аберрация

Те, кто умеет рассказывать, обычно не умеют писать. Если ты веришь, что люди, умеющие писать книги, хорошо говорят, значит, ты никогда не видела по телевизору, как заикается и мямлит писатель. (Стивен Кинг. Мизери)

       — «Сделай шаг, обещаю, дорога появится».        Андер медленно разлепил глаза, приподнялся на локтях и настойчиво потер костяшками пальцев воспаленные веки, прогоняя ощущение созерцания искаженного мира как будто через цифровые шумы на фотографии. Проведя ладонями по лицу, зажмуриваясь на несколько долгих мгновений и распахивая глаза, вопросительно уставился на деревянное изголовье кровати, мягкую подушку в кипенно-белой наволочке и объемное одеяло в стальном пододеяльнике, скрутившееся в жгут под ним. Андер потер пальцами пульсирующие виски, с трудом перевернулся на спину и закусил внутреннюю сторону щеки, чувствуя практически ослепляющую боль в плечах и лопатках — сдерживая жалобный стон, скользнул взглядом по белому ровному потолку, по каменисто-серым стенам, по черным распахнутым шторам, по тумбочкам с идентичными внушительными лампами по обе стороны кровати и стопками книг в мягких обложках и замер, рассматривая стенной шкаф со стеклянными раздвижными дверями с множеством рубашек, пиджаков, брюк, кроссовок и ботинок в специальных отделениях. Свой телефон Андер нашел в кармане джинсов на полу и, с трудом дотянувшись и разблокировав, в ужасе уставился на время, красующееся на дисплее. Шесть вечера — он проспал. Проспал настолько, что, вероятно, заявление об отчислении уже лежит на столе декана с размашистой подписью.        Андер был настолько испуган — буквально в трех секундах от панической атаки — что не замечал ни нового интерьера, ни другого запаха в квартире, ни шума льющейся воды за практически незаметной, в цвет стены, дверью. Внимательно осматривая себя: широкую белую футболку и джинсовые шорты, болтающиеся практически на бедрах, Андер спешно прогонял в голове вчерашний день, попутно отметая возможность того, что мог оказаться в баре, изрядно выпить и провести ночь с сомнительным незнакомцем. Проведя ладонями по лицу, яростно потирая глаза, которые, конечно же, могли демонстрировать только сон, Андер схватился за телефон, спешно высматривая в журнале звонков пропущенные вызовы. Никто не звонил. Никто не писал. Никто.        — Доброе утро.        Андер чуть в кровати не подпрыгнул и не завопил, замечая, как стена раздвинулась, озаряя пространство погруженной в полумрак спальни ярким светом из душевой. Хорошо, спустя секунду, он все-таки разглядел дверь, расслышал звук воды и почувствовал в воздухе аромат бергамота и кардамона. Хорошо, если незнакомец из бара и сомнительный, то духами пользуется хорошими и чертовски-знакомыми.        — Д-доброе, — нерешительно ответил Андер, настойчиво заставляя зрение сфокусироваться и натягивая одеяло до подбородка, словно голос в душевой принадлежал чудовищу, от которого можно спрятаться только так. — Ночь была великолепной, но мне нужно срочно испариться, — не сказал, буквально выпалил в одно бессвязное слово, и тревожно закусил губу, когда поток воды мгновенно прекратился.        — Простите? — удивленно спросил Макс, прижимаясь плечом к дверной раме и стараясь завязать узел галстука, несмотря на флакон духов в руке. — Понимаю, сорок часов сна дезориентируют, но назвать ночь волшебной просто невозможно — я в жизни так отчаянно за одеяло не боролся.        Андер шумно сглотнул, скользя взглядом сначала по серьезному лицу Макса, потом по идеально-сидящему на нем черному костюму с белой рубашкой, не в силах подобрать и пары слов — сердце бешено забилось в грудной клетке от осознания того, что квартира, спальня и, Господи Боже, кровать принадлежали Максу Барри. Андер — в трех мгновениях от обморока — вжался лопатками в изголовье, заставляя разум вспомнить вчерашний или позавчерашний день. Разумеется, он был в университете, разумеется, тренировался, разумеется… Стоп, Андер встряхнул головой и настолько сильно покраснел, что почувствовал жар в каждой клеточке тела.        — Ох, — смущенно проговорил Андер, накрываясь одеялом с головой, совершенно глупо, влюбленно улыбаясь и по-детски наивно шепча под нос: мы целовались.        — Александр, выбирайтесь из своего убежища, — серьезно сказал Макс, проходя в спальню, садясь на край кровати и застегивая ремешок часов на запястье, — пора собираться на работу.        — К-куда? — спросил Андер, нерешительно стягивая одеяло до груди и нервно заламывая пальцы. Ему бы сейчас несколько сигарет, чтобы пробудить разум, чашку крепкого чая и, возможно, один забег на улицу для того, чтобы прокричать на весь мир о том, что он — самый счастливый человек на свете.        — Вам же практика нужна, — напомнил Макс, поднимая с тумбочки книгу Эрвина Шредингера «Что такое жизнь?» — Я полночи разговаривал с деканом, в постулативном ключе доказывая, что готов принять одного студента к себе в издательство. Ваше имя он назвал сам, так что пожалейте мои потраченные нервы и чуткий слух, пострадавший от мерзкого тембра через динамик, и собирайтесь на работу. Босс я достаточно-деспотичный, поэтому даже вам не позволено опаздывать. Мне долго еще ждать? Душевая за дверью, в шкафу найдете необходимые по размеру вещи. Даю вам пять минут — встретимся в пространстве, которое обычно называют кухней.        — С-спасибо, — заикаясь, проговорил Андер, бережно целуя Макса в щеку.        Макс в ответ кивнул, переворачивая страницу книги, и поднялся с кровати, указывая рукой на настенные часы. Четыре с половиной минуты. Пройдя в кухню, на автопилоте опустился в мягкое черное кресло и, подпирая линию нижней челюсти ладонью согнутой в локте руки, положил книгу перед собой на поверхность широкого деревянного стола, вдумчиво скользя взглядом по тексту. Пространство действительно не было похоже на кухню в привычном понимании этого слова: вся техника скрыта от посторонних глаз в шкафах и за тонированными стеклами вместе с посудой и продуктами. Говоря откровенно, пространство черных шкафов, стеллажей с изобилием цветов в горшках, обеденным столом с четырьмя идентичными креслами и раковиной с выпуклым хромированным краном и душевой насадкой. Макс, переворачивая седьмую страницу, поднялся с кресла, не глядя, выдвинул ящик и поставил на мраморную столешницу две чашки из коллекции Старбакс.        — Опаздываете, — серьезно сказал Макс, наполняя одну из чашек крепким кофе из жаропрочного сервировочного кофейника, а вторую — персиковым чаем со льдом из графина. — Конечно, моя редакция работает двадцать четыре часа в сутки, но прихожу я обычно строго в семь.        Андер понимающе кивнул, принимая из рук Макса чашку с изображением Берлина, и неспешно отпил пару глотков ледяного, бодрящего чая — сочетание вкусов сладкого персика и освежающей мяты поначалу показалось странным, но после трех глотков Андер понял, что в жизни не пил ничего вкуснее. И еще он осознал, что понятия не имел о том, что у Макса есть редакция — вернее, реальное здание, с штабом людей, готовых работать двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю.        — Я правда проспал сорок часов? — осторожно и удивленно одновременно спросил Андер, прижимаясь лопатками к высокому шкафу, за которым скрывался от посторонних глаз холодильник.        — Сорок два часа и тридцать восемь минут, но кто считает?        — Никогда не видел вас в костюме, — сказал Андер, рассматривая Макса поверх ободка чашки. — Можно сказать, что я как минимум поражен филигранностью.        — А как максимум?        — Сдерживаюсь от желания чрезмерно фривольно намекнуть о том, насколько вы мне нравитесь.        Макс тепло рассмеялся, опуская пустую от кофе чашку на мраморную столешницу, и заинтересованно посмотрел на смущенного от собственных слов Андера в распахнутой ярко-синей рубашке с белыми манжетами и клапанами на нагрудных карманах, черной футболке и джинсах. Видеть свои вещи на другом человеке поначалу казалось странным и неправильным — истинной аберрацией, если говорить начистоту — но взгляд привыкал, разум освобождался от мыслей, а в груди зарождалось чувство, отдаленно-похожее на гордость и даже счастье. Посмотрим, что вы скажете после первого рабочего дня.        — «До переплетения пальцев».        Дэнни медленно, осторожно и бережно провел подушечками пальцев по ладони Итана, прошелся по глубоким линиям жизни, здоровья, любви и даже путешествий — если безоговорочно верить словам хиромантов — по тонким, полупрозрачным полосам шрамов и по горячей коже, скрывающей мышцы отводящие, приводящие, сгибающие и противопоставляющие пальцы, мысленно вспоминая-повторяя точные анатомические названия костей и сухожилий.        — Попался, — сонно пробормотал Итан, сжимая в ладони пальцы Дэнни, второй рукой крепко притягивая к себе, буквально впечатывая лопатками в грудную клетку, и нежно скользя губами по шейным позвонкам. — Доброе утро.        — Доброе, — жарко выдохнул Дэнни, когда Итан, расслабляя мышцы ладони, переплел пальцы их рук крепко и прочно. — Что тебе снилось?        — Что-то странное, психоделическое и до ужаса яркое, — ответил Итан, вырисовывая пальцами свободной руки под тканью футболки спиралевидные узоры на груди и животе Дэнни, — радужку обжигает настолько, что невозможно открыть глаза… еще и чертов дождь. А что снилось тебе?        — Тайвин Ланнистер, — честно ответил Дэнни, откидывая голову назад и крепче сжимая переплетенные пальцы рук, — или кто-то очень похожий на него.        — Порно-сны?        — Нет, — серьезно сказал Дэнни и тут же резко выдохнул, когда кончики пальцев Итана скользнули по выступающим ребрам, вызывая обжигающие мурашки, — он тебя искал.        — Нашел?        — Не помню, — прошептал Дэнни, когда Итан, оттянув ворот футболки, нежно поцеловал в плечо, — сон оборвался… ради Бога, я сейчас умру.        — Не думаю, — ответил Итан, оглаживая кончиками пальцев тазовую кость через плотную резинку боксеров, — умирать будешь ночью. Возможно. Не знаю, посмотрю на твое поведение.        — Бесчеловечно, — прошептал Дэнни, когда Итан заботливо одернул края футболки, и медленно повернулся, нежно оглаживая подушечками пальцев орбитальную кость, скулу, линию нижней челюсти, подбородок и совсем трепетно — губы и кольцо пирсинга. — Ты невероятно-красивый по утрам.        — Первая галочка в списке, — ответил Итан, улыбаясь и открывая глаза, перенося сознание Дэнни в глубины морского океана, заставляя слышать шум волн и погружая в настолько-удивительную атмосферу, что дыхание перехватывало. — Ты тоже ничего, — Дэнни театрально закатил глаза, но уже спустя секунду, жарко выдохнул, когда Итан крепко обнял одной рукой за талию, а второй — поперек спины, прижимая к себе настолько близко и интимно, что кружилась голова. — Когда прозвенит?        — Через десять минут, — ответил Дэнни, ставя подбородок на плечо Итана и рассматривая крупные цифры на будильнике. — Какие у нас планы на сегодняшний день?        — Думаю, — серьезно сказал Итан, скользя подушечками пальцев по позвоночнику Дэнни и оставляя нежные поцелуи на шее, — можно сходить в музей Гуггенхайма, можно подняться на сто второй этаж Эмпайр-стейт-билдинг, можно поужинать в Gabriel Kreuther, а можно посетить Центральный вокзал и восторженно рассматривать спешащих людей.        — Центральный вокзал — самое заманчивое, — выдохнул Дэнни, откидывая голову назад и закусывая нижнюю губу, когда Итан прошелся языком по ключицам, вызывая неистовый пожар в каждой клеточке тела. — Перестань быть таким жестоким.        — Да, ты прав, — согласился Итан, отстраняясь от Дэнни, целомудренно целуя в лоб, и поднялся с кровати. — Хватит меня отвлекать своей красотой, привлекательностью и сексуальностью — собирайся на работу, — Дэнни жалобно застонал, падая лицом в подушку Итана, крепко обнимая ее руками и вздрагивая всем телом сначала от порывов ветра из открытой настежь балконной двери, а после — от потери одеяла, которое буквально со скоростью света слетело от спины к щиколоткам. — Давайте, мистер Голдман, поторапливайтесь, — серьезно и властно сказал Итан, прерывая ударом ладони по кнопке не успевший зазвонить будильник и прикуривая сигарету. — Нашли тут опочивальню! Быть может, вам еще балдахин повесить? Шелка простыней достаточно ласкают королевскую кожу? Тапочки, усыпанные рубинами и изумрудами, подать сейчас или через пару минут, когда Морфей наконец-то отпустит вас из своего царства?        Дэнни тихо рассмеялся от притворного бурчания Итана и неспешно приподнялся на локтях, скользя взглядом по стройным ногам, по домашним джинсовым шортам длиной по колено, по голому торсу, украшенному татуировками и четко-очерченными мышцами, по серьезному сосредоточенному выражению лица и останавливаясь на губах, сжимающих сигаретный фильтр. Противозаконно быть настолько сексуальным.        — Первая галочка укрепилась в списке, — ответил Итан, сбрасывая столбик пепла на дно пепельницы, и вышел на террасу. — Первая из ста.        Дэнни удивленно уставился на спину Итана, перевел взгляд на темно-серое утреннее небо и глубоко вдохнул запах приближающегося ливня — поднимаясь с кровати, вышел следом на террасу и заботливо накрыл плечи Итана серым кардиганом, который секундой ранее поднял со спинки кресла. Опуская локти на широкие перила, Дэнни внимательно проследил за сигаретным дымом из приоткрытых губ, мгновенно-растворяющимся в воздухе, и прикрыл глаза от поднимающейся с земли пыли.        — Из ста, значит, — задумчиво проговорил Дэнни, интуитивно прижимаясь ближе к Итану и оставляя короткий поцелуй на ярко-выраженном акромионе. — То есть, осталось девяносто девять?        — Не знал, что ты умеешь считать, — сказал Итан и, тепло улыбаясь, несмотря на ноющую боль в руках от резкой перемены погоды, крепко обнял Дэнни за плечи, — каждый день узнаю о тебе что-то новое.        — Даже по утрам не получается тебя ненавидеть, — рассеянно ответил Дэнни, приподнимаясь на носочки, запрокидывая голову и оставляя короткий целомудренный поцелуй в уголке глаза Итана. — Пообещай одну вещь?        — Какую?        — Никогда не заниматься кулинарным карвингом, — серьезно сказал Дэнни, но секундой позже улыбнулся, когда Итан звонко рассмеялся. — Да, мне порой снятся странные вещи. Очень пугающие вещи. Пока страшнее карвинга ничего не было, но…        — Я тебя обожаю, — ответил Итан через смех и, выбросив сигарету, обхватил дрожащими от боли ладонями лицо Дэнни.        — А я люблю твой смех, — прошептал Дэнни, когда Итан мягко и нежно прошелся чередой поцелуев от виска до линии нижней челюсти, — но тебя я люблю больше.        Практически полчаса спустя, Дэнни с сожалением и тревогой рассматривал барабанящие по асфальту и внешним подоконникам дождевые капли, прислушиваясь к звукам льющейся воды из душевой и сбивая поднимающийся из чашки пар дыханием. Небо Нью-Йорка разразилось громом и вспышками молний, словно хотело избавиться разом от осадков, питающих облака последние несколько месяцев — дождей, а тем более таких сильных ливней, город не помнил с начала осени. Дэнни прижался щекой к холодному стеклу окна, рассматривая благодарные погодным условиям цветы, деревья и подъезжающие такси, к которым выбегали люди в разноцветных дождевиках, наслаждающиеся дождем и чистым воздухом, который жадно вдыхали полной грудью.        — Ты поведешь, — спокойно сказал Итан, поднимая со столешницы чашку полностью остывшего кофе, и открывая дверцу холодильника. — Черт, как сладкого хочется — у нас что-нибудь есть?        — Маршмэллоу на полке с чаем и кофе, — ответил Дэнни, стараясь выбросить из головы мысль о том, что никогда не водил машину в стихийное бедствие. — В морозильной камере есть фисташковое мороженое.        — Где маршмэллоу? Я не расслышал.        — На полке с чаем и кофе, — повторил Дэнни, поворачиваясь, прижимаясь лопатками к окну, и вопросительно приподнял бровь. — Ты так на работу пойдешь? В толстовке?        — Мне холодно, — сказал Итан, зажмуриваясь на пару мгновений, надавливая подушечкой указательного пальца на пульсирующий висок и натягивая рукава черной толстовки свободного кроя до ладоней. — Что, непохож на главврача? — Дэнни почувствовал, насколько сильно и болезненно сжалось сердце, стоило заметить вымученную улыбку Итана, и, оставив чашку на подоконнике, стремительно сократил разделяющее их расстояние, согревая в крепких объятиях. — Ну ты чего? Все в порядке, — легко солгал Итан, кривя лицо и рассматривая заторможенность в сгибании пальцев. — Но теплее точно стало, — нежно целуя Дэнни в висок, тщательно растер запястья и руки, обнимающие плечи, и наградил раздраженным взглядом почерневшее тучами небо. — Прости, я снова забыл…        — Держи, — сказал Дэнни, приподнимаясь на носочки, открывая дверцу шкафа и вручая Итану упаковку маршмэллоу. — Чем я могу помочь?        — Все хорошо, не переживай, — сказал Итан, проведя дрогнувшими так не вовремя костяшками пальцев по щеке Дэнни, и обреченно вздохнул, — ладно, все очень плохо, но переживать все равно не стоит. Ты не видел мои перчатки?        — В бардачке, — ответил Дэнни, грустно улыбаясь. — Что еще взять?        — Ничего, — ответил Итан, поднимая со столешницы чашку и тут же расплескивая большую часть кофе на пол. — Ну привет, беспомощность, — прозвучало настолько торжественно и разъяренно, что Дэнни незамедлительно провел ладонью по плечу Итана, стараясь успокоить. — Все в порядке, это не в первый раз, — раздраженно выдыхая, Итан сорвал с края раковины тряпку и поднял вентиль крана тыльной стороной ладони. — Лучше подожди в машине, пока я еще могу контролировать гнев.        Нервно барабаня пальцами по ободку руля, Дэнни внимательно смотрел в окна на четвертом и пятом этаже, надеясь через вспышки молний разглядеть хоть что-нибудь. Он понятия не имел о том, чем именно занимался Итан последние пятнадцать минут. Вероятно, громил мебель, вероятно, швырял посуду в стену, вероятно проклинал Господа Бога — Дэнни точно не знал, но говоря откровенно, перебрал в голове всевозможные варианты. Включая первую попавшуюся радиостанцию, убирая громкость музыки практически на минимум, нервно кусал нижнюю губу, вжимаясь лопатками в спинку водительского сидения. Парадная дверь хлопнула настолько оглушительно, что Дэнни удивленно уставился сначала на набрасывающего на голову капюшон толстовки Итана, а после на телефон в его руке.        — Мне поебать, что ждут, — раздраженно сказал Итан, забираясь на пассажирское сидение, на автопилоте опуская спинку и открывая бардачок, — поебать, понимаешь? Сейчас я хочу блядский двойной американо, а не бессмысленный разговор с каким-то пугающим тебя мужиком. Все, не беси меня. Ты чего сидение не поднял? — Дэнни повернул голову и внимательно посмотрел на Итана, голос которого в мгновение смягчился, стоило прервать звонок. — Неудобно же.        — Чем занимался пятнадцать минут? — осторожно спросил Дэнни, боковым зрением замечая, как остервенело работают стеклоочистители на лобовом стекле. Итан пожал плечами, вытащил из бардачка перчатки, надел, сильно затягивая клепки на манжетах, и вскрыл упаковку маршмэллоу. — Чем-то настолько секретным, что мне не стоит знать?        — Не хочу говорить, — сказал Итан, протягивая Дэнни цилиндрический маршмэллоу бледно-розового цвета, и трепетно стер сахарную пудру с губ, — боюсь, что ты меня осудишь.        — В квартире не осталось мебели и посуды?        — Что? Я там, по-твоему, мебель и посуду громил? — спросил Итан, звонко рассмеявшись. — Такого ты обо мне мнения? Просто кошмар.        — Тогда… как ты расслабляешься?        — Как все взрослые и адекватные люди — говорю сам с собой. Поверь, слушать, как я перебираю диагнозы вслух — удовольствие сомнительное, поэтому и попросил подождать в машине. Ну, еще я проглотил таблетку экстази. Шучу, три таблетки пароксетина. Эффект тот же, если съесть достаточно сладкого — только не говори никому, а то меня лицензии лишат.        — Врешь, у тебя даже зрачки не расширились, — сказал Дэнни, рассмеявшись, и подался вперед, нежно целуя Итана в губы. — Если не хочешь говорить, что именно делал, не говори.        — Цветы поливал, — прошептал Итан в поцелуй, отбрасывая упаковку маршмэллоу на приборную панель, и отстегнул ремень безопасности на кресле Дэнни, — иди сюда, безумно тебя хочу.        — Сейчас? В машине? Ранним утром?        — Сейчас, — повторил Итан, выключая стеклоочистители и повышая громкость музыки, — в машине, — продолжил, потянув Дэнни на себя, — ранним утром, — крепко прижимая за талию, медленно расстегнул все пуговицы на рубашке поочередно.        — Господи Боже, — жарко выдохнул Дэнни, впиваясь пальцами в плечо Итана и содрогаясь каждой клеточкой тела от нежных и страстных одновременно поцелуев на губах, шее, ключицах. — Я так сильно тебя люблю.        — Знаю, — ответил Итан, бережно расстегивая пуговицы на манжетах рубашки Дэнни, аккуратно стягивая с плеч, нежно проводя пальцами по лицу, губам, волосам, спине, лопаткам, позвоночнику, пояснице, вынуждая теряться от ощущений и впадать в состояние исступления. — Ведь я тоже тебя люблю. Очень сильно.        — А как же оставшиеся девяносто девять галочек в списке?        Итан тепло улыбнулся, ласково обнимая лицо Дэнни ладонями, и посмотрел прямо в глаза, вызывая в груди еще больший пожар. Это просто разминка перед ночью.        Тремя часами позже, подъезжая к парковке онкологического центра Слоун-Кеттеринг, смотря на Итана помутненным, влюбленным взглядом через зеркало дальнего вида, Дэнни все еще не мог отдышаться от настолько умопомрачительно-нежного занятия любовью, искренне не понимая, как можно так любить. Как можно так чувствовать друг друга. Как можно так сходить с ума друг от друга.        — Если это была разминка, — выдохнул Дэнни, поворачивая голову в сторону Итана и тут же прикрывая глаза от трепетного расчесывания волос пальцами и быстрой укладки, — то ночью я действительно умру.        — Тебе не понравилось? — удивленно спросил Итан, сжимая губами сигаретный фильтр, щелкая зажигалкой и открывая окно. — Судя по стонам и клятвам…        — Шутишь? Я в восторге, — честно выпалил Дэнни, отстегивая ремень безопасности и прижимаясь щекой к плечу Итана, — и в шоке, и на седьмом небе, и в раю, и…        — Да, ты тоже был ничего, — ответил Итан, заводя руку за спину Дэнни, обнимая за талию, ласково скользя кончиками пальцев по ребрам и выпуская из приоткрытых губ дымные кольца, разбивающиеся об лобовое стекло. — Все в порядке? Ты дрожишь.        — Да, все в порядке, — сказал Дэнни, накрывая руку Итана и переплетая пальцы. — П-просто я до сих пор не могу поверить в собственное счастье.        — Счастье, — повторил Итан и картинно задумался, рассматривая обивку на потолке крыши. — Совершенно идиотское слово, всегда его ненавидел, абсолютно ничего не выражает. Уберём его из нашего личного лексикона — радость оставим, а счастье удалим к чертовой матери.        — Почему так категорично? — заинтересованно спросил Дэнни, прижимаясь кончиком носа к шее Итана.        — Потому что счастье мне приносит работа, а когда я смотрю на тебя, то чувствую радость, восторг, гордость, страсть и трепет, понимая, что ты мой и только мой.        — Как романтично, — сказал Дэнни и улыбнулся, когда Итан беспомощно закатил глаза, выбрасывая в открытое окно сигарету. — Я тоже очень сильно тебя люблю.        — Мы безбожно опаздываем, мистер Голдман, — серьезно сказал Итан, запуская пальцы в волосы на затылке Дэнни и нежно целуя в губы, — из-за вас, между прочим. Я вам приказываю срочно перестать быть таким привлекательным и желанным.        Дэнни рассмеялся, обнимая Итана за шею, и осыпал лицо быстрыми невинными поцелуями. Чувствуя, наслаждаясь нежными прикосновениями кончиков пальцев к спине, шее и лопаткам, вдыхая вместе с духами и сигаретным дымом чистый воздух до боли в легких, казалось, что любовью невозможно насытиться, невозможно оторваться, невозможно мысленно подобрать аналог.        — «Что ты знаешь о любви, щенок?»        Сидни нервно барабанила пальцами по поверхности стола, изредка косясь на стильно-одетого мужчину, силясь определить возраст и статус через прикрывающие лицо листья папоротника. Мужчина в дорогом костюме, лакированных начищенных до блеска туфлях переворачивал листы раскрытой на коленях газеты, изредка теребя пальцами то зажим для галстука из розового золота, то седые волосы. Рядом с раскрытым черным зонтом-тростью на сидении диванчика покоился кожаный плащ. Мужчина выглядел представительно и всем своим видом внушал страх и чувство опасности, заставляя каждую клеточку тела Сидни тревожно вибрировать. Галантный, осторожный, предельно-вежливый с идеально-подстриженной седой бородой, демонстрирующей вопиюще-острые скулы, мужчина походил на гангстера тридцатых годов прошлого столетия прямиком из окружения Джона Диллинджера.        — Доктор Абрамсон сегодня точно приедет? — холодно спросил мужчина с ярко-выраженным британским акцентом и повернул голову в сторону Сидни настолько резко и неожиданно, что температура тела резко понизилась, стоило ощутить на себе холод голубых, практически бесцветных глаз.        — Приедет, — неуверенно сказала Сидни, спешно перебирая карты пациентов и надевая на лицо маску бешеной работоспособности, надеясь скрыть от посторонних глаз дрожь в руках. — У нас есть другие…        — Мне нужен только он, — строго и серьезно ответил мужчина, вынимая из кармана брюк BlackBerry, — он и точка.        Сидни шумно сглотнула, вспоминая полицейский сериал, — низкосортный, но все же — где один из детективов отчетливо говорил о том, что BlackBerry практически невозможно прослушать, отследить или взломать. Итан, ну где же ты? Сидни покосилась на тревожную кнопку, размышляя о том, способен ли Machine gun, 7.62 mm уместиться в небольшом саквояже мужчины, но тут же встряхнула головой — нет, не поместится, а вот гранаты и берета — вполне.        Мужчина покорно ждал практически четыре часа: ни разу не поднялся с диванчика, ни на секунду не выпустил из рук газеты, трижды отказался от кофе и завтрака и ни с кем не разговаривал по телефону. Сидни, воспитанная на фильмах о гангстерах и серийных убийцах, трижды просмотрела найденные в интернете фотороботы, пыталась увидеть на себе или пациентах лазерный прицел и искренне удивлялась тому, что весь медицинский персонал будто и вовсе не замечал мужчину, настолько притягивающего взгляд.        — Блядские механизмы! — раздраженно сказал Итан, парализуя все приемное отделение разом. — Блядская погода! — швыряя зонт на одну из пустых скамеек, нервно провел ладонями по лицу и волосам, стараясь согнать как можно больше дождевых капель. — Что замерли? Заняться нечем?! Ты, — продолжил еще серьезнее и злее, бесцеремонно тыкая пальцем в сторону притихшей Сидни, — запомни: звонить на личный номер можно только в предверии апокалипсиса, а не из-за страха каких-то мужиков!        — Он злится не на тебя, — осторожно сказал Дэнни, замечая страх в глазах Сидни, — просто блядский зонт не раскрылся, вот он и бесится.        — Всем заткнуться, я думаю, — спокойно сказал Итан, несмотря на то, что карты пациентов из рук Сидни выдернул резко и нервно. — Камилла, мне двойной американо, срочно!        Камилла, находящаяся примерно в полукилометре от стойки информации, расслышала приказ, несмотря на жужжащую под ухом кофемашину и соковыжималку, бегло оглядывая испуганные лица медицинского персонала в кафетерии. Да, детишки, большой босс пришел — скоро начнет вас освежевывать. Тон ее был дружелюбный и ласковый, но, судя по тому, как быстро подскочили со своих мест врачи, медсестры и санитары, слова были приняты серьезно и безапелляционно.        Дэнни покачал головой, повернулся к стойке информации спиной, опустил локти на столешницу, рассматривая залитые с внешней стороны окна приемного отделения дождевыми змеями-струями, и задержал дыхание. Ох, блядь, Тайвин Ланнистер идет сюда.        — Итан Абрамсон, — торжественно сказал мужчина, складывая газету пополам, и поднялся с дивана. — Наконец-то прибыл мой драгоценный камень воплоти!        — Решили дожить до следующего Рождества, Роберт? — спросил Итан, поворачиваясь, надевая очки и изучая внимательным взглядом Роберта. Окреп, возмужал — сухой скелет оброс мышцами, крючковатые пальцы распрямились — прибавилось стати и выправки. — Грузовики, я вижу, вас тоже объезжают стороной, — Роберт музыкально рассмеялся, мгновенно превращаясь из пугающего гангстера в роскошного британского герцога, а возможно — и короля. — Как ваша лимфома? — спросил Итан, благодарно кивая на протянутые бланки анализов. — Вижу крепко заснула и пробуждаться не собирается, — снимая очки, передал все Дэнни и, склоняясь к уху, торжественно прошептал: я снова победил.        Дэнни тепло улыбнулся, вежливо откланиваясь и отходя к еще не потерявшему тепло Роберта дивану. Прекрасно помня, что Итан у Бога выигрывал только иногда, каждый случай, конкретно для Дэнни, был поводом для гордости, который хотелось изучать, запоминать — буквально видеть и чувствовать филигранную работу.        — Вижу, ваши владения стали необъятны, — с гордостью сказал Роберт, осматриваясь. — И вы тоже совсем не изменились.        — Благодарю, — ответил Итан, принимая из рук Камиллы чашку двойного американо. — Провести вам экскурсию?        — Нет-нет, я прибыл с конкретным предложением, — ответил Роберт, ставя локоть на столешницу и упираясь расставленными указательным и большим пальцем в висок и линию нижней челюсти одновременно. — Надеюсь, вы помните, что я владею парфюмерным бизнесом в Великобритании?        — Не знал, — ответил Итан, отпивая горячий кофе маленькими глотками, — думал, вы — киллер, или убийца Кеннеди, что, впрочем, одно и то же. Можем поговорить в кабинете.        — Нет, поговорим здесь, — сказал Роберт, тепло смеясь на ассоциацию с киллером. — Убиваю я, сын мой, только дурновкусие, и практически не против того, что лично вы пользуетесь стариной Фордом.        — Чуткое обоняние, — признал Итан, отставляя чашку кофе и растирая ладони. — Конкретное предложение, значит? Если обольете духами санитаров после двадцатичетырехчасовой смены, я буду в восторге.        — Я бы хотел стать спонсором вашего центра, — почувствовав вибрацию в кармане брюк, Роберт приложил указательный палец к губам и ответил на звонок. — Сынок, я сейчас на важной встрече, перезвоню позже, люблю тебя. Простите, сын все еще переживает за мое самочувствие. Так вот, доктор Абрамсон, я хочу обеспечить ваш центр не только влажными салфетками, антибактериальными лосьонами и мылами, но и солидной суммой денег.        — Интересно, — задумчиво проговорил Итан, потирая пальцами подбородок. — Вижу, прошлое Рождество было шикарным, раз вы решили вложить деньги сюда, вернее — отдать человеку, который был предельно бестактен, эгоцентричен и самодоволен — к слову, я не изменился.        — В этом и дело! Ваша дерзость меня обескуражила, а про талант и говорить не стоит. Надеюсь, своих блистательных аспирантов вы все-таки вышвырнули на улицу? — Итан звонко рассмеялся и согласно кивнул. — Правда, доктор Абрамсон, примите мою сердечную благодарность и тогда я промолчу о том, что ходить в подобном виде серьезному и важному человеку не следует.        — Все-таки футболки и кожаные куртки это мое, да?        Роберт тепло улыбнулся, протягивая руку, и Итан заметил, как мгновенно потемнели от гнева его глаза.        — Стоять, ошибка природы! — казалось, что все люди, находившиеся в приемном отделении, одновременно вздрогнули — взгляд Роберта метал молнии, а Итан старался разглядеть в толпе врачей и пациентов причину быстрой перемены настроения. Толстенная папка выпала из рук Эшли — листы рассыпались по полу — а его взгляд стал настолько испуганным, что даже Итану стало не по себе. — Прекрасная встреча! Что стоишь, щенок? Иди сюда, пока я тебе колени не прострелил! Он же не врач, надеюсь? — спросил Роберт, обращаясь к Итану; тот отрицательно покачал головой. — Хотя какой из него врач! Столь бестолкового и неблагодарного человека нужно вообще изолировать от общества! Я тебе и ладони прострелю, если продолжишь на меня пялиться своим пустым взглядом! Я сказал: иди сюда!        — Тревожная кнопка? — осторожно спросила Сидни — Итан отрицательно покачал головой.        — Очистите помещение от своего присутствия, — серьезно сказал Итан, скрещивая руки на груди и смотря на медицинский персонал. — Сейчас же. Роберт, давайте вы прострелите ему колени и ладони в кафетерии? — продолжил заметно мягче, обнимая его за плечо. — Ну, что он натворил? В далеком детстве вашу лужайку плохо подстриг?        — Роберт, давайте без криков, — испуганно пробормотал Эшли, выставляя ладони в знаке капитуляции, — держите свой глок при себе.        — Надо было тебя еще раньше пристрелить, гаденыш! У вас подают виски, доктор Абрамсон?        — Подают, — ответил Итан, согласно кивая, — Дэнни, принесешь?        — Да, конечно, — спокойно ответил Дэнни, поднимаясь с дивана и прижимая к груди бланки анализов. Казалось, что парализованным от страха был весь персонал центра — все, кроме него и Итана. Окей, если Эшли Стейнбек и нагрешил, то пусть получает равноценное возмездие — вмешиваться и защищать не было причины, ведь, судя по весу саквояжа, забытого Робертом, глок был именно там. — Сидни, будь добра ключи от кабинета.        Сидя на неудобном стуле, поставив локти на поверхность стола в кафетерии и опустив подбородок на сцепленные в замок пальцы, Итан заинтересованно рассматривал бледное, испуганное лицо Эшли и плещущийся гнев в глазах Роберта.        — Роберт, правда, прошло уже столько…        — Пасть закрой, — раздраженно сказал Роберт, опрокидывая ровно половину виски из кружки с карикатурными ангелочками, держащими в пухлых руках лиры. — Господи, где были глаза моего прекрасного, умного и талантливого сына? Выбрать настолько непримечательную человеческую особь! Какой стыд! Ладно, бестолковый. Ладно, никчемный. Так еще и неблагодарный!        — Роберт, ради Бога!        — Пасть заткни, — серьезно сказал Роберт, прожигая Эшли взглядом. — И не смей мне тут рассказывать о своих неземных чувствах! Не смей бросаться священными словами! Что ты знаешь о любви, Стейнбек?! Пудрил голову моему сыну, потом сбежал, потом женился, потом родилась дочь, потом снова вернулся, даже развелся, снова ушел, снова вернулся и снова ушел!        — Я его любил, — резко ответил Эшли, ударяя кулаком по столу, — больше жизни любил! Он меня бросил, Роберт, он!        — Давай, разрыдайся тут еще! Неужели, голос прорезался?! Он тебе путевку в жизнь подарил — свою, прошу зафиксировать!        — Зафиксировано, — серьезно сказал Итан, подпирая щеку ладонью, и посмотрел на Эшли с осуждением. — И почему он тебя бросил?        — Потому что я мудак, — обреченно ответил Эшли, закрывая ладонями лицо. — Блядь, не смотри на меня так.        — А знаете, когда этот щенок сбежал в последний раз, доктор Абрамсон?        — Он разорвал помолвку!        — И поэтому ты вернулся в Нью-Йорк год назад? — спросил Итан, только чудом не поперхнувшись кофе. — Ты хоть иногда, в виде исключения, говоришь друзьям правду? Хотя бы иногда за чертовы десять лет?!        — Нет-нет, доктор Абрамсон, вы не отберете право первого удара, — серьезно сказал Роберт, выпивая оставшийся виски в кружке залпом. — Ну что, сынок, как сложилась жизнь? А что ты трясешься? Меня, помнится, ты называл отцом, когда просил благословение!        — Просто пристрели меня, — взмолился Эшли, запуская пальцы в волосы. — К-как он?        — Да как тебе не стыдно?! Он разорвал помолвку из-за моей лимфомы, придурок, а ты опять сбежал! От него, от ответственности, от самого себя! Так что, сынок, жизнь в другой стране лучше? Янки, гласят легенды, попроще будут!        — Л-лимфома? К-как ты?        — Господи, просто заткнись, пока не наболтал на пулю в голову, — устало ответил Роберт, проведя ладонью по лицу. — Ну и, на кого ты променял моего сына, неблагодарный щенок? На девушку? На парня? Тебе же без разницы, с кем забываться! — голос надломился, практически сорвался в момент, когда, поднимая глаза на дверной проход, увидел сына. — Ты здесь работаешь?        — А где я еще могу работать? — спокойно спросил Алекс, подходя к стойке кафетерия, натянуто улыбаясь и заказывая чай с чабрецом. — Тебе кто-то еще спасал жизнь, отец? Кажется, нет, — принимая чашку, отпивая обжигающий чай маленькими глотками, прижался лопатками к стене и беспомощно пожал плечами, замечая взгляд Итана. — Могу вам даже машину мыть по утрам и вечерам, доктор Абрамсон, приносить кофе, работать без выходных и без перерыва на обед… правда, благодарности меня учили с детства.        — Ты и так работаешь без выходных, — ответил Итан, тепло улыбаясь, и повернул голову в сторону Роберта. — А вы не солгали, действительно — прекрасный, умный и талантливый. Алекс, покажи отцу кабинет и задний двор. Всех остальных прошу выйти из кафетерия. Всех, кроме тебя, — продолжил серьезнее, ладонью надавливая на плечо Эшли и пригвождая к стулу. — Все вон!        — Разговор не заходил… — по-детски непосредственно начал Эшли, беспомощно скользя пальцами по поверхности стола и переведя взгляд на окно.        — А я все думал, — сказал Итан, придвигая ближе к себе кружку с ангелочками и открывая бутылку виски, — зачем талантливому парню идти в онкологический центр и работать под предводительством сомнительного главврача? Высококлассный специалист: три докторские степени, а список научных работ просто запредельный. Ты знал, что он — доктор наук? Конечно, знал. Наследник огромной парфюмерной империи, готовый мыть тачку и таскать кофе, несмотря на статус в обществе. Своенравен, да. Эгоцентричен, да. Но какое же доброе сердце. Какая самоотверженность. Какая честность в поступках. Да, Роберт прав — янки попроще. Я до простого разочарован, Эшли, но не в тебе, а в себе. Мне жаль, что ни я, ни Коул, ни Джейсон за блядские десять лет не добились от тебя и слова правды. Ответь честно: ты бы нас на свадьбу пригласил? Хуй с ней со свадьбой, сказал бы о ней мимолетом? Вспомнил о нас, если бы тебя не бросили? Звонил бы на Дни Рождения?        — Перестань…        — Ты правда ничего не знаешь о любви, — огорченно сказал Итан, наполняя кружку виски до краев, двигая вплотную к руке Эшли, и, закрыв бутылку, поднялся из-за стола, — ведь любить — значит доверять. Мне нужно работать. Поговорим… даже не знаю, заслужил ли я такую честь? Я все равно люблю тебя — и совершенно неважно лгал ты все эти годы, или говорил правду — но сейчас… даже психологически не могу тебя видеть.        — «Одному, знаешь ли, проще».        — Он не стоит твоих нервов, — серьезно сказал Алекс, надевая на запястье Роберта корректор артериального давления и внимательно всматриваясь в показатели. — Вообще ничего не стоит, понимаешь?        — Прости, я просто вспылил, — виновато ответил Роберт, замечая пристальный взгляд сына. — Не ожидал его здесь увидеть, кровь… она сама забурлила.        — Да, я тоже не ожидал, — сказал Алекс, потирая кончиками пальцев веки и разминая шейные позвонки, которые так приятно холодил Асмодеус. — Даже уволиться хотел. Ну, таким был первый импульс, но потом я подумал о том, что убегать от проблем — не наш метод.        — Правильно, — согласился Роберт, поудобнее устраиваясь на кушетке. — Кабинет выглядит просто фантастически, — скользя взглядом по стенам, потолку, оконным рамам и мебели, понимал, что дизайнер, кем бы он не был, отлично почувствовал и уловил мысленные пожелания сына. — Тебе здесь нравится?        — Да, очень нравится, — честно сказал Алекс, опуская чашку давно остывшего чая на стеклянную поверхность столика. — Не хочу тебя обижать, но здесь я чувствую себя дома. По-другому, разумеется, но здесь правда хорошо.        — Я не обижаюсь, — ответил Роберт, понимающе кивая. — Как тебе доктор Абрамсон?        — Прекрасный, талантливый и целеустремленный — такой же, каким ты его описывал, и даже лучше. Конфету?        — Да, пожалуй, — согласился Роберт, выбирая в вазочке яблочные леденцы. — Как себя чувствуешь?        — Хорошо. Измеряю сахар. Приступов астмы тоже давно не было. Мой сосед не задает лишних вопросов. Почти никто не задает лишних вопросов.        — А коллектив?        — Хороший. Другой бы доктор Абрамсон не смог нанять даже при сильном желании.        — Подружился с кем-нибудь? — Алекс театрально закатил глаза, переложил Асмодеуса с плеч на колени и вжался лопатками в спинку кресла, всем видом говоря: спасибо, одного раза было достаточно, когда нибудь… в следующей жизни. — Забавная вещица, — перевел тему Роберт, рассматривая со всех ракурсов ярко-желтого кролика из бумажной салфетки. — Вязать научился? Я был бы очень рад получить связанный тобой плед на Рождество.        — Я его украл, — сказал Алекс, рассмеявшись настолько громко, что Асмодеус завертел головой из стороны в сторону от резкого пробуждения. — Но если хочешь, я свяжу тебе плед… да, как раз к Рождеству научусь вязать.        — Украл? — удивленно спросил Роберт, притворно-осуждающе качая головой. — Да, слышал я конечно, что уровень жизни в Америке дорогой, но не думал, что ты так быстро начнешь воровать!        — Пожалуйста, не обращайся в Скотленд-Ярд, — попросил Алекс, нежно оглаживая кончиками пальцев голову Асмодеуса, свернувшегося в клубок на коленях, — клянусь, что больше не буду красть. Почему не сказал, что приехал в Нью-Йорк?        — Я хотел позвонить сразу же после важной встречи. Нет, Алекс, не смотри на меня так. Никто не будет относиться к тебе иначе, а особенно — доктор Абрамсон. А если вдруг на тебя кто-нибудь косо посмотрит, то…        — Да-да, ты его пристрелишь. Открыто!        — Эй, мозгоправ, — радостно проговорил Брайан, упираясь локтем в дверную раму и запуская пальцы в волосы на затылке, и тут же буквально остолбенел, — почему в руках твоего пациента мой к-кролик?        — Мозгоправ? — удивленно спросил Роберт, скрещивая руки на груди, — Судя по халату, хирург, значит колени прострелить ему можно. Ладно, на придурка вроде не похож — даже в дверь умеет стучать и не входит, пока не пригласят.        — Отец, — серьезно сказал Алекс, отрицательно качая головой, — зачем тратить пули, если можно переломать кости битой? Что тебе, Голливуд? Ради Бога, либо зайди, либо выйди.        — Мне? А, точно! Презентация скальпелей нового поколения, хочешь сходить?        — Нет, давай по-другому, — задумчиво проговорил Алекс, — хочу ли я с тобой пойти? Не очень, если честно.        — Хочешь, — серьезно сказал Роберт, мелодично стуча пальцами по стеклянной поверхности стола — Асмодеус заинтересованно приподнял голову и подался вперёд, но Алекс остановил его жестом, — и пойдешь. Давай-давай, тебе нужно развеяться.        — Вот и замечательно, — сказал Брайан, обхватывая пальцами дверную ручку, — так и быть, зайду за тобой в девять вечера, мозгоправ. Отец мозгоправа, мое почтение.        — Забавный парень, — рассмеявшись, признал Роберт, — и симпатичный тоже. Конечно, не изуродован безвкусными татуировками, как ты любишь…        — Я вижу, что симпатичный, — недовольно сказал Алекс, приподнимая Асмодеуса, закидывая ногу на ногу и бездумно покачивая стопой. — Глаза-то у меня никуда не делись. Тут каждый второй — симпатичный! Но лично он пиздец как меня бесит!        — А, — понимающе сказал Роберт, поднимая из вазочки еще один яблочный леденец, — то есть, это не просто кролик, а кукла Вуду! До проклятий и иголок еще не добрался?        — Ради Бога, — устало ответил Алекс, нервно растирая пульсирующие виски. — Он мне не нравится. Говорю же: бесит. Я его, к слову, тоже раздражаю.        — Ну, он тебя на свидание пригласил…        — Только у меня есть машина. Не нужно проводить параллели. Мы оба друг друга раздражаем. Точка.        Алекс продолжал настойчиво бурчать даже после того, как отец ушел на ужин с Итаном, во время того, как убирал Асмодеуса в террариум, выставлял свет и настойчиво подкладывал кусочки стейка с кровью ему под нос. Немыслимо, неправильно, до ужаса раздражающе.        Сеанс с пациенткой, готовящейся к операции по удалению матки и потери женственности одновременно — Алекс параллели, конечно, не видел, но слушал предельно внимательно — был не в силах отвести взгляда от настенных часов, короткая стрелка на которых стремительно приближалась к девяти. Он практически не волновался — ложь, почти не переживал — ложь, старался не беспокоиться из-за глупой встречи, на которую отец заставил согласиться — тоже ложь. Алекс провел ладонями по лицу, прижался лопатками к спинке кресла, закинул ногу на ногу, но почему-то увереннее себя не почувствовал. Ради Бога, это просто раздражающий Брайан, который, разумеется, заполнит салон автомобиля первыми попавшимися, незнакомыми людьми за компанию.        — Как же приятно с вами поговорить.        — Это полностью взаимно, — вежливо улыбаясь, сказал Алекс, мысленно отвешивая самому себе звонкую пощечину. Господи, он потратил полуторачасовой сеанс с пациенткой на собственное самокопание, правильно говорят: психотерапевты — те еще психопаты.        Ровно в девять часов вечера, буквально секунда в секунду, раздался приглушенный стук в дверь. Алекс отрезвляюще похлопал по щекам ладонями, мысленно стараясь абстрагироваться и взять себя в руки. Ничего страшного не произойдет. Просто пара потраченных впустую нервных клеток — можно пережить.        — Кто вообще проводит презентации в столь позднее время? — недовольно спросил Алекс, набрасывая на плечи пиджак. — Куда ехать?        — В конференц-зал, — равнодушно ответил Брайан, натягивая рукава надетого поверх белой рубашки серого свитера. — Презентация скальпелей. Дату и время уже два месяца не меняют — трижды в день по громкоговорителю передают.        — Мне никто не говорил, — настороженно сказал Алекс, мысленно диагностируя себе потерю памяти, рассеянность, затуманенный рассудок и все диагнозы подряд, начиная с первой буквы алфавита.        — Конечно никто не говорил, — ответил Брайан, закатывая глаза, и скрестил руки на груди. — Нахрена тебе скальпели нужны, мозгоправ? Я бы тоже тебя не звал — собеседник ты так себе — но лучше ты, чем раздражающий Дилан, идем, мы опаздываем.        — Господи, я чувствую себя использованным и униженным, — притворно-расстроенно сказал Алекс, засовывая руки в карманы брюк, и натянуто улыбнулся, когда Брайан открыл перед ним дверь. — Да, неудивительно, что костоправ отказался.        Алекс придвинул стул вплотную к стене, решая, что чем дальше от стола, тем лучше, и взглядом обвел всех собравшихся в конференц-зале. Хирург-интроверт, хирург-защитник-слабых-и-обездоленных, хирург-незнакомец и Брайан — просто феноменальная компания на вечер, лучше бы с отцом поужинал, или посмотрел на читающего в кровати Лиама — он хоть болтовней не докучает. Алекс поставил локти на колени, со скучающим выражением лица опустил подбородок на сцепленные в замок пальцы и посмотрел на Брайана коронным взглядом — еще одно слово, и я тебе лицо исполосую.        — Да-да, проходи, будешь страдать со мной, — сказал Итан, подталкивая Коула ладонями в лопатки, — ты ее голос вообще слышал? Я боюсь, что все стекла вылетят к чертовой матери. О, все уже собрались. Давайте помолимся, чтобы Хелен застряла в лифте.        — Мы каждый третий четверг каждого месяца молимся, — сказал Джон, подпирая щеку ладонью согнутой в локте руки. — Бог не слышит наши молитвы!        — Значит, по четвергам он занят — будем молиться каждый день, — твердо сказал Итан, хлопая ладонью по пустому стулу рядом с собой. — Садись.        — Даже Дэнни сбежал, — прошипел Коул, садясь рядом на стул, и настойчиво растер лицо ладонями, — нужно было сразу что-то заподозрить. Меня трупы ждут.        — И новые скальпели тоже, — серьезно сказал Итан, кладя ладонь на плечо Коула. — Очень интересная презентация. Очень интересная Хелен.        — Незабываемая, — дополнил Джон, рассмеявшись. — Серьезно, если у кого-то есть слуховой аппарат, то лучше снимите или отключите.        Итан согласно кивнул, вынимая сигарету из пачки, и перевел взгляд в сторону окна.        — А ты здесь от каких грехов пытаешься очиститься? Быстро домой. Оба.        — И я тоже? — восторженно спросил Брайан, мысленно опускаясь на колени и поклоняясь Итану за проявленную благосклонность.        — Да, свободны. Слишком молоды еще для насилия в ушные раковины — быстро, пока я добрый.        — Вы — великий человек! — торжественно сказал Брайан, обхватывая пальцами запястье Алекса, и потащил его за собой в коридор. — Терпения и сил вам, рыцари овального стола!        — Иди уже, — сказал Итан, звонко смеясь и прикуривая сигарету одновременно. — До завтра.        — Да, ваше Величество! — прокричал Брайан уже из коридора и испуганно уставился на открывающиеся двери лифта. — Сюда!        Алекс только чудом не влетел лицом в стену, когда Брайан втолкнул его в кабинет и тут же запер дверь.        — Какого, блядь, черта?        — Заткнись, — требовательным шепотом проговорил Брайан, прикладывая палец к губам и включая свет. — Просто заткнись.        — Мои милые мальчики! — завопил настолько высокий и одновременно скрипучий женский голос, что Алекса передернуло — в ушах зазвенело и загудело так сильно, что, казалось, лопнут капилляры во всем теле разом. — Как же я рада вас видеть!        Алекс закрыл ладонями уши и зажмурился, стремительно отходя спиной в центр кабинета, искренне не понимая, как можно жить с таким голосом, и насколько несчастны сейчас люди, находящиеся в конференц-зале. Итан Абрамсон за своё доброе сердце таких пыток не заслуживал. Бог и Вселенная, к слову, вообще как-то странно расставляют приоритеты.        — Это Хелен! — торжественно сказал Брайан, скрещивая руки на груди. — Ну, а это — мой кабинет. Хочешь минеральную воду?        — Подожди, я еще прихожу в себя, — серьезно произнес Алекс, медленно открывая глаза и осматриваясь: кабинет у Брайана небольшой и прямоугольный — стены разделены по-горизонтали пыльно-розовым цветом под потолком и черным — у пола. Лаконичный, действительно-красивый, скромный. На подвесных полках изобилие головоломок, домиков из спичек, фигурок из салфеток. В огромных рамах — вышитые крестиком копии картин известных художников прошлых веков, и Алексу даже спрашивать не стоило: понятно, что это все — дело рук Брайана. — А где портрет? — Брайан указал рукой на стену рядом с рабочим столом и смущенно улыбнулся. Портрет, заметил Алекс, чертовски-красивый и невероятный, а сам Брайан на нем — почву из-под ног выбивающий. Лицо действительно красивое: без изъянов и рубцов, с привлекательно-симметричными родинками на разделении века-щеки, находящиеся идеально под зрачком, при прямом взгляде. Изящный нос, красивые губы, четко-очерченные линия нижней челюсти, подбородок, скулы, глаза-хамелеоны, меняющие оттенок, стоило наклонить голову и уловить преломление света. Густые темные волосы, длинные ресницы, роскошной формы брови. Портрет черно-белый, даже нет — в зимне-холодных оттенках — смесь серого и темно-синего. — Вау, — поражено сказал Алекс, — не знаю, кто художник, но портрет просто шикарный.        — Не знаешь? — удивленно спросил Брайан, открывая дверцу мини-холодильника и вынимая две стеклянные бутылки минеральной воды. — Они же подписаны.        — Добро пожаловать домой?        — Внизу портрета, в правом нижнем углу. Итан их рисовал. Талантливый человек — талантлив во всем.        — Охренеть, — сбивчиво проговорил Алекс, подходя ближе к портрету и внимательно рассматривая подпись. — Господи, я просто в шоке!        — Тише ты, пока Хелен не пошла слоняться по центру и ломиться во все незапертые двери, — серьезно сказал Брайан, протягивая Алексу бутылку воды. — Можно задать вопрос?        — Попробуй.        — Ты бегаешь трижды в день минимум по два часа, зачем? Судя по конституции отца, к полноте ты не склонен.        — Ради Бога, серьезно? Нахрена мне фитнес-браслет, когда есть твои зоркие глаза и врожденный секундомер? — Брайан расстроенно выдохнул, опускаясь в кресло-шар ярко-желтого цвета, и нервно постучал пальцами по горлышку бутылки. Забей, это не мое дело. Алекс согласно кивнул, внимательно рассматривая состав минеральной воды и прижимаясь поясницей к широкому подоконнику. Дождь не стихал ни на минуту, небо и асфальт казались настолько черными, что создавалась иллюзия попадания в куб, из которого невозможно найти выход. Окна центра на четвертом этаже напоминали слепые мутно-голубые глаза, бесцельно смотрящие в неизвестность пугающей мрачной бездны. Становилось до странного не по себе. — У меня астма, — сказал Алекс, взбалтывая воду в бутылке, надеясь, что так газ выйдет быстрее, — и это, блядь, только верхушка айсберга. А ты почему собираешь фигурки? Гентингтон?        — Артрит, — выдохнул Брайан, проведя ладонями по лицу. — Наследственный. Двадцать лет на гормонах. Если допущу артроз, то лягу под поезд.        — У меня диабет и пищевая аллергия на девяносто девять процентов всей еды на Земле. Мне можно брюссельскую капусту, — сказал Алекс, картинно загибая пальцы, — чай с чабрецом, чай с мелиссой, воду, натуральный томатный сок, говядину и, как ни странно, сливочное масло. Да, рацион у меня богатый. Только представь, какие шикарные торты были у меня на Дни Рождения, — Брайан рассмеялся не из-за того, что слова Алекса показались смешными, а больше — из-за чувства солидарности. — Больно по ночам? — спросил Алекс, смотря в окно на вспышки молний и слушая оглушительные раскаты грома.        — Больно, но не только по ночам, — ответил Брайан, настойчиво растирая пальцы и ладони, — я уже привык — боль напоминает, что жизнь продолжается.        Алекс согласно кивнул, закручивая крышку на пустой бутылке минеральной воды, и прижался лопатками к холодному стеклу. Говорить больше не требовалось, наоборот — хотелось тишины, спокойствия и, как ни странно, взаимопонимания от того, от кого совсем не ждешь.        Судя по зубодробительному воплю, Хелен прощалась с Итаном и остальными, бесконечно осыпая комплиментами и благодаря за возможность предоставления собственной продукции в стенах такого величественного центра. Брайан грустно улыбнулся, качая головой и обреченно вздыхая, перевел взгляд на календарь, переставляя красное окошечко на следующий месяц, на третий по счету четверг.