Bus stop

      — Серьёзно? — на усмешке вопрошает Ларссон, расставив ладони в стороны, дабы сохранить равновесие, когда шагал по бордюру, что граничил от тротуара с проезжей частью, — Ты оказываешь что-то вроде помощи ребятам с личностными проблемами или это был акт милосердия? По твоим рассказам этот парень та ещё заноза в заднице.       В вечернее время благо машин было не так уж много, но Томас всё равно старался следить за тем, чтобы этот юноша ненароком не оступился. Пусть и едва ли силился не отвести взгляд в сторону, когда Торд сосредоточенно прикусил нижнюю губу, шагая точно по канату, со всей своей наигранной грацией.       Том сам не понял, как их недавние разговоры перешли к тому, что он невольно рассказал об Эдуардо. Вероятно, компания Ларссона излишне располагала к себе, чтобы обращать внимание на правильность тех или иных слов и действий, неосознанно вынуждая открыться и довериться. Хотя на душе всё равно оседает лёгкое чувство вины за то, что эту информацию он так или иначе предпочёл скрыть от собственных друзей, когда как Торду вывалил всё как на духу.       Том задумчиво жмёт плечами, между тем держа в своих ладонях пару бутылок пива, одно из коих аккуратно пригубил. Всё же, каким бы уверенным Торд не был в своих действиях, но ступать вместе с бутылкой по бордюру не решился, потому теперь та покоилась в другой ладони Риджуэлла.       — Он выглядел потерянным.. Да и, думаю, я могу его понять, — Том встречается с чужим недоумённым взглядом, и невольно вскидывает брови, несколько раз проанализировав собственные слова; может он сказал что-то не то?       Но Торд тут же расплывается в ухмылке, приподняв уголок губ, мягко проворковав,       — Неужели, проблемы с девушкой, Том? — Риджуэлл краснеет моментально, чем вызывает у юноши лишь смех, — Ох, кажется я попал в точку.       Томас хмуро вновь льнёт к горлышку бутылки, отведя взгляд в сторону. Конечно, он всё ещё был осторожен в вещах, что хоть немного касаются его ориентации, дабы избежать нежелательных вопросов, но теперь в голове крутится единственный вопрос: неужели не было очевидно, что к девушкам он равнодушен? И почему за то, что Торд так и не понял, он чувствует себя удручённо? Боже..       — Хей? — Торд усмехнулся, взмахнув ладонью, — Успокойся, можешь спокойно говорить о своих проблемах..       Кажется Ларссон хотел было сказать ещё хоть что-нибудь, но непроизвольно прервался, едва ли не пошатнувшись. Томас довольно быстро реагирует, едва ли сумев сориентироваться с бутылками в руках, аккуратно приобняв юношу, тем самым прижав к себе. Рука была занята, возможно, он бы и воздержался от подобного рода неоднозначных жестов, но Торд и сам, опасаясь соприкосновения лица с асфальтом, прижался к нему, неловко смеясь,       — Ладно, я тот ещё растяпа, и, боже, твоя толстовка.. — Торд спешно придержал чужое запястье.       Хах, сманеврировать получилось, да вот только пиво подвело неплохо, Том даже не заметил, что в процессе подобного грандиозного спасения, наклонил горлышко так, что содержимое бутылки щедро попало на подол излюбленной кофты. Риджуэлл недовольно хухлится,       — Блять, — это, пожалуй, единственное на что его хватило; алкоголь разморил, но не позволил до конца отвлечься от собственных мыслей, но Торд смеётся и это всё же вынуждает его неловко улыбнуться в ответ.       Юноша не спешил отстраняться от него, пусть он и расслабил ладонь и, боги, будь бы он чуть трезвее, он бы смутился до нечленораздельных бормотаний, но сейчас лишь тихо оглядывает то, как задумчиво Ларссон ощупывает подол его толстовки, будто оценивая сего рода «ущерб».       — Что там? — Том тихо рассмеялся, кажется с чужой реакции.       — Извини, из-за меня твоя толстовка.. — Торд, всё же отстраняется, — Я такой растяпа, чёрт возьми..       Недолго думая, юноша аккуратно снимает с себя уже собственную кофту, с толикой шутливой решимости, оглядывая вещицу в своих ладонях. С виду, они с Томасом мало отличались друг от друга по телосложению, разве что Торд был незначительно выше. Да вот только Том явно не сразу понимает чужие намерения, непонятливо сведя брови к переносице.       — Раздевайся, — Ларссон невольно рассмеялся, но в оконцове лишь глубоко вздохнул, на расслабленной улыбке пояснив, — ты неплохой парень, Том, да и надеюсь, что наше общение продолжится и дальше..       Чужие размышления вводят его в больший ступор, но едва было хотев сообразить какое-то связное предложение, парень лишь продолжил,       — Давай-ка махнёмся, что скажешь?       Томас неловко опускает взгляд на подол толстовки, неуверенно протянув,       — Но она ведь испачкалась, ты уверен?..       — Как никогда ранее, будет о чём вспомнить, старик, — без задней мысли уверяет Ларссон, шутливо подмигнув.       Том секундно поджимает губы, но, всё же, улыбается, аккуратно передав Торду бутылки, дабы стянуть с себя толстовку. Щёки горят. Это было непримечательным действием, они с друзьями нередко занимались подобным, оставляя эдакие памятные вещи друг другу. Но здесь всё было немного по-иному; разум был на легке, а сердце сжималось и заходилось приятным трепетом так, что думать о чём-то удручающем попросту не хотелось, а когда спустя мгновения чужая толстовка приятно грела и вынуждала его щёки гореть от смущения и приятного запаха чужого одеколона, в мыслях волнительным гонениям места уже не было, лишь всеудовлетворяющая лёгкость и приятное тепло, когда Торд, несмотря на влажный подол, бодро надел толстовку на себя. И Томас не сдерживает смех, как и сам Ларссон, слегка прижавшись к своему спутнику, соприкасаясь плечами, ненавязчиво восстанавливая дыхание,       — Со стороны мы..       — Выглядим как клоуны? — на ухмылке вскидывает бровь Том, но Торд лишь умиротворённо вздыхает, не прикладывая ни единой доли усилий, чтобы отвести взгляд в сторону.       — Да, — многозначительно соглашается юноша, до неясного ему самому забвенно оглядывая юношу перед собой, — самый настоящий цирк..       Тишина, наступившая в оконцове этого бессвязного диалога кажется как никогда ранее комфортной. Тем не менее, вот так молчаливо оглядывая друг друга, Торд позволяет себе тихую усмешку, протянув также тихо,       — Мы уже почти пришли, — он кивает в сторону чужого дома, аккуратно потянувшись ладонью к пепельным прядкам волос Риджуэлла, вынуждая последнего умиротворённо вздохнуть, но едва заметно приластиться,       — Я бы мог проводить тебя..       — Думаю, на сегодня с тебя хватит, выглядишь уставшим.       — Мне просто спокойно, — без задней мысли бормочет юноша, тихо усмехнувшись.       Они уже дошли до вымощенной камнем тропе к ступенькам на порог чужого дома, и наступил момент прощаться, да вот только они неловко стоят перед друг другом, явно не зная, как будет наиболее приемлемо завершить этот вечер. И в тот же момент Томас явно не знал, как вложить в эти объятия меньшую толику своей гейской симпатии, но большую степень тоски от того, что этот день подходит к концу и они вынуждены разойтись. В амплуа тихо жужжащей лампы фонарного столба, свежей прохлады вечернего ветра и рокотливого двигателя проехавшей неподалёку машины, первым решается действовать Торд, аккуратно потянув ладони к юноше, бережно, пусть и пресловуто по-дружески, приобняв парня одной ладонью за шею, тихо рассмеявшись. Тому же совсем не до смеха, когда он ткнётся носом в чужое плечо, позволив себе этот момент слабости, аккуратно протянув руки в ответ, обнимая юношу обеими ладонями, прижимая к себе немного сильнее. Чуть ближе дозволенного. Ближе к заходящемуся под рёбрами трепетом сердцу.       Ларссон замолкает, но не в силах опустить уголки губ, ненавязчиво переминаясь с ноги на ногу, слегка покачиваясь с юношей в этих объятиях, между тем ероша прядки волос на чужом загривке так, что становится чуть щекотно,       — Спишемся сегодня? — Торд вопрошает тихо, будто в нежелании тревожить, а Том же аккуратно отстраняется, и норвежец даже от части испытывает толику вины за свой вопрос, когда видит, как сонливо Томас утирает собственные глаза запястьем, — Если не уснёшь конечно..       — Дождусь, когда ты будешь дома..       — Отлично.. — Торд секундно опускает взгляд, аккуратно похлопав его по предплечью, мягко улыбнувшись, — Спасибо за прогулку, не стой, беги домой, замёрзнешь ещё..       Том кивает, оглянув то, как Торд какое-то время шагает спиной вперёд, но после же махает ему ладошкой. И Томас отвечает, уже чувствуя, как скучает, шагая домой, открывая дверь и проходя внутрь.       Хлопок двери и тишина вновь неприятно давит, но в сравнении с подступающей эйфорией, наряду со смущением — это ничто. Он укладывает ладонь на грудь, прижавшись к двери спиной, сжав меж пальцев ткань чужой толстовки, но после же жмурится. Вероятно, в глазах Торда это действительно выглядело странно. И не думать об этом не получается. Томас неловко отставляет бутылку на тумбу, грузно опустив плечи, глубоко выдохнув. Он ступает по лестнице наверх, в собственную комнату, а после же буквально валится на постель, уткнувшись лицом в подушку, не сдержав поток разнообразных матов, красноречивость коих хоть с горем пополам приглушала подушка.       Щёки горят от осознания сколько всего произошло за этот день и он искренне хотел бы поделиться с кем-нибудь из ребят этими мыслями и переживаниями, но время уже позднее, да и навряд ли его сбивчивым эмоциональные рассказы на сон грядущий понравятся Эдварду, что каждую пятницу проводил время с родными. Мэттью же в делах любовных был куда более проще и прямолинейнее, и вероятно Томасу бы вновь зачитали лекцию о том, что нельзя упускать свой шанс, пуская такие важные вещи на самотёк. Если человек был симпатичен Харгривзу, он говорил об этом без задней мысли, не теряя при этом чувства такта и не перебарщивая с «напором». По мнению этого юноши жизнь была куда более непредсказуема, чтобы тратить очередной день на сожаления о том, что не успел сказать ввиду нерешительности и страха. Мэтт был мягким, но моментами до забавного взбалмошным — стоило загореться новой идеей, и он тут как тут, чтобы поддержать. Для него не было зазорным прибегнуть к чему-то, что многие сочли бы «не мужественным», просто потому что ему это нравится. Его мягкость заканчивалась тогда, когда ему ставили рамки и пытались ограничивать в своём выборе.       Завидовал ли Том? Хах, да.. Он не будет скрывать своей зависти, пусть и искренне радовался за друга. Он не боялся самовыражаться, и это было здорово, пусть и неоднократно сам Риджуэлл слышал, как компания Эдуардо могла отпустить пару лестных комментариев. А Харгривз лишь расправлял плечи, гордо хмыкая, улыбаясь так нахально, насколько был способен, непоколебимо реагируя на каждое слово в свой адрес.. Разве это не здорово?..       Том переворачивается набок, аккуратно привстав, стягивая с себя толстовку, в нежелании таскать вещицу без видимой на то необходимости и невольно задерживает взгляд на оной, поджав губы. Сегодняшний день был таким насыщенным, но Томас был всецело доволен. Да, это не шумные тусовки на какой-то вечеринке или экстремальные прогулки по ветхим, заброшенным зданиям. Но это была прогулка с Тордом. Разве этого не было достаточно, для того, чтобы чувствовать себя до приятного легко?       Он мнётся с какое-то время, будто стены этой комнаты способны осудить его за то, что он собирается сделать, но Томас шумно выдыхает, а после и вовсе аккуратно прижимает ворот чужой кофты к носу, вдыхая запах чужого одеколона полной грудью. Он прикрывает глаза и сводит брови «домиком». Ему стыдно и совестно за это. Настолько, насколько никогда в жизни не было стыдно. И, как полный гормонов тинейджер, он позволяет себе поддаться этим чувствам, гулко сглатывая. Ниже уже приятно тянет, а от собственных представлений и вовсе стягивает тугим узлом. Ладонь юноши тянется к подолу футболки, забираясь под неё, оглаживая фалангами пальцев собственный торс, мягко поднимаясь к груди, ненавязчиво очерчивая подушечками пальцев один из сосков,       — Чёрт.. — шепчет Риджуэлл, позволив себе разгорячённый выдох, слабо разводя бёдра в стороны.       Он прижимает чужую толстовку значительно ближе к себе, без стеснения тихо всхлипнув от желания ощутить тяжесть чужого тела сверху. Тепло и чужое дыхание на собственных губах.. И руки.. Мать его, он хотел бы, чтобы это были руки Торда, как бы сейчас не преобладал стыд за собственное распутство, которое хочется оправдать приятной лёгкостью от алкоголя. Да вот только он отдаёт отчёт в своих действиях, ровным счётом как и в своих желаниях.       Он сам не замечает, как вновь сжимает бёдра вместе, и прячет лицо в вороте толстовки, обнимая оную, между тем, как бессильно ластится носом к мягкой ткани. Том так запутался.. И даже сейчас собственные мысли и переживания не дают ему возможности расслабиться в полной мере. В постели одиноко. Местами даже холодно. В доме стоит тишина, навязчивая и раздражающая тем, насколько она вездесущая на протяжении всей его чёртовой жизни. И вероятно эти минуты столь жалкой мастурбации могут хоть немного даровать ему удовлетворение. Физическое, нежели моральное. Единственное, что он сможет позволить себе со своими страхами.       Риджуэлл тоскливо приоткрывает глаза, оглядывая ткань в своих ладонях, боязливо сглотнув, прежде, чем пройтись расправленной ладонью от груди–вниз, вплоть до торса, скрывая пятерню под резинкой джинс и нижнего белья. Он достаточно твёрдый, чтобы от напряжения рвано выдохнуть, когда он обхватывает ствол, тихо застонав от желанного приятного тянущего чувства ниже. Сжимая себя у самого основания, он прикрывает глаза, гулко сглатывая, непроизвольно разомкнув губы, но позволяет себе завершить этот день именно так. Позволяя себе постанывать так, как никогда до этого открыто, в рваных выдохах нашёптывая имя юноши, коему внимал так, как никогда ранее не внимал Богу.       И, вероятно, позже ему будет стыдно за это, но сейчас прохлада ввиду приоткрытого окна, приятно кутала разгорячённое тело, позволяя забыться.