Superdrug

Спасти другого порой не составляет труда. Несколько подходящих слов, прикосновение, объятие. Иногда достаточно простого молчания, говорящего «я рядом». Спасти себя гораздо сложнее. Ты запираешься за масками безразличия ко всему окружающему. Подавляешь эмоции, потому что они никому не нужны, и тем более тебе самому. Ты бежишь от них, считая, что так будет лучше. Если повезет, ты примешь эту ложь, привыкнешь к ней, и она станет твоей сущностью. Словно тоннами цемента, она слой за слоем зальет твои раны. Ты станешь сильнее и выносливее и сможешь с нуля построить что-то новое на этом фундаменте. Либо кто-нибудь придёт и разъест его соляной кислотой. Но опять же — как повезет. Джеймс прочувствовал всё это на себе. Но на один вопрос он ответить не мог. Как спасти другого от себя самого? Перед ним в воздухе появился мираж мальчишки с чистым и наивным взглядом. Он смущенно улыбается, его щёки покрывает лёгкий румянец, а в глазах такая честная просьба. «Не захлопывай больше передо мной дверь» С каждым днём оставалось все меньше сил, чтобы сдерживать себя. Парень при любой возможности старался проводить с ним больше времени. Каждое утро он копался у себя за столом в лаборатории, вынуждая Джеймса разглядывать этот профиль, длинные изящные руки, изгиб поясницы. Особенно коробила привычка покусывать нижнюю губу в моменты полной сосредоточенности. Если он шёл на тренировку, парень обязательно являлся туда во всей своей красе и настаивал на парном спарринге, пока терпение не лопалось, и Джеймс не сдавался. Единственным условием было «никаких обезьяньих игр». И за две недели тот, действительно, поднаторел в нападении, обороне и проведении сложных комбинаций ударов с уворотами. А единственное условие, которое Джеймс поставил сам себе — ни в коем случае не укладывать парня на лопатки, потому что при виде распластанного под ним тела кровь закипала в жилах, и он переставал отдавать отчет своим действиям. С каждым разом, когда Джеймс терял контроль, парень распалялся всё больше и больше. Движения становились увереннее, он сам начинал проявлять инициативу: со всей силы прижимал его тело ногами, не давая отстраниться, сжимал стальные мышцы, впивался ногтями в его спину, проникая под майку, и уже, не стесняясь, постанывал, если Джеймс целовал его в шею. Неизменным пока оставалось одно — если Джеймс опускался чуть ниже ключиц или касался руками его бёдер, парня начинало трясти, а в глазах пробегал страх. И это явление сразу отрезвляло их обоих, Джеймс в миг отчетливо осознавал, что перед ним всего лишь подросток и сто процентов — девственник. Диалоги, как правило, клеились очень слабо. Джеймс не был мастером изливания чувств, а Питер… ему было слишком неловко об этом говорить. И они расходились по делам. Но на следующий день парень неизменно появлялся в лаборатории. Последний раз это случилось неделю назад, и тогда Питер в первый раз не пришёл. Он не появился ни в зале, ни на обеде. Вскользь Джеймс разузнал у Стива, что он пару ночей будет ночевать у друга. «— Не удивительно. Сейчас каникулы, а всё свободное время у него занимают исследования, тренировки и ночные дозоры. Вспомни себя в молодости — каждый день новая девчонка, парки и танцы. — Говоришь так, будто мы старпёры, — грустно засмеялся Барнс. — По правде говоря, так и есть. На наших тортах уже места для свечей не осталось» Эти два дня Джеймс был ещё угрюмее обычного. Бесконечные прокручивания вариантов, где сейчас Питер на самом деле, и что творится у того в голове, доводило до зубного скрежета. Стив всё списывал на переживания из-за грядущего итогового тестирования и при каждом удобном случае ободряюще хлопал друга по плечу. А Старк лишь сказал, что скоро придётся выделять отдельное финансирование на груши для битья, и чтобы Джеймс расходовал их экономичнее. Но на второй вечер, когда он уже был готов снова взломать код искусственного интеллекта, узнать его местоположение и послать к чёрту все «первые и последние предупреждения», в заднем кармане джинсов провибрировал телефон. «Всё в порядке. Я у Неда. Питер:*» Джеймс смотрел на это сообщение, наверное, вечность. Вопрос, откуда у мелкого его номер уже не возникал — та ещё проныра. Но что, мать вашу, за звездочка? И от того, насколько у него в один момент отлегло от сердца, захотелось себе его вырвать. Нельзя так реагировать… где всё твоё хладнокровие, а, Джеймс? На следующее утро стоило только переступить порог лаборатории, и он сразу встретился с карими глазами, излучающими такое тепло, что оно сразу поглотило его целиком. В тот день они со Старком перешли рубеж «возвращения на родину». Парень убежал до того, как они закончили, но когда Джеймс зашёл в зал, там снова раздавались выстрелы из бластеров. Это уже даже не злило. — Секунду, последний остался! — Питер парил в воздухе, переворачиваясь и ускользая от пролетающих неоновых световых вспышек. — Делай, что хочешь, у меня свой план. Не успел он дойти до конца площадки, как Питер резко, но почти невесомо, приземлился ему на плечи и, сделав кувырок назад, уложил Джеймса на спину, усевшись сверху. В ответ на испепеляющий взгляд парень лишь широко улыбнулся и пожал плечами. — Делай, что хочешь, — передразнил он и тут же, наклонившись, поцеловал Барнса в уголок губ. Джеймс отстранил его на расстояние вытянутой руки. — Что на тебя нашло? — Я… соскучился. От смеси из этого искреннего признания и вида, как Питер сидит на его бёдрах, его чуть не парализовало. И всё его нутро просто требовало прижать парня к себе, забить на последствия и наслаждаться, чувствовать. И поэтому он резко встал, практически стряхнув с себя ничего непонимающего подростка, и направился к выходу. Просто подальше. Просто потому что то, что он увидел в этих глазах, было тем, о чем он на самом деле и мечтать не мог. Вернее мечты об этом были давно мертвы и похоронены на самом дне подсознания. Он понимал, насколько жестоко ведёт себя, что Питер этого не заслуживал, что он сам виноват в том, что дал ему надежду. Нужно было сразу оборвать всё. И не важно, что ему самому это стало необходимо как кислород. Что без него он задыхался от удушья, как последний наркоман. «ебанный триллион причин» Он никуда не делся. Он заперся у себя в комнате и до самого вечера пялился в книгу, зависая на каждой странице. Смысл строк ускользал, но он не оставлял попытку хотя бы немного отвлечься, перечитывая один и тот же абзац по нескольку десятков раз. Раздался стук. Джеймс, выдернутый из своих мыслей, недоверчиво посмотрел на дверь, и стук раздался снова — со стороны окна. Захлопнув книгу, он осторожно подошёл к нему и одернул штору. Твою мать. За стеклом на своей паутине свисал Питер и молящим взглядом просил ему открыть. Джеймс нервно выдохнул и отпустил ткань, давая ей скрыть его от очередной ошибки. Он вернулся к кровати, бросил на покрывало обделенную пониманием книгу и потёр лицо. Нет. Он не должен этого делать. Он должен быть сильнее. Питер поймёт… в итоге обязательно поймёт. Читать уже не было никакого смысла. По телевизору в гостиной не показывали ничего интересного. Что ни канал, то пиздострадания, растянутые на тысячу серий, от которых у него сразу подступали рвотные позывы. Поэтому он снова включил «Дикий мир» и бездумно следил за миграциями животных и очередной борьбой за доступ к единственному водоёму. Услышав сигнал лифта, он быстро направился к себе. Настроение было абсолютно не предрасположенное к вопросам или дружественным беседам. Он не избегал Стива, нет. Тот был и остаётся его единственным другом. Как раз в общении с ним Джеймс старался смягчаться настолько, насколько мог. Ведь Стиву, знающему его как никто другой, было достаточно увидеть одну эмоцию на лице Джеймса, чтобы понять его состояние и начать задавать правильные вопросы. Он зашел в комнату, не удосужившись включить свет, и сразу прошёл в ванную. Лёжа в кровати, сейчас казавшейся совершенно неудобной, он уже подумал, что надо бы закинуться бутыльком снотворного, как за окном послышалось какое-то ёрзанье. Джеймс неверяще поднял голову. Снова послышался шум. Да ты шутишь… В один миг он натянул штаны, подошёл к окну, отодвинул тяжелую ткань и, чуть опустив голову, наткнулся на сгорбленную спину парня, сидящего на карнизе. Руки по бокам упирались в охлажденную ночным воздухом поверхность, и он разглядывал проезжающие внизу машины. Джеймс резко открыл окно и за шиворот затащил Питера внутрь. Тот от неожиданности еле смог удержаться на ногах. — Ты совсем поехал кукухой? Какого черта ты там сидел всё это время? Питер молчал, а в темных глазах был упрёк и горящее чувство справедливости, от которых невозможно было укрыться. Прости меня, малыш…но я не дам тебе того, что ты хочешь Джеймс строго указал головой в сторону выхода, но парень не сдвинулся. — Не заставляй меня выталкивать тебя отсюда силой. Просто уйди, — шёпот, сочившийся усталостью. И не увидев ни намёка на движение, — ладно, оставайся, я сам уйду. Он остервенело направился к выходу, но, стоило повернуть ручку двери и потянуть её на себя, сзади послышался тихий надрывающийся голос. — Зачем ты отвергаешь меня? Выйди, выйди из комнаты, ты можешь, просто открой дверь и захлопни её за собой. И дверь захлопнулась. Как же мальчишка на него действовал… Джеймс прижался лбом к тёмному гладкому дереву, ударил по нему и развернулся. — Потому что, Питер, тебе, блять, шестнадцать. То, что… это всё между нами — это не нормально, — он присел на кровать и теперь смотрел сквозь парня снизу вверх, стараясь не повышать голос. Просто будь честным.— Я абсолютно не тот человек, который тебе нужен. Я подавлял себя так долго… ты не дождешься от меня слов, которых хочешь услышать. Если тебе хочется быть с человеком, у которого вместо души грёбаный выжженный кратер, а на руках море крови, то ты себя явно недооцениваешь. — Мне исполняется семнадцать через пять дней, а ты не старел и особо не жил больше половины века. Тебе по факту лет двадцать пять — это ничтожно малая разница. Вот жене Аарона Тейлора Дж… — Чёрт, ты вообще меня слышал? — Перебил его Джеймс. Питер необратимо шагнул к нему. — Слышал. — Он был так спокоен, как будто он действительно не видел никаких препятствий. — И я считаю, что мне решать, что мне нужно, а что — нет. И если дело только в том, что ты переживаешь за меня, то не надо… — Да, не только в этом дело, Питер! — Джеймс перехватил тонкое запястье потянувшейся к его лицу руки, — Допустим, мы сейчас опустим такие нюансы, как твою молодость, несерьезность, твоего опекуна в железной броне, который от меня живого места не оставит… — Несерьезность? — Снова перебил его Питер и тут же попытался убрать руку, но теперь её твёрдо удерживали. — Да. — Я всё ещё для тебя взбалмошная и ветреная малолетка? Скажи «да», просто скажи «да», и это закончится. Переживет. — Нет. Я не это имел в виду. Но в твоём возрасте нельзя точно быть уверенным в своём выборе. И самое главное то, что я тоже не могу тебе дать этой простой уверенности. Неизвестно сработает ли план Старка. Неизвестно, что со мной будет. Ты это понимаешь? Мы тут не в сказке. Всё не так просто. А ты только… — Оправился? — Джеймс не выдержал и окунулся в этот карий омут. И, несмотря на боль, сопровождающую каждое сказанное ими слово, в нём он видел только требование пойти навстречу. — Это так. Мне лучше. И я не могу лишаться этого из-за того, что может вообще не случиться. Если тебя тянет к человеку, и это, блин, взаимно… почему нельзя просто быть с ним? Несмотря ни на что. Свободная рука коснулась скулы Джеймса, и, чёрт, она была на своём месте. Боже, это был самый длинный диалог из всех состоявшихся между ними. Совершенно не беря в расчет разговоры за столом на кухне в общей компании или те, когда Питер без умолку болтал о школе и любимых фильмах, или когда он посвящал его в планы по будущим разработкам. Нет. Это был один из тех случаев, когда каждое слово резало душу. Даже не резало, а вставляло лезвие и прокручивало оборот за оборотом, пока жизненные силы окончательно не вытекут наружу. Это была просто одержимость. Ломящая кости зависимость. — Почему сам тогда ушёл? — Эм… мне просто надо было кое-что узнать, — парень заметно стушевался. Щёки загорелись алой краской. Но, очевидно, услышав нотки зеленого света в заданном вопросе, он медленно занес сначала одну ногу, затем вторую и, устроившись у Джеймса на коленях, продолжил, — проверить… и подготовиться… Что ещё за херня? И почему-то пазл сложился сам, когда Джеймс вспомнил спокойно сидящего на его бёдрах Питера немного ранее. Узнал он. Подготовился он. — Ты думаешь, я собираюсь с тобой спать?! — А почему нет? — Джеймс практически подавился этим неподдельным удивлением. — Возраст согласия с шестнадцати, мне исполняется семнадцать, — Питер наклонился к его уху, проскользнув губами по щеке, и оборона Барнса в очередной раз пала, на этот раз окончательно. — Это будет среда… я хочу, чтобы ты был со мной по-настоящему. Смысла и сил сопротивляться совсем не осталось. Джеймс, развернувшись, бросил Питера на кровать и навалился сверху. Он не мог отрицать, что ему всего этого было катастрофически мало и хотелось Питера полностью, но даже представить не мог, что это возможно, и что тем более парень подведет к этому сам. Они ни разу ещё не оказывались на кровати, и сейчас всем телом Джеймса завладело желание оберегать мальчишку. Он мягко впился в уже такие знакомые губы, проник своим языком в жаркий отзывчивый рот и понял, что все голоса в его голове моментально замолкли. Питер выгибался под плавно гуляющими по его телу ладонями и, казалось, особо дрожал от прикосновений холодного метала. Но дрожь эта была не от страха, а от зашкаливающего возбуждения, он, не соображая, пытался тереться разведенными бёдрами о плотную джинсовую ткань и всем своим видом показывал, что, правда, готов для большего. — Остынь, — Джеймс оторвался от ложбинки за ухом и выдохнул парню в губы, — мы договорились. У меня ещё есть пять дней, чтобы смириться с ролью растлителя малолетних. Питер тихо засмеялся. Его слегка смущенный раскрасневшийся, но такой открытый вид навсегда впечатался Джеймсу в сознание. Парень, ласково заглянув в синие глаза, поднял руку и огладил большим пальцем покрытую щетиной скулу. — Не захлопывай больше передо мной дверь. Ни в прямом, ни в переносном смысле. Пожалуйста… — Обещаю. — Я уверен, что всё выгорит. С тебя снимут все обвинения и запреты. Экран с Кэпом работает… с тех пор, как я наблюдаю за тобой в лаборатории, у тебя получается всё лучше и лучше…и я… Питер так и не договорил, потому что столкнулся с самым красноречивым взглядом, на который Джеймс был способен. Губы округлились в немом звуке «оу», и, чёрт возьми, он просто засиял. — Что за довольная лыба?! И Питер притянул его к себе за затылок. Раздавшийся звонок выбил весь воздух из лёгких и разогнал парящий на фоне пробивающихся из-за горизонта лучей мираж. Даже смотреть на дисплей не было нужды, чтобы понять, кто звонит. «Барнс, где тебя черти носят? Мы же договаривались сегодня начать пораньше» — Повежливей. Сейчас буду. «Давай в темпе. Нам ещё готовить всё к вечеринке» Послышались гудки. Джеймс поднялся с края крыши и направился в лабораторию. До встречи с кожаными мешками в строгих костюмах и киселём вместо мозгов оставался один день.