Мой грех

Я совершила тяжкий грех… Мне не отмыть его молитвой. Но не совершить я его не имела права. Так должно было произойти. Я убеждаю себя в этом. Так должно быть. Но в глубине души я понимаю, что никакого оправдания нет моему поступку. Поэтому я делаю все, чтобы мне не пришлось грешить ещё больше, ещё сильнее обрекать свою душу на Ад.

Когда я родилась, я была наречена святой, чистой, мне даровали имя Агнесса. Предполагалось, что моя жизнь пройдёт в достатке, счастье и чистоте. С самого детства мама водила меня в церковь, и каждое воскресенье мы часами молились за спасение душ наших родственников - членов мафиозной семьи Эстранео… Отца моего — дона и братьев — его наследников. У меня было три старших брата, младший из которых был старше меня на десять лет. Старшему уже стукнуло двадцать, мать родила его, когда ей исполнилось шестнадцать, уже в законном браке (там произошла какая-то история с конфузом… или любви вопреки всему, я не вдавалась в подробности). Роды очень пошатнули её здоровье, и второго ребёнка они решились зачать лишь через пять лет, потом были два выкидыша и, наконец, третий сын. На большее количество детей они и не надеялись, и я была чудом для них, я была святой. С самого детства я отличалась удивительной осознанностью и пониманием всего, что происходит вокруг меня. Я невероятно быстро училась новому и ещё быстрее умудрялась использовать эти знания, моя память была почти фотографической, а интеллект уже на среднем для взрослого уровне. "Гений!" — говорили все, но для меня это было лишь словом. Я стремилась разобраться во всем, что меня окружает, и это сыграло со мной злую шутку. Я согрешила, погубив всех… Но по-иному быть не может, я это знала. Либо погибли бы все, либо только часть. Из двух зол я выбрала меньшее, выбрала сохранить хоть что-то. Но это не смягчает всю тяжесть моего поступка. И я, теперь грешница, никогда уже не ступлю на святую землю. Так, я буду нести свой крест, чтобы искупить эту вину. — Дон… — Том произнёс это неуверенно… Ведь разве можно назвать доном десятилетнюю девочку, разве может быть дон у обезобразившей саму суть жизни семьи? Да и можно ли назвать семьёй те крохи, что остались? Ответ очевиден. — Том, прошу, не зови меня доном… — спокойно произношу я. — Нам не нужны проблемы до тех пор, пока мы твёрдо не встанем на ноги… Дон Вонгола и так оказал нам огромную помощь и милость, позволив сбежать сюда. Мы не можем его подвести… Больше нет семьи Эстранео… Есть Вонгола. По крайней мере, пока мы самостоятельно не встанем на ноги. — Я понимаю, но, несмотря на это, теперь вы наш дон, — спокойно сказал парень. Он был консильери* моего отца, но, в том числе, одним из первых, кто встал на мою сторону. — Несмотря на то, что я совершила? — отстранённо спросила я у парня, входя в наш новый дом. — Вы поступили верно, — уверенно сказал парень. — Вы облегчили удар, что пришелся из-за алчности Мартина, до того минимума, который возможен при такой ситуации. — Но тем не менее, я погубила намного больше, чем может простить даже Господь… — он не ответил. Он не обязан отвечать. Мне тоже не хочется сейчас ничего говорить. Мы просто начнём нашу новую жизнь в тишине. Вдали от солнечной Сицилии, тёплой Италии… В Японии, маленьком городке Намимори… Мы, и ещё пара семей, что остались от великой, но жестокой семьи Эстранео. Семьи, где я была старшей и единственной дочерью дона… Семьи, что я погубила собственными руками…