Лишь только вместе, мы, всё, преодолеем.

«Титаник». Воскресение. 14 апреля. 1912. Рано утром, когда все пассажиры шикарного «Титаника» ещё находились в ласковых объятиях Морфея, в машинное отделение величественно спустился директор круизной компании «Белая звезда» Брюс Исмей. Непереносимая жара, царившая в котельной, из-за которой он обливался солёным потом, не смущала его. Исмей, лишь, вытер пот батистовым платком, и, обратившись к бригадиру кочегаров, спросил: --Почему, до сих пор ещё, не запущены оставшиеся котлы? Бригадир посмотрел на него, как на безумного, но сохраняя всю свою вежливость, ответил: --Как только мы получим на это распоряжение: либо от капитана, либо от Государя Императора, обязательно запустим! Такой ответ не удовлетворил Исмея. Наоборот, он, разгневал его. Исмей не мог стерпеть неповиновения и поспешил, поставить бригадира на место: --Вы, наверное, забыли о том, что именно я являюсь директором компании «Белая звезда»?! Это означает, что все вы—мои подчинённые! Вы обязаны подчиняться мне, а мой приказ ясен! Я хочу, чтобы вы, сию же минуту, запустили оставшиеся котлы! Хватит уже ползти, подобно беременным черепахам! Сказав эти властные и, полные праведного гнева, слова, он вальяжно развернулся и покинул машинное отделение, не желая больше, общаться с рабочими. Бригадир проводил его потрясённым взглядом из-за того, что не знал, как ему поступить: не выполнить приказ директора-распорядителя круизной компании означало потерять работу, чего ему, крайне, не хотелось. Он тяжело вздохнул, и, признавая то, как тяжело быть простым рабочим, приказал своим товарищам: --Пора задействовать оставшиеся котлы, ребята! Покажем всем всю мощность нашего корабля и то, как быстро он может бегать! Кочегары изумлённо переглянулись между собой, и, пожав плечами, взялись за работу. Они понимали, что им может хорошо влететь от капитана за их самоуправство, но смутно надеялись на то, что он весь свой гнев переведёт на Исмея, как тот и заслуживает. Это будет справедливо, ведь Исмей сам не знает, с кем связался и против кого идёт. Зато они хорошо знали, поэтому надеялись на снисхождение. Только, как бы Исмей ни пытался скрыть свои интриги с махинациями, о них, вскоре стало известно Российскому Государю Императору с его новым контр-адмиралом Эдвардом Смитом, почувствовавшим прибавление скорости лайнера, ещё будучи в постелях в состоянии сна и яви по участившейся вибрации пола со стенами. Это вызвало в них недоумение и заставило немедленно появиться в штурманской рубке. --Что здесь происходит? Кто приказал прибавить скорость корабля?—не в силах скрыть глубокого душевного негодования, спросил у своих офицеров капитан, пристально посматривая на каждого из них. Казалось, он даже забыл о вечернем, весьма нескромном, дефиле Лайтоллера, что позволило молодому офицеру, вздохнуть с облегчением. Только это было преждевременным действием с его стороны, ведь, как он знал, капитан Смит никогда и ни о чём не забывает. Просто сейчас ему хотелось заняться тем, что считал, на данный момент, более важным, а точнее, их прекрасным кораблём. --Мистер Исмей был пару часов тому назад в машинном отделении и приказал бригадиру, задействовать оставшиеся котлы, сэр!—доложил обо всём, что узнал от кочегаров своему капитану старший помощник Уайлд, пристально смотря: то на капитана, то на, появившегося в рубке, Российского Императора. Мужчины обменялись приветственными рукопожатиями, потрясённо между собой переглянувшись и не в силах скрыть искреннего возмущения. --Да он, что с ума сошёл, из-за своих амбиций подвергать опасности корабль и всех кто плывёт на его борту?—не в силах унять, закипающий в нём, гнев, произнёс Николай, чувствуя то, как с трепетной душе всё дрожит. Капитан Смит, хотя и полностью разделял чувства Государя, но приступил к исправлению того, что натворил директор пароходной компании «Белая звезда» мистер Джозеф Брюс Исмей. --Немедленно сбавить ход до 20 узлов!—приказал капитан бригадиру кочегаров по телефону, связывающему мостик с машинным отделением. Бригадир всё понял, и, обращаясь к своим подчинённым, громко повторил, пришедшее к ним с капитанского мостика, приказ капитана о сбавлении хода лайнера. Те, уже смирившиеся с, царившим на борту, двоевластием, тяжело вздохнули и приступили к выполнению приказа от выше стоявшего начальства. Таким образом, «Титаник» постепенно начал сбавлять скорость до оптимальной, что не могло, ни порадовать, находящихся уже, на смотровой площадке, капитана с Российским Императором. Они снова принялись весело и беззаботно о чём-то между собой беседовать, не обращая внимания на, лучи яркого апрельского солнца, слепящие глаза и заставляющие их, слезиться, не говоря уже о приятной утренней прохладе и громкие крики, пролетающих над головами мужчин, чаек. В эту самую минуту на смотровой площадке мостика появились Их Императорские Высочества. Они только что позавтракали в «кафе Паризьен», расположенном на корме «Титаника», и решили немного прогуляться перед церковной, пусть даже англиканской, службой. Одеты все были в изящные светлые костюм и платья морского стиля, с соответствующими головными уборами, а на их очаровательных лицах сияла счастливая беззаботная улыбка. Видя то, что все, кого он хотел видеть здесь на смотровой площадке собрались, капитан Эдвард Смит одобрительно кивнул и со вздохом искреннего облегчения заключил: --Ну, что, же! Раз все уже в сборе, думаю, мы можем, немедленно пройти в столовую для пассажиров первого класса, где и состоится служба! Российский Император Николай согласился с мнением главного офицера шикарного лайнера «Титаник», и, галантно взяв обеих племянниц себе под руки, вместе с ними и детьми важной походкой направился к выходу с капитанского мостика. Что касается самого почтенного капитана Смита? Он, отдав вахтенным офицерам некоторые управленческие распоряжения с рекомендациями, оставил пост и, молча, прошёл в белоснежный, выполненный в лёгком итальянском стиле, роскошный зал столовой для пассажиров первого класса, где уже собрался народ из всех трёх классов. Они, что-то тихо между собой обсуждая, стояли напротив большого органа, а, одетые в чёрные фраки, официанты раздавали им брошюры с необходимыми псалмами. Что касается Российских Императорских особ? Они уже заняли свои почётные места в первом ряду, расположенном прямо перед, выполненной из, покрытого защитным лаком, красного дерева, кафедрой. Их Императорские Высочества с Его Императорским Величеством в трепетном душевном волнении, терпеливо ожидали начала службы, не сомневаясь в том, все, находящиеся за их спинами, пассажиры испытывают своими хрупкими душами то, же, самое. Так и было на самом деле. Чувствуя общую готовность, капитан, молча, встал за кафедру, и, обведя всех мягким одобрительным взглядом, тихо вздохнул и приятным, бархатистым голосом начал проводить службу. Только, хорошо ощущая, прикованный к нему, заворожённый и полный огромной страсти, бирюзовый взгляд прекрасной юной возлюбленной, капитан слегка смутился, чувствуя то, как учащённо забилось в мужественной груди его доброе сердце. К счастью, никто из пассажиров не заметил того, какие бури бушуют в хрупкой душе главного офицера их шикарного лайнера. Они все были заняты собственными мыслями. Зато сама юная девушка, лишь создавала вид, что читает псалом. На самом, же деле, её, полный запретной страсти, взгляд был прикован к предмету своего огромного обожания. Она даже кокетливо ему улыбнулась, легко ощущая крайнюю неловкость возлюбленного, всеми силами, отчаянно пытающегося, сохранить невозмутимость. Вот только, как самой девушке собраться с мыслями, когда она всей душой рвалась к нему, желая, снова стать с ним единым целым? Великая княжна не знала, из-за чего тяжело и тихо вздохнула и, наконец, попыталась сосредоточиться на псалме, который уже хором пели под заунывные звуки органа. Так потянулись бесконечные минуты ожидания скорого окончания службы, при этом, юной и пылко любящей девушке, казалось, что для неё, время замедлило свой бег, но это было, далеко не так. Вскоре служба закончилась, и все пассажиры начали, потихоньку расходиться по своим делам, что нельзя было сказать о Российской Венценосной семье. Они мягко подошли к капитану и, душевно поздравив его с, успешно проведённой им, церковной службой, пошли немного прогуляться по шикарному лайнеру, благо тёплая, безветренная, солнечная и, почти майская погода, лишь способствовала этому их решению. Наконец, юная Великая княжна Ольга Фёдоровна и почтенный капитан Эдвард Смит остались совершенно одни, молча, стоять и с огромный взаимным обожанием утопать в ласковой бездне светлых глаз друг друга. При этом они держались за руки, не зная, что и сказать. Да и, слова здесь были не нужны. За них говорили их запретные, но такие пламенные взаимные чувства. именно благодаря им, возлюбленные, наконец, воссоединились в долгом, полном искренней нежности, поцелуе, который, казалось, будет длиться вечно, но вскоре, к глубокому разочарованию юной девушки, её сердечный избранник сам, нехотя прервал их поцелуй, и, ласково смотря в бирюзовые омуты прекрасной юной возлюбленной, вразумительно произнёс, как бы, крайне осторожно, выводя её из романтического забытья: --Вам пора возвращаться к семье, Ольга, а мне идти на вахту. Девушка, хотя и всё поняла, но, независимо от этого, печально вздохнула, после чего снова очень пылко с возлюбленным поцеловавшись, придерживая одной рукой полы светлой юбки, а другой края изящной ажурной шляпки, собралась было уже уйти, но, капитан, словно осознав то, что не в силах, отпустить от себя возлюбленную, снова решительно привлёк её к себе. Девушка замерла в трепетном ожидании, не смея даже, вздохнуть, при этом, ощущая то, как бешено, колотится в груди её сердце. Она добровольно тонула в ласковой бездне добрых глаз любимого мужчины, который уже осторожно накрыл нежные алые, словно розовые лепестки, и, сладкие, как ягоды спелой клубники, губы юной возлюбленной своими мягкими губами. Душа её рвалась к его душе, желая, слиться воедино. Почувствовав это своим отзывчивым сердцем, капитан Эдвард Смит больше не мог, сдерживать их общие порывы с желаниями, из-за чего нежно принялся, чувственно, настойчиво и жадно целоваться с юной избранницей. Она стояла в лучах яркого апрельского солнца и обнимала мужественную шею почтенного возлюбленного изящными руками в кружевных перчатках. Только им пришлось, внезапно, отстраниться друг от друга и привести мысли в порядок из-за того, что, в эту самую минуту, с великолепной парадной лестницы в белоснежную гостиную первого класса царственно спустился молодой и, обладающий, весьма привлекательной внешностью, светловолосый парень лет семнадцати-двадцати с чарующими добрыми голубыми глазами и лёгкой, еле заметной, щетиной на гладком, немного загорелом, лице. При этом, он выглядел статно, подтянуто, но из-за яркой одежды турецкого султанского стиля эпохи xvi столетия—странно. Зато выражение красивого лица молодого человека было, немного обескураживающим и ничего не понимающим. Он с интересом рассматривал, окружающую его, величественную обстановку шикарного, как, он уже успел заметить, огромного корабля. Он молодому человеку положительно нравился, но, всё-таки, ему хотелось узнать о том, как называется лайнер, куда он держит путь и в каком году молодой османский принц оказался. Именно по этой причине, шахзаде Селим Хазретлири подошёл к почтенному морскому офицеру, который к его удаче, приходился капитаном этого дивного парохода и на английском языке, принеся свои искренние извинения ему и его очаровательной очень юной собеседнице, спросил: --Позвольте узнать о том, что это за корабль, куда он держит курс и какой сейчас год? При этом от внимания молодого человека ни укрылось то, с каким искренним недоумением, его собеседники переглянулись между собой, приняв его за ненормального. --Вы находитесь на борту «Титаника», молодой человек. Мы все плывём в Соединённые Штаты Америки, а точнее в Нью-Йорк, да и сегодня у нас воскресение 14 апреля 1912 года.—как можно доброжелательнее, и, скрывая свои истинные чувства с мыслями, ответил на все вопросы молодого сыночка кого-то из очень влиятельных знатных пассажиров, который, вероятно, вчера за торжественным ужином, так сильно перебрал горечительных напитков, что сейчас страдал от амнезии, каковым почтенный капитан воспринял собеседника. Случайно догадавшись о его мыслях, молодой человек добродушно рассмеялся и попытался разрешить, возникшее между ними, комичное недоразумение тем, что представился своим собеседникам, смутно надеясь на то, что, хоть этим вызовет у них взаимопонимание, чем ещё больше усугубил ситуацию: --Я старший сын турецкого Султана Сулеймана Великолепного и его Хасеки Хюррем Султан Шахзаде Селим Хан Хазретлири. Наступило долгое молчание, во время которого все трое собеседников стояли у подножия шикарной лестницы и потрясённо переглядывались между собой. --Ну, что, же, мне пора на мостик для того, чтобы вернуться к моим прямым обязанностям, пока у офицера Лайтоллера, опять ни началась мания величия, как это уже случилось с ним вчера! Желаю, вам, молодые люди, приятного отдыха, и надеюсь на скорую встречу!—словно спохватившись, доброжелательно проговорил капитан Смит и перед тем, как окончательно уйти, обратился к молодому принцу с мудрым советом.—На вашем бы месте, Ваше Высочество, я бы переоделся во что-то… более подходящее 1912 году для того, чтобы чувствовать себя более уверенно.—и, почтительно откланявшись, наконец, ушёл, оставляя молодёжь одних посреди роскошной белоснежной гостиной. Проводив возлюбленного нежным взглядом, юная Великая княжна поняла, что именно ей, сейчас, предстоит проявить всю свою гостеприимность, тем самым, показывая себя, истинной леди и хозяйкой дома, то есть, в данном случае, шикарного лайнера. Она сдержано вздохнула и доброжелательно предложила новому знакомому, прогуляться по самым значимым и красивейшим местам «Титаника», а за одно и узнать у него о том, каким образом и для чего, османский принц попал из своего времени сюда, на лайнер. Молодой шахзаде не смог, отказать своей прекрасной спутнице, и, приняв её предложение, отправился вместе с ней на экскурсию по шикарному кораблю, где на палубе А, к ним присоединился главный инженер Томас Эндрюс, дружески посоветовавший Великой княжне Ольге Фёдоровне, для предотвращения, возникновения никому не нужных косых взглядов и сплетен, направленных в их сторону, от чрезвычайно чопорных дамочек, представить своего венценосного гостя из Османской Империи времён xvi века никак иначе, как её кузеном, взошедшим на борт «Титаника» в Куинстауне. Молодые люди поняли главного инженера шикарного лайнера, решив, обязательно, прислушаться к его мудрому совету. Пока, же, они шли по шлюпочной палубе, наслаждаясь, согревающими их яркими золотыми солнечными лучами, хорошей погодой и приятной прохладой, душевно беседуя друг с другом и не обращая внимания на, пролетающих над их головами, широко раскинув крылья, чаек. Именно, в самый разгар душевной беседы, Селим поделился с ними тем, что на борт лайнера он попал, благодаря ворожбе дворцового чародея для того, чтобы в течение этих двух дней, найти себе даму сердца, которую молодой человек уже на протяжении нескольких недель видит во сне, но не может заполучить из-за того, что она представительница другого времени. В эту самую минуту, юная Великая княжна захотела помочь новому знакомому в его поиске, предначертанной ему самой судьбой, избранницы, о чём и доброжелательно осведомилась: --Я, конечно, не хочу лезть не в своё дело. Только позвольте, мне узнать о том, кто эта таинственная очаровательная юная особа, которая предначертана вам самой судьбой, Ваше Султанское Высочество? Селим одарил прекрасную юную спутницу чарующей белозубой улыбкой, и, ничего не скрывая, выдохнул: --Я, конечно, не хочу никому из вас навязываться, но девушка, которой суждено стать моей женой, являетесь именно Вы, Ваше Императорское Высочество! Между молодыми людьми воцарилось длительное молчание. Они смотрели друг на друга, не зная, что и сказать, при этом, от Селима не укрылось то, как сильно, девушка оказалась потрясена его откровенностью. Этим воспользовался, находящийся возле них, Томас Эндрюс, решивший, хоть немного, отвлечь молодёжь от выяснения их отношений тем, что начал рассказывать им о шлюпках с количеством посадочных мест, искренне сетуя на то, что из-за упрямства Министерства торговли и транспорта, ему не позволили снабдить «Титаник», уже разработанными им шестьюдесятью четырьмя спасательными шлюпками. --Значит, если, не дай Господь, случится страшная катастрофа—половине, находящихся на борту этого красавца-лайнера, людям придётся погибнуть?—констатируя печальный исход, заключил молодой принц, от внимательного взгляда которого ни укрылось то, как внезапно побледнела его очаровательная юная спутница, в бирюзовых ясных глазах которой появился невыносимый страх за жизнь любимого Эдварда, то есть капитана их шикарного лайнера. --К сожалению, но это, действительно так, Ваше Высочество!—печально вздыхая, согласился с шахзаде Селимом главный инженер и конструктор Томас Эндрюс, заметивший, что их прекрасная спутница уже близка к обмороку, хорошо понимающая то, что, если всё случится, как они говорят, их достопочтенному капитану, суждено погибнуть. Не успел он переключить свои мысли для того, чтобы немного отвлечь и взбодрить молодёжь, как, в эту самую минуту, юную девушку слегка мотнуло в сторону. Она упала бы на, рядом стоявший шезлонг, если бы, ошеломлённые, внезапным ухудшением её самочувствия, Селим с Эндрюсом вовремя ни поддержали бы юную Великую княжну. --Почему девушка так болезненно отреагировала на наш душевный разговор о шлюпках и, вполне, себе возможном печальном исходе?—встревоженно спросил у создателя шикарного лайнера Селим, уже сидя возле шезлонга, на который бережно уложил Великую княжну и теперь, очень заботливо приводил её в чувства. Эндрюс печально вздохнул, но, не желая, раскрывать перед шахзаде истинную причину душевных переживаний девушки, которой является их достопочтенный капитан Смит, ответил, как ему казалось, откровенно, но с нескрываемой гордостью: --Просто Её Императорское Высочество Великая княжна Ольга Фёдоровна, в каком-то смысле является матерью «Титанику». Она сама создала всю эту роскошь с великолепием, лично подбирая всё самое необходимое для интерьера, не говоря уже о дрессировке обслуживающего персонала, которым занималась на протяжении всего месяца перед триумфальным нашим отбытием в знаменательный пробный вояж. Внимательно выслушав Эндрюса, Селим понял, что его возлюбленная является не только выдающимся дизайнером, но и душевным человеком. В эту самую минуту, молодому восточному принцу, непреодолимо захотелось, слиться с юной красавицей в долгом, очень пламенном поцелуе, но ему приходилось, постоянно, напоминать самому себе о том, что он находится ни в своём гареме, а на шикарном океанском лайнере в окружении высокопоставленных, очень важных особ, где строго следят за высокой нравственностью молодёжи. Понимая это, Селим, тяжело вздохнул и, заворожённо принялся смотреть на юную девушку, постепенно начавшую, приходить в себя после обморока. Она тихо простонала, и, открыв глаза, с непонимающим взглядом посмотрела на принца. --Ну, наконец-то, Вы пришли в себя, Ольга! Мы с Эндрюсом уже изрядно переволновались за Вас!—со вздохом огромного облегчения и искренней радости проговорил Селим, галантно помогая девушке, сесть. Вот только бурные чувства захлёстывали его так сильно, что он больше не мог себя сдерживать и, словно заворожённый припав к нежным, как розовые лепестки, алым губам девушки, принялся целовать их, осторожно, но уверенно, при этом, крайне бережно обнимая её стройный стан заботливыми руками. А в эту самую минуту, с мостика вышел, сопровождаемый двумя старшими офицерами, капитан Эдвард Смит, ставший невольным свидетелем всей этой, как ему показалось, чувственной сцены. Ведь из-за своей растерянности, Ольга даже и не пыталась оттолкнуть от себя Османского принца. Почтенного морского офицера пронзил острый укол ревности. Он даже почувствовал себя, крайне не уютно и уже захотел, немедленно уйти, но оказался вовремя замечен юной девушкой. Она решительно оттолкнула от себя, ничего не понимающего, Селима, влепив ему звонкую пощёчину, затем вскочила с шезлонга и со словами: --Эдвард, позволь мне всё тебе объяснить!—стремительно направилась к почтенному избраннику. Только он уже полностью успокоился, и, признаваясь себе в том, что Шехзаде Селим вовремя появился в жизни Великой княжны, вразумительно заговорил с ней об этом, хотя и ласково пригладил её золотистые шелковистые локоны, не говоря уже о том, что тяжело вздохнул: --Ольга, пожалуйста, послушайте меня только спокойно и поймите правильно.—начал вразумительно их душевный с юной девушкой разговор почтенный капитан, при этом, уже ласково гладя её по бархатистым щекам. Ольга ничего не понимала и смотрела на него пристальным взглядом, полным искреннего недоумения. Зато, находящийся возле Эндрюса, Шехзаде Селим, прекрасно понял то, о чём собирается, сказать юной девушке капитан, и, решив, помочь ему в этом, приблизился к её Императорскому Высочеству, затем печально вздохнул и заключил за капитана, что тому было, весьма кстати: --Просто, капитан Смит хочет сказать о том, как бы трепетно и нежно он ни любил бы Вас и ни хотел быть рядом, это не возможно. У него есть семья, которую он никогда не бросит, да и высоконравственные великосветские устои не позволят ему этого. Между ними всеми тремя воцарилось длительное мрачное молчание. Юная Великая княжна оказалось в глубоком душевном замешательстве, растеряна и сбита с толку. Зато капитан Смит, хотя и искренне переживал за душевное равновесие юной девушки, беспокоясь о том, как бы, сейчас она ни попыталась совершить какую-нибудь глупость, которая может стоить ей жизнь, признался себе в том, что мосты их романтических отношений сожжены и пути назад уже нет, из-за чего печально вздохнул и вернулся на мостик, провожаемый, понимающим взглядом юного принца, который уже крепко обнимал юную княжну, горько плачущую на его мужественной груди. Немного позже, когда Российская Императорская семья уже сидела за, накрытым, одетыми во фраки, официантами, круглым столом, Великие княжны смущённо между собой обсуждали, сидящего на против, облачённой, как и они все, в изящные гипюровые лёгкие платья бледного бирюзового цвета со шляпкой с широкими полями, их горячо любимой кузины, пребывающего в скромном молчании, юного, очень красивого светловолосого и голубоглазого принца. Он растерянно смотрел на большое количество посуды, ложек, вилок, ножей с хрустальными бокалами разных размеров и видов, не понимая того, для чего каждый из них предназначен. --Расслабьтесь, Ваше Высочество! Начинайте от тарелки и двигайтесь дальше.—в знак искренней поддержки, чуть слышно подсказал юноше, сидящий рядом с ним, Томас Эндрюс. Тот понял главного инженера, являвшегося так, же начальником гарантийной группы, повторяя за ним каждое действие, касающееся столового этикета. В эту самую минуту, между почтенным капитаном и Российским Императором состоялся весьма необычный, но решающий судьбу двух молодых людей, душевно-политический разговор. --Ваше Императорское Величество, возможно, Вы сочтёте мою идею безумной. Только, раз уж у нас появился теперь юный османский принц, пусть даже в изгнании, почему бы нам ни собрав всех Ваших венценосных кузенов королей с Императорами, помочь ему, вернуть Османскую Империю, свергнув Ататюрка, а пока мы все этим занимаемся, поженить Селима с Её Императорским Высочеством Ольгой Фёдоровной.—мудро рассудил, осторожно и крайне деликатно предложил Российскому Императору почтенный капитан, заметив, вспыхнувший в его красивых доброжелательных голубых глазах заинтересованность. Николай загорелся этой идеей, но взвесив все «за» и «против», что мог посулить ему и Империи такой союз, решил обсудить все детали со своими адмиралами и кузенами после семейного обеда. Пока, же, Император распорядился, обращаясь к главному офицеру шикарного лайнера: --Готовьтесь, капитан Смит, сегодня вы обручите Селима с Ольгой Фёдоровной. Почтенный морской офицер всё понял, и, мельком взглянув на, с весёлой непринуждённостью общающуюся друг с другом венценосную молодёжь, звонкий смех которой разносился по личной императорской террасе, мысленно заметив, что Их Императорские Высочества душевно прониклись к юному восточному принцу, как и он к ним, что искренне порадовало капитана. Он даже искренне порадовался за парня, пока ни услышал, полные искреннего беспокойства слова малолетнего наследника Российского Императорского Престола, обращённые к Селиму: --Я так понимаю, что скоро Вы с нашей горячо любимой Оленькой поженитесь и уедете от нас в Османскую Империю. Мы все будем очень скучать. Юноша понял мальчика, и, одарив его доброжелательной улыбкой с искренним приветливым бирюзовым взглядом, в котором отразилось полуденное солнце, успокоил, сказав лишь одно: --Можете не беспокоиться по этому поводу, Ваше Высочество. Ведь в ближайшие лет 5-10, как я уже успел понять, Ваши родители нас с Вашей дорогой кузиной никуда от себя не отпустят, да и возвращение Турции Османской Империи, которую мне предстоит возглавить, вопрос длительный и дипломатически сложный. Их Императорские Высочества постепенно успокоились и продолжили веселиться, что нельзя было сказать о самой девушке, Великой княжне Ольге Фёдоровне, до сих пор не понимающей одного, для чего Эдвард так легко отдаёт её Селиму, к которому она испытывала дружескую симпатию. А как, же, всё то, что было между ними на протяжении целого года? Что теперь будет с их ребёнком, которого она носит под сердцем? Конечно, он заботился прежде всего о её репутации и будущем. Его можно понять. Вот только, как ей поступить с чувствами, которые она испытывала к нему? --Простите. У меня что-то голова разболелась.—любезно произнесла юная девушка, грациозно выйдя из-за стола и принеся искренние извинения перед своей компанией. Те поняли её, хотя и проводили беспокойным взглядом. Так и юный принц. Чувствуя, что его невеста страдает от разрыва с бывшим возлюбленным и потрясена внезапными переменами в жизни, он решил быть с ней рядом для своего, же, успокоения. Выждав немного, Селим, тоже любезно извинился перед всеми, и, покинув императорскую террасу, пошёл искать юную невесту, мысленно молясь о том, чтобы в порыве бурных чувств, она не совершила какой-нибудь глупости. Вскоре, о помолвке дочери, стало известно герцогине Виктории Браэртон. Поначалу, она пришла в нескрываемое возмущение, но потом, всё как следует обдумав, мысленно призналась себе в том, что русский Император, на сей раз поступил разумно, ведь, что может быть лучше, чем породниться с будущим правителем, готовой в самое ближайшее время, возродиться из небытия Османской Империи. --Нам необходимо окружить моего зятя искренним вниманием для того, чтобы он не чувствовал себя на «Титанике» чужим и одиноким.—произнесла, загадочно улыбаясь подруге Аманде Бредфорд с её тремя дочерьми-красавицами, одетая в платье из тёмно-зелёного бархата, герцогиня Виктория, когда они сидели за столиком в «кафе паризьен» и пили чай, наслаждаясь ласковыми солнечными лучами и красивым видом на океан, с которого до них доносился приятный прохладный бриз. --Интересно, какой этот принц? Хоть бы он был молодым и красивым!—мечтательно вздохнула Литисия Брэдфорд, чем и вызвала добродушный звонкий смех у сестёр с матерью. Они даже озадаченно переглянулись между собой и уже захотели, продолжить светскую беседу, как, в эту самую минуту, в кафе пришли, о чём-то тихо друг с другом беседуя, Селим с Ореолой, и сев за столик у самого окна, не говоря уже о том, что, не обращая ни на кого внимания. --Ах, какой он хорошенький и молоденький!—мечтательно, хором вздохнули юные представительницы семейства Бредфордов, от порыва, сорваться с места и направиться к красавчику-принцу, которых сдерживали строгое великосветское воспитание и матушка, что привело девиц в чувства, мгновенно.