким нужно быть на голову больным, чтобы от такого отказаться по собственной, блядь, воле? Разъярённым Дэнни не выглядел, расстроенным — да, но точно не злым, не обиженным, не разбитым… Ему словно вообще на весь мир плевать, равнодушие сочилось из каждой поры — взгляд пустой, но глаза на мокром месте. Нет, взмолился Итан, не реви. Пожалуйста, нет, я же окончательно сорвусь. — Выпишите мне антидепрессанты, — шепотом сказал Дэнни, переведя взгляд на окно — с уголка глаза по щеке сорвалась первая слеза, у Итана чуть сердце не остановилось. — Пожалуйста. Я не угрожаю, но сдерживать гнев невыносимо. Я — поджигатель. У меня есть зажигалка. Богом клянусь, я спалю половину Нью-Йорка и даже глазом не моргну.        — Я выпишу, — пообещал Итан настолько быстро, насколько это в принципе возможно. — Пойдём, сдашь анализы — без них никакого рецепта не получишь.        Дэнни повернул голову и посмотрел так тоскливо и одновременно благодарно, что Итану захотелось разрыдаться, как в дешевой мелодраме — навзрыд.        — Хорошо, сдам анализы, — ответил Дэнни, спрыгивая с подоконника — поднял с пола кожаный рюкзак, забросил лямку на плечо, нервно обхватил пальцами пластмассовый чехол в боковом кармане.        — Можно посмотреть?        — Нет, это слишком личное, а мы ещё не так близки.        Итан удивлённо моргнул, мысленно проговаривая «мы ещё» несколько раз подряд. Даже при природном горячем темпераменте, от огненной ауры Дэнни можно расплавиться, как бестолковая восковая фигурка. И сам он — огненно-пепельный, не иначе феникс в человеческом обличии, красивый — хочется коснуться и одновременно страшно даже дышать с ним в такт. Дэнни упрямо смотрел себе под ноги, идя по длинному коридору, пальцами сжимал лямки рюкзака, нервно кусал нижнюю губу, словно шёл на Голгофу, а не в палату для сдачи анализов.        — Садись, — сказал Итан, небрежно обведя рукой периметр палаты, самой обычной — конечно Дэнни заслуживал большего, но ругаться с руководством в данный момент не хотелось, — туда, где будет удобно.        Дэнни кивнул словно в замедленной съемке, огляделся по сторонам, неуверенно сел на край кровати — слишком мягкий матрас, координацию и осанку получалось держать с видимым усилием; рюкзак не снял, даже рукава на толстовке не поднял до локтей, лишь бездумно уставился на стену перед собой и на прибитый к ней телефон для медицинского персонала.        — Я поджег машину одному из университета, — невзначай сказал Дэнни, заводя руки за спину и упираясь ладонями в матрас. — Он домогался. Слишком напористо. Терпеть стало невыносимо.        — Почему не разбил ему лицо? — спросил Итан, придвинув к кровати стул. — Почему не пошёл к декану?        — К декану? — Дэнни надсадно рассмеялся — в глазах отразилось искреннее непонимание причины для того, чтобы продолжать жить и топтать бедную землю. — Ему я машину и поджег. Шкаф два на два — победителем из драки я бы не вышел, а быть трахнутым в бессознательном состоянии тоже не хотелось. Меня за ручку отвели к психологу, от таблеток, которыми меня пичкали, тошнило и хотелось спать двадцать четыре часа в сутки… я позвонил Анне и она меня спасла, наверное, из жалости.        — Таблетки с собой?        — Да, — уверенно сказал Дэнни, ставя рюкзак на колени, и раскрыл молнию. — Вот эти, — протянул обычный пластиковый пакет на замке, грустно улыбнувшись, — да, даже банку не дали.        — На диплацин похоже, никогда не видел в таблетках, новокаином пахнет, — Дэнни заметил, что выражение лица Итана изменилось — желваки ходят ходуном, мускул под правым глазом пульсирует, челюсти плотно сжаты. — Фамилию психолога помнишь?        Дэнни удивлённо моргнул и уставился на потолок. Какая-то простая. Легкая. Запоминающаяся. Но в голове — пустота и белый шум. Смитт? Смиттерс? Что-то такое, но Дэнни не уверен. Даже адрес кабинета не мог вспомнить при всем желании — только бледно-розовые стены и засохший фикус в углу.        — Я не помню, — выдохнул Дэнни, закрывая ладонями глаза. — Я правда не помню, мне очень жаль. Блядь, какой я бесполезный, — инстинкты защищать взяли над Итаном верх — он трепетно положил ладонь на плечо Дэнни и некрепко сжал. Тот дёрнулся, испуганно и мгновенно забираясь с ногами на кровать. — Не надо, — голос сбился, дыхание частое, слишком прерывистое — в тишине больничной палаты пульс стучал отбойным молотком и отскакивал от стен не то скрежетом, не то звуковыми волнами. — Пожалуйста, не надо.        — Прости-прости, — искренне сказал Итан, интуитивно вжимаясь лопатками в спинку стула. — Я не должен был к тебе прикасаться, — Дэнни молчал, касаясь губами коленей, прижатых к груди. Взгляд затравленный, испуганный — белки истерзаны зигзагами капилляров, каждая мышца на лице напряжена до предела. Жвачки во рту нет — то ли проглотил, то ли выклюнул ещё в кабинете Анны Дикинсон. — Пожалуйста, не бойся, я не причиню тебе зла.        — Я так не думаю, — серьезно произнёс Дэнни и уставился на парня в дверном проходе — высокий, тощий, настолько рыжий, что непроизвольно хотелось улыбнуться — кому угодно, но только не Дэнни — страх неприятными мурашками пробежал по телу.        — Доктор Абрамсон, я врачебный чемоданчик принёс, — торжественно сказал Ник, убирая вьющиеся волосы со лба, и широко улыбнулся. — Кто будет анализы брать? — Дэнни дёрнулся, устремил взгляд полный надежды на Итана. — Кажется, вы будете.        — Да, я возьму, — ответил Итан, забирая чемоданчик из рук Ника. — Отнеси на экспертизу под мою личную ответственность — чем меньше глаз увидят, тем лучше, — Ник пальцами продемонстрировал «окей» и, вырвав пакет из рук Итана, скрылся в коридоре, не забыв закрыть за собой дверь. — Сегодня останешься здесь, — сказал Итан, расстегивая ограничители на чемодане. — Если нужно позвонить, делай это сейчас.        — Мне некому звонить, — ответил Дэнни, нерешительно поднимая рукав толстовки. — Давайте, тыкайте иголкой и разойдёмся как в море корабли.        — Я видел тебя в баре летом, с Грантом, может ему позвонишь?        — Мне некому звонить, — с напором повторил Дэнни. — Вы в вену то попадёте?        Итан посмотрел на свои трясущиеся руки и пожал плечами, одними губами говоря: очень на это надеюсь.        Дэнни кивнул и зажмурил глаза, стискивая пальцами свободной руки плед до побелевших костяшек. Неприятно, немного больно, но в целом — терпимо. Мысленно он готовился к худшему. В сгибе локтя больнее всего, больнее до тихого шипения, но не вскрика, словно комариный укус жегся и чесался — хотелось разодрать кожу ногтями, но Дэнни сдержался.        — Прости, если больно.        — Нормально, — спокойно сказал Дэнни, распахивая глаза и наблюдая за наполняющимися пробирками. — Для чего это?        — Возможные аллергии, нужно проверить совместимость препарата. Все, хороший мальчик, — Дэнни дёрнулся как от удара тока, нервно сжал пальцами рюкзак, резко выдохнул, взгляд перевёл на потолок и зажмурился, чувствуя в теле слабость. — Ложись, тебе нужно поспать. Принести что-нибудь?        — Воды. Просто воды.        Итан поднялся со стула, подхватил с тумбочки стеклянный графин и вышел в коридор — заметив внимательный взгляд Ника, обессилено закатил глаза. Да, обычно он не приносил пациентам воду, обычно он с ними даже не разговаривал. Ник это знал. Итан это знал. И от всего этого становилось как-то неловко.        — Забери пробирки, — небрежно бросил Итан перед тем, как переступил порог кабинета.        Ник кивнул, входя в палату — безымянный для него пациент стоял у окна, крепко обхватив пальцами края подоконника, и смотрел куда-то вдаль. Никакой реакции на шаги не было, как и на дребезжание стеклянных пробирок и пластмассовой подставки. Словно он находился не здесь, а в параллельной реальности. В реальности, где двадцать четыре часа светило солнце. В реальности, где тепло — основа всему.        — Что вам принести на ужин?        — Ничего не нужно, — ответил Дэнни, не в силах оторвать взгляда от двухполосной дороги и машин, которые проносились так быстро, что превращались в бесформенные цветные пятна. Рюкзак он оставил на полу, застегнутым на все молнии, привалившимся задней стенкой к ножке прикроватной тумбочки. — Вы не подскажете, где ближайший цветочный магазин?        — Цветочный? — уточнил Ник, произнеся вопрос практически бессвязно. — Есть один напротив главных дверей. Вам нужно купить букет?        — Да, — ответил Дэнни, вынимая из кармана завышенных черных брюк бумажник. — Вы не знаете, у каких самый сильный аромат?        — Лилии, наверное, — нерешительно ответил Ник, скользя взглядом по заполненным кровью пробиркам. — Вам лучше не покидать больницу ближайшие несколько часов. Давайте, я схожу.        — Нет, не нужно. Я закажу доставку. Спасибо за помощь.        Странный какой-то, подумал Ник, выйдя из палаты. Испуганный, отстраненный, словно в жизни случилось что-то непоправимое.        — Ты еще здесь?        — Уже ухожу, — сказал Ник, обернувшись на Итана. — Наш новый пациент? Рак?        — Нет у него рака, — слишком резко произнес Итан — крышка подскочила и вновь опустилась, прижимаясь крепким поцелуем к горлышку графина. — Оставь его в покое.        — Окей, — беззаботно сказал Ник. — Готовьте вазу, он цветы заказывает.        Итан ничего не ответил, вошел в палату, поставил графин на прикроватную тумбочку, на автопилоте поправил стаканы. Дэнни стоял у окна, недовольно бормоча на мобильный телефон, который сжимал в руке — перед ним на подоконнике лежала кредитная карточка, пальцы второй руки скользили по выдавленным цифрам.        — Можете ввести? У меня перед глазами пелена.        — Конечно, — ответил Итан, подходя ближе — поднял кредитку с подоконника, сам прижался к нему бедром и забрал из рук Дэнни телефон. Дэнни Голдман. Введя цифры, вопросительно приподнял бровь, смотря на заказ — внушительный букет из двадцати пяти восточных лилий, аромат, кажется, будет простираться на всю больницу. — Вот, все готово.        — Спасибо, — сказал Дэнни — ни телефон, ни кредитку не забрал, лишь кивнул на подоконник, с негласной просьбой оставить все там. — Где я могу принять душ?        — Можешь здесь, можешь у меня в кабинете, — Дэнни задумался, потер подушечкой большого пальца подбородок, перевел взгляд на стоявший у тумбочки рюкзак. — Здесь перепады температуры воды сильнее, чем во всей больнице.        — Ничего страшного, переживу, — сказал Дэнни и, отойдя от окна, опустился на край кровати — поставив рюкзак на колени, расстегнул главную молнию и беспомощно уставился на сложенные вещи, вытянув белую футболку, черный кардиган и джинсовые шорты, нервно постучал пальцами по стопке вещей. — Вы можете уйти? Совсем уйти?        — Да, конечно, мой кабинет напротив, — Дэнни кивнул, перевел взгляд на батарею под окном и крепче сжал пальцами вещи, утопая одновременно в мягкости шерстяного кардигана и в грубости джинсы. Медленно выдохнув, провел пальцами по вороту толстовки и поморщился, чувствуя неприятное жжение и боль в районе ключиц. Когда дверь тихо закрылась, Дэнни, обхватив пальцами горловину толстовки, потянул ее наверх. Кожа на лопатках и пояснице болезненно заныла. Поднявшись с кровати, прижимая к груди вещи, направился в сторону душевой комнаты и замер на пороге, рассматривая отражение в зеркале: на ребрах бензиновыми лужами растекались синяки, вмещая одновременно темно-фиолетовые и желто-зеленые цвета, на плечах отчетливо виделись отпечатки пальцев; повернувшись в три четверти, Дэнни увидел содранную кожу на лопатках и гематомы на пояснице. Главное, лицо в порядке — его толстовками уже не спрячешь. — Вот, держи полотенце. Твою мать, — выдохнул Итан, когда Дэнни от ужаса старался спрятаться за полупрозрачной ванной шторкой. — Что произошло?        — Упал, — нервно сказал Дэнни, вырывая сложенное в рулон полотенце из пальцев Итана. — Оставьте меня в покое и, ради, блядь, Бога, уйдите отсюда.        — Как хочешь, пацан, ты меня уже достал, — недовольно ответил Итан, захлопывая дверь душевой. — Понадобится мазь от синяков, дай знать.        — Ничего мне от вас не может понадобиться, — пробурчал Дэнни, закрывая дверь на щеколду и включая воду — душ покачнулся в держателе и рухнул на дно кабины, окатывая горячей водой одновременно и стены, и потолок, и самого Дэнни. — Блядь, убейте меня уже!        Итан не солгал — перепады температуры воды невыносимые: сначала из душа шел кипяток, а уже спустя секунду — буквально крошился лед. Злой, недовольный, продрогший насквозь Дэнни, нервно водил потоком теплого воздуха из фена по лицу и волосам. Весь пол был залит водой, на крашенных бетонных стенах расплывались отвратительные, неприглядные пятна. Ладно, подумал Дэнни, в любом случае лучше, чем в клоповнике, который почему-то все называют хостелом. После взятия крови все еще кружилась голова — надевая шорты, придерживаясь рукой за дверцу душевой кабинки, Дэнни чувствовал себя беспомощным и уязвленным. Плюс еще этот доктор, который раздражал до дрожи в руках. Что в нем все находят? Ну, возможно, внешность, думал Дэнни, натягивая футболку, возможно, глаза у него притягательные, губы, возможно, тоже красивые, возможно, он весь красивый — Дэнни встряхнул головой, мысленно говоря: не о том ты думаешь сейчас, не о том.        Оставляя дверь душевой открытой в надежде, что вода магическим образом высохнет без посторонней помощи, Дэнни, закутавшись в кардиган, забрался с ногами в кровать и бесцельно уставился на стену перед собой. Нужно срочно придумать, что делать дальше. В университет, из которого отчислили, вернуться не получится при всем желании — желания, к слову, не было. Домой тоже нельзя — родители съедят его с потрохами и даже косточками не подавятся. Звонить было некому — быть обузой — отвратительно и неправильно. Никто ему ничего не должен. На подоконнике завибрировал телефон — жалобно и протяжно, наверняка звонила мать, чтобы в очередной раз громогласно объявить о том, что сына у них больше нет. Сестре он тоже не нужен. Расчитывать на доброту Анны казалось просто немыслимым.        Дэнни подложил подушку под голову, прижался, насколько мог, лопатками к изголовью кровати и перевел взгляд на потолок — жизнь откровенно над ним издевалась и посмеивалась, наградив слишком привлекательной для моральных уродов внешностью. Конечно, думал Дэнни, можно разбить стакан и исполосовать лицо, но кому от этого станет легче? Самому Дэнни? Вряд ли.        — Цветы для Дэнни Голдмана, — прощебетала невысокая девушка в кепке с символикой магазина. — Распишитесь, пожалуйста.        — Да, конечно, — ответил Дэнни, расписываясь в папке-блокноте и забирая букет. Огромный, тяжелый — удержать в руках практически невозможно. Аромат ошеломительный, сладкий и резкий одновременно. Рассматривая крупные бутоны и толстые стебли, мысленно обдумывал, какая именно ваза подойдет. Девушка в кепке исчезла настолько внезапно, что Дэнни расстроился из-за того, что не успел попросить ее постучать в дверь напротив — оставив цветы на кровати, нерешительно опустил стопы на холодный пол и нервно надел кеды. Ладно, он еще в состоянии преодолеть расстояние между палатой и кабинетом. Скользя в кедах по плиточному полу, держась то за стены, то за дверные рамы, нерешительно переминался с пяток на носки, заставляя себя постучать в дверь с табличкой. Заведующий отделением клинической онкологии. Блядь, подумал Дэнни, у него вообще есть недостатки? — У вас вазы не будет? — взгляд Дэнни нашел Итана у широкого подоконника с зажатой в пальцах сигаретой и с недоумением на лице.        — Вазы? Я похож на того, кому дарят цветы?        — Понятно, — недовольно сказал Дэнни, закутываясь в кардиган. — Кому в больнице дарят цветы?        — Анне дарят — сходи к ней.        — Спасибо за помощь, — нервно проговорил Дэнни, закрывая за собой дверь и прижимаясь к ней спиной. Легко сказать «сходи», особенно, когда не знаешь, что такое — головокружение. Дэнни сполз по двери на пол и закрыл ладонями лицо — слабость в теле отдавала болью, к горлу подступала тошнота, пульсация в висках казалась невыносимой — Дэнни казалось, что он терял опору. Нет, все-таки не казалось, подумал Дэнни, когда изображение коридорной стены сменилось на потолок. — Приветик? — нерешительно сказал Дэнни, смотря на Итана снизу вверх. Лежать на полу в коридоре было, говоря откровенно — неловко. Лежать затылком на белых кроссовках — тоже. — Зачем же так резко дверь распахивать?        — Приветик? — переспросил Итан, протягивая Дэнни руку. — Ты под кайфом? Когда успел?        Дэнни закатил глаза больше от бессилия, чем от желания показать недовольство — поднявшись на ноги, нарочито-картинно стряхнул несуществующую пыль с шортов и кардигана, натянуто улыбнувшись, гордо зашагал в палату, но остановился на пороге, крепко обхватывая пальцами дверную раму.        — Вы бы не могли принести вазу? И да, я не под кайфом, увы.        Итан обреченно вздохнул, закрывая дверь кабинета на три оборота ключа и, не сказав ни слова, направился по коридору в сторону хирургического отделения. Нашел, блядь, пацан курьера. Что ему еще принести? Как будто, блядь, заняться больше нечем. Сдерживая волну ненависти, Итан тихо постучал по двери кабинета Анны и обхватил пальцами ручку.        — Войдите!        — У тебя есть ваза?        — Ох-х, — мечтательно произнесла Анна, — у тебя свидание?        — Ваза нужна этому… как его? Дэнни.        — Дэнни? — удивленно спросила Анна, поднимаясь с кресла. — Зачем?        — Откуда мне знать? — сказал Итан, прижимаясь спиной к боковой стенке шкафа. — Он меня уже достал.        — Дэнни — хороший мальчик. Видимо, расставание с Тейлором его очень подкосило, — заботливо, по-матерински произнесла Анна, привставая на носочки. — Поговори с ним. Давай, ты же умеешь быть приятным и обаятельным собеседником.        — Он меня терпеть не может, — равнодушно сказал Итан, складывая руки на груди. — Я от него, к слову, тоже не в восторге.        — Дэнни — хороший мальчик.        — Да, ты уже говорила, — ответил Итан, закатив глаза. — Ты убеждаешь меня или себя, понять не могу?        — Поговори с ним, — серьезно сказала Анна, всучив Итану вазу.        — Да-да, он — хороший мальчик, я помню.        Анна обреченно вздохнула и покачала головой.        — Итан, можно вопрос?        — Какой? — спросил Итан, открывая дверь и перехватывая свободной рукой круглую вазу за верхнюю кромку.        — Нет, никакой. Можешь идти.        — Точно?        — Ты все равно солжешь.        — Почему ты так думаешь? — спросил Итан, прижимаясь плечом к дверной раме. — В любом случае, если ты сама знаешь ответ, зачем задавать вопрос?        — Хорошо, — медленно выдохнула Анна и провела пальцами по щекам. — Ты в порядке?        — Прости?        — Итан, мы давно вместе работаем, я прекрасно улавливаю твое настроение — последние несколько месяцев ты действительно кажешься расстроенным и поникшим. Злым — тоже, но ты почти всегда притворно-злой, поэтому тут сложнее. Я могу тебе чем-нибудь помочь?        — Прости, больше не буду демонстрировать свое поникшее настроение. Но спасибо за предложение помочь, я правда оценил.        — Итан, если захочешь поговорить… — Анна поджала губы, не договорив. Дверь за Итаном закрылась настолько тихо и аккуратно, что стало не по себе. — Господи, противный мальчишка, просто попроси помощи или отпуск.        Итан шел по коридору, нервно размахивая круглой вазой, которая оставалась целой и замирала в миллиметре от стен только с помощью настоящей магии или удачи. Значит они не просто так на меня пялятся, думал Итан, сжимая губами сигаретный фильтр, им меня, блядь, жалко. Себя, идиоты, пожалейте.        — Вот твоя ваза. И еще, я тебе на мальчик на побегушках.        Дэнни удивленно моргнул, смотря сначала на Итана, потом на вазу, которая упала на кровать всего в трех сантиметрах от него.        — Извините, — пробормотал Дэнни, касаясь пальцами стенок вазы. — Я вас больше не побеспокою. Обещаю.        — Надеюсь, — недовольно ответил Итан, закрывая дверь палаты. — Сколько вас, блядь, умных развелось! Отъебитесь все от меня!        Дэнни вздрогнул, расслышав звук удара по двери, и нервно прижался спиной к изголовью кровати. В коридоре на повышенных тонах выясняли отношения. Один голос точно принадлежал Итану — чистый и глубокий, заметил Дэнни, проникающий в душу, не громкий, но заполняющий пространство, наверное, такой голос был бы у ливня, умей ливень говорить. Обняв себя руками за плечи, Дэнни беспомощно смотрел на дверь и вслушивался в голоса. Второй казался надрывным и высоким, словно у контр-тенора ангина или сорванные связки, неприятный голос, как будто пенопластом водили по стеклу. Дэнни поморщился и передернул плечами. Несмотря на сильный аромат лилий, в палату проник другой — ненавистный арбуз и ментол. Дэнни затошнило. Тейлор курил такие же. Все, что было и могло быть у Тейлора, Дэнни раздражало до зубовного скрежета. Раздражала даже Анна, хотя и была предельно вежлива.        Дэнни поднялся с кровати, подхватил вазу и прошёл в душевую. В нос ударил запах сырости и мокрого бетона — Дэнни сдержал тошноту, быстро набрал воду и пулей вылетел из душевой. Слишком много запахов больницы — сырость, дезинфицирующие средства, лекарства, даже сильным лилиям победить их было сложно. Цветы Дэнни терпеть не мог, но другого выбора не было — опустив букет в вазу, переставил ее на тумбочку и тупо уставился на красную открытку-сердечко. Идиотский праздник. Открытка была порвана и упокоена на дне мусорного ведра. Голоса в коридоре продолжали спорить, и от этого становилось до ужаса неловко. Дэнни казалось, что он, как всегда, во всем виноват. Не нужно было вести себя как мудак. Дэнни закрыл уши ладонями, стараясь абстрагироваться от шума — родители тоже постоянно ссорились, Дэнни постоянно был виновником этих ссор, бестолковый, безнадёжный, неправильный.        Голоса наконец-то стихли — раздался громкий хлопок двери. Настолько громкий, что Дэнни подпрыгнул в кровати. Разлилась неприятная, пугающая тишина, которая не предвещала ничего хорошего. Дэнни забрался под одеяло, сжал коленями подушку и уставился на стену. Тишина длилась ещё полчаса — позже в коридоре послышались торопливые шаги, тихие переговоры, вдалеке — крики. Онкология, подумал Дэнни, невероятно страшно. Нужно быть человеком с железными нервами, чтобы здесь работать. Нужно быть роботом. Доктор Абрамсон на робота был не похож. На врача, к слову — тоже. Он был словно вообще не из этого мира — слишком другой. Ему, казалось Дэнни, нужно не с пациентами возиться, а… он точно не знал. Почему-то никакая специальность в голову не шла. Слишком красивый для модели, актера или музыканта, слишком изящный для спортсмена. Дэнни зажмурился, надеясь выбросить из головы все мысли — получалось скверно.        Сон, словно издеваясь, не шёл. Дэнни посмотрел на забытый на подоконнике телефон и жалобно застонал — подняться, чтобы его забрать казалось настоящим преступлением. Перевернувшись на спину, уставился в потолок, вытянул руку и небрежно начал водить пальцами из стороны в сторону, надеясь мысленно что-нибудь нарисовать. Не получалось. Мелкая дрожь, бившая по пальцам, раздражала. Запястье болезненно ныло. Костяшки неприятно зудели. В желудке противно урчало — не нужно было отказываться от ужина, подумал Дэнни, мазь от синяков тоже нужно было взять. Он не ел… последние пару дней? Дэнни точно не помнил. Нужно набраться сил и дойти до кафетерия или до телефона, чтобы сделать заказ на доставку. Точно, праздник, его заказ потеряется среди тысячи других.        Перебарывая головную боль, Дэнни сел в кровати и поднял с пола кеды. Завязывать шнурки трясущимися пальцами казалось просто невыносимым и невозможным испытанием. Дэнни огляделся в поиске брюк, точнее — бумажника. Все было аккуратно сложено на стуле. Поднявшись с кровати, Дэнни подхватил бумажник и нерешительно двинулся к дверям. В больнице он был только однажды, поэтому понятия не имел о том, где и что находится. Сверяясь с указателями, двигался по коридору, держась за стену. Отлично, он на втором этаже… вероятнее всего, кафетерий внизу. Да, внизу, мысленно согласился Дэнни, нажимая на кнопку вызова лифта — тот, по закону подлости, был либо сломан, либо занят. Осматривая бетонные ступени лестницы, Дэнни мысленно размышлял над тем, насколько прочные перила и как быстро наступит смерть, если он поскользнётся и полетит вниз кубарем.        По закону подлости, не поскользнулся — видимо, жизнь или господь Бог над ним ещё вдоволь не успели посмеяться. Спустившись на первый этаж, Дэнни с толикой ужаса искал указатели, стараясь не обращать внимание на посетителей больницы. Большинство из них — сошедшие с ума от ужаса и боли — кричащие, недовольные, истекающие кровью, слюнями и прочими биологическими выделениями. Какой-то мужчина в халате, переговариваясь с коллегой, сказал, что нужно зайти в кафетерий, и Дэнни, найдя ориентир, направился за ними следом, невольно подслушивая разговор.        — Да он сегодня как с цепи сорвался, — сказал невысокий, плотный мужчина со скрипучим голосом. — Говорю тебе, он на голову больной.        — Ага, дружка его из морга видел? Вылитый наркоман. Сидит там днями и ночами, трупы, наверное, сношает.        — Да дружок, хер с ним, меня Абрамсон бесит — делает вид, будто лучше всех в этом мире.        — Потому что, блядь, я лучше всех в этом мире! — самодовольно сказал Итан, складывая руки на груди. Дэнни от неожиданности замер, два врача перед ним, парализованные страхом, шумно дышали. — А тебе, Томпсон, я советую завалить ебальник и больше никогда не открывать рот в мою сторону. Поверь, мне так похуй, раздражаю я тебя или нет. Меня, блядь, ты тоже раздражаешь своим мерзким голосом и накладным париком, но я же не предполагаю, что твоей жене нравится трахаться с таким убожеством.        — Ты позоришь мужской род и профессию врача своими извращенными пристрастиями! — заверещал Томпсон, из-за чего у Итана чуть кровь из ушей не полилась. — И твой дружок, любитель трупов, тоже.        — Правда? — спросил Итан, звонко рассмеявшись. — С ума сойти. Двадцать первый век, а в мире все ещё живут узколобые придурки. Когда вы, блядь, уже вымрете или сожрете друг друга? Да, я люблю красивых парней. Я люблю трахаться с красивыми парнями. А Коул любит свою работу. Не трупы, представь себе, а работу. Надеюсь, что, когда ты сдохнешь от инфаркта, ты эту любовь почувствуешь на себе. Кстати, с праздником любви, Томпсон, можешь не спешить сегодня домой — твою жену еще утром поздравили, судя по слухам.        На все приемное отделение липким страхом опустилось облако тишины, такой неприятной, что стрелки наручных часов казались спасательным кругом. Томпсон молчал — глаза безумно бегали из стороны в сторону, лицо покрылось красными пятнами гнева и агрессии. Итан выжидал, небрежно прижавшись плечом к дверной раме — да, он настойчиво нарывался на драку, чтобы сбросить скопившиеся напряжение, но, кажется, соперник оказался неподходящим. Удар пухлого кулака Томпсона прилетел в подбородок мужчине, стоявшего рядом. Дэнни в ужасе распахнул глаза, отступая на шаг назад — началась самая настоящая бойня. Мужчины, лёжа на полу, обменивались ударами и порциями нецензурной брани. Пациенты, словно по команде, начали хлопать и голосить.        — Иди сюда, — сказал Итан, схватив Дэнни за руку, — пока и тебя не повалили.        — Вы что, с ума сошли?! — прокричала Анна Дикинсон по громкой связи. — Немедленно разойдитесь. Итан, помоги им!        — Моя помощь им точно не нужна. Ты — главврач, сама разбирайся с бойцовским клубом. Что встал? Идем.        Дэнни чуть не поскользнулся, когда Итан втолкнул его в кафетерий. Все люди там с любопытством следили за исходом драки, делали ставки, смеялись. Отвратительно, подумал Дэнни, вот он — сучий коллектив во всей своей красе, независимо от пола, расы и религии.        — Здесь всегда так страшно? — осторожно спросил Дэнни, скользя взглядом по выставленным в витрине блюдам.        — Нет, просто у всех накипело, — спокойно ответил Итан. — Нора, сделаешь мне кофе?        — Конечно, — тепло улыбнувшись, ответила Нора. — Ну зачем ты так, Итан? Не смог промолчать? Рано или поздно слухи бы сами дошли до адресата, но узнать это от тебя… ты Дьявол воплоти.        — В этом и смысл — никому в этой блядской больнице не позволено говорить про Коула в подобном ключе.        — Можно мне спагетти и овощной салат? — осторожно вмешался Дэнни, натянуто улыбнувшись.        — Нора, дай парню нормальной еды — сэндвич с ветчиной и сыром, что-нибудь приемлемое из напитков и печенье с шоколадной крошкой. Все запиши на мой счёт.        — Без проблем, — ответила Нора, поправив чепчик на вьющихся чёрных волосах. — Повезло тебе, парень, спагетти сегодня совсем не удались.        Следующие полчаса прошли неожиданно быстро и интересно. Сидя за квадратным столиком у окна кафетерия, разрезая ножом сэндвич с ветчиной и сыром, Дэнни завороженно следил за тем, с какой врожденной грацией и аристократизмом Итан пил чёрный кофе из незамысловатой чашки. Да, что-то в нем определенно было. Что-то магическое. Что-то магнетическое. Отпивая свежевыжатый ананасовый сок, снимая упаковку с печенья в форме сердечка, Дэнни скользил взглядом по умиротворённому лицу Итана, пытаясь найти какой-нибудь изъян. Изъяна, увы, не было — к сожалению или счастью. Наверное, подумал Дэнни, его родители действительно любили друг друга — другой причины для такого совершенства просто не могло быть.        — А откуда вы?        — Из Огайо, — ответил Итан, откидываясь на спинку неудобного стула. — Отец разбогател в двухтысячные и вся семья перебралась в Нью-Йорк. А откуда вы, мистер Голдман?        — Из Ванкувера. Младший ребёнок блистательной семьи монополистов, ошибка природы, если говорить объективно.        — Почему?        — Психически-нестабильный, тупой, неправильный, бесполезный. Кстати, я тоже позорю мужской род, так что вы не одиноки.        — Благодарю за поддержку, — сказал Итан, тепло улыбнувшись. — Почему неправильный?        — Ну, как бы сказать, — ответил Дэнни, тихо стуча ножом для масла по стенке стакана. — Мне не даются мужские увлечения: я хреново вожу машину, хреново стою на коньках, хреново разбираюсь в кинематографе, слушаю слишком женскую музыку… у меня даже щетина не растёт. И вообще я похож на девушку… ну, так говорят.        — Ты не похож на девушку, — серьезно сказал Итан, — а все остальное у тебя ещё будет. То же мне проблема, щетина не растёт. Сколько тебе, восемнадцать? Меньше?        — Почти девятнадцать, — пробурчал Дэнни, откусывая кусок печенья, — исполнится в июне.        — Совсем взрослый.        — Ну, а вам сколько? Двадцать пять?        — Тридцать один. Исполнилось двадцать четвертого декабря.        Дэнни удивлённо вскинул брови. Мужчин, которым тридцать, он представлял несколько иначе — с морщинами, залысинами, пивным животом и с обречённостью во взгляде. Такими же бесформенными как отец, либо такими лощёнными как Донни Чейз. Оба типа казались какими-то непривлекательными. Итан же походил на студента университета.        — Ботокс? — спросил Дэнни, стряхнув крошки со стола рукой. — Кровь младенцев пьёте по утрам?        Итан звонко рассмеялся от искреннего непонимания того, как должен был выглядеть в глазах так называемой молодежи. Старым? Угрюмым? Помятым?        — Нет, ни ботокса, ни младенцев. Генетика — моему отцу пятьдесят, а он выглядит примерно как я, только морщин больше.        — Серьезно? Есть фотка?        Итан вытянул из кармана джинсов телефон и, разблокировав, протянул Дэнни открытый профиль в инстаграме. Тот, нарочито-внимательно вглядывался в каждый снимок — открывал, увеличивал, вздыхал, листал вниз — удивлённо моргнул, найдя фото с отцом. Действительно, один в один. Тоже высокий, тоже красивый, только шире в плечах и с морщинами на лбу. Мать тоже красавица. Высокая, стройная, изящная. Шатенка с зелёными глазами, а у отца, как и у Итана, пронзительные, синие.        — Красивая пара, — признал Дэнни, возвращая телефон. — Вы с отцом как две капли воды. Глаза такие же.        — Да, идентичные, — признал Итан. И одни и вторые видят мир иначе. И одни и вторые носят одинаковые очки. — А ты на кого из родителей похож?        — Ни на кого, — серьезно ответил Дэнни. — Ни внешне, ни по характеру. Приёмный наверное. Хотя нет, тогда получается, что сестра тоже приемная.        — Старшая или младшая?        — Старшая. Ей двадцать три. Стилист по волосам. Двое детей и ротвейлер вместо мужа. Такой же бешенный и брызжет слюной. А у вас детей нет?        — У меня даже кота нет — женат на работе.        — Понятно, — сказал Дэнни. — И как, нравится брак?        — Нравится, — ответил Итан, улыбаясь. — Нравятся пациенты и работа. Все остальное — раздражает.        — Вы же заведующий отделением. Только представьте, как страдают обычные врачи, которые, возможно, старше и опытнее. Вас наверное ненавидят.        — О, да, — признал Итан, — популярностью здесь я не пользуюсь.        — Почему? Просто так же место заведующего отделения не дают? Вы наверное очень умный.        — Именно это и раздражает людей — тебя же я раздражаю и у тебя на это есть свои причины.        — Не поймите неправильно, но вряд ли вы одним своим присутствием разрушили семьи этих людей.        — Томпсон с тобой не согласится, — ответил Итан, рассмеявшись, — а после моей неуместной реплики, коллеги точно не будут приводить в больницу своих сыновей.        — Не думаю, что у таких невзрачных людей могут быть красивые сыновья.        — Вы ужасный человек, мистер Голдман, — сказал Итан, улыбнувшись. — Все люди красивые.        — Нет-нет-нет, мы говорим исключительно о вашем вкусе, — серьезно сказал Дэнни, комкая пальцами плёнку от печенья. — Если судить по Тейлору…        — А почему ты думаешь, что Тейлор в моем вкусе?        — Не знаю, — Дэнни пожал плечами и придвинул к себе стакан с соком. — Конечно, красота — понятие субъективное, но у Тейлора правильные черты лица.        — Красота — самая переменчивая шлюха, — серьезно сказал Итан, — на внешние данные я смотрю в последнюю очередь.        — А на что в первую? — заинтересованно спросил Дэнни и перевёл взгляд на окно — начинало смеркаться, зажглись уличные фонари, солнце исчезло с небосвода.        — Трудно сказать, — сказал Итан после минутной паузы, — на улыбку, наверное, именно она демонстрирует природное обаяние, — Дэнни медленно кивнул, соглашаясь. Да, улыбка, пожалуй, выделяется на общем фоне. Улыбка и взгляд. Не глаза, а именно взгляд. — И что ты теперь будешь делать?        Дэнни встряхнул головой и медленно оторвал взгляд от окна. Если бы он знал ответ.        — Не знаю. Меня отчислили, жить негде, семье я не нужен. Не подскажете хороший небоскрёб?        — Не говори глупости — поступишь здесь.        — В Нью-Йорке? — грустно рассмеявшись, спросил Дэнни. — Кому я здесь нужен? В любом случае, сейчас февраль, а все поступления начинаются в июне. Что мне делать четыре месяца? Ни петь, ни танцевать я не умею. Сидеть с табличкой у Бродвея тоже нет никакого желания. В Старбаксе много я тоже вряд ли заработаю.        — А как у тебя с почерком?        — С чем? — удивлённо спросил Дэнни, обхватив губами кромку стакана. — С почерком? Нормально.        — Ну, в таком случае работа у тебя есть — будешь заполнять карты моих пациентов.        Дэнни удивлённо моргнул.        — В смысле на вас работать? На вас?        — Ты вправе отказаться.        — От золотого билета? — уточнил Дэнни, — я не совсем придурок, да и вы уже не так сильно раздражаете.        — Да, лучший комплимент за день Валентина — сегодня ты определённо мой любимчик, — Итан посмотрел на дно пустой чашки и скривил лицо. — Нора, будь добра… — Нора утвердительно кивнула и указала рукой на настенные часы — смена заканчивается, понял Итан, домой в пустоту категорически не хотелось. — Хочешь ещё что-нибудь?        — Нет, спасибо, — честно сказал Дэнни, непроизвольно смотря на вибрирующий на столе телефон — Итан звонок сбросил и ответил шаблоном, что очень занят. — Почему не ответили?        — Злюсь на него, — ответил Итан, откидываясь на спинку стула. — Значит на работу ты согласен?        — Мне только бумаги заполнять нужно? Стойте, а вам разве по статусу команда не полагается?        — Я что, в блядском эпизоде «Доктора Хауса»?        Дэнни искренне рассмеялся — прозвучало великолепно, учитывая серьезное выражение лица Итана. Да, они не в блядском эпизоде «Доктора Хауса» — увы, Дэнни не дотягивает ни до библейского мальчика Чейза, ни до Формана с криминальным прошлым, ни до Кэмерон с ее чрезмерной правильностью.        — Смотрели?        — Да, — ответил Итан и благодарно кивнул Норе, тут же обнимая пальцами чашку. — А ты?        — Несколько сезонов — Уилсон классный.        — Классный онколог.        — Да, — согласился Дэнни, — именно. А почему вы — диагност? Как вообще можно держать в голове все симптомы и заболевания?        — Я не диагност, — сказал Итан, улыбаясь, — просто беспристрастный, поэтому ничего не упускаю. А как держать в голове? Ты просто в Гарварде не был… там, понимаешь, ты либо знаешь и помнишь все, либо идёшь к чертовой матери.        — Звучит как-то грустно, — признал Дэнни, барабаня пальцами по поверхности стола. — А что вас кроме медицины интересует?        — Трудно сказать. Быстрые автомобили. Экстремальное вождение. Вечеринки. Спорт. Кино. Все по чуть-чуть.        — Типичные мужские вещи, — обозначил Дэнни, смотря на часы. — Я точно могу здесь остаться на ночь?        — Конечно. Можешь даже на неделю остаться — соглашайся, пока я добрый.        — А завтра будете злым?        — Вероятнее всего.        — Звучит грустно… и на меня кричать будете, если я неправильно заполню карты?        — Разумеется, — сказал Итан, утвердительно кивая, — причём больше, чем на всех остальных.        — Справедливо, — согласился Дэнни, натягивая рукава кардигана до ладоней. — Вы, кстати, красивый. Хотя, наверное, вам это каждый день говорят.        — Не говорят, — ответил Итан. — Ты тоже красивый, Дэнни.        — Спасибо, — смущенно проговорил Дэнни, поднимаясь из-за стола. — И за ужин спасибо. Я пойду.        — Добрых снов. Если что-то понадобится, я буду в кабинете.        — А вы что, домой не поедете?        — Нет, сегодня не поеду. Ник, у нас есть свободная палата? — Ник, стоявший у стойки кафетерия, медленно обернулся и утвердительно кивнул. — Ну вот, значит точно остаюсь.        — Тогда добрых снов, доктор Абрамсон, — сказал Дэнни, задвигая стул. — До завтра.        До завтра, мысленно повторил Итан, провожая спину Дэнни взглядом — телефон снова разразился вибрацией, звонок был сброшен повторно.

Сегодня я хотел бы поговорить о том, как важно обладать тонким вкусом и во все времена раздавать только свежие поцелуи. (Уильям Берроуз. Голый завтрак)

       — «Я тебя так сильно, так сильно, так сильно».        Дэнни рассматривал себя в отражении круглого зеркала, прибитого к стене душевой комнаты проржавевшим винтом, и искренне не понимал, что именно происходит в жизни — его действительно приняли на работу официально, выдали бейджик с именем и фотографией, назначили оклад и заставили подписать десяток листов А4 с правилами поведения и полным списком обязанностей. Когда Дэнни ставил подпись, мысленно сравнивал перечень слов, столбцов и граф с контрактом дьявола — буквально продал душу за двести долларов в неделю, горячие обеды и ужины. Просто немыслимо. А знаешь, сказала Анна Дикинсон, выпустив витиеватые струйки сигаретного дыма, ты первый, кто работает в больнице без медицинского образования. Дэнни стало до странного неловко — предвкушая то, как он будет таскаться тенью за самым бестактным врачом Пресвитерианской больницы, выполнять все мелкие поручения и самозабвенно улыбаться на каждую реплику, становилось несколько не по себе. Говоря откровенно, Итан ему нравился — особенно в те моменты, когда сидел, заперевшись в своем кабинете, или бродил по коридорам отделения, не обращая ни на кого внимания. Уже к концу первого рабочего дня, Дэнни почувствовал ноющую боль в руке и пальцах — ручки, карандаши, книги рецептов, высокопарный тон Итана — кто знает, что раздражало сильнее.        Дэнни носил строгие черные рубашки, в тон к ним джинсы с прорезями на коленях, белые кеды и очки в широкой черепаховой оправе. Пальцами, к удивлению, в него не тыкали, не перешептывались — разговаривали, зачастую, вежливо и лаконично. Анна постоянно приглашала вдвоем выпить чай с жасмином и поболтать, но Дэнни отказывался, ссылаясь на большую загруженность. Говоря откровенно, загруженности в дневные часы почти не было, Итан не обращал на него никакого внимания, даже в кабинет не позволял войти без стука, номер свой тоже не оставил — поэтому Дэнни приходилось носиться по этажам, чтобы задать тот или иной вопрос. Бегать Дэнни конечно любил, но даже у любви должны быть пределы. Итан Абрамсон буквально приведение — то появлялся в коридорах, то исчезал. Дэнни был уверен, что он либо мог проходить сквозь стены, либо обладал нетипичной для обычного человека скоростью.        Единственные, кто не рад присутствию Дэнни в больнице, аспиранты — и если Ник мог хотя бы иногда говорить вежливо, то второй, имени которого Дэнни до сих пор не знал, прожигал взглядом, пропитанным насквозь отвращением. В глазах буквально читалось: какого черта ты здесь делаешь, пацан? Дэнни старался не задерживаться с ними в одном помещении дольше пары минут — их взгляды-пули мелкой дробью били то по лицу, то по спине. Становилось до странного неловко, словно именно Дэнни каким-то магическим образом мог разрушить их карьеры и оформить новое место жительства где-нибудь под Бруклинским мостом.        Дэнни увернулся от порыва ветра — мороз целовал губы и щеки настойчиво, глубоко, вкрадчиво, пока дрожащие пальцы сжимали края папки-планшета. Итан, прижавшись бедром к капоту автомобиля, вопросительно приподнял бровь, наблюдая за выступающими на руках Дэнни мурашками — выпустив кольца сигаретного дыма из приоткрытых губ, запрокинул голову к небу и уставился на быстро-плывущие, некогда кучевые облака — молочная туманная пелена, словно на малярной кисти заканчивалась краска, а дорисовать фон было необходимо.        — Держи, — сказал Итан, снимая кожаную куртку и протягивая ее Дэнни, — пока не подхватил воспаление легких.        Дэнни изначально хотел возразить, отказаться, развернуться на пятках и гордо зашагать в сторону дверей, но, глубоко выдохнув, куртку все-таки принял. Ничего странного и страшного в этом жесте не читалось, кроме того, что сам Итан остался в черной однотонной футболке с этим своим самодовольным выражением лица. Рубашка в красно-черную клетку была повязана под поясом синих джинсов с внушительными дырами на коленях, конверсы, очевидно, были надеты на босую ногу, от чего по позвоночнику Дэнни пробежали мурашки. Странный какой-то, думал Дэнни, прижимая к груди папку-планшет одной рукой, а пальцы второй — грея в кармане куртки.        — А вы воспаление легких не подхватите?        — Не думаю, — ответил Итан, отбрасывая окурок в сторону фонарного столба. — Ты что-то хотел?        — Расписаться нужно, — буркнул Дэнни, протягивая ручку. — Вот здесь, — ткнул пальцем в графу и выжидающе уставился на Итана.        — И из-за этого ты здесь полчаса стоишь и трясешься от холода? — спросил Итан, выгнув бровь и размашисто расписываясь в бланке. — Все, миссия выполнена?        — Выполнена, — притворно-вежливо ответил Дэнни, театрально закатывая глаза. — Я могу идти?        — Ты не моя собственность, Дэнни, не задавай подобных вопросов впредь.        От злости Дэнни закусил внутреннюю сторону щеки и резко развернулся на пятках, чудом не поскользнувшись на покрытом инеем асфальте. Собственность, бурчал себе под нос Дэнни, идя к дверям больницы, кто же еще? Вы, доктор Абрамсон, мой непосредственный начальник, наставник, гуру и Бог — вот же я влип.        — Не так быстро, блондинчик, замри, — строго сказала Катрина, когда нога Дэнни с трудом опустилась на пол приемного отделения. — Иди-ка сюда. Поживее, — Дэнни обреченно вздохнул, натянул на лицо одну из самых лживых улыбок в своем арсенале и неспешно прошелся до Катрины. Та казалась разъяренной, встревоженной — буквально на грани нервного срыва. Дрожащие руки прятала в глубоких карманах больничного халата и циклично встряхивала волосами — создавалось впечатление, что ей либо мешала отросшая челка, либо другой защиты от надоедливых невидимых насекомых просто не было. — Дай сюда, — злобно проговорила Катрина, выхватив из пальцев Дэнни папку, и нарочито медленно прошлась взглядом по графам и столбцам. — Понятно, — продолжила настолько расстроенно, что Дэнни стало ее по-человечески жалко. Катрина невзлюбила его с первого дня, постоянно придиралась, тыкала пальцем в папку с таким рассерженным выражением лица, словно он причина третьей мировой войны, не меньше. — Ладно, живите. Ты, Доктор Смерть и твой женский почерк. Но только сегодня.        Дэнни удивленно моргнул, мысленно возражая на тему почерка. Нормальный он у него. Самый обыкновенный. Ничуть не женский. Не печатные буквы, как у некоторых дотошных. Катрина продолжала прожигать взглядом, словно надеялась, что он обратится в пепел.        — Отвали от парня, — сказал Итан, властно кладя руку Дэнни на плечо. — Что тебе нужно, странная женщина? Я, кажется, здесь еще главный.        — Твои карты, — раздраженно сказала Катрина и встряхнула волосами, от чего пучок жалобно покосился, — стали лучше.        — Что? — переспросил Итан. — Что ты сказала? Ничего не слышно из-за скрежета зубов. Дэнни, ты расслышал?        Дэнни понимал одно: сейчас его глаза широко распахнуты от страха — пальцы Итана на плече парализовали, практически пригвоздили к полу — кожа под курткой болезненно горела… даже огонь был не таким горячим. Дэнни, кажется, вовсе не дышал и бездумно искал взглядом какую-нибудь опору, причину, даже человека, чтобы сбросить скопившееся в теле напряжение.        — Что-то про карты, — машинально ответил Дэнни. — Я лучше пойду, — продолжил практически шепотом, забирая папку из рук Катрины. — Да, пойду.        — Зачем он тебе нужен? — спросила Катрина, когда спина Дэнни скрылась за дверями кафетерия. — Джефф отлично заполняет карты.        — Кто? — переспросил Итан. — А… его Джефф зовут? Прости, я имя Ника запоминал практически год.        — Они два года на тебя работают, — сказала Катрина, закатывая глаза. — Ты вообще о них что-нибудь знаешь?        — Нет — незачем забивать голову ненужной информацией — я здесь работаю, а не друзей ищу.        — Ну-ну. Не сойди с ума от одиночества.        — Уже давно сошел, — недовольно сказал Итан, складывая руки на груди. — А ты перестань цепляться к парню — только я в этой больнице могу к нему цепляться, ясно?        — Ясно, — язвительно ответила Катрина, важно вышагивая в сторону аптечного пункта. — Но со мной тебе лучше не ссориться.        Да-да, мысленно сказал Итан, провожая Катрину взглядом — из года в год одно и тоже, объективно говоря, единственный, с кем лучше не ссориться в Пресвитерианской больнице, был сам Итан. Переведя взгляд на наручные часы, вопросительно приподнял бровь — двадцать второе февраля — странно, очень знакомая дата. Сегодня точно нужно было сделать что-то важное. Какой-то праздник? День Рождения? Нет, что-то другое. Итан скользил взглядом по стенам приемного отделения, нервно потирая пальцами пульсирующие виски. Думай!        — О, вот ты где! Пойдем, поможешь мне на операции.        — Нет. Забыла? Я не хирург, — равнодушно ответил Итан, продолжая спешно перебирать информацию в голове. — Твою мать! Диссертация!        — Стоять. Ты нужен мне в операционной.        — Ты не понимаешь — в шесть вечера файл должен быть отправлен — мне охуеть как нужна ебанная степень, так что отцепись.        — Попроси кого-нибудь отправить, — сказала Анна, сцепляя пальцы в замок. — Ты нужен мне в операционной. Требование главврача не обсуждается, не забыл?        — Я не оперирую, — по слогам, словно считал Анну умственно отсталой, сказал Итан — наручные часы показывали половину пятого. — Блядь, где ключи от машины? Точно, в куртке. Куртка на Дэнни. Блядь, мне нужно домой.        — Попроси Дэнни отправить файл.        — Компьютер с файлом дома — он за руль машины не сядет, про квартиру я вообще молчу.        — Итан. Ты мне нужен. Отправишь файл завтра.        — Завтра? С ума сошла? Сегодня последний день. Я итак затянул почти на месяц. Блядь.        — Итан, операция на открытом сердце — мне нужны твои зоркие глаза и острый ум. Анастезиолог новый, я не могу ему доверять.        — Отложи операцию на завтра. Что, никак? Вот мне тоже никак. Стоять! — Дэнни испуганно вздрогнул и чудом не поперхнулся апельсиновым соком. — Насколько плохо ты водишь машину?        — Очень плохо, — нерешительно ответил Дэнни, интуитивно ловя губами трубочку.        — Слышала? Очень плохо водит. Видишь, мои легенды никогда не врут, поэтому ищи другую жертву.        — Дэнни, детка, ты должен съездить домой к Итану, найти компьютер и отправить один важный файл до шести вечера. Справишься?        Дэнни удивленно моргал, смотря на Анну — трубочка в коробке сока категорически не поддавалась.        — Ну, я могу вызвать такси… — нерешительно начал Дэнни, боясь даже взгляд поднять на разъяренного Итана. — А вы почему не можете?        — Он нужен мне, — серьезно сказала Анна и выставила указательный палец, призывая Итана не нагнетать обстановку. — Вот видишь, можно вызвать такси.        — Такси? Ты шутишь? На моей машине поедет — ключи в правом кармане, вводишь в навигаторе «дом» и едешь строго по маршруту. Никакой отсебятины. Иначе попадешь в пробку. Поцарапаешь машину, вырежу тебе почку, понял?        — А можно отказаться? Конечно, с одной почкой можно жить, но…        — Ключи от машины в правом кармане. От дома — в левом. Квартира 34Б, — отчеканил Итан по слогам и вытащил из нагрудного кармана рубашки Дэнни маркер. — Руку дай, — Дэнни изумленно смотрел на то, как быстро Итан задергивал рукав рубашки и мелким почерком писал личный номер на расстоянии от запястья до сгиба локтя. Дэнни даже дыхание задержал, не решаясь сказать о том, что вообще-то можно вбить номер в телефон, а не разрисовывать кожу маркером. То есть, если меня собьет машина, думал Дэнни, ему позвонят? Пиздец. Теперь еще и клеймо добавилось, прекрасно. — Как только переступишь порог квартиры, сразу же позвони. Кивни, если понял.        Дэнни неуверенно кивнул и возмущенно пробурчал что-то нецензурное, когда Итан подтолкнул его к дверям. Просто немыслимо, думал Дэнни, идя по обледеневшему асфальту к парковке. Ткнув на кнопку сигнализации, глубоко вздохнул, когда огромный Мерседес приветливо подмигнул фарами. Шумно сглотнув, Дэнни открыл водительскую дверь, устроился на сидении и медленно, предельно медленно, вставил ключ в замок зажигания — включив навигатор, ввел адрес дома и откинулся на спинку сидения. Крутая тачка, практически Бэтмобиль, очень жалко будет поцарапать или сделать что-то не так. Просматривая предложенный маршрут, Дэнни только шумно сглатывал — практически весь путь проездными дворами, никаких главных дорог.        — Ну ладно, почка, пора нам прощаться, — прошептал Дэнни, пристегиваясь и закрывая дверь. — Зато посмотрим, как живет мужчина-мечта… там же никого дома нет? Никаких там любовников?        Дэнни встряхнул головой, отгоняя неприятные мысли, и повернул ключ в замке зажигания. Мотор удовлетворенно и даже страстно зарычал, руль завибрировал, Дэнни чуть не потерял сознание. Продвигаясь по предложенному маршруту на самой низкой скорости, Дэнни мысленно молился и уговаривал Бога помочь. Машина — огромная, неудобная, с трудом умещалась между узкими стенами проездных дворов. Дэнни продолжал молиться, не решаясь оторвать взгляд от лобового стекла. Наверное, нужно было поднять сидение, настроить зеркало заднего вида, но нет, тогда бы Итан точно его убил.        Дэнни потребовалось сорок минут, чтобы доехать от больницы до пятиэтажного дома — рассматривая огромные панорамные окна, медленно заглушил мотор на парковке и нерешительно открыл дверь. Красивый дом, как несостоявшийся архитектор отметил Дэнни, двор тоже — привлекательный, уютный: зеленый, с цветами в клумбах и чистым воздухом. Изучая внимательным взглядом табличку с номерами квартир, Дэнни вздрагивал от каждого порыва ветра и сильнее кутался в куртку Итана. Отлично, четвертый этаж. Дэнни вбежал по лестнице и удивленно уставился на две двери — подойдя к нужной, осторожно вставил ключ в замок и нерешительно провернул.        — Вот это да, — восторженно произнес Дэнни, проходя в квартиру и тут же закрывая дверь. — Неожиданно, — приподняв рукав, внимательно вчитался в написанные цифры и медленно вбил их в телефон. — Здравствуйте, я на месте, — пока Итан возмущался тому, что пятнадцатиминутное расстояние растянулось на практически час, Дэнни внимательно рассматривал стены, окна и немногочисленные предметы мебели. — Да-да, — обреченно сказал Дэнни, касаясь кончиками пальцев спинок диванов. — Давайте вы мне просто скажете, что делать дальше, — получив ответ, что ноутбук на кровати в спальне на втором этаже, Дэнни внимательным взглядом изучил открывающийся вид на лестницу и импровизированный балкон. Осторожно поднимаясь по ступеням, охнул, заметив невероятной красоты книжный шкаф. — Вау, — пробормотал Дэнни, не сдержав восторга. — У вас очень красиво. А где спальня? Окей, — потянув на себя дверную ручку, Дэнни удивленно распахнул глаза. Спальня Итана выглядела просто восхитительно — просторная, светлая, уютная, с огромным окном, без гардин и штор. Ноутбук действительно лежал на кровати — Дэнни нерешительно подошел ближе, опустился коленями на ворсистый серый ковер и поднял крышку. — Пароль? Окей, — сказал Дэнни. Пароля на ноутбуке Итана не было. Папок на рабочем столе всего три — работа, Гарвард, музыка и кино. — Вошел. А где браузер? Я не вижу. А нет, вижу, простите. Куда дальше? Окей, — Дэнни боязливо водил кончиками пальцев по тачпаду, открывал рабочую почту Итана, искал в списке адресатов нужного человека. — Нашел! Что дальше? Окей, — кликнув на «вложить файл», перешел в папку «работа». — Вот эта? Диссертация? Ого, две тысячи страниц. Простите, закрыл уже. Да, отправил. Могу сфоткать. Все? Правда все? Ноутбук с собой брать не нужно? Ну и иди ты в задницу, — буркнул Дэнни, когда Итан сбросил звонок.        Проверив сообщение в графе «отправленное» уже хотел закрыть крышку ноутбука, но задержал взгляд на папке «Гарвард».        — Ну и что тут у нас? — спросил Дэнни у самого себя, кликая на папку. Широкая улыбка засияла на лице, когда он открыл первую фотографию — перед глазами появились незнакомая комната и сам Итан, как всегда с лучезарной улыбкой, в очках и с толстенной книгой на коленях. Примерно таким Дэнни и представлял его во времена университета. Казалось, что Итан совсем не изменился — только татуировок стало больше и появился пирсинг в нижней губе. Почти на всех фотографиях и видеофайлах Итан улыбался, болтал без остановки, хохотал и обольстительно щурился — почти. Редко можно было увидеть его задумчивым, собранным, озлобленным или недовольным. Дэнни бездумно кликнул на видеофайл и закусил костяшку указательного пальца — Итан сидел за рулем черного внедорожника, предельно пафосно переключал передачи и серьезно смотрел на человека по ту сторону камеры, в руке, что лежала на ободке руля, были солнцезащитные очки и зажатая в пальцах сигарета, на второй красовалась обрезанная на пальцах кожаная перчатка.        — Ну что, господин, куда едем?        — В лучшую жизнь.        — Адрес знаешь?        — Туда, где закаты въедаются в сердце.        — Заманчиво, — признал Итан, широко улыбнувшись, и откинулся на спинку сидения. — Если к тридцати годам потеряю романтизм, пристрели меня.        Когда видео оборвалось звонким и красочным смехом, Дэнни понял одну простую вещь — любить Итана вот таким, непривычно-обыденным, улыбающимся, смеющимся, максимально-настоящим, вполне возможно. Кликнув на следующее видео, поставил локти на край кровати и нетерпеливо постучал кончиками пальцев по корпусу ноутбука.        — И кто это?        — Мистер Спаржа, — торжественно сказал Итан, погладив бесформенную зеленую игрушку с испуганным выражением лица. — Коул будет в восторге.        — О, да, — согласился приятный мужской голос — пальцы скользили по стенду с очками, камера хаотично охватывала периметр магазина, украшенного, очевидно, к Хэллоуину. — Жди свитер с оленями на Рождество.        — Ненавижу Рождество, — пробурчал Итан, прижимая мистера Спаржу к груди. — Нашел себе что-нибудь?        — Выбираю между очками с Микки Маусом и бельевой веревкой, чтобы повеситься в кампусе. Как думаешь, что лучше?        — А знаешь, Коул не заслужил мистера Спаржу, куплю его для себя. Эшли, возьми очки.        — Напомни, сколько тебе лет, — смеясь, проговорил Эшли, снимая со стенда очки с Микки Маусом.        — Почти двадцать четыре, — ответил Итан, сияя широкой улыбкой, — и я безумно хорош собой.        — Хочу от тебя детей, — Эшли закатил глаза и водрузил на переносицу очки. — Блядь, я выгляжу как кусок дерьма.        — Мы с мистером Спаржей согласны, — сказал Итан, звонко рассмеявшись. — Лучше возьми те, с покеболлом.        — Оригинально, доктор Абрамсон — никогда в тебе не сомневался.        Оставшиеся три минуты видео Итан и Эшли ходили по магазину, перебирали комиксы, расплачивались за покупки и только потом, стоя на парковке, закурили. Итан, прижимающий мистера Спаржу к груди одной рукой, выпускал кольца сигаретного дыма и параллельно раскрывал зубами конфетный фантик.        — Влюбиться хочу, — притворно-серьезно сказал Итан, разжевывая розовый квадрат фрутеллы. — А ты?        — У меня скоро дочь родится, — ответил Эшли, вынимая из пачки конфету. — У меня, прикинь? До сих пор не верю.        — Я должен быть крестным, — сказал Итан, запрыгнув на капот автомобиля, и забрал камеру из рук Эшли. — Понятно тебе, папочка?        — Понятно, — ответил Эшли, склонив голову набок, и выпустил клубы дыма в объектив. — Заранее завидую тому, в кого ты влюбишься.        — Почему?        — Ты — клевый и теплый, твоему парню чертовски повезет, — сказал Эшли, рассмеявшись, и выключил камеру.        Дэнни закрыл видео, вышел из папки «Гарвард» и опустил крышку ноутбука. Забавно, у Итана была целая история становления и взросления в ноутбуке… у Дэнни не было ничего, никаких видеофайлов, фотографий, аудиосообщений, друзей, с которыми можно ходить по магазинам или поехать куда-то, где закаты въедаются в сердце. Хотелось ли? Он, говоря откровенно, точно не знал. Наверное, хотелось. Наверное, он был бы не против. Наверное, даже рад.        Обойти всю квартиру Итана Дэнни не мог себе позволить даже при огромном желании. Быстро спустившись на первый этаж, сильнее закутался в куртку и, проверив ключи, вышел в подъездный коридор — выйдя на улицу, жадно вдохнул пропитанный дубами и соснами воздух, снял машину с сигнализации и, вбив в навигаторе «работа», повернул ключ в замке зажигания. Путь, заметил Дэнни, действительно занимал пятнадцать минут, но спешить не хотелось — понимая, что последний раз был за рулем почти полгода назад, мысленно возрадовался тому факту, что вообще смог доехать в одну сторону без происшествий. До больницы Дэнни ехал полчаса, чуть-чуть быстрее, немного увереннее из-за чего позволил себе небольшую слабость — просмотреть личные вещи Итана в машине. Ничего серьезного: сигареты, пауэрбанки, две упаковки витаминов, визитки, книги рецептов, футляр для очков, пачка презервативов. Дэнни неосознанно прикинул, что размерчик более чем идеальный, но тут же встряхнул головой — лишняя, ненужная информация — забыть и никогда больше не вспоминать.        Выйдя из машины, Дэнни внимательно изучил корпус на наличие сколов и царапин. Все просто идеально. Все также, как и было, словно автомобиль вообще не покидал своего парковочного места. Дэнни перевёл взгляд на знак для инвалидов и удивлённо моргнул. Итан на инвалида не был похож. Вероятно, просто совпадение. Наверное, утром не было других свободных мест. Дэнни вошёл в двери больницы и остановился ровно по центру приемного отделения, спешно обдумывая, что делать дальше. Никаких поручений больше озвучено не было, сидеть в палате и разглядывать стены и потолки не хотелось, а время ужина ещё не наступило. Дэнни боязливо разблокировал телефон и написал Итану сообщение с вопросом о том, чем нужно заняться. Ответ пришёл через несколько минут: «вторая операционная, смотровая, захвати мне двойной американо, если не сложно».        Ладно, решил Дэнни, вполне обычная просьба. Ничего ужасного и криминального — главное, ехать никуда больше не нужно. Взяв двойной американо в непримечательном коричневом стаканчике, Дэнни, все ещё плохо ориентируясь в больнице, искал указатели. Разумеется, операционные должны находиться в хирургическом отделении. Наверное, недалеко от кабинета Анны. Поднимаясь в лифте, Дэнни небрежно стучал пальцами по стенкам стаканчика, размышляя над тем, чего, помимо кофе, ждал от него Итан, как работодатель. Наверное, думал Дэнни, поручений за двести долларов в неделю должно быть намного больше. Вернее, было бы логично, если поручения вообще присутствовали в их общении. Итан ничего не просил, даже не разрешал сделать кофе в кабинете, говоря: «ты не бариста». Окей, не бариста, тогда кто?        — Ваш кофе, — шепотом сказал Дэнни, пробираясь через спины врачей в смотровой комнате. Настоящий аншлаг — все взволнованы, возбуждены, заинтересованны. Итан же спокойно стоял у стекла и не сводил взглядов с показателей жизнедеятельности.        — Спасибо, что ещё тёплый, — сказал Итан, потрепав Дэнни по волосам. — Трупы в шкафу и под кроватью не нашёл?        — Нет, — ответил Дэнни, поправляя растрепанные волосы. — Письмо точно пришло?        — Да, — сказал Итан, вдавив кнопку на панели переключателя. — Давление падает, — Анна отрицательно покачала головой, но Итан повторил реплику ещё раз, намного настойчивей — через двенадцать секунд приборы жалобно запищали. — Блядь, вырежи нахрен селезенку, она тебе мешает. Не смотри на меня так, ты не сможешь прижечь шов, потому что мешает селезенка! Я это знаю. Ты это знаешь. Если не хочешь добавить Коулу работы, режь, — кнопка была отжата, среди толпы врачей пронеслись согласные кивки и причитания. Дэнни удивлённо уставился на Анну через стекло — та думала ровно секунду, попросила скальпель и уже через мгновение селезенка сиротливо лежала в поддоне.        — А откуда вы знали, что давление падает? — шепотом спросил Дэнни, практически лбом прижимаясь к стеклу. — Все же было в порядке.        — Опыт, — просто ответил Итан. — Ещё у меня было время, чтобы ознакомиться с историей болезни. Гипертрофия левого желудочка, — продолжил, вновь вдавив кнопку. — Я тут что, один зрячий?! Карсон, блядь, уволим тебя к чертовой матери и хер ты выплатишь закладную за дом. Давай, проснись уже! Господи, дай мне сил, — взмолился Итан, проведя ладонью по лицу, и отпил кофе. — С машиной все в порядке?        — Да, в идеальном состоянии, — машинально ответил Дэнни, замечая, как быстро Анна меняет инструменты — приборы перестали пищать, анастезиолог нервно потёр лысину. — Как кофе?        — Отвратительный, — признал Итан, — но это не твоя вина. Заставлять тебя бегать в кофейню через дорогу — бесчеловечно. Карсон, блядь, давление! Говори каждый раз, когда оно падает или поднимается. Не бойся, не прирежет она тебя, а вот я тебя придушу, если придётся тратить своё драгоценное время на твою работу!        — Да, вас тут, кажется, все боятся.        — И правильно делают, — спокойно ответил Итан, отойдя от окна и занимая место на стуле. — Садись, тут больше все равно поболтать не с кем.        Дэнни вздрогнул, замечая и чувствуя озлобленные взгляды в свою сторону, но место на неудобном стуле рядом с Итаном все-таки занял. Сцепив пальцы в замок, посмотрел на висящие на стене мониторы и улыбнулся, отметив, что Карсон наконец-то включился в работу и стал озвучивать каждые изменения на приборах. Итан молча пил кофе, словно вообще не замечал посторонних людей, и сидел в свойственной манере — поставив стопу левой ноги на колено правой, и некрепко сжимал пальцами стаканчик. Халат, скомканный и мятый, лежал под ним, чудом не вытирая возможную грязь с пола.        — Как поживает мистер Спаржа? — шепотом спросил Дэнни, наклонившись к Итану практически вплотную.        — Изучал мои личные файлы? Искал порно? Мистер Спаржа в багажнике — охраняет биту и лопату. То, чем я тебя убью и закопаю, если ещё раз узнаю, что ты рылся в моих вещах, не спросив разрешение.        — Простите, пожалуйста. Я случайно открыл и правда не искал чего-то запретного.        — Ну-ну, — ответил Итан, улыбаясь. — Сделаем вид, что я тебе поверил. Но в следующий раз, спроси разрешение.        В следующий раз, зачарованно произнёс внутренний голос Дэнни, многообещающе. Врачи в смотровой продолжали сверлить их взглядом, прислушивались к разговорам, практически читали по губам, обсуждая все между собой. Дэнни было предельно неловко. Итану — плевать, он внимательно смотрел на монитор, не моргая.        — А почему вы не оперируете? — шепотом спросил Дэнни, повернувшись к Итану лицом. — У вас же талант.        — И совершенно не работающие руки, — равнодушно ответил Итан, ставя стаканчик кофе на пол. — Мышцы порваны, — продолжил, продемонстрировав Дэнни изувеченную шрамами ладонь правой руки. — Три операции и никакого толка. Раньше я носил перчатку, а теперь не вижу в этом смысла.        — Да, я заметил. Не то, чтобы я слишком внимательно рассматривал фотографии, — шепотом продолжил Дэнни, осторожно касаясь кончиками пальцев ладони Итана. — Больно?        — Нет. Уже давно не больно.        — А что произошло?        — Отец хотел, чтобы я был боксером, у Бога, видимо, были другие планы. Сломанные кости, порванные мышцы, тремор — оперировать я могу только мысленно.        — Звучит очень грустно, — признал Дэнни, нехотя убирая пальцы с ладони Итана. — Получается, ничего нельзя сделать?        — Не знаю, мне уже восемь лет это неинтересно. Сука, да как же так, — раздраженно сказал Итан, поднимаясь со стула и вжимая кнопку на панели. — Вы там, блядь, слепые все? Два литра второй отрицательной. Дикинсон, что эта девушка тебе сделала? Хочешь убить ее? Или блядское аортокоронарное шунтирование слишком сложно для тебя? Как же вы меня бесите все, — Итан толкнул дверь, включил воду в раковине и нанес на ладони мыло. — Мне кто-нибудь поможет одеться?        Все остальное, казалось Дэнни, происходило со скоростью света — подойдя вплотную к стеклу смотровой, вжавшись в него лбом, наблюдал за тем, как Итан ворвался в операционную, вырвал из рук Анны скальпель и, оттолкнув ее локтем, принялся за работу.        — Вот же стерва, — сказал мужчина средних лет в очках с толстыми стеклами. — Все-таки вынудила его войти.        — Ага, — ответила женщина с роскошными рыжими волосами, — сегодня на глаза доктору Абрамсону лучше не попадаться, — Дэнни удивленно моргнул. Значит это все специально? Но… зачем? — Он же не хочет оперировать, зачем заставлять?        — А когда ее это волновало? Бедный парень, он же скоро не выдержит и прирежет кого-нибудь.        — Я слышала Итана Слоун-Кеттеринг ждет с распростертыми руками и двойным окладом, — сказала женщина и все остальные, словно по команде, закивали. — Блядь, такого онколога потеряем, если Анна не угомонится.        — Эй, парень. Я новый заведующий кардиологии, доктор Бекетт. Итан ничего не говорил? Уходить не собирался?        — Не знаю, он мало говорит, — ответил Дэнни, обнимая себя руками за плечи. Операция подошла к концу, он понял это, когда услышал жалобное скрежетание скальпеля, отлетевшего с помощью Итана в стену. Анна выглядела довольной и это раздражало больше всего. Не только папаша у Тейлора сумасшедший, подумал Дэнни, не только.        Дверь закрылась с громким хлопком, Итан влетел в смотровую с такой злостью на лице, что все в одно мгновение притихли — схватив кофе и халат, медленно выдохнул, сомкнув губами сигаретный фильтр.        — Ну что, понравилось представление?        — Итан, не злись, — решился хоть что-то сказать доктор Бекетт. — Пойдем со мной, у меня новая беговая дорожка в кабинете, посмотрим твое сердцебиение.        — Правда? А шоколадные конфеты поедим? — с сарказмом спросил Итан, склонив голову набок. — А мультики посмотрим? Саймон, мне же не семь лет. Ты, чего застыл? Поехали.        — К-куда? — испуганно спросил Дэнни — пальцы крепче впились в плечи.        — В никуда, — сказал Итан, закатывая глаза, — только переоденусь. Идем, — мое согласие очевидно ни к чему, подумал Дэнни, вежливо кивая переговаривающимся между собой докторам. Поспевать за Итаном было сложно — в кедах со скользкой подошвой, Дэнни нервно цеплялся то за стены, то за открытые двери отделений. Итан ходил буквально со скоростью света — халат, лежащий на плече, раскачивался, словно маятник. Только у дверей кабинета Дэнни наконец-то смог отдышаться и провести ладонями по раскрасневшимся щекам. — Две минуты, — сказал Итан, указывая рукой на кресло, и скрылся за дверью душевой.        Дэнни осторожно и боязливо опустился в кресло, неловко положил ладони на стол и уставился на книжный шкаф. В полумраке кабинета все казалось красивым, лаконичным и минималистичным — свет уличных фонарей бил в окна приятным бежевым свечением, освещая только площадь стола и совсем немного — ковра. За дверью душевой бежала вода, в коридоре не было ни единого звука, телефон Итана, который он оставил на столе, молчал погасшим экраном. Дэнни лениво перебрал ручки в подставке, просмотрел приклеенные к папке стикеры, пролистал страницы блокнота, выбросил скопление окурков в пепельнице в мусорное ведро и перевел взгляд на настенные часы.        — Поехали, — сказал Итан, выйдя из душевой и оставляя дверь открытой.        Дэнни непроизвольно и шумно сглотнул. Итан предстал в черных джинсах, в тон к ним рубашке, ярко-лазурной джинсовой жилетке и в высоких ботинках с такой же ярко-лазурной подошвой. Дэнни мог сказать, что Итан выглядит великолепно, но проблема истины в том, что она часто звучит беспомощно и банально. Пришлось сдержаться от рвущегося наружу комплимента и молча подняться с кресла, аккуратно задвигая его под стол. Итан поднял со стола телефон, проверил почту, кивнул собственным мыслям и, медленно выдохнув, указал рукой на дверь.        Наблюдая за тем, как Итан закрывал дверь кабинета на три оборота ключа, Дэнни старался не дышать и сдерживался от желания сболтнуть лишнее. Итан все еще выглядел злым — височно-челюстной сустав ходил ходуном, руки предательски тряслись. Толкнув дверь запасного выхода, он включил фонарик на телефоне и по-хозяйски засунул руку в карман куртки, все еще надетой на Дэнни.        — Поужинаешь со мной? — как бы между прочим спросил Итан, заранее зная, что не услышит отрицательного ответа. Дэнни боязливо кивнул, обхватил пальцами правой руки запястье левой и крепко сжал выступающие кости. Температура воздуха на улице оказалась до того холодной, что желание устроиться в теплом салоне и приложить ладони к печке встало на первый план, как самое главное достижение в жизни.        Устроившись на пассажирском сидении, Дэнни пристегнул ремень безопасности и уставился на непривлекательное в полумраке здание больницы через лобовое стекло. Судя по жестикуляции, Итан ругался с кем-то, прижавшись бедром к капоту и выкуривая вторую подряд сигарету. Может быть, думал Дэнни, человеческие сердца заполняются любовью не потому, что глаза видят что-то прекрасное, красивое, удивительное, а из-за пронзительного чувства узнавания чужой боли, слабости и самого сокровенного, что таила душа? Люди любят кого-то не из-за того, что он или она хорошие — нет, совсем наоборот. Люди влюбляются в крошечные изъяны: в повышенный тон голоса с истеричными нотками, в недовольный, слишком сосредоточенный, прожигающий взгляд, в натянутую вежливую улыбку, в поток нецензурной брани, прибавляющий образу больше красок. Дэнни так настойчиво убеждал себя в том, что не влюблен в Итана, что с каждым аргументом запах лжи и фальши преобладал над всем остальным.        — Держи. Если обидишь, уволю к чертовой матери, — Дэнни тепло улыбнулся, касаясь пальцами мягкого плюшевого овального туловища мистера Спаржи. Огромный, зеленый, испуганный, но невероятно-обаятельный мистер Спаржа был высотой практически в полметра. На спаржу, заметил Дэнни, игрушка была совсем непохожа, скорее на гороховый стручок или цукини. Мистер Спаржа пах шоколадом, тимьяном и красным апельсином, от чего желудок настойчиво напомнил о том, что не получал нормальную пищу с самого утра. — Подай очки, — сказал Итан, указывая рукой на бардачок, и повернул ключ в замке зажигания. Дэнни, прижимая мистера Спаржу одной рукой к груди, второй открывал бардачок — вынув футляр, не глядя, протянул Итану и откинулся на спинку сидения. Итан загадочно молчал, прожигая взглядом через зеркало заднего вида, и от этого становилось предельно неловко. — Как быстро нашел, просто магия какая-то.        Дэнни небрежно пожал плечами, усадил мистера Спаржу на колени лицом к себе и задумчиво уставился в круглые желтые глаза и одинокую белую бровь над ними.        — Куда едем, мистер?        — К звездам.        — Как в «Титанике»?        — Как в «Титанике», — ответил Итан, надевая солнцезащитные очки и включая дальний свет фар.        Автомобиль выехал с парковки, на приборной панели в одно мгновение разразился вибрацией телефон, но Итан не обратил на него никакого внимания. Водил он, заметил Дэнни, небрежно, резко, опасно и при этом внимательно — каждое движение выверено годами, даже банальный жест в виде сложенных на ободке руля кистей рук на красном сигнале светофора выглядел одновременно случайно и притягательно. Путь до Риверсайд-парка занял всего двадцать с небольшим минут — Дэнни удивленно уставился на Итана, который даже в практически сумерки не собирался снимать солнцезащитные очки.        — Пойдем.        Дэнни медленно отстегнул ремень безопасности, стиснул пальцами туловище мистера Спаржи и вышел из машины. Холодно, ветрено, сыро, но невероятно-красиво. Казалось, что в некотором роде снежная зима никак не повлияла на величие парка. Деревья приветливо шелестели листьями, демонстрируя в свете уличных фонарей различные цвета, начиная от прекрасных зеленых и заканчивая розовыми и белыми. Дэнни восторженно ахнул, изучая взглядом каждую деталь: спортсменов на вечерней пробежке, людей на прогулке с собаками, романтичные парочки, устроившиеся на причудливых деревянных скамейках, палатки с ароматным кофе и уличной едой. Нью-Йорк в одно мгновение предстал другим: спокойным, уютным, крохотным и приветливым.        — Так, иди сюда, — строго сказал Итан, вынуждая Дэнни покорно и интуитивно шагнуть навстречу — проведя пальцами по расстегнутой молнии до самого низа, глядя Дэнни прямо в глаза, Итан вставил нижний ограничитель в штифт и потянул пуллер наверх, до самого горла. Дэнни скользил взглядом по лицу Итана, по выглядывающему из нагрудного кармана жилетки корпусу очков не в силах вымолвить ни слова. — Вот, теперь не замерзнешь.        — Благодарю, — на автопилоте ответил Дэнни, шумно сглатывая и прижимая мистера Спаржу крепче к груди. — А что мы здесь делаем?        — Стараемся не думать о проблемах. Ответ устраивает?        Дэнни неуверенно кивнул, высматривая зеленый переключатель светофора и уворачиваясь от порывов ветра, вызванных проносящимися мимо машинами. Ему казалось, что в Нью-Йорке люди всегда куда-то спешили — бежали, вдавливали педаль газа в пол, постоянно поднимали руку в воздух в ожидание такси и не обращали никакого внимания на красоту и архитектуру города. Но ведь, говоря откровенно, Нью-Йорк один из самых красивых городов в мире — смешение архитектурных стилей, величественные высотки Манхэттена, уютные районы типа Гарлема и Бруклина, Центральный парк в конце концов, не говоря о еще тысячи мест, в которых Дэнни никогда не бывал.        — Хочешь горячий шоколад? — спросил Итан, и Дэнни только сейчас осознал, что давно перешел пешеходный переход, преодолел примерно километр по узким дорожкам, чтобы добраться до первой уличной тележки с аляповатой вывеской на зонте.        — Только если действительно горячий, — уточнил Дэнни, улыбаясь и вглядываясь в витринное стекло тележки — в металлических поддонах покоились сорта мороженого различных цветов и текстур, выше, за спиной продавца, стоял стенд с орешками и чипсами, слева — располагалась чаша для сахарной ваты, а справа мерцала огнями уличных фонарей и автомобильных фар кофемашина.        — Окей, — задумчиво проговорил Итан, рассматривая поддоны с мороженым. — Шарик ананасового, бананового и карамельного. Ты какое будешь?        — Я? — удивленно спросил Дэнни. — Холодно же — воспаление легких, ангина и так далее.        — Двойной американо и сахарную вату. От ваты же твои легкие не воспалятся? — словно издеваясь, спросил Итан, прикладывая телефон к терминалу оплаты.        — Двадцать пять градусов по Фаренгейту, — буркнул Дэнни, — с Гудзона ветер примерно пятнадцать метров в секунду, неужели вам не холодно?        — Нет, — спокойно ответил Итан, протягивая Дэнни стаканчик с горячим шоколадом — взгляд был прикован к поддонам с мороженым, к тому, как ловко орудовал круглой ложкой продавец и как быстро заполнялся шариками овальный картонный контейнер. — Кажется, Ванкувер один из самых холодных городов. Сколько там летом? Двадцать по Цельсию? Как ты там выживал?        — Я привык жить замкнутой жизнью, — пробурчал Дэнни, грея пальцы свободной руки об стенки стаканчика с шоколадом. — Дома была нормальная температура.        — Так ты домашний мальчик? Неожиданно.        Щеки Дэнни предательски вспыхнули румянцем — пялясь на горячий шоколад в стаканчике, мысленно старался абстрагироваться от того, как странно-привлекательно прозвучали слова Итана сквозь шипение автомобильных шин, лай собак и громкую музыку телефонного рингтона вверх по аллее. Дэнни искренне ненавидел, когда его называли мальчиком — это всегда звучало как-то грязно, пошло… всегда, но не сейчас. Итан кивнул на ближайшую к тележке скамейку, всучил сахарную вату, а сам принялся небрежно смешивать подтаявшее от тепла ладони мороженое. С двойным американо попросил не торопиться, давая себе возможность насладиться тихими и чарующими волнами Гудзона. Естественного природного черного цвета в сумерки — обволакивающего мощью, объемом и глубиной. Итан сомкнул губами сигаретный фильтр, щелкнул зажигалкой и затянулся до того крепко, что Дэнни расслышал треск бумаги.        — Ну как? — спросил Итан тремя минутами позже, опустившись рядом с Дэнни на скамейку.        — Вполне, — ответил Дэнни, отрывая куски сахарной ваты и обмакивая их в остывающий шоколад. — Вы так всегда ужинаете?        Итан рассмеялся и отрицательно покачал головой.        — Ужинаю я обычно позже.        — Вам нравится здесь? Нравится слушать Гудзон?        — Да, очень успокаивает, — ответил Итан, набирая мороженое в ложку. — А тебе, что нравится слушать?        — Звук грифеля карандаша, когда он скользит по ватману. Звук щелчка зажигалки. Звук спички по терке коробка. Звук горения свечи. Звук горящей бумаги. Да-да, я психически-нестабильный, — напомнил Дэнни, скрещивая ноги в щиколотках.        — Если ты психически-нестабильный, тогда кто все остальные?        Озвученный Итаном вопрос не требовал ответа, напротив — спокойной, умиротворённой тишины с вкраплениями незначительных, ненавязчивых шумов улицы. Пристань находилась всего в полуметре, но, почему-то, вставать со скамейки и подходить ближе не хотелось. Рядом с Итаном, по странному стечению обстоятельств, было не холодно, словно температуры воздуха вовсе не существовало, как ветра и времени. Было легко и спокойно, до удивительного обычно и просто. Дэнни казалось, что он сидит с кем угодно, но только не с опасным и пугающим всех доктором Абрамсоном. Итан, как обычный человек, был вполне нормальным, заботливым, тактичным, умным и неограниченным только медициной, чем, порой, грешны многие врачи и студенты соответствующих учреждений.        — Вы часто сюда приезжаете?        — Реже, чем бы хотелось. Благодарю, — сказал Итан, получая от продавца тележки стаканчик двойного американо. — Ну что, не замёрз? Готов пройтись?        — Готов, — уверенно ответил Дэнни, выбрасывая палочку от сахарной ваты в мусорную урну, и поднялся со скамейки.        Они гуляли больше двух часов, слушая волны Гудзона, порывы ветра, звуки пробегающих людей и проезжающих машин. Дэнни мысленно и буквально расслаблялся — страх показаться глупым и неправильным отступал. Он сам начинал разговоры, искренне хохотал, когда Итан рассказывал о друзьях, и неосознанно хотел узнать как можно больше. Простые, банальные вещи, начиная от любимого времени года и заканчивая самыми удивительными местами в мире или городе. Некогда горячий шоколад давно застыл в стаканчике, превращаясь в подобие плитки, из которой был растоплен. Само ощущение того, что не нужно никуда спешить по-настоящему окрыляло и наполняло незнакомым ранее теплом. Сам Итан тоже казался другим: возвышенным, неземным, удивительным, и Дэнни поймал себя на единственной верной мысли — он не мог оторвать взгляда.        Когда температура воздуха упала ещё ниже, с неба начали падать первые хрупкие снежинки, а люди с улиц магическим образом испарились будто в одно мгновение, Итан предложил вернуться к машине. Дэнни не возражал — губы давно посинели, а пальцы практически потеряли чувствительность, но детский, давно позабытый восторг, казалось, ещё надолго сохранится в памяти, как кадр фотопленки, убранный в конверт и спрятанный между страницами книгами в надежде, что когда придёт время, его найдут, откроют, посмотрят и вновь переживут эти прекрасные эмоции. Ему искренне хотелось поблагодарить Итана за эти часы интимного уединения, понимая, что, возможно, это больше никогда не повторится. Возможно, будет по-другому. Возможно, не будет вообще ничего.        Вернувшись в салон автомобиля, устроившись на сидении, поджимая ноги под себя и разглядывая через лобовое стекло падение снежинок, Дэнни казалось, что жизнь по-настоящему прекрасна и удивительна. Все, начиная от тёплого воздуха из печки и шума мотора, заканчивая Итаном рядом, напоминало настоящую сказку. Дэнни действительно был счастлив — в данную минуту как никогда прежде. Ему казалось, что он наблюдал за чей-то чужой жизнью со стороны — случайно, украдкой — и эту жизнь, по определенным причинам, хотелось забрать себе. Забрать, чтобы спрятать ото всех. Забрать, чтобы никому и никогда не показывать. Прижимаясь щекой к холодному стеклу, Дэнни рассматривал украшенный неоновыми вывесками Нью-Йорк, понимая мысленно, что, возможно, смог бы прижиться, стать частью толпы, что бежит утром на метро или автобус, студентом, который преследует декана, чтобы получить зачёт, возможно, стать кем-то больше, чем психически-нестабильный человек со странными романтическими мечтами. Дэнни Голдману всего восемнадцать, но он уже успел неудачно влюбиться, стать плохим, ненужным сыном, братом и другом. Дэнни Голдману всего восемнадцать, а страх начинать все заново, казалось, никогда и никуда не исчезнет. Дэнни Голдману всего восемнадцать, и он ненавидел себя за то, что опять влюбился не в того.        — О чем задумался?        — Да так, — неопределённо ответил Дэнни, разглядывая по-новогоднему украшенное панорамное окно небольшого кафе. — О жизни, наверное.        — О жизни? — с тёплой улыбкой переспросил Итан, заглушая мотор. — Дэнни, тебе всего восемнадцать, мир с нетерпением ждёт не мыслей, а действий — рискуй, ошибайся, падай, поднимайся, проигрывай, выигрывай. Никто не будет тебя судить.        — Правда? — с надеждой спросил Дэнни, повернув голову.        — Конечно, — уверенно сказал Итан, потрепав Дэнни по волосам. — У тебя впереди столько всего. И, знаешь, через пару лет ты вспомнишь этот разговор и улыбнёшься — я тебе обещаю.        — А вы часто ошибались? Часто проигрывали? — спросил Дэнни, снимая очки и вытирая запотевшие стекла манжетой рубашки. — А рисковали часто?        — Ежедневно, — сказал Итан, открывая дверь, выходя из машины и смотря на девушку за стойкой кафе. — Но, знаешь, иногда я даже выигрывал.        — Только иногда?        — Поверь, «иногда» вполне достаточно.        Кафе встретило теплом и приятными ароматами кардамона, мелиссы и шоколадных конфет. За главной витриной, переходящей в барную стойку, стояла девушка, которая неспешно и точно с любовью рассыпала заварной чай по пергаментным пакетам, осторожно наклеивала название вместе с предпочтительным способом приготовления и заботливо обвязывала края красной ниткой. Заметив Итана, девушка улыбнулась, деликатно помахала и учтиво кивнула, тут же откладывая пакеты в сторону и обводя рукой пространство витрины.        — Шоколадные с перечной мятой просто превосходны, — декларировала девушка, улыбаясь. — Тебе как всегда? Двойной? С цедрой красного апельсина и палочкой корицы?        — Дэнни, это Каролина, мы вместе учились в Гарварде.        — Как ты смеешь? — притворно возмутилась Каролина, одергивая укороченный топ цвета болотной тины и поправляя на плечах черную кожаную куртку, застегнутую на пуговицу под горлом. — Теперь все узнают, что мне за тридцать. О, Боже, моя жизнь закончилась, даже не успев начаться.        Каролина, отметил Дэнни, выглядела молодо и свежо: густые русые волосы, вьющиеся на кончиках, ниспадали на плечи, крупные каре-зеленые глаза смотрели в самую душу, пухлые губы природного цвета разбавленного бордо расплывались в приветливой улыбке. Фигура, несмотря на то, что стойка скрывала добрую треть Каролины, была спортивной и подтянутой. Красивая, отметил Дэнни, наверное в Гарварде было негласное правило: учатся только красивые и умные, остальным лучше даже не пытаться с поступлением.        — О, ужас! — так же притворно-испугано ответил Итан. — Ты тоже уже присматриваешь место на кладбище?        Каролина звонко расхохоталась, перебросила удлиненную челку на пробор ловким движением и очаровательно заморгала. На ней не было макияжа, заметил Дэнни, абсолютно никакого — естественная, природная красота… такая же как и у Итана.        — Мне очень понравилось кладбище Святого Раймонда. Вид — заглядение. Ты как? Возьмем одно место на двоих по старой дружбе?        — Соседство длинной в вечность? Я не мог успеть так нагрешить.        — После того, что между нами было? — спросила Каролина, театрально прижимая ладонь к области сердца. — Подлец! Не связывайся с ним, Дэнни, сначала он будет есть по утрам твои сухие завтраки, потом будет требовать забрать его с вечеринки Джейсона — и поверь, ему плевать, если ты тоже будешь отдыхать на этой вечеринке — а уже после откажется провести вечность в гробу! Беги, пока не поздно.        — Не ел я твои сухие завтраки, — возмутился Итан, складывая руки на груди. — Все вопросы к Джейсону.        — Вот же подлец, он мне клялся, что это был ты. А я, дура, еще и чай ему бесплатно наливаю по вторникам. Как же я зла, — театрально проговорила Каролина, разворачиваясь к кофемашине. — Ну-ка, детка, умножь мне два пятьдесят на пятьдесят два.        — Сто тридцать, — важно отчеканил Итан, поднимая из вазочки квадратик фрутеллы. Дэнни удивленно на него посмотрел, но в ответ получил только улыбку.        — Сто тридцать долларов! — возмутилась Каролина. — И это только за чай. А он же, негодяй, еще и конфеты из вазочки подворовывает, — Итан невозмутимо продолжил разворачивать фантик, словно замечание про воровство конфет к нему не относилось. Повернувшись к стойке спиной, поставил на нее локти и внимательным взглядом обвел небольшое помещение кафе в самом сердце некогда криминального Гарлема. Уютное, очаровательное, с приглушенным светом и цветочными горшками на подоконниках. С выполненными на заказ напольными вешалками, резными спинками стульев с мягкими бархатными сидениями, с круглыми столиками строго на двоих человек. Романтично даже по меркам Парижа. — Твой кофе, — торжественно сказала Каролина, протягивая стеклянный пол-литровый стакан с пенкой из цедры красного апельсина и палочкой корицы сверху. — А это тебе, Дэнни, белый горячий шоколад с секретным ингредиентом.        — Мне? — переспросил Дэнни, разглядывая высокую керамическую кружку приятного бежевого цвета. Помимо взбитых сливок и веточки красной смородины разобрать что-либо было очень сложно — в нос ударил приятный сливочно-шоколадный аромат и что-то еще… что-то очень знакомое, но давно позабытое. — Но я ничего…        — Тебе понравится, — невозмутимо заверила Каролина, деловито складывая руки на груди. — На столиках есть различные украшения и специи, ну… если вдруг будет чего-то не хватать.        — Понравится, можешь не сомневаться, — заверил Итан, кивая в сторону столиков. — Я сейчас подойду.        — Ну, как ты? — спросила Каролина, проходясь по барной стойке влажными салфетками и сбрасывая небольшой мусор в ведро. — Давно не заезжал. Я, знаешь ли, скучаю.        — Прости, работы сейчас слишком много, — устало произнес Итан, проведя ладонью по лицу. — Давай еще из десертов что-нибудь на свой вкус.        — Тогда трайфл. Ты не пришел на рождественскую вечеринку, — напомнила Каролина, открывая дверцу холодильника и вынимая стаканчики с многослойным десертом. — Очень невежливо с твоей стороны.        — Были дела. Судя по фотографиям, там и без меня было весело.        — Естественно, тебя же не было, — сказала Каролина, улыбаясь. — Так и… кто твой друг?        — Я уже говорил, как его зовут, — ответил Итан, опуская трубочку в стакан с кофе. — Только давай без этих взглядов.        — Каких взглядов? Взглядов умиления? Брось, я самый не романтичный человек во всем мире.        Итан в ответ закатил глаза и покачал головой. Конечно, не романтичный. Джейсон до сих пор вспоминает полет на воздушном шаре с заиканием и счастьем одновременно. Красивая была пара, думал Итан, расставляя на подносе десерты, столовые приборы и стакан с кофе.        — Вам нужно снова сойтись, — неожиданно для самого себя сказал Итан. Каролина вопросительно приподняла бровь. — Ладно, меня ждут. Увидимся позже.        Каролина продолжала выглядеть удивленной, рассматривая удаляющуюся фигуру Итана и скрывающуюся за небольшой перегородкой. Сойтись, мысленно повторила она, усмехнувшись — чтобы, когда случился рецидив он снова сбежал? Второй раз меня не спасешь даже ты, Итан, даже ты не господь Бог.        — Вы быстро, — сказал Дэнни, сцепляя пальцы на кружке с горячим шоколадом, который все еще не мог позволить себе попробовать. — Очень приятная и красивая девушка.        — О, да, — согласился Итан, ставя поднос на стол, — пока ты не тронешь ее сухие завтраки, только тихо, — продолжил, прикладывая указательным палец к губам, — это не признание вины, а просто мысли вслух.        — Да? Ну, я так и подумал, — улыбнувшись, ответил Дэнни. — Здесь просто невероятно-красиво.        — Полностью согласен. Ну же, пробуй — у Каролины талант угадывать желания клиентов.        Дэнни опустил чайную ложку в кружку, вынул ветку красной смородины, осторожно размешал напиток и жадно вдохнул. Тыква — вот, что казалось таким знакомым. Просто превосходный аромат. А вкус, подумал Дэнни, сделав первый глоток, идеальный. Действительно, талант.        — Очень вкусно, — искренне сказал Дэнни, скользя взглядом по стене за спиной Итана, по натюрмортам в деревянных рамах с чаем и кофе, по коллажу из фотографий. — А вы здесь есть? — спросил, осторожно направляя ложку на коллаж и надевая очки. — А, теперь вижу. Это ваши друзья?        Итан обернулся, сощурившись, вгляделся в фотографии и утвердительно кивнул.        — Да, все мои.        — Выглядите как братья, — признал Дэнни, снимая очки, складывая душки и откладывая их в сторону. — Есть какие-то общие черты.        — Правда? — спросил Итан, внимательно смотря Дэнни в глаза. — Какие, например?        — Не знаю, как объяснить. Вот на той фотографии, — сказал Дэнни, указав ложкой на снимок крупным планом, — вы все выглядите такими серьезными, но создается впечатление, что после щелчка вспышки, раздался искренний хохот.        — Вероятно, так и было, — признал Итан, опуская чайную ложку в десерт и поднимая нарезанную дольками клубнику. — Когда мы все вчетвером, то… как будто нам всем снова по двадцать — проблемы испаряются и появляется приятная легкость. А как твои друзья?        — Друзья? У меня нет друзей, — спокойно ответил Дэнни, придвигая к себе стаканчик с аппетитным десертом. — Есть знакомые, но я предпочитаю не подпускать никого слишком близко. В конечном итоге последует разочарование, а я, знаете, всех и всегда разочаровываю. У кого-то талант угадывать вкусовые предпочтения, кто-то держит в голове симптомы и болезни, а моя единственная способность — все и всегда портить.        — Кажется, теперь моя очередь говорить: «звучит очень грустно», — сказал Итан, ставя локоть на поверхность стола и подпирая подбородок ребром ладони. — Просто ты еще не встретил тех людей, которых захочешь подпустить близко к себе, ничего не боясь. Да, это трудно. Но, поверь, стоит того, — Дэнни скромно улыбнулся и практически незаметно кивнул. Наверное, Итану легко говорить о дружбе. Даже по фотографиям все видно — взаимные горящие счастьем взгляды, теплые улыбки и даже прикосновения — такие простые и одновременно удивительные. Дэнни был уверен, никто не называл Итана мальчиком-масс-маркет, никто не считал его глупым или ограниченным, странным или пустым. Подобное, даже в голове внутренним голосом звучало отвратительно и неправильно. Телефон Итана завибрировал на поверхности стола, на дисплее высветилась фотография со знакомым Дэнни лицом. Эшли, кажется, так называл его Итан на видео. — Прости, это важно, — сказал Итан, проведя пальцем по дисплею и переводя звонок на громкую связь. — Привет.        — Не хочешь прогуляться?        — Минуту, — сказал Итан, накрывая подушечкой большого пальца динамик. — Ты не против, если мой друг приедет? — Дэнни утвердительно кивнул — в конце концов кто он такой, чтобы возражать. Говоря откровенно, возражать не хотелось. — Приезжай к Каролине.        — Окей, я как раз рядом. До встречи.        — Готовься, — серьезно сказал Итан, блокируя телефон. — Спать ты отправишься совсем нескоро.        Дэнни мысленно готовился к худшему, но, когда через пятнадцать минут над дверью зазвенел колокольчик, а в кафе забежала маленькая девочка с румяными щеками и сразу же решительно двинулась к их столику, тепло улыбнулся.        — Дядя Итан, — радостно воскликнула Саммер, по-хозяйски забираясь к нему на колени. — Привет, — чмокнув его в щеку, повернулась к Дэнни и широко улыбнулась. — Ой, какой симпатичный. Меня зовут Саммер.        Дэнни настолько засмущался, что непроизвольно впал в состояние ступора. Итан небрежно пожал плечами, буквально говоря: «ну, я же говорил, а ты мне не поверил».        — Саммер, это Дэнни. Не смущай его, пожалуйста.        — Привет, — сказал Эшли, наклонившись и поцеловав Итана в висок. — Леди Саммер, ведите себя, пожалуйста, прилично, а то тетя Каролина выставит нас на улицу. Привет, я Эшли.        — Привет, я Дэнни.        — Я знаю, — сказал Эшли, подмигнув, и придвинул к столику еще один стул. — Ну-ка, что тут у тебя? — спросил, выдергивая ложку из руки Итана и тут же запуская в десерт. — Блин, как вкусно.        Итан вопросительно изогнул бровь, но позже встряхнул головой, понимая, что Эшли Стейнбек неисправим — в чужих тарелке, бокале, кружке всегда вкуснее. Эшли обвел взглядом пространство кафе, немногих посетителей и, отклонившись на стуле назад, радостно помахал Каролине.        — Ну я же люблю дядю Итана, — запричитала Саммер, картинно надувая губы и хмуря брови. — Но тебя, папочка, конечно люблю больше.        — Слава Богу, — расслабленно сказал Эшли, вычищая ложкой весь десерт из стаканчика. — Мы же не помешали? — продолжил, изящно ставя локоть на стол и двигаясь ближе к Дэнни. — Если помешали, я все равно никуда не уеду.        — Нет, совсем нет, — честно сказал Дэнни, обхватывая пальцами кружку давно остывшего шоколада.        — Саммер, детка, иди поздоровайся с тетей Каролиной и попроси для папочки самый крепкий кофе в мире, — Саммер радостно закивала, сползла с колен Итана и побежала в сторону барной стойки. — Блядь, как же я заебался, — сказал Эшли, убирая со лба волосы назад двумя руками. — Молли, та еще сучка, улетела со своим мужиком на неделю в Новую Зеландию, а я тут в холоде подыхаю. У Саммер, понимаешь, энергия какая-то бесконечная — я скоро вены вскрою.        — Не переживай, — ласково сказал Итан, погладив Эшли ладонью по плечу, — я научу тебя правильно вскрывать вены.        — Спасибо, друг, — рассмеявшись, сказал Эшли, поворачивая голову и прижимаясь щекой к тыльной стороне ладони Итана. — Каждый день, стоя на коленях перед окном, благодарю Бога за тебя.        — Полностью взаимно, — ответил Итан, ставя локти на стол и опуская подбородок на сцепленные в замок пальцы. — Чем занимался сегодня?        — Смотрел мультики, придумывал сказки, готовил кашу на завтрак… — перечислял Эшли, загибая пальцы, — потом, кажется, вырубился, потому что проснулся с деликатными усами Дали. Отчитал Саммер, полчаса пытался отмыть маркер с лица. Потом хотел вскрыть вены, но Саммер заставила идти на детскую площадку, а там у нее целая группировка, буквально банда — мои парни с Ковент-Гардена на их фоне просто сахарные мальчики. И что ты думаешь? Меня обкидали отвратительной смесью снега и земли. Дети — жестокие, кровожадные монстры, — заключил Эшли, наконец-то выдохнув скопившийся в легких воздух. — А чем ты занимался сегодня? Дай угадаю — кричал на всех подряд, пил кофе и, разумеется, не обедал.        — Все это плюс АКШ.        — Что?! — удивленно спросил Эшли и потер подушечками пальцев воспаленные веки. — К-как? Почему? Как ты? Дикинсон что, совсем охуе… привет, детка, страх потеряла? — Саммер удивленно посмотрела на Эшли и слишком сильно для семилетнего ребенка ущипнула его за ногу. Глубоко вздохнув, натянуто улыбнувшись, Эшли усадил Саммер на колени спиной к себе и обнял за плечи, сцепляя пальцы в замок. — Вот видишь, домашнее насилие! В свои десять уже отправит меня в дом престарелых.        Итан рассмеялся и нарочито-строго посмотрел на Саммер — та лишь плечами пожала и постучала пальцами по поверхности стола.        — Никуда она тебя не отправит. В крайнем случае, я заберу тебя к себе.        — Я это запомню, учти, потом не отвертишься. У меня, знаешь ли, свидетели есть. Значит матушка Тейлора решила над тобой поиздеваться?        — Она невыносима, — ответил Итан, откидываясь на спинку стула, и поставил стопу левой ноги на колено правой. — Я думал, что никого хуже Джорджа не будет, но…        — Привет, красавчик, — сказала Каролина, изящно приподнимая лицо Эшли за подбородок, и нежно поцеловала в уголок губ. — Держи, американо с перцем чили, а тебе, леди Саммер, молочный коктейль с секретным ингредиентом. Кстати, у меня здесь есть прекрасная детская комната, хочешь порисовать? — Саммер согласно закивала, Эшли расслабленно выдохнул. — Еще у меня есть отличная вентиляция, — шепотом продолжила Каролина и чуть громче: — Десять минут до закрытия. Благодарю всех, кто сегодня пришел.        — Спасибо, — тепло сказал Эшли, придвигая к себе чашку с кофе и протянутую Каролиной пепельницу. — Посмотришь за ней? Пожалуйста-пожалуйста.        — Конечно, милый, не переживай, — ответила Каролина, кладя ладони Эшли на плечи и некрепко сжимая их. — Расслабься и чувствуй себя как дома. Леди Саммер, пойдем, не будем мешать, — взяв ее за руку, Каролина вежливо кивнула поднимающимся из-за стола посетителям и тепло улыбнулась, слушая благодарности за лучшие в их жизни напитки.        Как только спины Каролины и Саммер исчезли из поля зрения, Эшли достал из кармана куртки пачку сигарет и, повернувшись к Дэнни, спросил разрешения закурить. Дождавшись утвердительного кивка, щелкнул зажигалкой и, крепко затянувшись, выпустил дым носом.        — Стоп-стоп, что этой женщине от тебя надо?        — Понятия не имею, — устало сказал Итан, барабаня пальцами по носку ботинка. — Но сил у меня почти не осталось. Старею наверное.        — Брось, ты еще ничего, — сказал Эшли, подмигивая — Итан закатил глаза. — Что Слоун-Кеттеринг? Ждет?        — И не только он, — ответил Итан, вынимая из пачки Эшли сигарету. — Что? Мои Дэнни раздражают.        Дэнни чуть со стыда не сгорел, заметив удивленный взгляд Эшли и изящно-поднятую правую бровь. Ему бы сейчас отцовский револьвер с одним патроном к виску, чтобы сыграть в русскую рулетку — сколько там в барабане? Восемь? — Дэнни вышибет себе мозги с первого раза, в таком дерьме он парень слишком удачливый.        — Окей, давай дальше, — сказал Эшли, грациозно проведя рукой с зажатой в пальцах сигаретой перед собой и удовлетворенно усмехнулся, разглядывая бледно-голубую стену дыма, тут же улетевшую под потолок.        — Работать на Манхэттене, — продолжил Итан, выдыхая кольца сигаретного дыма под потолок, — ты себе это вообще представить можешь?        — Во-первых, ты любишь Манхэттен, — начал Эшли, отпивая кофе и тут же облизывая губы от остроты. — Во-вторых, там онкологический центр. В-третьих, тебе не придется тратить силы и мозговую активность на бесполезных докторов, которые таскаются за тобой с воплями: «О, Итан, помоги нам!» В-четвертых, опять же, я живу рядом, Коул живет рядом, Джейсон… ну ладно, там вообще по расстоянию никакой разницы. В-пятых, ты будешь там настоящей звездой!        — Звезда у нас только ты, — серьезно сказал Итан, потерев подушечкой указательного пальца переносицу. — Если бы я знал, чего именно жду. Слоун-Кеттеринг — потрясающий. У них лучшее оборудование, отличный главврач — что говорить? — архитектуру видел? Это же просто космос.        — Уходи, — лаконично посоветовал Эшли, откидываясь на спинку стула, и закинул ногу на ногу. — Хватит уже тратить свое драгоценное время на помойку, в которую превратилась Пресвитерианская.        — Пресвитерианская не ебёт мне голову по поводу места для инвалидов и всего остального, — настолько просто сказал Итан, что Дэнни удивленно моргнул. Значит место выбрано неслучайно? — Мне нужен помощник или адекватный аспирант. Представь, что подумают обо мне, если я буду постоянно ходить в очках? Не хочу, чтобы в меня тыкали пальцами. Спасибо, настрадался.        — У тебя есть Дэнни, — спокойно сказал Эшли, затушив сигарету в пепельнице. — Бери его с собой — будет твоими глазами. Предложи такой вариант Слоун-Кеттерингу, если откажутся, то останешься в Пресвитерианской. Итан, ты взрослый мальчик, отказ в любом случае переживешь, или ты думаешь, что никто не догадывается?        — Ну, давай узнаем, — притворно-загадочно сказал Итан, поднимая взгляд на Дэнни. — Догадываешься, что со мной не так?        Дэнни шумно сглотнул и чудом не поперхнулся прошедшим по трубочке шоколадом. Что-то с глазами — это было понятно. Но что именно? Итан точно не слепой. У него точно не плохое зрение. Значит остаются только цвета…        — Дальтонизм?        — Давно понял?        — Только что, — честно сказал Дэнни, заметно смутившись. — У вас только одни солнцезащитные очки, а это очень странно, учитывая полный гардероб стильный вещей.        — Глазастый, — сказал Итан и, к удивлению Дэнни, тепло улыбнулся. — У меня ахроматопсия. Без очков я вижу мир черно-белым. Это наследственное заболевание. Ты был прав — у нас с отцом идентичные глаза по всем параметрам… очки у меня появились только в двадцать три года. Только представь на мгновение тот шок и истерику, когда я впервые по-настоящему увидел мир.        — Он плакал, — тепло сказал Эшли, прижимаясь щекой к плечу Итана. — Мы тоже плакали. Даже небо плакало от счастья.        — Он понял, — уточнил Итан, закатывая глаза, — достаточно.        — Я вами восхищаюсь, — искренне выдохнул Дэнни настолько неожиданно, что Итан, непривыкший к комплиментам, непроизвольно дернулся. — Простите, это было слишком, — продолжил испуганно и закрыл ладонями лицо, — прямо.        — Какой он милый, — романтично моргая и картинно стирая невидимую слезу с уголка глаза, четко по татуировке креста, сказал Эшли, посмотрев на Итана. — Просто чудо.        — Я тебя убью, — через плотно стиснутые челюсти произнес Итан. Эшли, как оказалось, дважды ничего повторять не надо — он покорно кивнул, уселся поудобнее на стуле, устроив стопы под задними поверхностями бедер, и с видимым удовольствием принялся за остывший кофе. Итан снова потянулся к пачке сигарет, на этот раз к своей, и, щелкнув зажигалкой, крепко затянулся, смотря на смущенного Дэнни. — Может сменим тему, наконец-то?        — Да-да, — согласился Эшли, хищно уставившись на практически-нетронутый десерт Дэнни. — Хватит уже болтать о тебе восхитительном. Дэнни, ты будешь доедать?        — Можешь взять, — искренне сказал Дэнни и тепло улыбнулся, заметив насколько быстро исчезал десерт из стакана. Эшли определенно забавный и милый. Друг, полагал Дэнни, тоже отличный и верный.        — А я тебе блинчики испекла, — обиженно проговорила Каролина, ставя огромную тарелку перед Эшли, — с твоим любимым малиновым сиропом, между прочим.        — Где Саммер?        — Уснула, — Каролина улыбнулась, когда Эшли придвинул к себе тарелку с блинчиками и схватился за нож и вилку. — Как всегда голодный.        — А ты как всегда слишком заботливая.        Каролина театрально отдала честь и, схватив стул за спинку, придвинула к столу.        — Ну что, о чем поболтаем, мальчики?