Знаки судьбы

Хоббиты - народец на диво приземленный. Они верят в основном в собственные силы и в друзей или близких. Относительно же вмешательства высших Сил они придерживаются мнения, что пусть эти самые Силы вмешиваются в чью-нибудь другую жизнь, а их оставят в покое. Превыше всего настоящий хоббит ставит уют и безопасность. Ну и неприкосновенность своего дома, разумеется. В свете вышесказанного, Бильбо Бэггинс был настоящим хоббитом, до мозга костей. И ему совершенно не понравилось, когда одним солнечным днем мимо его норки прошел волшебник, известный возмутитель спокойствия Гэндальф Серый. Да не просто прошел, а завязал с ним разговор, в результате которого бедный мистер Бэггинс оказался втянутым в события, о которых он не знал и знать не желал. Надежда на то, что Гэндальф ушел насовсем, рухнула уже в тот момент, когда в его уютную норку заявился первый гном. Бильбо он с перепугу показался таким огромным, что бедный хозяин дома испытал сильное желание сбежать и спрятаться где-нибудь в самом темном уголке. Помешала только врожденная вежливость, впитанная с материнским молоком. "Если к тебе пришли гости, ты обязан приветить их и предоставить пищу, вежливую беседу и даже ночлег, буде таковой понадобится!" - гласило непреложное правило. Бильбо очень старался его выполнить, благо в его норке было вполне достаточно гостевых комнат и там при желании можно было разместить хоть втрое больше гномов. Раньше мистер Бэггинс встречал гномов, но в основном видел их издали - и никогда с ними не разговаривал. Да и о чем, казалось бы, говорить обычному хоббиту, довольно состоятельному и добропорядочному, и подгорным жителям, от которых так и веяло древней мощью и дикой силой самих гор? Тот вечер, когда к нему наведалось аж тринадцать гномов и волшебник в придачу, прошел для Бильбо как в тумане. То, что его кладовка будет разорена, он воспринял болезненно. То, что гости останутся ночевать - уже со смирением. Судя по всему, они собрались здесь затем, чтобы обсудить свой поход за кладом - как понял Бильбо - и все равно не ушли бы, пока не закончат разговор. А выгнать на улицу в дождливую ночь даже таких неприятных и наглых гостей у мистера Бэггинса просто рука не поднялась. Итак, гномы о чем-то совещались, съев все, что хранилось в кладовке хоббита, и покуривая трубочки. А Бильбо, которому за всю свою мирную жизнь не доводилось нервничать столько, сколько за один этот вечер, решительно отправился спать. - Нет и нет! - бормотал он себе под нос. - Никаких приключений, походов и опасностей! Ни за что не рискну жизнью, даже если мне пообещают втрое больше золота! Мне и тут неплохо... Он присел на свою маленькую кроватку, собираясь уже задремать - насколько это вообще будет возможно в условиях доносившегося из гостиной гула голосов. И тут его ушей достигла песня. Нет, даже не так - Песня. Она началась глухим, протяжным перебором музыкальных инструментов, принесенных гномами с собой. Затем к тихой поначалу музыке присоединились голоса - они не пели, просто вели мелодию, древнюю, глухую, невыносимо тягучую и давящую на уши своей тяжестью. Вечную и немного надменную, как сами горы. Бильбо забыл о том, что собирался лечь спать. Незадолго до этого, этим же вечером, гномы уже пели одну песню - но она была простой, веселой и незатейливой и имела своей целью только поддразнить хозяина норки. А эта... Она переворачивала все в душе, она захватывала в свой плен и вела за собой, уводя в невообразимые дали. Перед Бильбо распахнулись ворота в иную жизнь, что была ему незнакома. И хотя в ней не было ничего близкого, он невольно подумал, что в жизни не слышал ничего более прекрасного. И затем - как откровение, как символ - Голос. Он ничуть не меньше, чем сама песня, заслуживал быть именованным с заглавной буквы. Глубокий, низкий, пробирающий дрожью до самого сердца - он звучал, словно песнь самой земли. И слова были не так важны, ведь Бильбо слушал сейчас не их. В глубине его души рождалась страсть - та, что искони присуща только гномам, любовь яростная и ревнивая, та, что влекла в путь весь собравшийся в доме мистера Бэггинса отряд, что звала за далекие горы, подернутые синей туманной дымкой, и манила неопределенностью и заманчивой сладостью возможной смерти. Не соображая, что делает, Бильбо поднялся с постели и вышел в коридор. Он на цыпочках прокрался к самой двери гостиной - а поскольку хоббиты ходят совершенно бесшумно при желании, его никто не заметил. Песня приблизилась, стала глубже и сильнее, к Голосу присоединились и другие, но Бильбо слышал только его. Этот Голос влек и манил его за собой, как удав манит к себе загипнотизированную им горлинку. Ему невозможно было противиться, перед ним хотелось склониться и признать господином. В сознании хоббита мелькали далекие образы гор, заснеженные пики которых упирались в небеса, обнимаемые облаками. Откуда, ведь он никогда прежде не бывал в горах и не видел их?.. Бильбо закрыл глаза. Он не претендовал на то, чтобы присоединиться в песне, ведь Голос звучал сам по себе, одинокий, даже несмотря на поддержку товарищей. Ему никто не был нужен. И все же полурослику как никогда хотелось, чтобы этот прекрасный Голос позвал его с собой, чтобы велел - нет, даже приказал отправиться с ним! Он не сразу заметил, что песня стихла. Гномы расходились по отведенным им спальням. Все они проходили мимо стоящего в коридоре хозяина норки, с удивлением глядя на него, но ничего не говорили, хотя, признаться, выглядел замерший столбиком хоббит довольно странно и потешно. Самое забавное, что он ни на кого не реагировал и не открыл глаза даже тогда, когда мимо него прошли гномы. Бофур предложил потыкать хоббита чем-нибудь, чтобы проверить, не умер ли он от ужаса перед предполагаемым драконом, он ведь такой трусишка! Впрочем, такого никто делать не стал - и не по причине вежливости, увы. Просто из гостиной вышел высокий хмурый гном, предводитель отряда Торин Дубощит, и все остальные единодушно предоставили разбираться с полуросликом ему. Бильбо все еще пребывал во власти таинственных образов и видений, поэтому не очень-то воспринимал окружающий мир. Очнулся он только тогда, когда услышал тихий, беззлобный смешок. Испуганно распахнув глаза, хоббит собрался было извиниться - но наткнулся на мрачный взгляд синих глаз, обжигающих не хуже сжатого в ладони льда. Нервно сглотнув, Бильбо понял, что ему на ум не приходит никаких слов. - Гляжу, утомили мы вас, мистер Бэггинс! - заметил король гномов, возвышаясь над крохотным хоббитом на целую голову и скрестив руки на груди. - Вы, видно, уснули, не успев дойти до вашей спальни! - Н-нет, я... - Бильбо судорожно искал оправдание своему поступку. - Я просто... - Подслушивали нас, - любезно помог ему Торин, усмехнувшись и покачав головой. - Учитывая вашу предполагаемую область деятельности, ваше поведение заслуживает всяческих похвал. - П-прошу прощения? - Бильбо недоуменно захлопал ресницами, не понимая, что именно имеет в виду гном. - Ваш контракт, мистер Бэггинс, - вздохнув, пояснил Торин, кажется, понимая, что имеет дело с очень сонным - или просто немножко заторможенным - хоббитом. - Там прописано, что вы обязаны предоставлять нам, то есть Компании, любую информацию, относящуюся к делу. Я так понимаю, что вы репетировали свою будущую деятельность? - Вы не так поняли! - Хоббит смешно дернул носом, смущенно уставившись в пол. - Я вовсе не подслушивал. Просто услышал случайно вашу песню - и она показалась мне красивой... - Красивой? - горько усмехнулся король. - Мистер Бэггинс, в ней говорится о разорении нашего дома и о том, как мы потеряли все, что имели. В этой песне - наша боль, наша надежда на то, что когда-нибудь нам удастся исправить содеянное этим мерзким чудовищем Смогом. Боюсь, здесь не очень уместно слово "красивая". - Я не хотел тебя обидеть. - Бильбо выставил перед собой руки, словно защищаясь. - Но я слушал песню и... и твой голос, и мне показалось, что я вижу... горы, и подземелья, такие глубокие, что мне страшно было их представить, и пещеры, наполненные блеском сотен тысяч бриллиантов, и пламя над ними! Это было прекрасно. Прости, если чем-то оскорбил тебя. Он не услышал ответа на свою краткую речь - и совсем смутился, опустив голову и не смея поднять взгляд. Торин имеет полное право назвать его дураком и глупым наивным обывателем, который в жизни не видел чудовищ страшнее промелькнувшего в лесу волка. Но король молчал и не спешил уйти, поэтому Бильбо робко посмотрел на него. Торин глядел на хоббита очень внимательно, и глаза его светились в полумраке коридора жутким мерцающим светом. В этот момент он как никогда напоминал какое-нибудь древнее подземное божество. И Бильбо, которому сейчас было немного страшно, не мог не восхититься им. - Вы отчасти правы, мистер Бэггинс, - наконец сказал король. - Часть того, что мы хотели бы сказать этой песней, вы действительно поняли. Он наклонился ниже, и у Бильбо екнуло сердце. Он сам не знал, почему так произошло, но сам факт того, что обладатель Голоса, певшего Песню, находится так близко, заставлял его кровь кипеть, а пальцы - холодеть от волнения. - Я не имею права принуждать вас отправиться с нами насильно, мистер Бэггинс, - тихо сказал король гномов, склонившись к самому уху хоббита и согрев его теплым, немного щекочущим дыханием. - Но мне очень, очень хотелось бы, чтобы вы пошли с нами. Я хотел бы позвать вас с собой, чтобы вы своими глазами увидели те горы, что представились вам в вашем видении лишь мельком. И, видя растерянность и сомнение полурослика, король тихонько, легким шепотом напел ему несколько последних строк из той песни, что пел недавно. Бильбо прикрыл глаза. Голос... о боги, этот Голос... Он уже все решил за него - как втайне и мечтал мистер Бэггинс. Торин ни о чем не спросил его больше, просто пошел в большую спальню, что Бильбо указал ему раньше - чтобы провести ночь одному, в тишине и раздумьях, вновь без сна. А хоббит, пока брел к своей спальне, чувствовал расходящийся по телу жар и горячий шепот у уха - и, из последних сил сопротивляясь, бормотал: - Нет... Ни за что! - прекрасно зная, что завтра утром он побежит за уходящим вдаль отрядом. Это стоило сделать хотя бы ради того, чтобы вновь услышать Песню короля гномов.