Кактусы жизни

      Долгожданное воскресенье желанного сна не принесло. Последние три дня Макс приходил домой только к первому часу ночи, когда уже не хотелось ничего, кроме ощущения подушки под головой. Ботинки небрежно летели куда-то в угол комнаты, Макс наощупь, не включая лишний раз свет и не раздеваясь, добирался до незаправленного дивана и засыпал, едва голова касалась подушки. А подскакивал в пять утра от звонка Лёши или от лая Пса, которому в очередной раз не терпелось в туалет.       В субботу Макс сделал всё, чтобы выспаться: оставил дверь чуть приоткрытой, чтобы Пёс сам о себе позаботился, если очень приспичит, отключил телефон и спрятал его между книг, лёг спать в десять, приняв тёплый душ.       Но всё равно выспаться не смог.       И дело было даже не в Псе, который снова, поставив передние лапы ему на грудь, а задними царапая пол с противным цоканьем, заходился в лае. И даже не в том, что шея затекла. И даже не в бледных лучах впервые за лето выглянувшего яркого солнца, бившего прямо по глазам. Дело было в каком-то тумане в голове, оставшемся после сна.       Макс тяжело сел, сбрасывая с себя грязные холодные лапы Пса, и потёр затылок. Рука по привычке потянулась к телефону, но вместо него нащупала пустоту.       — Да ё… — Макс широко зевнул и протёр лицо ладонями, пытаясь взбодриться.       Пёс мгновенно отошёл к двери из комнаты и принялся выпрыгивать рядом с ней, заливисто гавкая. От звонкого лая туман не рассеивался, а как будто тяжелел, оседая чугунными тисками.       — Дядь, дядь, дядь! — Макс поморщился и махнул ладонью на Пса. — Помолчи, а! Я рад, что ты выспался, но ты на часы смотрел?       Пёс затих. Сел, как статуэтка в сувенирном ларьке, и склонил голову. И только хвост колошматил по полу из стороны в сторону, выдавая неудержимую радость собаки. Макс, охнув, поднялся, поморщился и медленно дошёл до книжной полки, где вчера оставил телефон. Кожей он чувствовал на себе внимательный выжидающий взгляд Пса.       — О, да у тебя прогресс! — безэмоционально хмыкнул Макс, едва включил телефон.       На дисплее было семь ноль-пять.       Макс снова зевнул, заблокировал телефон и поплёлся в ванную.       Не то чтобы он был любителем поваляться в воскресенье до одиннадцати в кровати, но высыпаться в выходные любил. Включив кран на полную мощность, Макс присмотрелся к своему отражению и хрипло крякнул, почёсывая ладонью бороду.       — Побриться бы… А то так с бомжами путать начнут, — протянул он вполголоса, а потом осмотрел ванную в поисках лезвий для станка и пены для бритья.       Лезвия нашлись. Даже новые, не распакованные и не проржавевшие. А вот вместо пены Макс обнаружил лишь холодный пустой баллончик, противно фыркавший после каждого нажатия. Макс грохнул им о раковину и решил, что надо будет с Псом после прогулки зайти в магазин. Сознание услужливо подсказало, что и у Пса корма осталось совсем немного. «Главное, чтобы не ничего», — мрачно подумал Макс, вставая под мощные струи ледяного душа.       Вышел из ванной Макс почти что другим человеком. Туман в голове рассеялся, тупая боль прошла, глаза уже не слипались, да и постель казалась уже не такой манящей. Пёс мгновенно оказался подле Макса, преданно заглядывая в его глаза и по-щенячьи виляя хвостом. Его мокрый нос касался чёрной кофты, оставляя следы, а сам Пёс не давал сделать ни шагу к кухне.       — Фу, Пёс, фу! Да что с тобой такое, а? — Макс осторожно отодвинул морду. — Ты чего обожрался?       На ладони осталась слюна, которую Макс брезгливо отёр о штанину, а потом вымыл руки в кухонном кране.        — На, ешь! — грохнув железной миской о пол, Макс насыпал корм.       Гранулы сухого корма пересыпались с хрустом, а Пёс переводил возбуждённый взгляд с еды на Макса и обратно, всё пытаясь подстроиться под поток еды. Когда последняя подушечка вывалилась из пакетика, Пёс с жадностью уткнулся мордой в миску и принялся активно жевать. С хрустом разлетались по чистому полу (Макс мыл его неделю назад!) подушечки.       — Пёс, Пёс!       Пёс поднял морду, облизываясь и обнажая белейшие клыки. Макс смерил его самым строгим взглядом, на который был способен, а потом медленно кивнул:       — Аккуратней ешь, ладно?       Пёс что-то невнятно проскулил. И по тому, как он принялся торопливо слизывать с пола рассыпавшиеся гранулы, Макс решил, что это было извинение по-собачьи.       — Во мне пропал педагог, — вздохнул Макс, окидывая тоскливым взглядом полупустые полки холодильника.       Это не было особенно новым или впечатляющим зрелищем. Но по утрам, когда в семь часов его сдёргивал на очередной труп Лёша, можно было заставить коллег поделиться бутербродами или кофе. Или хотя бы забежать в супермаркет рядом с отделением и купить батонов с колбасой (впрочем, этим методом Макс пользовался крайне редко и предпочитал таскать бутерброды у коллег. Особенно — у Леонидова, потому что это были Ленкины бутерброды). Макс достал два яйца и маленький кусочек, оставшийся от палки копчёной колбасы, легко всё смешал на сковороде, посолил и отвернулся в поисках чистой посуды. Тарелки грудились на дне раковины, ограждённые пустыми кружками со следами кофе и чая, и настроения мыть их не было совсем. Да, к тому же, Пёс уже успел достать ключи, улечься с ними у порога, изредка страдальчески поскуливая.       — Ну не прибедняйся! Ты уже большой мальчик. Сам себя выгулял, сам с собой поиграл.       Пёс дважды стукнул хвостом по полу и протестующе заворчал.       — Ладно-ладно. Только давай я наконец-то поем?       Пёс дважды гавкнул, и Макс достал вилку. В конце концов, позавтракать можно было и со сковородки. А вот на подвиги в виде мытья посуды можно было отправляться только после прогулки в зелёном парке, залитом тёплым летним солнцем и влажным воздухом.       Макс не знал, как описать блаженство, которое он испытал, когда наконец-то смог поесть. Спокойно, размеренно, слушая невнятное бормотание новостей и царапая вилкой эмаль сковородки, Макс успел съесть одно яйцо.       А потом зазвонил телефон.       — Да япона мать! — Макс бросил вилку на сковородку и предупреждающе обернулся на Пса.       По всем законам, он должен был мгновенно подскочить и сожрать завтрак, оставляя хозяина голодным. Но Пёс лишь лениво шевельнул ухом и проводил Макса грустным взглядом, так что аж на душе паршиво зацарапали кошки.       — Может, мне и не Леонидов звонит, раз ты сидишь? — вскинул брови Макс.       Телефон охладил крепкую ладонь. Макс посмотрел на дисплей, вытягивая руку и силясь рассмотреть звонящего. Был какой-то непонятный номер из одиннадцати цифр.       — Не Лёша… — буркнул он, поднимая трубку. — Да?       — Здрас-сьте… — протянули на том конце сдержанно и как будто напряжённо.       «Забор покрасьте», — вертелось на языке, но Макс лишь скрипнул зубами и громко спросил:       — С кем я говорю?       — Максим Максимов?       Голос был определённо женским, так что в сознании на автомате начали проноситься последние знакомства с девушками. Внешности и голоса пролетали друг за другом быстрее, чем слайд-шоу, но голос никак не хотел идентифицироваться. Он был похож на несколько голосов сразу: твёрдый, позванивающий молодостью и упрямством, неестественно-высокий, — но знакомым не был. Макс усмехнулся, наваливаясь локтем на полку:       — А я первый спросил.       — Значит, Максимов, — убедились на том конце трубки с облегчением. — Ну, я тут, на вокзале. Встретишь меня?       Макс нахмурился и, сдержанно кашлянув в кулак, максимально тактично и терпеливо поинтересовался:       — Ты… Кто?       — А тебе не сказали?       — Стесняюсь спросить, кто и что мне должен был сказать?       На том конце трубки совершенно по-детски фыркнули и простонали что-то невнятное, но определённо недовольно-уставшее. А потом наконец-то соизволили ответить:       — Я твоя дочка. Жду тебя на вокзале. Я из пригорода приехала.       — Дурацкая шутка.       Макс отключил телефон и, швырнув его рядом с собой, уселся за стол. Одноглазая глазунья смотрела на него как-то укоризненно-тоскливо. Аппетит пропал.       — Ага, дочка, блин, — мрачно проворчал, выковыривая куски колбасы из белка. — Ещё что? Дед? Внук? Я на Гнездилова похож, что ли?       Пёс дважды гавкнул.       Макс вздохнул, махнул рукой на завтрак и вышел из квартиры вслед за Псом. Аппетит испортился, мысли снова сгрудились тяжёлым полотном, сплетаясь друг с другом.       Пёс радостно носился по газонам, пугая голубей и мамочек с колясками, а Макс сидел на краю скамейки, задумчиво вертя в руках телефон.       Больше приколистка ему не звонила, но от этого не было легче.       Наоборот, этот звонок заставлял его хмуриться и вспоминать, какие женщины у него были, кроме Лены. А они, конечно же, были. Но ни с кем не было всё так, как с Леной. Хотя и вариант рождения ребёнка после случайной ночи исключать тоже было нельзя.       Телефон динькнул, возвещая о сообщении. Макс открыл. Незнакомый номер прислал фото зелёненького потрёпанного документа на фоне потёртых тёмных то ли от пыли, то ли по дизайну джинсов. Макс раскрыл сообщение и вчитался в косые жирные буквы. В графе «мать» была записана Иваненко Анна Ивановна, а в графе «отец» — он. Макс, хмурясь, перечитал всё снова и снова, старательно вспоминая Анну Иваненко. Вообще-то, знакомых дам он запоминал по именам и фигуре, а не паспортным данным (если это, конечно, были не свидетельницы-подозреваемые), но словосочетание Анька Иваненко отчаянно билось в сознание. И казалось, что ответ близко-близко. Но ухватить мысль за хвост не удавалось. А потом телефон зазвонил снова.       — Да? — устало спросил он.       — Видел? — на том конце шмыгнули носом: не то растроенно, не то обиженно.       — Ну видел.       — Забери меня, пожалуйста, отсюда. Тут уже коренные не местные на меня пялятся.       — Неплохой развод, честно. Но зачем это тебе?       — Это не развод, правда!       В голосе было столько искреннего отчаяния, что Макс страдальчески вздохнул и поднялся:       — Лет-то тебе сколько, дочка?       — Шестнадцать, — вздохнула девчонка на том конце трубки. — Это правда, честно. Не розыгрыш.       Макс буркнул, что сделает вид, будто поверил. Заблокировал телефон, свистом и хлопком по бедру подозвал Пса и решительным шагом направился к парковке у дома. «Если это очередной прикол Гнездилова — ему не жить завтра, — мотнул головой, прыгая в «Пикап», — сегодня!»       Автомобиль, взревев, помчался по ещё не очень многомашинным улицам города. Пёс, очевидно, выдохшийся после прогулки, пытался улечься как можно более удобно на сидении. Но оно было слишком маленьким. Пёс рычал, бил лапами подушку, а потом высунул морду в окно, обрадованно подставляя раскрытую пасть ветру.       — Уши простудишь! — шутливо прикрикнул на пса Макс и потрепал его по холке. — Лучше скажи: готов к новому члену семьи?       Пёс чихнул, встряхнувшись, и ничего не сказал.       — А я вот не готов… — Макс резко крутанул руль, выезжая из центра города.       На вокзал Максим не ездил давненько. Даже бабушка, приезжавшая полгода назад, предпочла ехать на такси, а не на автомобиле Макса. Так что распрощались они с бабулей на ступеньках подъезда. А потом она села в блестящую чёрную машину, с которой его «Пикап» и рядом не стоял по удобству, чистоте и ухоженности, и укатила прочь.       Пёс с интересом рассматривал единственный, пожалуй, не известный ему район города. «Конечно, мы ж всё больше по злачным местам, по злачным местам, а тут — культура…» — Макс аккуратно влез на парковочное место между двумя малюсенькими легковушками, выскочил из машины и озадаченно посмотрел на здание вокзала.       — Ну? И где нам искать эту дочку, а? — поставив руки на ремень, Макс оглядел снующих туда-сюда по перрону людей.       Прикинул, что столько же народу — в здании вокзала. Достал телефон, чтобы позвонить. Но Пёс уже сорвался с места и, сгребая мощными лапами воздух, мчался по асфальтовой плитке, пугая только что сошедших с поезда и не до конца проснувшихся путешественников.       — Бешеная собака!       — Псин в наморднике надо водить!       Восклицания били в спину, а Макс на бегу едва успевал оборачиваться и бормотать извинения.       На крики до хрипа, приказы остановиться и просто свою кличку Пёс не отзывался. Лишь ускорялся, прижимая острые уши. И казался рыже-чёрным сгустком энергии, мчащимся по улицам. Макс ощутимо отстал и остановился у развилки. Одна вела на перрон, другая — во дворы, а третья — в затенённую аллею рядом с забегаловками.       — Пё-ёс! — голос сорвался, горло жёстко рвануло, и Макс закашлялся.       Пёс не отозвался. Зато со стороны аллеи послышался женский крик, полный паники и ужаса. Без раздумий Макс кинулся на него.       Через пару шагов он их увидел.       Пёс вцепился в чёрный рюкзак какой-то девчонки и, упираясь лапами в выметенные дорожки аллеи, рычал, не желая отдавать. Он тряс головой, пятился, утробно ворчал. А владелица рюкзака дрожащими пальцами держала его лямку и старалась оставаться на расстоянии вытянутой руки. Её грубые и чуть широковатые джинсы, зауженные к низу и закатанные, были испачканы в дорожной пыли, а исцарапанные носки розовых кед мельтешили по асфальту. Чёрные волосы, неровно обрезанные как будто криворуким парикмахером, тряслись при каждом рывке Пса. Девчонка нещадно проигрывала Псу. Худенькая, дрожащая, не очень высокая, она весила как будто меньше, чем Пёс.       — Фу! Брось каку! Фу, Пёс, кому сказал! — Макс притопнул ногой.       Пёс мгновенно выпустил рюкзак из пасти, и девчонка рефлекторно попятилась, с грохотом опрокидывая чёрный чемоданчик за своей спиной.       — Извините, пожалуйста, обычно он не проявляет такого интереса к дамским сумочкам, если там нет наркотиков… — на всякий случай пальцы обхватили тонкое звено цепи ошейника — мало ли что.       — Н-ничего страшного, — девчонка одёрнула широкую джинсовку, увешанную значками, аки мундиры генералов медалями, а потом подтянула к груди рюкзак.       — Он не бешеный, вы не бойтесь, — Макс улыбнулся и чуть присел, чтобы быть на уровне глаз девочки.       — А я и не боюсь, — буркнула она, заправляя за уши обрубки волос, а потом решительно посмотрела в глаза Максиму.       Максимов опешил. Он смотрел в глаза девчонки, широко распахнутые от ужаса, обрамлённые густыми короткими ресницами, и голубые-голубые, прямо как у него, и понимал, что это — его человек.       Такое было с ним лишь однажды: когда он встретил Лену. И Макс не думал, что это хоть когда-нибудь повторится.       — Ты… Ты мне звонила? — Макс выпрямился и дёрнул цепь, заставляя Пса сесть у ног.       — Максим Максимов? — осторожно спросила девчонка, опуская рюкзак.       Стала видна её короткая чёрная футболка с золотой надписью, обнажавшая живот с впалым пупком. Максим ещё раз окинул потенциальную дочь внимательным оценивающим взглядом. В принципе, в ней не было ничего сверхъестественного: ни двух пар рук, ни хвоста, ни третьей ноги, ни рог, ни звериных ушей, ни даже сломанного носа, пирсинга или тату (о том, что эти вещи могут быть спрятаны под одеждой, Макс старался не думать). Она была вполне обычным подростком. С одним лишь исключением: это была его дочь.       Стоило посмотреть в её глаза, как все сомнения, царапающиеся в душе после первого звонка, исчезли.       Только всё равно верилось с трудом.       Нос был его, глаза были его, даже усмешка была как будто его — но наблюдать это на другом человеке было слишком… Странно?       Решив, что наблюдает слишком долго и чрезвычайно пристально, Макс наконец кивнул.       Девчонка тоже оглядывала его внимательно, и Макс не сомневался, что тоже изучала его. А потом смело протянула маленькую ладошку для рукопожатия:       — Слава. Славка Иваненко.       — Можешь звать меня Максом, — Максим пожал руку, и широкие кожаные браслеты, усеянные металлическими заклёпками, качнулись на её тонком запястье.       Славка сдержанно кивнула, изучая его большими голубыми глазами из-под тёмных нахмуренных бровей.       К «папе» Макс был пока не готов, да и Славка, очевидно, тоже.