Абонент временно недоступен

      Саша в очередной раз вздыхает и обновляет новостную ленту в телефоне. А внутри все поражает плохое предчувствие. Будто что-то должно произойти. От этого мысли не собираются в единую кучу, лишь мечутся между собой, ударяясь о разные стороны головы. Он чувствует себя избитым, покалеченным. И совершенно не понимает, откуда растет эта необъяснимая тревожность. Их рейс задерживают на довольно длительное время, от чего вся команда нервничает. Вот только то, что творится на душе у Головина совсем с этим не связано. Тут что-то другое. Абсолютно другой природы.       — Да, — он серьезно отвечает на звонок с незнакомого номера, а на той стороне слышится только хриплое, сбитое дыхание и всхлипы. Парень понимает — что-то случилось. И что-то непоправимое. — Да? Говорите, не молчите.       — Саша, — выдыхает женский голос, а у него сердце сжимает. Что, черт возьми, происходит? И почему ему кажется, что все это закончится максимально плохо?       — Вероника, это ты? — он подпрыгивает с сидения, от чего мужские взгляды в миг устремляются на него. — Ника, что случилось?       — Николь, — всхлипывает Ленская и делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Вот только получается максимально плохо. Все путается в сознании. А перед глазами плывет небольшая курилка больницы, куда она вышла, чтобы подышать воздухом и поговорить с футболистом. — Николь, — в очередной раз начинает брюнетка и надеется, что в этот раз получится взять себя в руки и сказать это. — Николь в больнице. Ее избили. Она без сознания. Говорят, что куча переломов, повреждены некоторые внутренние органы. И сильная травма головы. Все молятся, чтобы она не впала в кому. Саш, она звала тебя до того, как отключилась, — шепчет Ника и чувствует, как по щекам начинают стекать соленые дорожки из слез. Как же ей трудно все это дается. А ведь изначально, когда ей позвонили из больницы, Ленская была уверена, что это очередная шутка Красновой. Лучше бы это оказалась дурацкая шутка, но с Николь все было в порядке.       — Адрес больницы. Я еще не улетел, рейс задержали, — решительно произносит Александр и проводит рукой по волосам, ероша непослушные пряди. Кажется, будто у него сердце остановится в этот миг. И он сам удивляется, как еще держится. Ведь внутри все так и требует. Разгроми что-то. Покричи. Заплачь. Покажи хоть какие-то эмоции. Ну же. Тебе же так нужно. Но Головин держится. Держится ради нее.       — Саш, у тебя матч с Кипром, выход на Евро, куда тебе в больницу, — говорит Ленская, действительно беспокоясь, как бы футболисту не влетело за это. Но брюнетка понимает, что ей требуется его поддержка. Требуется, чтобы он был рядом.       — Ника, адрес, — рявкает Головин слишком грубо. Нервы. Никуда от этого не деться. Он слишком сильно переживает за жизнь и здоровье одной рыжеволосой особы, которая так сильно терзает и пленяет его сердце. Без которой, кажется, уже просто невозможно его существование. — Прости. Пришли мне адрес. Я что-то придумаю. Я должен быть с ней в этот момент. Я не могу ее бросить.       — Хорошо. Я пришлю. Приезжай, пожалуйста, скорее, — выдыхает Ленская и сбрасывает вызов. А Саша просто смотрит несколько минут в одну точку, прокручивая этот разговор. Как же он корит себя, что не был с ней в этот момент. Как же он ненавидит себя, что не смог спасти Краснову от этого.       Парень мечется взглядом по залу ожидания и пытается выловить главного тренера. Думает, что же сказать и как отпросится. Но в голове лишь каша. И ни единой здравой мысли не проскальзывает. Головин даже не представляет, как сейчас прийти в себя и собрать слова в адекватное предложение, которое донесет до Черчесова всю запущенность ситуации. Выдыхает и сжимает рукой телефон, понимая, что сейчас каждая минута, каждая секунда на счету. И он не может их тратить попусту.       — Станислав Саламович, — выдыхает парень, подойдя к тренеру. Тот лишь поворачивается и грозным взглядом осматривает футболиста. Мужчина больше всех переживал, что рейс задерживается. Ведь из-за этого они потратят меньше времени на тренировки. А к Кипру команда обязана подойти в лучшей своей форме и оформить досрочный выход на Евро. — Тут дело жизни и смерти.       — Саша, не пугай меня так, — хмурится Черчесов и проводит рукой по усам, пытаясь хотя бы представить, что же так опечалило Головина. Ведь Александр сейчас мрачнее тучи. Лицо тут же осунулось, а в глазах пропал тот характерный блеск, который до этого отмечал каждый игрок сборной. Сейчас же там лишь тревога и… страх?       — Моя девушка. Ее избили. Она лежит в больнице в тяжелом состоянии. Мне нужно туда. Срочно. Я не могу находится в стороне. Не могу улететь, пока не пойму, что с ней все относительно в порядке, — Саша выдыхает и делает небольшую паузу. — Я обещаю, что прилечу завтра утренним рейсом, я отпахаю три тренировки, выйду на поле и буду работать на износ. Только отпустите, пожалуйста.       — Веревки ты из меня вьешь своими чувствами, Головин. Скажи спасибо, что ты мне симпатичен. Но чтобы завтра был на Кипре, иначе, — Черчесов машет кулаком, а потом улыбается и так по-отечески обнимает парня. — Будь осторожен. И лети лечить свою любовь.       Саша благодарит тренера и, сбросив чемодан своих вещей Черышеву, выбегает из здания аэропорта, попутно вызывая на телефоне такси. Только бы не было пробок. Только бы он успел. Только бы она очнулась и была здорова. Здорова. Головин прокручивает в голове это слово и грустно усмехается. Сам в это не верит. И этот страх разъедает каждую клеточку его тела, проникает в разум, заставляя сомневаться во всем, что было так дорого.       Парень смотрит из окна на Москву, которая погружается в сумрак. И то, как на шумных улицах начинается ночная, суетливая жизнь. Каждый человек бежит куда-то, даже не думая останавливаться. А ведь вокруг столько всего происходит. Но каждый погружен в свой мирок со своими проблемами. Головин шумно выдыхает и откидывается на спинку. Как назло, они едут слишком медленно. Или ему так кажется? Сжимает тонкими, длинными пальцами обивку салона и пытается размеренно дышать. Вот только сердце так и продолжает отбивать бешеный ритм. А иногда будто замирает на минутку, вызывая лишнюю волну беспокойства. Как же он будет без нее? Они же ведь только открылись друг другу.       Стоит только машине остановиться, как Головин буквально вылетает. Парень сам не понимает, как не начал выпрыгивать еще во время движения. Хотя, признаться, такая идея промелькнула в его голове. Проводит рукой по растрепанным волосам и немного поеживается от вечерней прохлады. Осматривает такое большое здание больницы и морщится. Как там его Николь одна, без него, в такой пустой палате? Делает глубокий вдох и направляется внутрь.       — Извините, — обращается парень к медсестре. — Не подскажите, в какой палате Краснова? Я ее молодой человек.       Сотрудница диктует ему номер палаты, этаж, объясняя, как пройти. Саша тихонько благодарит ее и направляется к лифту. К горлу подступает такая неприятная тошнота. А сердце начинает отбивать какой-то невероятный ритм, будто собираясь вырваться из груди. Он не волновался так даже перед важными матчами. Опирается на стену лифта и прикрывает глаза, слушая такой тихонький шум. Пытается переварить все то, что произошли за последние несколько часов, вот только получается максимально отвратно. Противный писк выводит парня из мыслей, заставляя покинуть кабину, которая стала для него своего рода убежищем от всего.       Головин сразу замечает копну темных волос. Видит, как Ника обнимает себя за плечи и трясется от переживания. Саша даже не может представить, насколько девушке сейчас плохо. И насколько одиноко. Ведь Ленская знает Николь уже столько лет. И, Александр уверен, даже не представляет своей жизни без этой рыжеволосой, веселой девушки.       — Саша, — выдыхает Вероника и подлетает со стула. Подходит к футболисту и обнимает его. Так крепко, будто Головин может спасти Краснову одним своим присутствием. — Спасибо, что приехал.       — Я не мог иначе, Ника, — тихо говорит Александр и поглаживает девушку по волосам, пытаясь хоть немного успокоить. Хотя по брюнетке видно, сколько слез было пролито. Красные белки глаз, синяки и бледная кожа. Кажется, что еще немного и ей самой потребуется помощь врача. — Как она?       — Пока без сознания. Врачи провели операцию, потому что ребро неудачно сломано было, там то-ли осколки, то-ли что. Я не до конца поняла, — она шумно выдыхает, а Саша понимающе кивает головой. У него самого разум затуманен. И если бы ему что-то говорили врачи, он бы тоже ни черта не осознал бы. — Но говорят, что скоро должна прийти в себя. Чудом удалось избежать повреждения внутренних органов. Вот только сильная травма головы.       — Саша, — слышит парень со стороны и тут же разворачивается. Перед ним возникает женщина, которая в первую встречу поразила своей красотой. Вот только сейчас она больше напоминает приведения, которое в любой момент просто испарится. — Ты приехал.       — Не мог иначе. С ней все будет хорошо, Ольга Викторовна, — говорит Александр, будто пытаясь в этом убедить себя. Краснова лишь кивает и похлопывает футболиста по плечу. Всем, кто находится перед этой палатой, сейчас невероятно трудно       — Это Владислав Алексеевич, отец Николь, — женщина кивает в сторону мужа и отводит в отвращении взгляд. В их отношениях уже давно пропала любовь. И как же сильно Ольга не желала подобного своей дочери. — Ну и Андрей, товарищ семьи. А это Саша, возлюбленный Николь.       — Ты какого черта тут делаешь? Разве я не предупреждал тебя, чтобы ты к ней не приближался, — рычит Саша и сжимает кулаки, но Вероника хватает его за руку, показывая всем видом, что сейчас не лучшее время. Да и Головин сам прекрасно это понимает. При знакомстве с отцом возлюбленной начистить морду другу семьи. Лучше ведь и не придумаешь.       — Так ты тот футболист, с которым моя дочь сидела в Монако и портила жизнь? — мерзко усмехается Владислав, но Александ не успевает даже ответить. Мужчина отвечает на телефонный звонок и скрывается в коридоре. Как Николь и говорила. Вечно в работе. Саша даже удивляется, как он поехал в больницу, а не улаживал очередной контракт.       Часы противно тикают, разрезая такую мертвую, пугающую и всепоглощающую тишину. Саша в очередной раз вздыхает и опирается на ладони, опуская такую тяжелую голову. Телефон пришлось поставить на беззвучный, ибо оповещения о сообщениях буквально выводили его из себя. Головин даже не мог дышать нормально, что говорить о том, чтобы собирать слова в связные предложения и отвечать даже на простые вопросы. Парню казалось, будто сегодня, прямо сейчас, в данную минуту или секунду он теряет невероятно важную часть себя. Будто от него отрывают огромный такой кусок, без которого тело дальше не сможет функционировать. Будто сердце просто останавливается и отказывается дальше биться, не понимая, для чего это все. И это пугало. Он потирает глаза и поднимает усталый взгляд на окружающих.       Вероника, от которой раньше исходил лишь свет и радость, сейчас похожа на призрака. Она потухла в один миг. А все от страха. От страха, что сегодня каждый из них может потерять самого близкого человека. Ольга Викторовна пытается казаться сильной, вот только выходит откровенно паршиво. Глаза выдают ее. В них столько грусти, столько беспокойства. Возникает чувство, что стоит врачу только сказать что-то, как она тут же сломается. Но Саша знает, нет ничего хуже, чем держать все свои эмоции в себе. Лучше плакать, кричать, показывать, как же больно. Иначе в один момент просто взорвешься от всего этого. И ничто и никто не сможет собрать тебя заново, по миллионам маленьких осколков снова в единое целое.       Единственным, кто сохранял невозмутимость и спокойствие, на удивление, оказался отец Николь. Кажется, будто ему совершенно наплевать на все, что происходит вокруг. Все, что его волновало — очередные акции, контракты и договора. И Головина это доводило до предела. Он просто не понимал, как отец, один из самых близких людей может так себя вести. Все это больше смахивало на сюжет плохого романа, чем на действительность. И будь воля Александра, футболист не смог бы себя сдержать. Врезал бы, да посильнее. Ведь это совсем ненормально. Но сейчас все его мысли заняты лишь одной девушкой, которая лежит в палате и борется за каждую минуту жизни.       — Красновы? — подходит к ним врач и поправляет белый халат, а Саша замечает, как у него под глазами залегли синие следы, свидетельствующие ни об одной бессонной ночи. Как же ему жалко докторов, ведь они в буквальном смысле тратят свою жизнь ради других. — Она пришла в себя. Но крайне слаба. Я не могу разрешить вам всем пойти к ней, сами решите, кто сейчас для нее нужнее. Только понимаете, что никакого стресса.       Головин шумно выдыхает и буквально скатывается по стене, садясь на холодный пол. Он прикрывает руками лицо, потому что чувствует, как глаза начинают слезиться, а в следующий миг по щекам скатываются два одиноких соленых ручейка. Его сердце начинает выбивать бешеный ритм. Жива. Не бросила его. Боролась и смогла. Парень будто снова научился дышать. Будто его вытащили от бескрайнего, холодного океана и дали вдохнуть свежего воздуха.       — Саш, — на его плечо опускается теплая рука и Александр замечает такие знакомые рыжие волосы. Все таки Николь взяла это от мамы. — Иди ты к ней.       — Никакого стресса. Он никуда не пойдем. Мы родители, мы должны идти. Я ее отец, — начинает кричать Владислав, но женщина одаривает его грозным взглядом.       — Поздно ты вспомнил, что ты отец. Никакого стресса — именно поэтому ты не пойдешь, — отрезает Ольга. — Это я так сказала. Саш, иди. Ты ей нужен сейчас. Она звала тебя.       Головин поднимается с пола и смотрит сторону Вероники. Та села на стул и впервые за все это время улыбнулась. Даже несмотря на то, что по ее щекам бежали слезы, у Александра на сердце стало теплее. Ленская едва заметно кивнула и произнесла так тихо, чтобы мог понять только футболист: «обними ее за всех нас». Саша делает глубокий вдох и останавливается возле двери. Рука застывает в воздухе, так боясь опуститься. Так страшно ее сейчас увидеть. Она же такая хрупкая. Вдруг ускользнет из его объятий? Пропадет? Растает? Однако Головин все же с силой нажимает на ручку и заходит в комнату, плотно прикрыв за собой дверь.       И сердце тут же начинает обливаться кровью и разбиваться на миллионы маленьких осколков. Как же ему больно видеть его такой. Краснова не может пошевелиться, в такую худенькую ручку вставлена капельница, на всем теле виднеются синяки, ярко-фиолетовые, будто напоминающие о том, что с ней произошло. А на лице столько ран и ссадин. Почему он не смог ее уберечь? Почему не смог спасти? Не был рядом тогда, когда девушка больше всего в нем нуждалась…       — Малышка, — выдавливает футболист и чувствует, как по щекам опять начинают бежать слезы. Больно и трудно. И как бы многие не твердили, что мужчины не плачут. Плачут. И это показатель силы. Потому что намного хуже держать все в себе и делать вид, что ты каменная глыба, которой плевать на все вокруг. Намного хуже быть бесчувственной сволочью. — Как же ты меня напугала. Как ты напугала нас всех, — выдыхает Саша и вмиг сокращает между ними расстояние. Садится возле кровати на колени берет ее за руку, целуя каждый палец, стараясь запечатлеть этот момент в памяти. Момент, когда она осталась жива. Когда он все понял. — Как ты себя чувствуешь?       Краснова медленно моргает, пытаясь разглядеть все, что стоит вокруг. Тянется рукой к бутылочке с водой, вот только Саша перехватывает ее ладонь и сам начинает ее аккуратно поить. Все, чтобы ей было комфортно. Он ведь так боится, что сломает Николь. Такую хрупкую, такую маленькую. Такую его девочку.       У рыжеволосой невероятно болит голова. Все вокруг плывет и гудит в ушах. А горло болит. Кажется, будто ее избила толпа людей. А, ведь так же и было. Краснова откидывает голову на подушку, пытаясь хоть немного утихомирить эту боль. Вот только получается максимально отвратительно. В голове творится полнейшая каша. Николь так старается выудить оттуда хоть одно воспоминание. Но они утекают. Девушка не может за них схватится. Стоит только нащупать и протянуть руку, как тут же они улетают, оставляя после себя пустоту. Огромную пустоту, которую ничем не запомнить.       — Почему вы здесь? — шепотом говорит Краснова, смотря на парня. В ее голове просто не укладывается. Почему в ее палате сидит известный футболист? И почему он так к ней добр? Что она забыла? — Я знаю, что вы известный футболист, Александр Головин. Вы мне нравитесь, как игрок. Но почему вы в моей палате? Почему вы здесь? Мы же даже не знакомы.       Николь хлопает ресницами, а Саша открывает и закрывает рот, пытаясь понять, что же, черт возьми, происходит. И почему эта чертовщина происходит именно с ним. Неужели забыла? Неужели все те моменты, всю его любовь стерла одним движением?       — Николь, неужели ты не помнишь? — его голос срывается. Саша из всех сил старается держаться, вот только не может. Он теряет ее. Упускает. В тот самый момент, когда просто не может ее оставить. Не может остаться сам. Без нее.       — У нее, похоже, амнезия, — раздается рядом голос врача и Головин разворачивается. В палате уже стоят ее родители и Вероника. Ни на минуту не смогли оставить их наедине. Как же сильно это раздражает Александра. — Что вы последнее помните?       — Аварию. Я ехала с мамой и в нас врезались. Я ударилась головой и отключилась, — шепчет Краснова и осматривает всех вокруг, не понимая, почему у них такие грустные взгляды. И не понимает, почему Головин, известный футболист, продолжает держать ее за руку. Так крепко, будто стараясь удержать рядом с собой. И почему ей так приятны его касания. — Что-то не так?       — Это было полтора года назад, Ник, — тихо говорит женщина. — Ты не помнишь полтора года своей жизни.       Головин осознает, что больше просто не может это слушать. Встает и старается как можно быстрее покинуть палату. Доктор лишь просит всех оставить его наедине с Николь. Саша шумно выдыхает и зарывается руками в волосы. Почему? Как? Зачем? Ничего не укладывается в голове. Как так вышло? Почему она забыла именно его? Вероника опускает руку на его плечо, а Александр из всех сил сдерживает себя, чтобы не сбросить ее. Понимает же, что Ленская просто пытается его поддержать. И вовсе не виновата в этом.       — Так, — протягивает довольно ее отец. А Саша про себя отмечает, что этот мужчина — редкостная сволочь. — Раз Николь ничего не помнит, значит еще есть шанс все исправить, — потирает ладони и поворачивается к Андрею. — Знаю, что влюблен в нее. Твой выход.       — Вообще-то, я еще здесь. И отступать не планирую, — яростно говорит Головин. — Не знаю, что вы придумали, но ничего у вас не получится.       — Мальчик, ты не понимаешь, с кем таскаешься. Уничтожить тебя — дело пять минут. Ты ей не пара. Мы соврем ей, что у нее полная идиллия с Андреем и свадьба на носу. Кто будет мешаться под ногами — лично раздавлю. Если ты хочешь общаться с дочерью, — он поворачивается к жене, а потом к Веронике, — а ты с подругой, то придержите свои красивые язычки за зубами и ничего ей не скажите. А ты, — мужчина мерзко улыбается и подходит к Саше, — вали в свое Монако, пытайся играть в футбол и забудь о ее существовании, если не хочешь проблем.       Головин чувствует, как закипает внутри. Николь ни раз упоминала, что ее отец всегда находит рычажки воздействия и ненавидит, когда все идет не по его плану. И тут очередной момент. Вот только Саша так не может. Не может лишиться ее в один миг из-за дурацких вымыслов Владислава. Александр делает глубокий вдох, а потом резко со всей силы ударяет мужчину кулаком в лицо. У Краснова начинает кровоточить губа, а на щеке остается большой синяк. И Головин наносит еще пару ударов, прежде чем взглянуть на Владислава взглядом, полным ненавистью.       — Вы невероятный мудак. И Николь все так же будет вас ненавидеть. Всегда, — шипит от злости, а потом хватает куртку и уходит оттуда. Как можно скорее от всех этих глаз. От заговоров и непонятных схем. Подальше от той, кто стала его жизнью.       — Саша, стой, — догоняет его Ника и, опираясь на стену, начинает тяжело дышать. — Вас, футболистов, не догонишь, аж бесит. Ты как? Пойдем, тут есть одно место, где мы можем побыть наедине.       Головин послушно следует за ней, понимая, что, может быть, ему действительно просто нужно с кем-то поговорить. Нужно, чтобы его выслушали и сказали, что все будет хорошо. Что любовь вернется. И память Николь тоже вернется. Просто немного веры, за которую Александр сейчас так старательно цепляется, вот только все убегает от него. Все, что он выстроил за такой короткий промежуток, просто рушится. Остаются лишь осколки и камни, которые потом придется разбирать.       — Мне точно нужно к психологу, — выдыхает и опирается руками на ограждение балкона, смотря на ночной город. Теперь парень еще сильнее ненавидит больницы. Тут остаются души. Жизни. Тут время бежит иначе. Тут каждый сантиметр пропитан болью, смертью и спасением. Тут пролито столько слез. Погублено столько надежд. Тут сегодня он потерял свою возлюбленную.       — Идея не самая плохая. Думаю, поможет, — пытается быть веселой Вероника, вот только у самой на душе творится бардак. Она не понимает, что делать дальше. Но знает только одно. Жизнь ее подруги изо всех сил стараются разрушить. И Ленская даже не может противиться этому, ведь так потеряет Николь навсегда. — Как ты?       — Нормально, ничего не случилось, — смеется Саша, вот только его голос надрывается. Он не может себя сдерживать. Не может больше. Со всей дури сбивает мусорное ведро, стоящее рядом. — Сука, — вырывается у него. А потом футболист со всей силы бьет кулаком ко стене. На сером фоне остаются характерные красные подтеки, а рука начинает болеть. Вот только Головин продолжает бить эту стену, представляя на ее месте отца Николь, Андрея, тех, кто сделал это с его малышкой. Удар за ударом. Выплескивая всю боль. Вот только легче не становится.       — Саша, — зовет его сквозь туман мыслей Вероника, схватив его за руку, оттягивая парня от этого злосчастного места. Но стоит им только сделать несколько шагов, как тело футболиста падает на пол. Александр опускает голову на колени, а Ника замечает, как прерывисто движется его грудь. Он плачет. Плачет от того, что потерял близкого человека. — Саша, — Ленская садится рядом и обнимает его. Головин повторяет жест брюнетки, пытаясь скрыть свои слезы, вот только получается максимально отвратно.       Парня будто убили изнутри. Выжгли каждый сантиметр души ярким пламенем, оставляя от нее только едкий пепел, который продолжает разъедать органы. И все его мысли. Они путаются в голове и терзают Сашу с невероятной силой. Так, что бороться просто не получается. Вроде и сил хватает, но не может сопротивляться. Что-то не дает. Не дает принять это и отпустить. Он никогда не сделает это. Никогда.       -Я люблю ее, Ника, люблю. Так сильно люблю, что едва могу это выдержать, — тихо говорит Головин. — И я не знаю, что мне делать. Отпустить? Я просто не могу. Я люблю ее. Понимаешь? Люблю.       Впервые сказал это. Признался. Но не ей. Вряд ли Николь когда-то теперь услышит эти слова из его уст. Просто не дадут. И от осознания данного факта становится только тяжелее. Хочется придушить всех вокруг, не подпуская к его малышке никого. Вот только все это становится невозможным. Саша теряет ее. И, похоже, навсегда. И теряет часть себя. Большой кусок отрезали от него самым ржавым ножом. От чего боль поражает каждую его клеточку. Невыносимая боль, с которой справиться просто невозможно. Невозможно трудно.       — И она тебя любит, Саша. И вспомнит. Когда-то точно вспомнит, — произносит Вероника, а про себя добавляет такое скромное «лишь бы не слишком просто». Головин понемногу успокаивается, вот только боль никуда не уходит. Он пытается ее блокировать, делать вид, что не замечает, но от этого сердце начинает ныть еще сильнее. Ведь у него только что забрали любимую. — Лети на матч с Кипром. Ты нужен сборной, нужен ребятам. Заодно и отвлечешься. Будем на связи. Мы что-то придумаем, слышишь? Я не оставлю это так.       — Мы что-то придумаем, — повторяет ее слова Саша, будто заставляя самого в них поверить. «Но запомни как мантру, испиши все посты и холсты»       Николь тяжело дышит. Прикрывает глаза, стараясь изо всех сил разобраться в том, что же случилось. И что сейчас творится в ее голове. Вот только там пустота. Нет ничего указывающего на то, что произошло в последние полтора года. Будто кто-то просто удалил все, что было. И это начинало действительно раздражать. Такое ощущение, словно Краснова упускает что-то важное. И футболист, сидящий у ее кровати, вовсе не просто так тут оказался. Ведь должно же быть этому логичное объяснение. От всех этих терзаний и мыслей головная боль лишь усиливается, добавляя к себе и сильную тошноту.       Дверь тихо открывается с характерным скрипом, заставляя Николь обратить внимание на тех, кто же нарушил эту пьянящую тишину и ее покой. В палате оказывается мама, отец и Андрей, который буквально светиться. Неудивительно.       — Как ты себя чувствуешь, солнышко? Если тебе тут не комфортно, только скажи, я перевезу тебя в лучшую клинику, — ласково говорит Владислав и поглаживает руку дочери, заставляя Краснову насторожиться.       — Так, вроде травма у меня, а не у вас. Что тут происходит, пап? Что за приступ нежности? Я умерла и попала в ад? — выгибает бровь Николь и щурится, пытаясь хоть немного разобраться. Ей уже не нравится идея начинать жизнь с чистого листа и не помнить, что было в последние полтора года. Такое ощущение, словно у нее забрали часть себя, оторвали. Так грубо и бессовестно, что хотелось кричать и просить о помощи. Требовать, чтобы все вернулось на свои места.       — Ну же, малышка, ты разве не помнишь, что за это время мы помирились? Ты счастлива работать на фирме, у нас прекрасные отношения. Отказалась от своей бредовой идеи бить татуировки и рисовать. И наконец начала думать о будущем. А с Андреем у тебя скоро свадьба, — так радостно произносит Владислав и хлопает в ладоши, напоминая в этот момент маленького мальчика, которому на день рождения наконец подарили самую лучшую машинку.       — С Андреем? Вы уверены? — Краснова хлопает ресницами и осматривает людей вокруг. — Мама? — женщина лишь пожимает плечами. А ведь мать была для нее спасательным кругом. Николь так надеялась, что Ольга сейчас скажет, что это все вранье, неудачный первоапрельский розыгрыш. Вот только ничего.       — Да, Ник, мы любим друг друга. И уже подали заявление. Ты меня так напугала, — Андрей самоуверенно хмыкает, пытаясь изобразить заботу. А потом тянется к ней и целует в губы. Теперь сбылось его желание. Теперь Николь его.       А Краснова лишь морщится от очередного приступа боли, не понимая, что происходит. И почему она надеется, что это неправда? И почему в голове так застрял Головин, сидящий у ее кровати? Неужели он что-то для нее значил? И почему вдруг стало так пусто на душе? Будто образовалась дыра, которая затягивает в себя все хорошее. Всю ее. Столько вопросов, ответы на которые просто не находятся. А мысли в очередной раз путаются между собой, создавая кашу. Все напоминает клубок спутанных ниток, который никак не получается привести в норму. Она сейчас этот клубок.       — Саша, — кричит девушка сквозь сон. Часы показывают половину третьего ночи, из окна тянется длинная полоска лунного света. А от Красновой за километр веет одиночеством и отчаянием. — Саша, спаси меня.       Спаси меня…