***
С тех пор прошло два дня. Аой прекратила обедать в туалете, избегая уборную, да и в принципе любое употребление пищи на территории школы, как некую опасность. Только иногда в медпункте яблоком перекусывала, вкус которого почему-то всегда был противным, гадким, как и её новое прозвище — «Туалетная Канзаки-чан». Между прочим, заимствовать название городской легенды, которая ведает об уродливом призраке Ханако, что обитает в одной из кабинок женского школьного туалета и разговаривает отвратительным голоском, девушке кажется не оригинальным. Даже ни капли не смешным, но зато звучало, наверное, получше, чем «Бесхребетная неудачница». Кстати, что касается новоиспечённого друга Канзаки, то в медпункт он заходить перестал. Аой замечала его украдкой с Танджиро в коридорах, но ничего интересного не происходило — они даже не здоровались. То есть, если Камадо во всю махал ей рукой, то Хашибира делал вид, что её не знает. Аой бьёт себя по лбу. В медпункте, где она сидит, царит мертвая тишина, которая мало-помалу начинает напрягать, а затем и вовсе откровенно раздражать. Для Канзаки чувствовать одиночество здесь абсолютно непривычно. Поэтому она поначалу списывает своё состояние на банальную усталость и стресс последних дней. Но приторное желание снова и снова видеть его в медпункте никуда не исчезает, становится лишь сильнее и сильнее, отчего это уже выглядит как паранойя. Нет, Иноске явно сейчас должен расхаживать позади неё и трогать медикаменты без спроса, а потом умолять её поделиться своим запасом пластырей. И Аой оборачивается, хмуро глядя на пустую кушетку и неодобрительно вздыхает. Наверно, не стоило тогда говорить про то, что он ей докучает. — Аой, ты не могла бы отнести эти бумаги в учительскую? — Шинобу улыбается, когда на лице Канзаки замечает трепетное волнение. — Конечно, — девушка в спешке вскакивает с места, берёт из рук Кочо-сан папки и выходит из медпункта. Преодолев препятствие в виде лестницы, Аой на своём пути посчастливилось никого не встретить. Разгуливать во время большой перемены по школе Канзаки ненавидит так же сильно, как и обедать в столовой. Тут и до публичных унижений недалеко, а она и так сыта издевательствами по горло. Аой подходит к нужному кабинету, и на её лице появляется нескрываемое удивление — прямо у входа она сталкивается с Танджиро. — Привет, — Камадо пропускает её внутрь, подозрительно шагая следом, хотя ещё секунду назад вроде как собирался покидать учительскую. Поздоровавшись в ответ, девушка отдаёт бумаги учителям. — А я тебя как раз-таки искал, — Танджиро не отходит ни на шаг. — Ты сейчас помогаешь Кочо-сан? — Уже вроде как закончила. А что такое? — Это достаточно неловко говорить, но я... потерял Иноске, — от имени Хашибиры у сенсея, сидящего рядом, глаза лезут на лоб. — Прошу, помоги мне его найти. — Каким образом это произошло? — Канзаки не понимает: чтобы его-то, кабана, потерять? — Мы договорились пойти вместе в столовую, а он испарился. Я решил, что Иноске в очередной раз в учительскую отчитать вызвали, но, как ты могла заметить, его здесь нет. Девушка пристально косится на Танджиро, расставляет руки в бока. А вдруг Хашибира сейчас у Шинобу? Наверно, пошёл туда именно в тот момент, когда она оттуда вышла. Поэтому Кочо-сан и не спрашивает, почему он больше к ним не заходит! Подбирает удачные моменты, когда помощницы в медпункте не оказывается, и сидит там, испытывая терпение уже вовсе не хмурой Аой, а доброй Шинобу. Камадо непонимающе смотрит на её внезапно изменившееся лицо, а Канзаки демонстративно отбрасывает от себя эти глупые мысли. — Я в деле. И это становится чертовски на неё не похоже.***
— Куда же он мог запропаститься? — Камадо выходит из их класса, отчаянно смотрит на Аой. Кажись, они обошли уже всю школу, а Иноске будто бы и след простыл. Даже по второму кругу пошли, наведались и в медпункт, и на задний дворик, и на школьную крышу, а Хашибиры всё нет и нет. Канзаки в смятении оглядывается по сторонам: то, как на неё с Танджиро поглядывали некоторые ученики, вовсе не веяло благосклонностью. До слуха эхом доносились оскорбления, но поскольку Камадо был чересчур увлечен поисками своего друга и ничего не слышал, Аой тоже старалась не реагировать. А ещё Танджиро не видел, как Канзаки судорожно съеживалась — ей вновь становилось страшно. Синяки под пластырями начинали ныть, и девушка невольно подумывала уйти со школы пораньше. Уже два дня ей позволяют прятаться у Шинобу и отходить от взбучки в уборной. Слишком много. Слишком на них не похоже. Они спускаются на этаж ниже, где Камадо делает попытку пошутить: предлагает проверить мужской туалет. — Ч-что?! С ума сошел, дурак? Я не пойду туда! — девушка в миг превращается в спелый помидор. Но Аой, вообще-то, сейчас совсем не смешно. Она и так всё это время чуть ли не подвиг совершала, шатаясь с Танджиро именно по тем местам, которые она всячески старалась обходить. Крыша, где холодный ветерок пробирался под кожу, лишний раз напомнила ей об острых, словно шипы, ударах в ребра. Тогда её впервые и захотели жестоко проучить, повалив на пол и, как мячик, пиная ногами об стену. И надо же, как совпало, Хашибира, оказывается, любит там поспать. Просто фантастика. Танджиро на её-то реакцию всё равно смеётся, а Канзаки лишь глаза к потолку закатывает, при этом не совершая попытки в чем-то его обвинить. Попытка не пытка, но разрядить унылую обстановку у него получилось. Они молча приходят к глупому решению гулять по коридорам разных этажей: вдруг Иноске где-то да объявится? И, не поверите, это увенчивается успехом. Оказавшись у дверей в столовую, Камадо мистическим образом замечает в толпе темную макушку своего друга. Аой даже не успевает крикнуть «Постой!», как Танджиро уже оказывается внутри помещения. Канзаки думается, что он над ней издевается. Ей вновь не предоставили выбора: не убегать же ей трусливо? И она, под натиском не самых приятных воспоминаний, неуверенно преодолевает порог. О своих действиях девушка начинает жалеть прямо сейчас. Аой чувствует себя маленькой мышкой среди стада слонов, когда внезапно понимает, что она, черт тебя подери, упустила Камадо из виду. Она не хочет устремлять взгляд в пол — там, будто бы кадр из фильма, ей мерещится разбитая тарелка со спагетти, в которую когда-то она благополучно приземлилась лицом. Канзаки трясёт головой, сжимает руки в кулаки и внезапно получает сильный толчок в бок. — Чего ты здесь встала, Туалетная Канзаки? — у одноклассницы в руках — поднос с апельсиновым соком и одним-единственным салатом, и фирменная, язвительная улыбка на лице. — Или тебе того купания в сортире не хватило? Может, хочешь продолжения? Старшеклассники оборачиваются на её голос, образуют круг, где две девушки становятся центром всеобщего внимания, и начинают громко перешёптываться. Аой крутится во все стороны, но в лицах заинтригованных очередной стычкой учеников не замечает ни Иноске, ни Танджиро. Только хихикающих девок, тех самых сообщниц, что коллективно помогали обидчице макать Канзаки в унитаз. А одноклассница тем временем решает воспользоваться этим моментом и, замахиваясь одной рукой, подходит к Аой. — Я проучу тебя раз и навсегда, чтобы больше ты... — Никогда её не касалась. Канзаки обескуражена: буквально из ниоткуда перед ней неожиданно появляется Хашибира, которому потребовалась всего одна секунда, чтобы перехватить запястье наглой девушки. Дико улыбаясь, он заслоняет спиной Аой. Отовсюду доносится удивленный шепот, все обсуждают прибывшего «эксгибициониста», на что Иноске лишь хмыкает довольно, сдавливая руку старшеклассницы ещё сильнее. А Канзаки не шевелится — ей кажется, что происходящее сейчас далеко от жестокой реальности. — Вкусный, наверно, салат? — Иноске берет в другую руку тарелку на подносе и впечатывает девушке в лицо. — А так будет ещё вкуснее. Хашибира поворачивается к Аой, хватает её за руку и, перед тем, как уйти из столовой, еще раз обращается к униженной старшекласснице и её подружкам: — И чтобы вас, идиоток, я рядом с Канзаки больше никогда не видел. А Аой держит горячую руку Хашибиры, не обращая внимание на возрастающее негодование позади. Оборачивается только разок, чтобы запечатлеть в памяти этот торжественный момент, где одноклассница начинает яростно вытирать соус с лица, заодно стирая весь макияж, отчего данная ситуация становится ещё более комичной. Взгляд задерживается на улыбающемся Танджиро, что тихо шепчет «Я их задержу» и показывает палец вверх. И, наконец, на самом Иноске. На довольном, невероятно взбудораженном Иноске, рядом с которым по венам течет адреналин. Он только что открылся для неё с новой стороны, и Аой приходит в еще большее замешательство. Какой же он, Иноске Хашибира, на самом деле? В голове неожиданно всплывают слова, когда-то сказанные ей Кочо-сан:Не затаивай свои проблемы. Порой требуется признать, что помощь необходима.
Они заходят в пустой класс, где Хашибира отпускает запястье Канзаки и идёт к открытому нараспашку окну. Аой переводит дыхание, смотрит ему в спину и не решается заговорить первой. — Хей, Мамзаки, тут такое дело... — длинные волосы парня развиваются на ветру, и он растерянно оборачивается к Аой. — Я тут, походу, вновь палец порезал. Вечно хмурая Канзаки уже и не помнит, когда она последний раз улыбалась. Но когда Иноске выпячивает большой палец, грустно на неё смотрит и просит дать ему очередной пластырь, Аой прекращает себя контролировать. Тихонечко-тихонечко, она подносит ладошку ко рту и издаёт смешок. А ещё улыбается. Искренне так, по-настоящему. Будто бы бабочке с оторванными крыльями дали второй шанс на жизнь. И Канзаки взлетает к вершинам и наконец-то дышит полной грудью. — Иноске, ты дурак! Девушка шарит по карманам юбки, достаёт оттуда пластыри, и, под непонимающим взглядом Хашибиры, клеит его на палец. А потом — ещё один на щёку. — Че за... — Иноске даже фразу не успевает закончить, как Канзаки внезапно поддаётся вперёд и оставляет поцелуй на щеке поверх пластыря. — Спасибо. И пускай впереди их ждут неловкие и долгие разборки в учительской, пускай она всё ещё та же «Туалетная Канзаки», а одноклассницы ненавидят её ещё больше.... Аой теперь не одна. Хашибира прикладывает ладонь к щеке, смотрит в её глаза и широко улыбается. Теперь у неё официально... появился друг-чудак.