when our seasons change

Эта осень выдалась теплой. Люцифер убирает листья на заднем дворе. Он повязал рубашку на поясе, но из-за непрерывной работы жарко все равно. Джек бегает в школу в толстовке, а Михаил предусмотрительно пододевает под куртку футболку. Температура — градусов двадцать, может, восемнадцать, но по ощущениям — все двадцать пять. Люцифер убирает листья, а в духовке у него начинает подгорать пирог. Он об этом не знает, потому что Джек, слоняясь по дому с телефонной трубкой у уха, прислонившись к плите, случайно увеличил время на электронном таймере на двадцать семь минут. У них еще есть время спасти пирог, но Джек вернулся в комнату — якобы делать домашку, а на деле все никак не выпуская телефон, Люцифер сгребает листья на край участка, а Михаил уехал за тыквами. Тридцатое октября. Листьев почему-то очень много. Люцифер рассчитывал, что справится минут за двадцать, может, тридцать, но прошел почти час, а половина участка все еще желтеет и искрится. Вообще-то, красиво. Трава из-за тепла осталась зеленой, без проплешин и с мандариново-миндальными листьями на на ней — ну просто картинка. Люцифер поднимает голову, утирая лоб. Солнце светит ярко, разгоняя облака, но не палит — октябрь, все-таки, пора и честь знать. В комнате Джека окно открыто нараспашку, и Люцифер зовет его. Не слишком громко — у них есть соседи, — но так, чтобы ребенок услышал. Джек высовывается из окна почти наполовину и кричит в ответ: что такое, пап? Люцифер видит, как он прижимает телефонную трубку к плечу. Он зовет его присоединиться, он говорит: если поможешь мне собрать листья, я разрешу тебе прыгнуть в кучу. Джек загорается, как галогенная лампочка, и пропадает из окна. Невозможно смотреть на Джека без улыбки. Тут ему пятнадцать, и он выглядит как… ребенок. На деле ему сейчас около пяти или шести человеческих лет, и мальчику не дали побыть просто ребенком. Особенно — чьим-то ребенком. Он ведет себя как самый обычный подросток: ходит в школу, делает домашнее задание на диване в гостиной (если он делает его в комнате, значит, это снова «телефонный разговор»), завтракает хлопьями или тостами и ест мороженое по ночам. Ему нравится первая часть «Бриджит Джонс» и старые вестерны, а ужастики он считает глупыми. Они часто смеются над теми, в которых фигурирует «Сатана», потому что — нет, вы не знаете Сатану. Джек заводит знакомых и одного друга. Друга зовут Кларк Баркер, и они никогда не ходят домой из школы вместе, потому что Кларк живет в другой стороне, но часто гуляют вместе где-нибудь — и ни Люцифер, ни Михаил никогда не ругаются и не ворчат, потому что, если Джек задержится, они помогут ему с домашним заданием или позволят пропустить день в школе, если Джек попросит (правда, он почти никогда не пользуется этим, ему нравится учиться). В этом мире и в этом времени у них нет обязательств. И все-таки Кларк Баркер крадет Джека слишком часто. У него появляется «личный час», который может растянуться и на два, и на четыре, когда Джек слоняется по дому с телефоном у уха или уходит в свою комнату — иногда они правда делают домашку по видеосвязи, потому что Джек на самом деле настолько умный. Люцифер так сильно им гордится. А Кларк немного рассеянный, хотя и хороший парень. Поэтому Люцифер и Михаил не беспокоятся. Они умеют видеть людей, как и Джек, — и они видят, что Кларк совсем не плохой. Он просто человек. Джек выбегает во двор, захлопывая дверь с такой силой, что она отскакивает от косяка и снова открывается, и ему приходится сделать резкий маневр, чтобы развернуться, добежать до двери, закрыть ее и только потом кинуться к Люциферу. Джек весь светится, он ярче солнца, и он говорит: где моя куча листьев? Люцифер смеется. сначала ее нужно сделать, малыш. Они вместе сгребают листья, но не на край участка, к забору, как Люцифер планировал изначально, а в самый центр, чтобы Джек мог прыгать в нее откуда угодно, и листья бы разлетались, а они снова поправляли их, взбивали кучу, и у них посреди двора весь день бы извергался золотистый осенний вулкан. Джек машет граблями с большим энтузиазмом, и скоро тоже стягивает толстовку, оставаясь в футболке, и повязывает ее на пояс, на манер Люциферовой рубашки. Через двадцать минут они делают самую огромную кучу листьев во всем штате. Джек отходит и с разбегу ныряет в самый центр. Он ударяется спиной, потому что они, конечно, гордились своим октябрьским вулканом, но все же он не был достаточно большим, чтобы хорошо смягчать падения пятнадцатилетнего подростка. Но Джеку все равно, он смеется и оборачивается на Люцифера: оно того стоило! Люцифер щурится. То ли от солнца, то ли от счастья. К дому заворачивает автомобиль. У них старый Форд Фалкон, ужасно нелепая и смешная машина, похожая на старое радио. Наверное, они и купили ее, потому что она была такой старой и странной — никто бы больше не захотел ее брать, и с автомобильного рынка она бы отправилась ржаветь на свалку, а потом, может, на металлообработку. Можно считать, что они спасли Фалкону жизнь. Продавец предупреждал, что с машиной может быть много хлопот, что лошадка еще на ходу, но уже начинает хромать на все четыре колеса. Но им было все равно. Им незачем было инвестировать в будущее, потому что любое время для них было будущим. Михаил пытается вытащить из багажника сразу восемь тыкв, и Джек сразу же подбегает к нему: так много! Он бегает вокруг и пытается разглядеть каждую. Они все, как на подбор, хоть сейчас езжай на выставку. Люцифер целует Михаила в висок и говорит: я не сомневаюсь в тебе, но ты их не дотащишь, он говорит: я помогу, и они дают Джеку одну, самую маленькую тыковку, которая едва ли размером с его голову — Михаил специально выбирал ее для Джека, — но все равно приходится нести тыквы во второй заход до крыльца, потому что они огромные, круглые и оранжевые, как румяный солнечный бок. Михаил усаживается на крыльцо, вздыхая, и жмурится, потому что солнце тщательно высвечивает его профиль. В волосах путаются янтарные лучики, а глаза как будто светятся изнутри. Люцифер садится рядом, и Михаил кладет ему голову на плечо — теперь солнце светит на Люцифера. Вообще-то, теперь у него два солнца по обе стороны. Джек устраивается на пару ступенек ниже, поджимая под себя ноги в пыльных черных кедах. Он снова натягивает толстовку и теперь похож на большого белого воробья. Они не двигаются, они слушают мир, слушают ветер и солнце, потому что знают цену времени, даже если его в запасе бесконечно много. Это только первое путешествие. Джеку хотелось бы пожить нормально — предположил Михаил, и они оказались правы, потому что Джек так счастлив здесь. У них есть дом, лужайка, школа и старая машина. Джек хочет завести кошку. Это очень кстати — не придется ломать голову над подарком на рождество. Они могли провести здесь сколько угодно времени, могли дать Джеку вырасти, окончить университет и жениться или выйти замуж, или, может, он захотел бы посвятить себя карьере. А могли уйти прямо завтра — их не держало ничто. Джек начал интересоваться средневековьем. Не надо было давать ему Остин, ворчал Люцифер — средневековье было не самым хорошим временем. Но если бы Джек захотел — они пошли бы туда, даже во времена эпидемий оспы или чумы, потому что им было все равно на такие мелочи. И роли себе можно было подобрать любые. Они были свободны. Впервые в жизни они были так фантастически свободны, и впереди… впереди у них не было ничего и было все одновременно. Джек вдруг хмурится и спрашивает: что это за запах? И Люцифер вскакивает, потому что, о, черт, это, конечно, пирог, и он, конечно, сгорел. Джек пытается извиниться, а Михаил морщится и чихает, открывая окна. Люцифер говорит, что это неважно, что это полная ерунда, кому какое дело до маленького пирога? У них теперь восемь тыкв, можно наделать хоть десять таких пирогов, и ты же не против пиццы на ужин, джек?