Падшие

      После того как пир в Большом зале завершился и друзья направились в сторону своей гостиной, Гарольд только и слышал как они хотят попасть на этот Турнир, который кстати, совершенно не интересовал парня. Ведь как он считал, под молчаливую поддержку Гермионы, рисковать жизнью ради тысячи галлеонов было полной глупостью. Если так предположить, то учитывая, сколько у него осталось от ученического сейфа Поттеров, и еще добавить основной ему уже хватит на нормальную жизнь при этом не стоит забывать про Блэков, Певерелл, Слизерин, поэтому деньги моментально откидывались в сторону. Хотя в тоже время рассчитывать сильно на эти рода не стоило, в особенности на Слизерин и Певерелл, ведь из-за долгого отсутствия наследника, никаких практически средств там не осталось. Поэтому это еще стоит подправить.       Участвовать в Турнире ради славы? Зачем? В этом не было бы никакого смысла. Его уже и так сделали избранным. Начиная с первого курса, никто не давай ему прохода. К тому же, как считал сам парень, то он ничего такого не сделал. Первая Магическая Война закончилась благодаря его матери, которая сумела его защитить. К сожалению, она не любит об этом вспоминать, но вариант Дамблдора, на счет любви, полный бред. Вот если бы он, Гарольд Джеймс Поттер-Блэк-Певерелл-Слизерин, открыл что-нибудь новое; или изобрел полезные чары, заклинание, зелье; или же сам смог остановить Тёмного Лорда, держа в руках волшебную палочку, то тогда да, его можно назвать героем и избранным. Если послушать Рона, то можно услышать, как он мечтает как было бы хорошо получить тысячу галлеонов. С одной стороны его понять можно. Бедность семьи, никого не сделают счастливым. Пускай мистер и миссис Уизли и любили своих детей, но деньги играют далеко не малую роль, даже в Магическом Мире, что уж говорить о магловском. С другой же стороны, опять же рисковать своей жизнью ради денег? Очень глупо. Гермиона осуждала мечты братьев. Девушка постоянно им напоминала про случаи при выступлении в Турнире.       — Вот я точно не участвую, — раздался позади Фреда и Джорджа унылый голос Невилла. — наверное, моя бабушка хотела бы, чтобы я попытался — она беспрерывно толкует о том, как я должен поддерживать фамильную честь, и мне просто придется… ой!..       Нога Невилла провалилась прямо сквозь ступеньку на середине лестницы — в Хогвартсе было полным-полно лестниц с подобными фокусами, у старшекурсников уже выработалась привычка перепрыгивать такие сюрпризы, но плохая память Невилла была знаменита на всю школу. Гарольд с Роном подхватили его под руки и вытащили, в то время как рыцарские доспехи на верхней площадке заскрипели и залязгали, заливаясь хриплым смехом.       — Закройся, ты, — буркнул Рон, захлопнув им забрало, когда они проходили мимо.       Друзья дошли до входа в гриффиндорскую башню, загороженного большим портретом Полной Дамы в розовом шелковом платье.       — Пароль? — потребовала она, как только они при­близились.       — Чепуха, — отозвался Джордж. — мне староста внизу сказал.       Портрет развернулся, открыв проем в стене, в который и пробралась вся компания. Круглая общая гостиная была согрета огнем, потрескивающим в камине, кругом стояли мягкие кресла и столы. Гермиона бросила на весело пляшущее пламя мрачный взгляд, и Гарольд отчетливо услышал, как она пробормотала «рабский труд», — всё же ему нужно показать подруге кухню, где и работают домовики, — прежде чем пожелать им спокойной ночи, после чего удалилась в спальню девочек. Гарольд, Рон и Невилл поднялись по последней, винтовой лестнице и наконец попали в собственную спальню, расположенную на самом верху башни. У стен стояли пять кроватей с темно-красными пологами, и у каждой в ногах — чемодан владельца. Дин и Симус уже легли спать; Симус приколол свою ирландскую розетку в изголовье, а Дин прикрепил плакат с Виктором Крамом над столиком у кровати. Прежний плакат с футбольной командой Вест Хэм теперь висел рядом. Гарольд, Рон и Невилл надели пижамы и забрались в кровати. Кто-то — без сомнения, домовой эльф — положил грелки между простынями. Было очень здорово лежать в теплой постели и слушать, как снаружи беснуется буря.       — Ты знаешь, я тоже мог бы участвовать, — сонно пробормотал рыжик в темноте. — если уж Фред и Джордж придумают, как… на Турнир… а ты сам… никогда… не думал?..       — Нет, не думал.

***

      На следующее утро буря утихла, хотя потолок в Большом зале оставался пасмурным; тяжелые, свинцово-серые тучи клубились над головами, когда Гарольд, Рон и Гер­миона изучали за завтраком новое расписание. Рядом Фред, Джордж и Ли Джордан решали, как волшебным образом повзрослеть и проникнуть на Турнир Трех Волшебников.       — Сегодня как будто неплохо… все утро на улице. — палец рыжика скользил по колонке уроков на понедельник. — Травология с хаффлпаффцами… и уход за магическими существами… а, черт, это у нас со слизеринцами.       — А днем сдвоенное предсказание, — проговорил Гарольд, посмотрев в конец списка.       Предсказание, вслед за зельями, было одним из его самых нелюбимых предметов. Профессор Трелони упорно предрекала смерть Поттеру, что ему уже порядком надоело. Поэтому он решил отказаться от этого предмета. И выберет древние руны. Остается лишь дождаться урока у профессора Макгонагалл, и попросить ее о замене предмета. Над ними послышался шорох многочисленных крыльев, и в открытые окна с утренней почтой влетело не меньше сотни сов. Совы кружили над столами, высматривая адресатов писем и посылок. Большая рыже-коричневая сова слетела к Невиллу и положила ему на колени пакет — парень вечно что-то забывал. На другом краю зала филин Драко Малфоя сел на его плечо с обычной, судя по всему, порцией конфет и печенья из дома. Его полярная сова, по имени Букля, также приземлилась перед ним. Не замечая вопросительные взгляды со стороны друзей, Гарольд аккуратно забрал угощение от родителей. Как оказалось, Букля могла их видеть, как и совы рода Певерелл. Другие крылатые почтальоны не могли их видеть, как и чужие домовики. Этот факт очень пришелся по душе парню. Вот только понять, как же так получается, Гарольд никак не мог. Вполне возможно в этом постаралась Магия или же Великая. Вот только, если здесь всё же замешана Великая, тогда стоило ожидать дальнейших, неприятных последствий. Ведь она никогда бы не сделала что-то за просто так.       — Кто это тебе прислал? — послышался удивлённый, и немного презрительный, тон со стороны Рона.       Ему было неприятно, что кто-то другой присылал сладости Блэку.       — Это уже моё дело. — ответил Гарольд, так и не посмотрев на своего друга.       Гермиона лишь кивнула головой. Она признавала, что это дело друга. Если он захочет, то всё им расскажет. Девушка никак не могла понять, почему она стала так вести себя с Певереллом. Постоянно начала поддерживать его. Утешать если нужно. Или помогать с советами. Она хоть и раньше так делала, но сейчас ей было только в радость помогать другу. Если Гарольд говорил с твёрдостью в голосе, то ей хотелось подчиняться ему. Эти изменения стали появляться после секса в доме семьи Уизли. С такими размышлениями, девушка вместе со своими друзьями, шла по раскисшей от дождя тропинке, которая привела их к третьей оранжерее, но тут профессор Стебль отвлекла ее, проде­монстрировав классу самые уродливые растения, какие ей только приходилось видеть. На самом деле они выглядели скорее даже не как растения, а как гигантские черные слизни, вертикально торчащие из почвы. Каждый слегка извивался и был усеян множеством блестящих при­пухлостей, наполненных какой-то жидкостью.       — Бубонтюберы, — жизнерадостно сказала профессор Стебль. — их нужно выжимать — будете собирать гной.       — Собирать что? — с отвращением переспросил Си­мус.       — Гной, Финниган, гной, — повторила профессор Стебль. — и учтите, он чрезвычайно ценен, так что по­старайтесь не пролить ни капли. Собирать будете вот в эти бутылочки. И наденьте перчатки из драконьей шкуры — неразбавленный гной бубонтюбера способен причинить коже разные неприятности.       Выдавливание бубонтюберов оказалось делом неприятным, но, как ни странно, приносящим удовлетво­рение. Когда очередной пупырышек лопался, наружу выбрызгивалось немалое количество густой желтовато-зеленой жидкости с сильным запахом бензина. Они аккуратно собирали ее в указанные профессором Стебль склянки, так что к концу занятия набралось несколько пинт.       — Мадам Помфри будет счастлива, — заметила профессор Стебль, затыкая пробкой последнюю бутылку. — гной бубонтюбера — великолепное средство от самых тяжелых форм угреватости, так что студентам не надо будет прибегать ко всяким отчаянным способам, чтобы избавиться от угрей.       — Как бедняжка Элоиза Миджен, — тихо сказала Хан­на Эббот из хаффлпафф. — она свои попыталась свести заклятием.       — Глупышка, — покачала головой профессор Стебль. — но мадам Помфри в конце концов прикрепила ей нос на место.       Удар колокола в замке, прокатившийся над сырыми полями, возвестил окончание урока, и класс разделился — хаффлпаффцы отправились в замок, на трансфигурацию, а гриффиндорцы пошли в противополож­ном направлении — вниз по склону луга к маленькой бревенчатой хижине Хагрида на опушке Запретного леса. Хагрид стоял возле своей избушки, держа за ошейник громадного черного волкодава Клыка. Перед ними на земле стояли несколько корзин, и Клык поскуливал и тянул ошейник, сгорая от желания поближе познако­миться с содержимым. Когда все подошли ближе, до их ушей донесся странный рокочущий шум, перемежаю­щийся негромкими взрывами.       — Привет! — сказал Хагрид, улыбаясь Гарри, Рону и Гермионе. — Постоим, ну, то есть… ждём слизеринцев — им-то точно… ну, не захотят пропустить такое — соплохвосты!       — Кто-кто? — спросил Рон.       Хагрид в ответ лишь указал на корзины.       — Ф-е-е! — взвизгнула Лаванда Браун, отпрыгивая назад.       «Ф-е-е»       На взгляд Гарольда, было почти все, что можно сказать о соплохвостах.       Они походили на уродливых, лишенных панциря омаров, омерзительно-бледных и скользких на вид, ноги их торчали из самых странных мест, а где голова, вообще было невозможно разобрать. В корзинах их было примерно по сотне, каждый дюймов шести в длину. Они ползали друг по другу и слепо стукались о стенки корзин; от них изряд­но разило тухлой рыбой. Время от времени из конца тела какого-нибудь соплохвоста вылетали искры, и с негромким «пафф!» его бросало вперед на несколько дюймов.       — Они… ну, это… только что вылупились, — с гордос­тью сказал Хагрид. — так что вы, того, словом, сможете вырастить их сами! Можем даже этот… проект насчет это­го составить…       — А с какой стати мы должны хотеть выращивать их? — раздался холодный голос.       Это подошли слизеринцы, и говорил, естественно, Драко Малфой, а Крэбб и Гойл тут же понимающе загоготали при этих словах.       Хагрид был озадачен подобным вопросом.       — Я имею в виду, что они делают? — уточнил Мал­фой. — Зачем они нужны?       Хагрид даже приоткрыл рот, напряженно размышляя, и после затянувшейся паузы с нарочитой небрежностью произнес:       — Это… э-э-э… потом… на следующем уроке, Малфой. Сегодня вам их… ну., надо просто накормить. Ну, мы… нам… попробовать несколько других… словом, разных вещей… Я никогда их раньше… ну, дела не имел, и не уве­рен, как их… что у них пойдет… так что приготовил мура­вьиные яйца, и… эту… лягушачью печень… ну, и кусок ужа… просто их… дайте им всего понемногу.       — Так, сначала гной, теперь вот это, — проворчал Си­мус.       Гарольд был не в силах отогнать подозрения, что вся эта затея совершенно бессмысленна, поскольку у соплохвостов, очевидно, не было ртов. Поэтому он отошел чуть назад. Ему не очень хотелось прикасаться к этим существам. Гермиона решила последовать за решением Слизерина, Рон заметив это, решил показать, что настоящий гриффиндорец, и самый первый полез к соплохвостам.       — Ух ты! — закричал Дин минут через десять. — Он меня шибанул!       Хагрид с беспокойством поспешил к нему.       — Он с того конца взрывается! — сердито сообщил Дин, показывая Хагриду ожог на руке.       — А, да… это такое случается, когда они… ну, взлетают, — кивнул Хагрид.       — Ой! — снова вскрикнула Лаванда Браун. — Ой, Хаг­рид, а что это за острая штука на нем?       — Ага, у некоторых… ну, из них… короче, есть жало, — с воодушевлением пояснил Хагрид.       Лаванда поспешно выдернула руку из корзины.       — Думаю, это… в общем, самцы. У самок что-то на манер этих… присосок на животе… они вроде того… могут пить кровь.       — А, ну вот теперь-то я понял, зачем мы их выхаживаем, — желчно заметил Малфой. — кому не хочется иметь домашнюю зверюшку, которая может обжигать, жалить и кусаться одновременно?       — Даже если они и не очень-то симпатичны, это вовсе не значит, что они бесполезны, — сердито возразила Гермиона. — драконья кровь обладает удивительной магической силой, но ты ведь не станешь держать дракона у себя дома?       — Что ж, по крайней мере, соплохвосты маленькие, — сказал Рон, когда они часом позже брели вверх по лугу обратно в замок на обед.       — Это сейчас, — хмуро отозвалась Гермиона. — но как только Хагрид выяснит, что они едят, не сомневайся — быть им шести футов в длину.       Гарольд и Гермиона направились в сторону кухни, где по словам призрака Ника, были домовики. Рон с нетерпением потирая руки, быстрыми шагами направился в Большой зал. Спустившись в подземелье замка, друзья направились по коридору до натюрморта с весёлыми фруктами. Они пощекотали грушу на данной картине. Груша сразу начала хохотать и превратилась в зелёную ручку, с помощью которой они открыли проход на кухню. Пропустив Гермиону вперед, парень оглянувшись, зашел следом.       — Сейчас твое мнение поменяется. — с едва заметной ухмылкой на лице, проговорил Гарольд.       Как только он вошел следом за подругой, парень убедился, что кухня была размером равна Большому залу. Повсюду суетились и работали домовые эльфы, на столах стояли горы блестящих кастрюль. В углу стояла огромная печь. Гермиона стояла почти в самом центре помещения, вокруг нее же суетились домовики. Наблюдая за подругой, он заметил как только она начала говорить про освобождения эльфов, те начали отходить от нее в знак протеста.       — Гермиона, они не хотят свободы. — когда Гермиона повернулась к нему, Гарольд продолжил говорить.       Рядом с ним пробегали домовики.       — Если они получат свободу, то не смогут питаться магией. Домовые эльфы, которые сейчас находятся здесь, — парень рукой обвел кухню, где и были эльфы. — питаются и поддерживают жизнь за счет магии Хогвартса.       — Хорошо, — кивнула головой Гермиона, соглашаясь с парнем. — но, им же можно платить зарплату. — с упёртостью продолжила подруга.       — Гермиона, не все домовики хотят получать зарплату, — большинство эльфов согласно кивали в поддержку словам парня. — они любят помогать волшебникам. Конечно, такие как Малфои, жестоко обращаются к ним, но тут уже ничего не поделаешь.

***

      Когда колокол прозвонил к началу послеполуден­ных занятий, Гарольд, который смог убедить свою подругу в правильности своих слов по отношению домовиков, направился в Северную башню, где тесные каменные ступени вели на самый верх, а там по серебряной лесенке надо было пролезть через круглый люк в потолке, и тогда только можно было попасть в комнату, где обитала профессор Трелони. Знакомый сладкий аромат, струящийся от огня в ка­мине, достиг их ноздрей, едва они влезли наверх по стремянке. Как и всегда, окна были зашторены; круглый ка­бинет был погружен в тусклый красноватый сумрак, со­здаваемый множеством ламп, завешанных какими-то шарфами и шалями. Гарольд пробрался через обитые ситцем стулья и пуфы, загромождавшие комнату, и сел за один маленький круглый стол.       Рядом с ним сидел Рон.       — Добрый день, — раздался томный голос профессора Трелони прямо за его спиной.       Необычайно худая женщина в громадных очках, делавших ее глаза несообразно большими для лица, профессор Трелони устремила на него тот трагичес­кий взгляд, который неизменно у нее появлялся, сто­ило ей завидеть Гарольда. Как обычно, в свете камина на ней поблескивали бесчисленные бусы, цепочки и браслеты.       — В последнее время своим Внутренним Оком я вижу ваше храброе лицо покрытым тучами тревоги. И к сожалению, дол­жна сказать, что ваше беспокойство небезоснователь­но. Вижу для вас грядут трудные времена, увы… очень трудные… Боюсь, то, что страшит вас, и в самом деле произойдет… и, возможно, гораздо раньше, чем вы думаете…       — Вы мне это говорите, каждый урок, профессор. — в ответ проговорил Гарольд.       Ему очень не нравилось, что это женщина постоянно говорит про его смерть, или же говорит такие вещи, который только дурак не знает. Волан-де-Морт хочет его убить. Логично! Все об этом знают. А про опасности. Так учась в Хогвартсе, он уже привык к ним. Поэтому, ничего нового он не узнавал на уроках профессора Трелони.       — И к моему счастью, то, что вы говорите со мной, так и не случалось.       — Своим Внутренним Оком, я вижу вашу…       — Смерть, знаю. — с тяжелым вздохом, ответил Гарольд.       Не замечая взглядов других учеников, парень указал женщине, на то, что она может продолжить урок, только если она не будет продолжать причитать про его смерть. Лаванда Браун и Парвати Патил, страстные почитатели профессора Трелони, устроились на пуфах вплотную к ней.       — Дорогие мои, для нас настало время обратиться к звездам, — заговорила она вновь. — движение планет и таин­ственные предзнаменования они открывают лишь тем, кто сумел вникнуть в фигуры небесного танца. Челове­ческая судьба может быть прочитана в их пересекающих­ся лучах…       Тут мысли Гарольда куда-то поплыли. Ароматический дым всегда действовал на него усыпляюще и одуряюще, а туманные речи профессора Трелони о предска­зании судьбы и подавно никогда не увлекали.       Певерелл огляделся — на него смотрел весь класс. Гарольд сел попрямее, — оказывается, он почти задремал, разморенный теплом и погруженный в свои мысли.       — Я только что говорила, мой дорогой, что вы, без сомнения, рождены под пагубным влиянием Сатурна, — произнесла профессор Трелони не без некоторой оби­ды в голосе, поскольку было очевидно, что он пропустил ее слова.       — Рожден под чем, прошу прощения? — переспросил Гарольд.       — Сатурн, дорогой, планета Сатурн! — повторила про­фессор Трелони, явно задетая тем, что Гарольд не был потрясен этим известием. — Я рассказывала, что Сатурн, несомненно, был в пике активности в момент вашего рождения… темные волосы… хрупкое сложение… трагические потери в самом начале жизненного пути… Думаю, что не ошибусь, если скажу, что вы родились в середине зимы?       — Нет, — ответил Гарольд. — я родился в июле.       Рон поспешил скрыть свой смех за приступом кашля.       Полтора часа спустя каждый получил запутанную круговую карту неба и пытался расписать на ней положения планет на день своего рождения. Это была скуч­нейшая работа, требовавшая постоянно сверяться с таб­лицами времени и рассчитывать углы. После того, как работа была сделана, профессор Трелони задала им очень большую работу. Гарольд в отличие от своего рыжего друга, никак не волновался, потому что, он больше не пойдет на уроки старой мошенницы. Отойдя подальше от других гриффиндорцев, парень направился в сторону кабинета профессора Макгонагалл. После минутного разговора с деканом, Гарольду удалось убрать прорицание и поставить вместо них древние руны. Направляясь в холл, парень размышлял о своем будущем. Если так подумать, то работать ему не нужно. Он глава четырех древних родов. На деньги, которые находятся в главных сейфах родов, можно жить до других поколений. К тому же, учитывая все те же рода, у него будут много дел. Каждый род нужно будет поднять. Только вот в чём была загвоздка, — Гарольд не привык ничего не делать. Вот такой он человек. И никак, и никто его не изменит.       Зайдя в холл, Гарольд увидел, как Драко Малфой вместе со своими друзьями, подошел к Рону Уизли.       Подойдя чуть ближе, Блэк смог расслышать их разговор.       — Уизли! Эй, Уизли!       — Что еще? — резко спросил Рон.       — Твой отец попал в газету, Уизли! — объявил Малфой, размахивая номером «Ежедневного Пророка» и ста­раясь, чтобы его услышало как можно больше народу. — Вот только послушай это: «ДАЛЬНЕЙШИЕ ПРОМАХИ МИНИСТЕРСТВА МАГИИ. Создается впечатление, что неприятности Министерства магии никак не закончат­ся, пишет специальный корреспондент Рита Скитер. Недавно критике подверглась бездарная организация массовых мероприятий на Чемпионате мира по квиддичу и упорная неспособность объяснить исчезновение одной из колдуний, сотрудницы спортивного отдела. И вот вчера Министерство оказалось втянуто в новый скандал — на сей раз благодаря выходкам Арнольда Уизли из Комиссии по борьбе с незаконным использо­ванием изобретений маглов».       Тут Малфой поднял глаза:       — Прикинь, они даже его имя правильно написать не могли, как будто он полное ничтожество, а, Уизли?       Теперь слушали уже все, кто был в холле.       Малфой эффектным жестом расправил газету и стал читать дальше:       — «Арнольд Уизли, два года назад оштрафованный за незаконное владение летающим автомобилем, вче­ра ввязался в драку с магловскими блюстителями за­кона (т.н. «полицейскими») из-за нескольких, весьма агрессивно настроенных мусорных баков. М-р Уиз­ли, судя по всему, примчался на выручку Грозному Глазу Грюму престарелому экс-мракоборцу, уволив­шемуся из Министерства, когда он окончательно пе­рестал видеть разницу между рукопожатием и напа­дением убийцы. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, явившись к м-ру Грюму в его строго охра­няемый дом, м-р Уизли обнаружил, что м-р Грюм в который раз поднял ложную тревогу. В ходе дальней­ших событий м-ру Уизли пришлось несколько раз прибегнуть к преобразованию памяти, прежде чем ему удалось скрыться от полицейских. При этом м-р Уизли отказался отвечать на вопросы «Ежедневного Пророка» о том, зачем ему потребовалось вовлекать Министерство в эту недостойную и чреватую сканда­лом историю». Тут и картинка есть, Уизли! — ликовал Малфой, развернув и подняв перед собой газету. — Фо­тография твоих родителей перед домом — если это можно назвать домом. Твоей мамаше не помешало бы немного сбросить вес, как считаешь?       Рона затрясло от бешенства. Все взгляды были устремлены на него.       Неожиданно девушки ахнули, потому что кончик волшебной палочки был наставлен на шею Драко.       Крэбб и Гойл обернулись и хотели уже напасть на Гарольда, но тот остановил их холодным голосом:       — Лучше не вмешивайтесь. — затем, парень обратился к жавшемуся Драко. — Что ты там говорил про миссис Уизли, Малфой? Я очень не люблю тех, кто смеет оскорблять чужих матерей. Неужели тебе понравится то, что я скажу про твою маму? Такое впечатление, словно она только что унюхала кучу дерьма у себя под носом — скажи-ка, у нее всегда такой вид или это от того, что ты был рядом?       Бледное лицо Малфоя порозовело:       — Не смей оскорблять мою мать, Поттер!       — Тогда заткни свою грязную пасть! — отрезал Гарольд, немного отходя подальше от Драко, но палочку не убрал, и, как видимо, не зря.       Слизеринец почувствовав свободу, решился на месть. Развернувшись, он было хотел напасть, как Блэк успел первым.       — Expelliarmus!       Палочка Драко выпала у него из рук, а Крэбба и Гойла остановили Рон и Гермиона.       — Теперь, Малфой, забирай свою палочку, и уходи вместе со своими друзьями к своему столу. — Гарольд крепче сжал свое орудие.       Он ее так и не убрал, пока не убедился в том, что слизеринцы ушли.       Дальше друзья не обращая внимания со стороны других учеников, сели за стол Гриффиндора в Большом зале.       Рядом с Роном сел Фред Уизли, глаза его горели восхищением:       — Грюм! Вот это да!       — Супер! — заявил Джордж, усаживаясь напротив Фреда.       — Фантастика! — согласился Ли Джордан, лучший друг близнецов, проскользнув на место рядом с Джорджем. — У нас был сегодня его урок, — пояснил он Гарольду, Рону и Гермионе.       — Ну и как? — с неподдельным интересом спросил шестой Уизли.       Фред, Джордж и Ли обменялись многозначительны­ми взглядами.       — Таких уроков еще не бывало, — признал Фред.       — Он знает, старик, — добавил Ли.       — Знает что? — Рон даже наклонился вперед.       — Знает, каково это — быть в самом пекле и делать дело, — с чувством произнес Джордж.       — Сражаться с Тёмными Искусствами, — продолжил Фред.       — Он их все повидал, — кивнул Джордж.       — Короче, потрясный дед, — заключил Ли.       Рон немедленно полез в портфель за расписанием.       — У нас он только в четверг! — разочарованно вздохнул он. Продолжение следует....