Я - человек

(от лица Эдварда Каллена)

      Проводив взглядом Беллу до дверей дома шерифа, я рванул, резко разворачиваясь и ведя машину обратно. Я возвращался в Порт-Анджелес.       Злость, сдерживаемая по дороге в Форкс, прокатывалась волнами, вытаскивая ненужные мысли.       «…никогда не полюбишь…»       «Мерзко…»       «…это противоестественно…»       Я и раньше слышал подобное в адрес людей, с не гетеросексуальной ориентацией. Там и похуже высказывания были, но сегодня… Сегодня мне кинули их в лицо. И не посторонний человек, а друг… Точнее девушка, которую я считал подругой.       И злился я не на неё… Она сказала правду. Я ненормален, мерзок и противен… Я урод…       Годами заглушаемая ненависть к себе вновь встрепенулась и напомнила, кто оказался прав. Я был прав, стыдясь себя… Прав, что не рассказал родным, их реакции вряд ли оказались бы лучше… Прав, что ненавидел себя и считал ненормальным… Прав!       Я выжимал двести, внешний мир превратился в смазанное пятно, но мне глубоко плевать. Даже если я сейчас врежусь – это лучше, чем оставаться в этом мире… Я ему не подхожу, и то, что не могу себя изменить, делает все только хуже. Лучше уйти раньше, чем мне причинят новую порцию боли.       Я не видел ничего хорошего от вещей данных мне с рождения. Ни родители, ни ориентация не были подарком судьбы для дальнейшей прекрасной жизни. Каллены – это выверт Вселенной, они появились в насмешку, показать – вот так правильно жить и любить.       На панели завибрировал телефон. Я проигнорировал его.       Мои демоны выбрались наружу, пожирая меня, я не мешал. Эдвард Каллен – ошибка природы, он не заслуживает ничего хорошего. Тем более переживающих родных.       Я все ещё вижу её лицо. Искаженное. Губы скривились в отвращении. Нос сморщен. В глазах презрение… я ранил её, заставил полюбить и оказался не тем, за кого себя выдавал…       Бедная Белла, она не заслуживает такого. Ей нужен нормальный парень, который разделит её взгляды на взаимоотношения. Не дефектный. Не испорченный. Правильный.       Пустынное шоссе сменилось огнями города и более густым потоком, пришлось сбросить скорость.       Как только стрелка спидометра поползла вниз, раздражение и злость с новой силой накатили на меня. Я сжимал руль, сцепив зубы. Так хотелось закричать. Разбить кулаки обо что-нибудь. Причинить боль, себе или другим, не важно. Я хотел выплеснуть этот гнев, но не имел на это право. Никто кроме меня не виноват в этой ситуации…       Хочется выпить.       На глаза попался паб «Ром и мор», не долго думая, припарковался рядом с ним. Около входа толпились шатающиеся люди, струйки дыма от каждого переплетались над их головами, превращаясь в дымчатое облако, и слышались разговоры, превышающие громкость спокойной речи.       Заглушив мотор, я проверил деньги и фальшивое удостоверение. Все в норме.       Идя к пабу, я надеялся, что кто-нибудь прицепится ко мне, постарается спровоцировать на драку. Но никто не обратил внимания на идущего внутрь человека. Люди всегда слишком заняты собой. Особенно пьяные.       Помещение не блистало чистотой. Прокуренная комната, её заволокло сизым туманом. Пол не выглядел новым, виднелись липкие пятна разных оттенков, валялись окурки, стаканчики, где-то даже лежала смятая пачка из-под чипсов. Все столики заняты галдящими людьми, пьяными настолько, что половина уже спала сидя. А другая спорила непонятно о чем, перебивая друг друга. Запах, встретивший меня в дверях – ужасная смесь, еле сдержался, чтобы не поморщиться. Пот, табак, перегар и дешевое растительное масло.       У барной стойки оказалось несколько свободных мест, туда я и направился.       Сев на засаленный стул, выложил права и деньги на грязный, с разводами и круглыми ожогами, стол. Бармен, средних лет мужчина, небритый, с проблемной кожей и усталыми глазами, протирал стаканы, выслушивая клиента. Мученик, жалующийся на стерву-жену и неблагодарных спиногрызов, мне было отлично слышна его исповедь, прикладывался к мутному стакану с пивом, изредка отрыгивая. Пробегая взглядом по бару в очередной раз, бармен заметил меня.       Думаю я не вписывался в здешний интерьер. Бледный, в светлой, чистой одежде (пальто так и осталось у Беллы, не рискнул забрать), с прической, как из салона красоты, и скучающим видом. Да, злость ещё клокотала во мне, но самосохранение пока не отказало. Я знал – заходить в подобное заведение на взводе и с лицом жаждущим драки не стоит, можно отхватить не от одного посетителя, а нарваться на толпу. Почесать кулаки я хотел, но быть избитым до смерти – увольте.       Ненавидеть себя и специально провоцировать драку – разные вещи.       Бармен шустро отставил стакан, он не приобрел чистоты ни на йоту, и поспешил ко мне.       — Что желаете, мистер? — он жадно уставился на стодолларовую купюру, лежащую перед его носом, и проигнорировал права. Видно выручка ему важнее нарушения закона.       — Виски, лучший, — чуть грубее, чем следовало попросил я.       Раньше процесс алкоопьянения приходился на посещение лучших ночных клубов, где я мог не бояться показаться избалованным мальчиком или же вовсе несведущим в напитках человеком. Там относились к клиентам уважительно, кто бы перед ними ни был. Если прошел – значит платежеспособен. Здесь требовался характер. Как говорил Питер, приятель Джаспера по военному лагерю, который он посещал несколько лет назад, главное показать, что ты не хлюпик и не неженка, а остальное они додумают за тебя.       — Секунду, — заискивающе улыбнулся бармен и скрылся за дверью, скрытой за баром.       Народ позади меня все так же шумел. Хмельные разговоры то разгорались до стадии «скандал», то стихали до уровня «братан». Муж стервы-жены продолжал что-то бормотать и пить, совсем не расстроенный отсутствием слушателей. Дальше, позади него, за стойкой сидело ещё несколько людей. Две дамочки за тридцать, в ярких нарядах и с агрессивной раскраской на лице. Около них крутился маленький человечек в потрепанном пиджаке и с бегающими глазками.       Глухой стук около меня отвлек от знакомства с местной фауной, и я повернулся. Бармен поставил закупоренную бутылку виски. Пыльная, пузатая. С характерным «чпок» он вытащил пробку, аромат дубовой бочки достиг моих ноздрей. Неплохой напиток, оттенки спирта, конечно, мешают насладиться букетом и увериться в элитности алкоголя, но все же лучше, чем более дешевые варианты, представленные на витрине за спиной бармена.       Налив в мутный стакан виски, на два пальца, мужчина пододвинул его ко мне.       — Всю бутылку, — кивнул я ему, пододвигая деньги. Даже не хочу знать стоимость этого пойла, плевать. — Без сдачи, — уточнил и выпил залпом стакан.       Же-е-есть… Горло обожгло огнем, гримасу не удалось сдержать. Стараюсь сдержаться и не выкрикнуть просьбу запить. Несколько секунд ужасных ощущений и вот я вновь могу дышать. По телу прокатывается волна тепла, оттесняя негатив. Удивительно, но хорошо.       Самостоятельно наполняю стакан и не тороплюсь повторять опрометчивый фокус «залпом». Не такой я забулдыга и крепкий орешек, чтобы одним махом выпивать высокоградусный напиток. Да и фильмы видимо врут – какое бы потрясение не случилось, физиологию не обманешь.       Минут двадцать я тянул напиток. В голове пусто, только шум алкоголя, приятно делающий мир нереальным и размытым. Я не мог, да и не хотел, думать. Сжирать себя я буду завтра и переживать о последствиях сегодняшнего дня тоже… сейчас я желаю забыться, потерять связь с реальностью.       Рядом скрипнул стул. Перестав гипнотизировать стакан, я повернулся направо. Рядом со мной уселся боров. По другому и не скажешь. Грузный мужчина с толстой шеей, большим животом, одна его рука как две мои, и от него разило потом вперемешку с перегаром. На голове выцветшая кепка, скрывающая русые жидкие волосы, щеки выпирают, как у хомяка, и пухлые, масляные, губы. Глаза потерялись в складках жира, маленькие и блестящие, я не мог сосредоточиться и угадать их цвет.       — Угостишь? — нагло прогудел мужчина.       А почему нет?       Посмотрел в сторону бармена, туман в голове густел, махнул ему рукой. Тот быстро подошел, улыбнулся очень ярко, показывая желтые зубы.       — Стакан, ещё, — заторможенно потребовал я, кивая на мужика рядом. Бармен понятливо кивнул, поставил перед соседом стекляшку, самостоятельно наполняя её моим виски.       — За знакомство? — вновь заговорил боров, улыбаясь как-то довольно. Я кивнул и поднял свой стакан, повторяя за ним. Он стукнул стекло об стекло и выпил разом всю порцию.       В отличии от меня, мужик не поморщился, лишь сыто выдохнул. Вытер рукой губы, постарался повернуться ко мне полностью и протянул большую руку. Она напоминала мне лапу Шрека, так и хотелось, подражая Фее-Крестной, попросить не тыкать в меня своими сардельками*. Но я сдержался, чуть усмехнувшись только. Что такого, в конце концов? Можно и познакомиться.       Я пожал его лапищу, по-другому не скажешь. Мои пальцы утонули в его ладони, сырой и скользкой.       — Джон, — представился он, дыша на меня перегаром.       — Эд, — ответил я, не думаю, что смог бы выговорить имя целиком.       Сосед довольно кивнул и разлил по-новой.       Он говорил о своей бывшей жене, ушедшей к какому-то дрыщу, вроде меня. Я сначала напрягся, вдруг решит вымести злость, но он похлопал меня по коленке и успокоил, что мол не считает меня таким же ублюдком, как того мудака. Рассказывал о своей работе дальнобоем и прелестях такого ремесла. Хвастался, что знает почти все пабы и хостелы страны, а так же их персонал. Приобнимал меня за плечи, убеждая съездить с ним хоть раз в путешествие и посмотреть, как живет простой люд. Я молчал. Слушал, пил и молчал.       Джон рассуждал о шансах Нэшнлс в сезоне, грозился начать болеть за неродную команду, если они не исправятся, тряся меня за руку. Делился, что сам из Вашингтона, прям из самого центра, и улыбался очень довольно, растрепав мне волосы.       — Пойдем подышим воздухом, — предложил Джон, с трудом вылезая из-за бара и со стула.       Мне было все равно. Его треп заглушал мысли, я уже достаточно напился, чтобы потерять ко всему интерес, но не до такой степени, чтобы переживания ушли совсем.       Пошатываясь, слез вслед за боровом и неровной походкой пошел за ним на выход. Пару раз спотыкался о чьи-то ноги, налетал на стулья и извинялся явно невнятно, но все же.       Порыв свежего воздуха перехватил дыхание, чуточку отрезвляя. Остановившись около входа, я старался прояснить ум, но Джон не дал мне этого сделать. Он схватил меня за руку, выше локтя, и куда-то потащил в сторону от толпы. Я не сопротивлялся, главное оставаться на улице, а где именно, дело десятое.       С трудом удавалось держать связь с реальностью. Здания вокруг шатались, земля так и норовила забраться на черное небо, а люди вокруг слишком толпились. Когда боров буквально затолкал меня за угол паба, я ощутил радость. Тишина, никто не давит, свобода…       Я глубже вздохнул воздух. Пахло если честно не очень – протухшим мясом и яйцами, мочой и сладковатым душком, как от перепрелой капусты. Но это все же лучше сигарет и перегара. Здесь хотя бы свежо.       Оперившись на железный ящик, это, наверное, мусорный бак, я расслабился совсем. Перекинув весь вес тела на эту конструкция, запрокинул голову и разочарованно посмотрел наверх. Сегодня звезд не было. Жаль, они бы украсили этот паршивый день.       Я почувствовал давление и постарался опустить тяжелую голову, держа её прямо. Тяжело. Она все норовила оторваться и вела себя как болванчик на приборной панели машины. С трудом зафиксировавшись, я еле собрал глаза в кучу. Все плыло и бегало.       Меня прижимал боров. Он придавил своим немаленьким пузом мое пьяное тельце к баку. И смотрел странно. Улыбался, ежесекундно облизывал губы, потел. Весь лоб и щеки блестели при свете фонарей, вроде и под носом тоже. С усилием смог сфокусировать взгляд на его глазах. Они бегали, от меня и в бок, кажется, мы оттуда пришли?       — Что… — я старался задать вопрос, но язык не слушался, и было достаточно тяжело словами передать свои мысли-образы.       — Тише, красавчик, — голос Джона был тяжелым, он явно задыхался. — Ты же за этим пришел, — я почувствовал прикосновения. Грубые, широкие, хаотичные. — Я знаю, вас пидоров за версту видно.       Я старался понять, что происходит. Он собрался меня бить? Или нет? Зачем прижимает? И походу лапает? Пьяный мозг не мог правильно работать и тормозил по-страшному.       Джон тем временем, залез под пуловер, вытерев перед этим об него пот с ладоней. Его холодные, липкие, в буквальном смысле, руки прошлись по моему животу. У меня перехватило дыхание от ледяных прикосновений.       — Ооо, нравится, — хрипло засмеялся боров, наклоняясь чуть вперед и втягивая шумно воздух носом.       Я не знал, что мне делать. Холод ночи, воздух и ситуация постепенно отрезвляли меня, но мысли плыли ещё достаточно вяло. Почему-то вспомнился разговор с Беллой.       «Мерзко…»       И правда мерзко… липкие пальцы, больно щупавшие кожу, пытающиеся оказаться одновременно везде… ужасно…       Но это же то, что я хотел… то, что заслужил…       Разве не об этом мечтал ночами? В душе? Вот он, мужчина, который хочет меня…       Он не стесняясь лапает, дышит тяжело и… бедром чувствую его желание…       Мерзко…       — Молодец, люблю податливых, — хрипит Джон, ещё плотнее прижимаясь и выбивая из меня воздух. — Нравится, — довольно урчит боров, а я задыхаюсь от его тяжести.       Сзади больно впивается крышка бака. Запах пота мужика и отходов смешивается, вызывая тошноту.       Чувствую, как липкие толстые пальцы достигают тазовых косточек и упираются в пояс джинс. Я застываю.       «Это то, чего ты хотел. Секс между мужчинами и не должен быть приятным. У геев не так, как у натуралов. Это то, что ты заслуживаешь. Не важно хочешь ли ты, любишь ли ты, получай удовольствие. Какая разница какой он – он ведь в первую очередь мужчина»       Тяжелое дыхание над ухом. Липкие холодные пальцы почти на бедрах. Тяжелая туша сверху. Так себя чувствую женщины, когда выходят не за любимого? Или они всегда так себя чувствуют?       Отвращение нарастало. Страх усиливался. Алкоголь почти покинул тело.       — А где самая интересная часть, — хрипел боров, перемещая правую руку с пояса джинс на ширинку. Он грубо сжал ладонь, и меня прошибло током.       Больно. Неприятно. Не хочу!       Я оттолкнул его. Уперся висящими до этого плетьми руками в плечи-оползни и со всей силы надавил. Сил оказалось мало. Я ещё был пьян.       — Не сопротивляйся, пидор, — грубо сказал он, сурово сведя брови. — Ты из таких, я вижу. Доставь мне удовольствие и вали.       — Нет, — хрипло прорычал я, с новой силой упираясь на этот раз в грудь.       Он цокает, и левой рукой, не убирая правую с моей ширинки, сбивает мои руки. Я почти падаю на него, потеряв опору.       Ненавижу.       — Не хотел портить личико. Но видимо придется, — почти огорченно говорит он, но прежде чем успевает что-то сделать, я поддаюсь вперед.       Со всей имеющейся у меня силой бью этого урода в нос лбом. Попадаю. Слышу стон и мат. Он ещё не отступает, но уже отпустил мой член.       Черт, это больно. Лоб саднит и пульсирует, надеюсь ему хуже, чем мне.       Вспоминаю бой. Оказывается парням тоже нужна самооборона от насильников… он ведь насильник?       Отбрасываю ненужные мысли, разберусь потом… сгибаю колено резко и попадаю по яйцам борова. Стон переходит в писк и, наконец, тело отходит, выпуская меня из плена.       Контрольный с локтя по голове, в висок. Падает. Подхожу, смотрю сверху. Стараюсь не попасть в зону его досягаемости. Ещё шатает. Плохо ориентируюсь.       Вроде живой, стонет. Кровь на лице. Пора валить. Очнется, и мне ничего не поможет. Ярость таких боровов сильнее обучения. Тем более, я всё ещё пьян.       Стараюсь двигаться быстрее. Бег сейчас не моя стихия. Виляя, выбираюсь из закоулка, в который меня затащили, оглядываюсь. Нужно уезжать.       Вижу свой «Вольво». Черт, не хотелось бы садиться пьяным за руль, но видимо выбора нет. Стараюсь не думать. Все потом.       Шатаясь прохожу народ, толпящийся у входа в паб. Кашляю, когда кто-то умный пускает мне дым в лицо. Урод. Адреналин ещё гуляет по организму, поэтому мыслю я более ясно, да и вижу четко. Но координация желает лучшего.       Подхожу к своей малышке, шарю по карманам. Черт, где ключи...       Рядом визг шин. Морщусь, от громкости звука. Толпа у паба одобрительно и восхищенно гудит. Поворачиваюсь. Красный BMW седан**. Знакомый…       Из машины выходит блондинка, рывком хлопает дверью и поворачивается ко мне.       Розали!       — Эдвард! — её голос злой, а лицо искажено гневом. Секунду, щурясь, осматривает меня — В машину!       Я подчиняюсь.       Розали… Она говорила, что всегда будет рядом… Она – семья…       Я сажусь в салон одновременно с сестрой. Блондинка заводит мотор и срывается с места, не собираясь даже пытаться вести автомобиль более плавно.       Она ничего не говорит, лишь сжимает руль до побелевших костяшек и скрипит зубами. Машина едет мягко, укачивает.       — Как ты меня нашла? — теплый салон, близкий человек рядом и безопасность действуют успокаивающе. Я расслабляюсь и почти растекаюсь по кожаному сидению.       — GPS***, — холодно ответила она.       Её голос отрезвил меня. Напомнил о случившимся. Тошнота подступила к горлу. Меня затрясло.       — Останови, — еле вымолвил я.       — Что? — переспросила сестра.       — Останови, блять! — почти закричал я, сдерживая рвотные позывы.       Паника и страх накрывали с головой. Я знал – меня сейчас вырвет.       Машина остановилась через секунду. Мы уже были за городом, на шоссе, по дороге домой. Отлично, хоть не опозорюсь перед камерами видеонаблюдения.       Вывалившись, сбежал с асфальта, вниз, к кромке леса. Ухватившись за дерево, согнулся пополам и перестал себя сдерживать. Виски, вылаканный на пустой желудок хлестал как водопад. С каждым рыгом становилось только хуже.       Не представляю насколько омерзительно выгляжу со сторону. Розали наверное уже жалеет, что приехала за мной.       Алкоголь закончился. Ужасное послевкусие во рту, жесть. Уже нечем блевать.       «Не сопротивляйся, пидор…»       И вновь рвота. Я не мог ничего вытолкнуть из своего желудка, кроме желчи… но организму и этого хватало… чтобы высказать свое отношение к ситуации.       Меня чуть не изнасиловали… или нет? Может я сам Этого хотел? Подал какой-то сигнал?       Я пытался выплюнуть кишечник, рыгая в никуда…       — Эй, эй, хватит, — обеспокоенно сказала Роуз, и я почувствовал её руку на своей спине.       Ей не противно?       Я разогнулся, прекратив пытку желудка, не хочу, чтобы она видела этот позор ближе.       — Норм, — просипел я, отодвигаясь от сестры. От меня наверняка ужасно воняет.       — Что случилось? — в свете фар её лицо было темным и нечитаемым, но в голосе слышалась заботы.       — Ничего, — покачал я головой.       Что я должен сказать?       — Ты плачешь, — тихо указала Роуз, проводя холодными пальцами по моей щеке.       Это прикосновение, наполненное нежностью, напомнило другое… ужасно и липкое… похотливое, жадное лапание…       Я не выдержал. Сначала у меня вырвался всхлип. Зажмурившись, постарался сдержать жгущие глаза слезы. Но мягкие руки, знакомые и маленькие, в отличии от тех жирных лапищ, легли на мои плечи, притягивая, и я отпустил себя…       Пусть она потом будет меня презирать, но я больше не могу быть сильным…       Сухие рыдания покидали мою грудь, и я безвольно положил голову на плечо сестре. Шмыгая носом, плакал. Так, как ревел лишь после смерти мамы Лизи, на её похоронах. С душой, выплескивая весь ужас, который пережил за этот вечер.       — Что случилось, Эдди? — тихонько спросила Розали, гладя меня по голове.       Я должен смолчать. Не стоит ей знать. Не нужно показывать себя ещё более никчемным человеком, чем она уже успела меня видеть.       — Расскажи мне, — попросила она. — Я всегда буду рядом, пойму, — напомнила блондинка.       — Она, — я начал говорить первее, чем понял, что делаю. — Она сказала – я ужасен. Она не хочет дружить. Я устал быть один, хотел кого-то близкого… но она… она назвала меня мерзким… Я напился. Захотел напиться, как делают в дешевых сериалах и фильмах. Надраться, — я сделал судорожный вздох. — А потом он подсел… Пил, разговаривал. А после увел…       Сцены у бака вновь всплыли перед глазами. Пусто желудок скрутило и дрожь ужаса и липкого отвращения прошлась по всему телу.       — Может так и должно быть? Только так и бывает у нас, — я горько усмехнулся, — у педиков.       Мой мозг включился. Я замер, застыл в её руках. Она продолжала гладить мои волосы, словно ничего не произошло. Словно я только что случайно не проболтался о… словно я только что не признался в собственной омерзительной натуре...       Отстранившись от Розали, я с ожидающей паникой посмотрел на неё. Хейл выглядела спокойной. Она не была удивлена или огорчена, презрение не читалось ни в единой черте лица.       — Я знаю, что ты гей, Эдди, — уверенно произнесла она, наклонившись ко мне. — Ещё с тех времен, как ты заглядывался на Бенджемина, а после на мистера Демитрия, учителя литературы. Я видела, как ты смотришь, слышала, что ты говоришь и... Я нечаянно нашла историю твоего браузера несколько лет назад. И мне все равно. Гей, лесбиянка, хоть единорог – все мы в первую очередь люди. И ориентация не влияет на характер или личность.       Слезы вновь заструились по щекам. Слезы облегчения. Я отпустил ситуацию и вывалил на неё всё.       — Я рассказал ей… Белле. Думал, она поймет! Потерять почти друга не так страшно как семью, — пояснил я свой выбор, чтобы не ранить сестру. Она столько сделала для меня. — Но она…       — Не поняла, — кивнула Розали. — Я говорила, она не лучший человек.       — Не-а, — усмехнувшись, сквозь слезы, покачал я головой. — Не говорила.       — Думала значит, — как ни в чем не бывало, поправилась она. — Что она тебе такого сказала?       — Что я никогда не полюблю и не заведу семью. Что я мерзкий и противный. Что я обманывал её. Что я противоестественен.       — Не самое худшее, некоторые гомофобы высказываются и похуже.       — Да, — согласился я. — Но… Но она мой друг. Я верил, Белла хорошая и добрая… Понимающая... — я усмехнулся. — А по факту меня поддерживает и успокаивает самая стервозная дамочка, которую я знаю.       — И если кому-то расскажешь, я тебя кастрирую, — ткнула она в меня пальцем.       — Учту, — понятливо заверил я. — Но может она права? Я ведь поступил с ней неправильно... Она... она влюбилась!       — Ты не виноват. Мы не можем контролировать чувства других людей. Да что других, свои-то не всегда получается, — уверенно сказала сестра. — А что за мужик? Что он сделал тебе? — нахмурилась Роуз, вглядываясь в мое лицо.       Я чувствовал, как вновь застыл. Думаю, даже побледнел.       — Он… Он зажал меня у баков с мусором… Он… лапал меня, — с трудом выговорил я. — Говорил, что сразу понял, кто я… Что только это нам и надо… А вдруг он прав? Ведь геев никто не признает! — я с отчаянием посмотрел на сестру. — Что, если большего я не заслуживаю? Только потного борова, зажимающего меня у мусорки? Это моя жизнь? Белла права?       — Нет! — воскликнула Роуз. — Он пытался тебя изнасиловать, принудить. Никак иначе! — она взяла мое лицо в свои ладони и заставила смотреть прямо в глаза. — Запомни – никто не смеет принуждать к чему-либо другого человека! Заставлять силой делать что-то, что он не хочет! Не важна раса, пол или ориентация – жертва никогда не виновата! Виноват насильник! Хочешь сказать, в моем случае виновата я? А не Р… Ройс?       — Нет! Что ты! — в ужас, запротестовал я. — Он, ни в коем случае не ты!       — Тут так же. Вспомни, — более мягко попросила она, — сколько историй всплывает с тех пор, как ЛГБТ стали принимать более терпимо? Сколько замечательных историй чистой любви, даже более прекрасных, чем у «нормальных», — она выделила это слово интонацией, — пар. Любить может каждый, это не влияние ориентации. И семья у тебя тоже может быть. ЭКО, суррогатное материнство, совместные дети с лесби-парой или женщиной, которая не хочет мужа и сидеть с детьми, но потомство ей необходимо. Всё возможно.       Она улыбнулась и поцеловала меня в лоб, заставив наклониться.       — Ты нормален. Ты не мерзкий и не противный. Ты достоин большего, чем потный мужик, принуждающий тебя к сексу в закоулке. Ты естественен. Ты человек, со всеми возможностями, правами и желаниями, которые есть у всех остальных. Ты встретишь свою любовь. Если захочешь, возьмешь его в супруги. У тебя впереди лучшее будущее, чем говорит какая-то необразованная девчонка, не знающая ничего о жизни и смотрящая на неё зашоренным взглядом.       Я смотрел на Розали и хотел ей верить. Ведь я слышал и читал о квир-парах, которые проживали целую жизнь вместе. Которые шли на обман и воспитывали детей вместе, скрывая от правительства свои отношения, но не от родных. Которые расписались только в шестьдесят, восемьдесят или девяносто и прожили в браке оставшиеся до смерти дни счастливыми. Многие из этих пар вместе с молодости, с самых ранних лет юности. Кто-то прожил в гражданских отношениях пятьдесят, сорок или вовсе семьдесят лет.       Такие пары есть, и усомниться в их любви, может только слепой.       — Спасибо, — прошептал я, уже не размазывая слезы.       Я чувствовал благодарность размером с планету. Розали Хейл самый необъяснимый человек, но самый честный. Так легко мне не дышалось уже давно.       — Не бойся ничего, я всегда буду рядом, — напомнила она мне, слегка улыбнулась и отступила. — Все, поехали домой, родители волнуются.       Она отошла на пару шагов. Я уже собирался двинуться следом, как блондинка затормозила и обернулась.       — Подумай о том, чтобы рассказать родителям, они поймут.       — В конце учебного года, — пообещал я.       Тогда у меня будет время, чтобы справиться с их реакцией, если та окажется негативной... Не все похожи на Роуз, многие, как Белла...       Главное помнить – я нормален. И я заслуживаю большего, чем насильника и грязь...