Когда будет конец пыткам?!
Она даже рада, что попала не в омегаверс, а именно в соулмейт. Все-таки последний был более…реалистичный, а не с течками парней через сфинктер. И, главное, большинство даже не поразмыслит мозгами, что у парней-омег течка может идти через уретру. Ну да, ну да, зачем физиология и анатомия? У нас есть прекрасный жанр для слеша и беременных парней, который не требует обоснуя. «Так заложено природой этого жанра» - самое скотское объяснение для любой бессмысленной работы. Но сейчас все хорошо, попаданка не в омегаверсе, где в большинстве случаев не существует женщин. Это был повод для джиги-дрыги. Еще радость была от того, что в этом мире нет ханахаки…или девушка надеялась на это. Зачем ей задыхаться от цветочков, вид которых совершенно как-то связан со второй половинкой? Тем более видеть асфиксию на лице своего Агреста, который якобы влюблен безответно. У девушки нет фетиша на эрогуро, когда безмозглые растения будут выхаркиваться с кровью из легких или прорастать из-под кожи.Ханахаки придумали для стекла.
«Хотя, если тебя твой соул не полюбит, то ты заболеешь ханкой?» - думать об этом не хотелось, верить – тем более, но мысли все равно лезли в голову попаданки, которая почти захлебывается в этом мире с его колоритом. – «Или только я с Агрестом видим все в таком дерьме? Если это так, то пошел этот мир нахуй.» - не хотелось быть «избранной» в таком плане, крайней Сура быть не любила. Зачем себя лишний раз накручивать? Мир явно хочет поиметь ее сознание, просто нечего париться. Уже и так как долбанный штопор. Она не хочет мирится с тем фактом, что ей придется терпеть такого наивного придурочного подростка, который не видит дальше своих желаний и потребностей. Не только терпеть, как одноклассника, но и строить с ним любовную линию. Будет трудно полюбить его топографический дебилизм. Как же, отец у него ведь такой злой, держит сына в 4 стенах! Прям истинный тиран! А то, что Агрест живет в одном из лучших районов Парижа, в прекрасных апартаментах с личными слугами, которые готовы выполнять каждую прихоть, так это простые мелочи, само собой разумеющийся факт. Он ее бесил именно таким отношением к «непростым вещам». Зажравшийся буржуй, который видит во всех помеху к собственной мнимой свободе. Пусть хоть кто-то в лепешку разобьется, пытаясь доказать Суре, что подростковый возраст – лучшее в жизни время. «Кто так думает пусть подавиться.» - закрывает глаза темноволосая, опять ощущая мир под экстази. Вот за какие грехи такие наказания? Возможно, его отец заставляет сына работать моделью, то это можно считать каким-то «злом», но винить Агреста-старшего в том, что он не уделяет достаточно внимание собственному ребенку из-за огромной занятости, очень глупо. Попаданка взглянула на свою «вторую половинку по несчастью». Агрест вникал в тему, прям было видно со стороны его сосредоточенность и полное погружение в урок. Прям как Найджа раньше. Ее глазные мышцы расслаблялись, переставали болеть, когда смотрели на своего маленького ангела. Краски мира стали менее яркими, они перестали светиться, как неоновая подсветка. Сжалились над бедной и никчемной. К сожалению, Найджа ничего не могла с этим поделать, она действительно наслаждалась этим блондином с красивым профилем. В жизни он еще более милый, чем за цифровым экраном. Кто так не считает, у того просто другой вкус. «Чертяка.» - мысленно улыбается, чувствуя легкое раздражение от того, что не может сейчас встать, взять этого ребенка к себе домой и не отпускать...держать на поводке и привязи, чтобы был полностью в ее власти. Она отмахиваться от лишних мыслей. Этот юноша ее организму нужен дозированно, чтобы мир перестал быть таким кислотным и неживым. Всего лишь небольшая доза, хватит и 10 минут, не надо больше, не надо зависимости. «Интересно, а есть таблетки, которые помогают видеть мир в нормальном цвете?» - подумала Сура. Если такая «болезнь» была у большинства, значит есть лекарство…или, хотя бы, подавляющие бады. Карие глаза оглядели людей, которые не выглядят как страдальцы столетия. На их лицах и намека не было на боль. Разве это честно? «Или они просто привыкли?» - предположила фиолетоволосая, нахмурив брови. Почему все ученики с такими волосами палитры художника?! Почему такие ненатуральные цвета? – «Нельзя было меня послать в более реальный мир? С менее кислотными цветами! Все же крашенные и с линзами!» - негодовала попаданка, сглатывая слюну и ком несправедливости. После звонка ее ветром уносит из кабинета. Почти из первых валит из класса, чуть ли не сбивая одногруппников. Не хочется поддаваться желанию, не хочется ввязываться в эту пучину безумия и эмоций еще сильней. Девушка хочет избегать Агреста столько, сколько позволяет приличие и возможности. – Сура! – ее ловит под руку Маринетт, заставив попаданку вздрогнуть. – Ты куда? – На урок, куда же еще? – спокойно ответила Найджа, посмотрев в кислотно-голубые глаза брюнетки. Несколько секунд ее сердце отбивало пугливую чечетку, пока не успокоилось, перестал видеть во француженке угрозу. – У нас сейчас физра, – сказала квартеронка…или как называют таких метисов? – И раздевалка в другой стороне и на другом этаже. – Прости, забылась, – качнула головой шатенка, слабо улыбнувшись. Не нужно намекать на то, что ее персона из другой реальности. Странно, сейчас эта француженка не вызывает раздражения, нежели в мультфильме. – Пошли. – Найджа уже хочет пойти в нужное направление, как брюнетка ее окликивает вновь, заставив повременить с этим. – Только…можно тебя на пару минут? – интересуется Маринетт, смотря на подругу-одноклассницу. – Конечно. – спокойно пожала плечами Сура, остановившись. Она нутром понимала, что речь пойдет о сегодняшнем скандале, но не волновалась. – Только от посторонних глаз. – пояснила брюнетка, взяв попаданку за руку и поведя в направлении женской раздевалки. Сура почувствовала поразительно теплую и сухую руку. Ей стало странно и…непонятно на душе, все-таки не каждый день малоизвестная – или вовсе неизвестная – девушка тянет в закуток, чтобы поговорить без «посторонних глаз». Стоит ли бить тревогу? – Ты о чем хотела поговорить? – скрестила руки на груди кареглазая, смотря на одноклассницу. – Ты прости Алию, она не со зла, – начала сразу с извинений Маринетт, виновато улыбнувшись. Девушка топталась на месте, по ней видно, что Чен волновалась, не знала, как начать разговор. – Она просто не привыкла к тому, что обещания не выполняются. – Я понимаю, что она не привыкла, но это не повод оскорблять мои способности, – понимающе кивнула длинноволосая. – Плюс, ей явно не жалко, раз именно ты идешь извинятся. – Я знаю, ты тоже не в настроении, но ты тоже войди в наше положение. Мы вместе решили делать этот проект, ты сама вызвалась сделать плакат, за выходные это реально, но ты его не сделала, – начала легкую нотацию Чен, не желая задевать чьи-то чувства. – Да, Алья погорячилась и все такое, но ты тоже…немного…безответственно подошла к делу. Прости, если мы обидели тебя. Сура понимает, что тоже виновата, но виновата ее прошлое «я», которому лет 15 сейчас. Сейчас девушка, которая сидит в почти-своем-теле, не является виновницей того, что не сделала какой-то чертов плакат. Она всего лишь в понедельник «родилась» здесь. – Ничего, я не ребенок, чтобы обижаться на такую глупость, – повела плечем фиолетоволосая, чувствуя, как начинает щипать сетчатка глаз от наряда голубоглазки. Эта бледная кожа просто убивает, но щуриться сейчас, во время разговора, неприлично. – Да и ты за меня заступилась, спасибо. От улыбки Суры брюнетка тоже заулыбалась, даже посветлела как-то. Было приятно знать, что Найджа не сильно обижается. А ведь раньше она также могла устроить повторный скандал. – Ты не сердись на Алью, она хороший человек, просто…сегодня встала не с той ноги. – начала снова извиняться Дюпен, чувствуя, будто предыдущих извинений было недостаточно. – Естественно, у каждого такое бывает. – понимающе пожала плечами кареглазая. Она не злиться, ей просто плевать. Но если еще раз эта проститутка выберет не тот тон, то пусть не рыдает потом. Все-таки Найджа перестанет выбирать выражения, чтобы не разбить сердце никчемщины. «Вот я, например, 4 раза не с той ноги встала, чтобы здесь оказаться.» - подумала попаданка, вспоминая долгий путь принятия того, что она находиться во временной петле и в параллельной системе, где ее мама – прилежная домохозяйка, которая обожает зеленый. Она понимала, что и в мульте Мари была такой же кроткой и сердобольной, поэтому ее извинения не тронули ни ёту сознания попаданки. Ее сердце не растаяло по отношению к главной героине сериала, перед глазами эта яркая белиберда не стала бледней. Хотя, если бы ее соулом сделали Чен… Сура не знает, какой вариант хуже. – Ладно, пошли переоденемся, скоро урок. – выдохнула потерпевшая, направившись в раздевалку, которая оказалась закрытой. Только через пару смачных ударов в дверь им открыли. К счастью, Найджа не взяла физру, ей не придется бегать со всеми по этому залу с черным полом с белой разметкой. Площадка находилась на внутреннем дворе коллежа, погода хорошая, можно и подышать воздухом. Она соврала учителю о временном освобождении. Зачем вообще людям говорить правду? На кой черт она нужна сейчас? Так получилось, что всем освобожденным пришлось встать в конце всей шеренги. Как думаете, с кем стояла попаданка? Правильно, со своим соулмейтом, иначе это не так интересно для читателей. Найджа стала понимать, что за ней наблюдают, все-таки самостоятельно оказаться в другом мире она не в состоянии, плюс, тот случай с контрольной не выходил из головы. Будто принтер не работал по желанию попаданки. Да, возможно, это всего лишь случайность, но зато какая! На линейке Сура стояла прямо рядом с Агрестом, у которого тоже освобождение. Они стояли, почти соприкасаясь плечами. Попаданка чувствовала, как реагирует сознание на этого юношу. Он будто тянулся к этому подростку, ее слегка шатало…причем исключительно в сторону парня. Мир вокруг искрился, мерк, выделял на своем фоне только белокурого. Уже просто находиться рядом с ним было настоящим подарком судьбы, как считало ее тело. Хотелось закрыть глаза и раствориться в эмоциях и приятных ощущениях. «Черт.» - рычит про себя Сура, чувствуя дурманящее головокружение. Она плохо слышит учителя, который продолжает пересчет. Плохо видит одноклассников, плохо воспринимает мир. Все плохо, плохо, плохо. Хочется уснуть в объятьях человека, на которого старается не смотреть попаданка. Она старается не думать о его существовании, хотя тело реагирует резко и остро. «Хочу…» - дальше продолжать мысль не хотелось. Это было странно. Сура не знает ни его любимое блюдо, ни любимый цвет или сериал, даже не любит вовсе, но тело реагирует само, без участия ее сознания. – «Ненавижу быть ведомой.» - недовольно хмуриться, стискивает зубы, чувствуя сильное раздражение. Быть ведомой у собственного организма – что за унижение?! Ей что, 12 лет, чтобы течь от одного взгляда своего кумира?!...Ах, точно…что за глупый вопрос? Найджа не могла найти себе места. Ее бесила эта медленность. Будто сама вселенная потешается над ней, такой никчемной и мерзкой. Как же, она такая плохая, что не любит детский мульт с завышенной самооценкой и нереалистичным сюжетом, где герои даже не калечатся. Ах, да, это не авторы виноваты или даже низкий рейтинг, а именно «магия акум». Девушка хотела поскорей сбежать на другой конец спортзала, а лучше вообще закрыться в раздевалке, но как только Сура решила последнее воплотить в жизнь. Ее тут же выгнали из женской раздевалки, оставив дверь открытой. Запрещено прятаться. После того, как их «прогульщиков» отпустили с миром, каждый уселся на скамейку с телефоном или книжкой. Сура села и с тем, и с другим. Хотя нихуя не получалось оба дела совмещать…кого обманывать, попаданка ничего не учит. Голова раскалывалась, но вместо тишины она включила музыку громче, чтобы заглушить то ли собственное сознание, то ли окончательно себя погубить. Голова болела сильнее, к глотке стал подбираться плотный ком тошнотиков. Она учила какие-то конспекты, формулы, темы, стараясь хоть что-то запомнить, но мозг работал ровно как шаман – порой хотелось дать в бубен за неправильный прогноз или не ту травку. Сознание будто прокурено, причем явно не по кайфу: нет тумана-дурмана, есть титановая тяжесть в надтреснутой черепушке, раздражение в глазах алкоголика и суицидальное желание сдохнуть. Прекрасный комплект для жизни, не правда ли? «Когда это, блядь, закончится?!» - ноет, рычит, кричит, шепчет. Столько боли в голосе, который сейчас в голове, что самой его хозяйке стало себя жалко. – «Двадцатку за артистизм и минус двести за наигранность.» - горько хмыкнула соулмейт-без-радостина. У нее всегда хорошо получался сарказм. Девушка поднимает взгляд, когда слышит, как одноклассники рубятся в волейбол. Мяч летает то медленно и лениво, то резко и мощно. Как же она любила этот вид спорта. Любила, но ни за что не пошла бы на серьезные турниры по нему. Спорт – явно не ее любимое занятие. И край глаза замечает главного виновника ее мученик, ее персональный косвенный маньяк. Адриан идет по кромке, постоянно сглатывает, неужто волнуется? «Нет, ну только не сейчас!» - почти всхлипывает вслух Сура, понимая, что он идет именно к ней. Все-таки Найджа сидела одна где-то у края низенькой скамейки. Без него ее мысли более четкие, она становиться собой, а не течной бабой под кайфом. – «Так ведь было хорошо без тебя!» – Привет. – робко проговаривает Агрест, стоя рядом с фиолетоволосой, которая хочет сделать мощный фейспалм. – Ну, привет. – натянуто улыбается, тихо говорит. Она жмурится, чтобы не видеть этого свечения. Агрест не святой, чтобы иметь такое золотое…что-то! «Что ты пришел сюда, долбанный наркотик?!» - кричит про себя Сура, сжимая челюсть, когда этот ублюдок садится рядом. Она незаметно отодвигается, чувствуя мандраж тела, который отдавался пульсацией в голове и фосфенами в глазах. Как же Найджа его ненавидит. – Почему ты не занимаешься? – задает вопрос явно от балды, лишь бы начать разговор. «Ты совсем тупой?! Я ведь громко сказала, что у меня временное!» - кричит сознание. – У меня временное. – спокойно и даже вежливо отвечает попаданка, стараясь смотреть в свои конспекты, не видя даже долбанного текста. Была надежда на то, что француз поймет, что мешает своим присутствием девушке и сам уйдет… – Понятно, – кивнул подросток, мило улыбаясь. Внутри образуется визг. – Но ты почти никогда не пропускала физкультуру…ты ведь так любишь спорт. – … и, кажется, он даже в этом тупорылый. «Ты издеваешься?!» - продолжает улыбаться Найджа, чувствуя ебучее возбуждение. – «А ты вообще молчи, играешь против собственного феодала!» - это было адресовано организму, который только потешался над ней. – Ну…возможно. – пожала плечами фиолетоволосая, не зная, что на это сказать. Вообще, что ей говорить с ним, с человеком, который не может придумать тему для разговора?! Попаданка делает вид, что читает, что-то учит, что-то делает, молится, чтобы от нее ушел ее афродизиак, из-за которого в глазах появляется рябь. Хочется, хочется, хочется. Хочется его, блядь! Хочется против воли, морали и сознания! «Ему долбанные 15-16, нахуя он тебе?!» - кричит на себя попаданка, которой 21. На самом деле ей похуй на разницу, но то, что ему сейчас всего 15 – ее убивает. Помните себя в 15? Первые серьезные поцелуи, мастурбация, свидания, пьянки, стихи о вечной любви, предательство друзей из-за второй половинки. Помните, несомненно. Через этот стыд прошел буквально каждый, а если нет…то Вы или счастливчик, или больной человек. «Лучше я не вспоминала свои 15.» - подумала Сура, задумавшись о прошлом. Оно было нормальным, без драк, но с ссорами. Презрение к себе, пессимизм и горы-горы скрытых слез…а еще больше лжи: самой себе, близким, друзьям, миру. Противное время. – Ты чего улыбаешься? – мило интересуется зеленоглазый, посмотрев на одноклассницу. Он сам стал улыбаться, чувствуя, как дрожит нутро от этой девушки. Мир рядом с ней снова приобретает краски…настроение поднимается само собой. – Да просто…вспомнила анекдот. – соврала Сура. – Расскажешь? – спрашивает Агрест, раздражая своей приставучестью. «Ничего. Я в его возрасте еще хуже была…влюбленная дура.» - хмыкнула попаданка, смотря на этого блондинка, который излучает энергию позитива. – Что ты ко мне пристал? – интересуется фиолетоволосая. Возможно, немного грубее, чем следовало, т.к. зеленые глаза удивленно дергаются, уставившись на раздраженную. – Ты что хочешь от меня? Общаться? Давай на нормальные темы, – улыбка с женского лица пропала. – Если хочешь подкатить, то явно из тебя ужасный романтик. Ты мне не интересен. Впервые Сура так отвечает противоположному полу, который «впервые» к ней начал подкатывать. Девушка сама не могла объяснить причину такой жгучей ненависти к этому ребенку, но сдержать себя она тоже не смогла. – Мне плевать, что ты там себе накрутил. Мы с тобой не первый год знакомы, и почему-то только сегодня стал ко мне неумело подкатывать. – Найджа не могла себя заткнуть, хоть и понимала, что перегибает палку. Сильно перегибает палку. В зеленых глазах был виден шок, удивление и, с какой-то стати, даже легкий страх. Она не понимала причины такой жгучей отрицательной реакции к этому человеку – или не человеку – но неприязнь и негодование не проходили. Почему Агрест боялся? Она ведь не такая странная, даже не кричит. Но нельзя было так говорить со всего маха на неподготовленного. Все-таки она плохо еще знакома с «собственным» положением в этом мире, это совершенно не по-взрослому. – Ты меня бесишь, – продолжила попаданка, уже мысленно ударяя себя по затылку. Заткнись, пока не поздно! – У тебя противный голос, – не правда. – Я не люблю парней с такой внешностью, – наглая ложь, чтобы сделать тебе больно. – Нам с тобой не по пути. Тем более, кажется, тебе нравится героиня Парижа? Вот иди люби эту выскочку, маленький мальчик. Найджа не встает, не уходит показательно. Она просто утыкается в свои конспекты, чувствуя, как бледный француз ее бурит взглядом…или сквозь нее. Еще чуть-чуть, и станет немного совестно. Зачем она вообще так сказала?! – П…прости, я не знал. – запинаясь, произнес Адриан резко севшим голосом. Парень сглотнул, почесал затылок. «Этот жест часто делают вруны и зажатые люди.» - вспомнила свои знания психолога фиолетоволосая. Перед глазами стали мелькать яркие вспышки, будто кареглазую сейчас окружила папарацци. Она, кажется, даже слышала звук старого фотоаппарата. В горле резко пересохло, стало немного дискомфортно. Сура не могла объяснить причину таких ощущений. Ей…было жалко Агреста? – Прости, что побеспокоил. – тихо сказал блондин, кивнув. Он уже не смотрел на девушку, старался избегать любых контактов. Когда подросток встает, то организм начинает паниковать, волноваться и беситься. Сура чувствовала, будто от нее что-то отрывается, что-то нужное и необходимое. Ей хотелось невольно схватиться за Агреста, усадить того себе на колени и прижать сильно-сильно к себе. Не хотелось снова слышать этот трезвон в ушах и яркую муть перед глазами! Не хотелось! Но терпит. Титанически терпит, когда совершенно грустный, будто кем-то преданный пес, уходит подальше от места прибывания фиолетоволосой, организм которой начинает жалобно-зверски выть. Девушка незаметно для себя на минуту уходит куда-то в астрал, полностью потеряв осязание тела и сознания. Глаза фокусируются на одной точки, стекленеют, эмоции на лице исчезают, становятся безразличными. Отмирает она только через несколько минут, даже не заметив своего «торможения». Это была ее маленькая эпилепсия, которая возникла из-за ярких пятен кислотной краски, мелькавшей перед глазами и под закрытыми веками. Найджа так и не смогла выучить тему. Она чувствовала давление непонятно откуда взявшейся вины, сожаления. Девушка понимала, что сказала лишнее, под негативом, но…Адриан ее раздражает пуще Альи. Какой-то он несуразный, глуповатый, наивный до скрежета зубов…не идеал, как его пытаются предоставить ей и молодым зрительницам сериала.***
Весь последующий день она не находила себе места. Организм потешался и издевался над ярковолосой, что испортила «свою жизнь». Хотелось сильно спать, прям удивительно сильно. Ее клонило в сон на паре, на перемене, на обеде, под громкий рок, под надоедливый бубнеж людей. Просто хотелось спать, даже под яркие фосфены в глазах, веки будто хотели прилипнуть друг другу самостоятельно. Мозг покрылся каким-то сонливым туманом, заставляя девушку терять бдительность и путаться в собственных мыслях, которые как густой мед или гель обволакивали пальцы-сознание. Ее избегал Агрест, хотя попаданка постоянно ловила его взгляд на себе. Он был то жалостливый, то виноватый, даже почти злой. А лицо…лицо что стоит! Столько эмоций, чувств менялось в течении короткого времени, за которое парень «незаметно» рассматривал одноклассницу. «В театр тебе надо было, в театр.» - задумчиво и почти полусонно подумала кареглазая, полуприкрыв глаза. Сура будто после попойки, как от вина штормит. Она снова замечает косой взгляд блондина, который развернулся почти на 180 градусов, дабы увидеть ее величие. Слабая ухмылка незаметно оказалась на пересохших губах. «Че, без ума от моей сексапильности? В пятнадцать-то лет явно мошонка не отвисает.» - когда Найджа не в настроении, то и думает она слишком грязно и похабно. Она хмыкает сильней, вспоминая свой класс в их возрасте. С кем только девчонки не спали, они и анал давали, и игрушки пробовали, и наркоту нюхали…не все, конечно, только отбитые единицы, но их разговоры слушали все остальные. Всем интересно развесить уши на чужую жизнь и незаметно для других охаить ее. С Маринетт и Альей попаданка также не пересекалась, но девушка чувствовала на себе их взгляды. Сезер все еще кипела, хотя не так сильно, как утром, а Мари…ее выражение лица было непонятно для Суры. После учебы все летели из коллежа: кто домой, кто на тренировку, кто на вечеринку. Только Найджа не спешила никуда. Все эти яркие цвета раздражают сетчатку, убивали зрение и бесили сознание. По уму, девушка уже 4 день здесь, но к такому цветастому миру никак не привыкает. Прохожие кажутся до ужаса счастливыми, они прям светятся изнутри. Как же бесит! Найджа сидела на остановке, хотя на автобус ей не нужно. Хоть рядом с коллежом был какой-то парк – или это не парк, не суть – но сидеть, окруженной этой сочно-кислотной зеленью не хотелось, совершенно не хотелось. Кареглазая мотает ногами, чувствуя запах выхлопных газов. Воздух сейчас стоит, даже ветерка нет. В этом смраде она медленно умирает, чувствуя сильную усталость и апатию. Девушка прикрывает глаза, облокачивается о стекло и пытается представить нормальный мир: без красок, без этих улыбчивых кожных ублюдков, без всего этого дерьма под названием «Леди Жук и Черный Кот». Хочется утонуть в собственных воспоминаниях, не вспоминать о том, что кто-то закинул тебя в параллельный мир с искусственными людьми и окружением. Трудно дышать этим горячим воздухом, трудно слушать музыку с больной головой, трудно рационально думать, когда закипают мозги. Ее логика трескается, на ней нескончаемые трещины, впадины, дыры, расколы. Шаблонный и устойчивый мир рвется по швам, отрывает куски сознания Суры, бьет в солнечное сплетение, хочет убить, замучить перед смертью, насладиться ее пытками. Кто бы ни был тем существом, которое закинуло ее сюда, он слишком силен и безумен. Какой-то извращенный маньяк, который не знает меры. От негативных мыслей о несуществующем будущем ее выводит мобильный звонок. Девушка не торопиться доставать телефон, смотреть на дисплей, что-то кому-то говорить…пусть мир подумает, что ее не существует. После первого неудачного звонка надоедливый человек, который так сильно хочет поговорить с попаданкой, снова названивает. Девушка игнорирует взгляды прохожих, которым тоже не нравится громкий звонок. Ей плевать на них. После третьего не выдерживают нервы. На дисплее чертово: «Мама». У Найджи сводят зубы, дергается глаз, немеют пальцы. Хочется впервые разбить мобильник об асфальт. Сура дрожащей от нервов рукой вырубает громкость, а после – и телефон. Кривится, снова облокачивается о стекло, сильно жмуриться, пытаясь подарить матерные мысли, которые негодуют по поводу этой надоедливой шмары. На самом деле Найджа очень спокойная и мирная, просто обстоятельства позволяют ей быть такой сукой и последней стервой, которую хочется пристрелить. Она обожает свою маму, но эта – не она! «А может такое быть, что она и является виновником моей жизни в этом мире?» - от мысли похолодели конечности. Легкий страх образовался комом в глотке, побуждая на какое-то бегство. Было страшно думать о том, что Найджа живет под одной крышей с маньяком, который над ней так жестоко потешается. Снова достает мобильник, включает, смотрит на экран. Больше никто не звонил. «Лишь бы не разозлить.» - рвано вдыхает фиолетоволосая, смотря выпученными глазами на темный экран. Да, раньше бы Сура никогда не поставила такой фон, ее просто тошнило от тьмы, но сейчас, когда глаза разъедает яркость…это была спасательная шлюпка для попаданки. Найджа встает и уходит в совершенно неизвестном направлении. Она не может больше сидеть, не сейчас, когда через все тело проходит ток. Импульсы нервируют окончания, раздражают и пугают одновременно. Внутри все сковано спазмом. Были мысли найти конец этого мира. Все-таки сериал отделался только какими-то районами Парижа, не всем же миром! У этого мира должен быть конец: или ее встретит невидимая стена, или карта больше не будет прорисовываться. Да, все логично и просто, но…страх бескрайного и бесконечного блуждания пугал. Девушка ни в чем не уверена теперь. Вся ее логика не имеет смысл в мире, где правила пишет другой человек, настроение которого меняется, как парики у светской дамы. Быть игрушкой в руках кого-то страшно. Пусть всякие храбрецы красуются, рисуются, говоря, что ни разу не страшно, пусть…они не были в плену, не были под пытками и постоянным наблюдением своего насильника. Не были и явно не будут. Они не знают, какого это…а Сура лучше бы и не знала об этом.***
Домой приходит поздно, почти под темноту. Больше никто не тревожил попаданку непрошенными звонками или взглядами, но девушка успокоиться так и не смогла. Спазм, который образовался после звонка «матери», так и не ушел, не расслабил тиски, сковывающие душу Найджи. Идти домой вовсе не хотелось. Фиолетоволосая не видела за этими дверями дом, видела только клетку для пленного. Она тяжело дышит, видя дверь в собственную квартиру. Она слышит лай Ореха, понимает, что ей бежит открывать дверь ее…«мама». Найджа натягивает улыбку, когда на пороге появляется блондинка с зелеными стрелками. Она мило улыбается, а на губах персиковая помада. – Привет! – произнесла мать семейства, смотря в глаза дочери. – Что-то ты поздно. – Да, прости. – тихо извинилась фиолетоволосая, взяв на руки пуделя, который всеми силами пытался запрыгнуть на хозяйку, облизав все ее лицо. Заходит в квартиру, чувствуя как легкие сжимаются. Щелчок замка хуже выстрела в голову. – Ты будешь есть? Я твое любимое блюдо приготовила. – интересуется голубоглазая, смотря, как снимает обувь Сура, пока Орех громко поскуливает, подрагивая хвостом. – Нет, спасиб. – девушка старается переодеваться медленней, чтобы «мама» не почувствовала чего-то странного. Сердце, кажется, разорвет грудную клетку. – Я поела в кафетерии. Чувство дежавю накатывает в сознание каким-то неистовым потоком. Или же Найджа успела свихнуться. Девушка уходит в свою комнату вместе с Орехом, ощущая, как эти стены сдавливают со всех сторон. Духота не уходила даже с распахнутыми окнами. Хоть по закрытой комнате блуждал ветер, Сура не могла надышатся, она не могла скинуть со своей груди какой-то непреодолимый груз. Попаданка терялась, не зная, куда спрятаться. Ее нервы начали рваться, как нити с большим грузом. Она, кажется, слышит этот тихий звук, напоминающий…писк? Девушка не видела в закрытой двери защиту, не могла расслабиться даже под теплым и мягким тельцем самого близкого друга, который сейчас был единственной ее опорой и поддержкой. Хлипкой, но поддержкой. Постоянно сохнет во рту, уже больше литра в бутылке нет. Конечности холодели, все тело крыли озноб и мандраж, успокоить которые было не в силах героини. Речь об уроках не шла, хотя Найджа попыталась их сделать хоть как-то, чтобы не получить в торец от «учителей». Она пулей летит на кровать, делая самый непринужденный вид, когда слышит, как кто-то приближается к ее комнате. По шагам это была ее «мать». «Твари, полностью скопировали ее повадки.» - нахмурилась фиолетоволосая, делая вид, что читает учебник. – Как дела в колледже? – с мягкой улыбкой поинтересовалась Жизель, встретив взглядом своего ребенка. Дверь спокойно открылась, что сильно напугало кареглазую, которая почувствовала, как сжимаются внутренности. Она сжала пальцами учебник сильнее, чтобы не было видно дрожи, смотря на свою улыбчивую незваную гостью. «Я же дверь закрыла.» - с волнением подумала «пленница», рассматривая то дверь, то маму. – «Или нет? Я не помню.» - с памятью были какие-то проблемы или она действительно не закрыла дверь на замок? Орех спокойно лежал на коленях хозяйки, совершенно не реагируя на вошедшую. Он не видел в ней угрозы. – Нормально. – сглотнув, сипло отвечает кареглазая, откашлявшись. Начинает ужасно першить. – Учителя не пристают? – А должны? – кривит брови попаданка, совершенно не понимая смысла вопроса. Ей становится неприятно от постоянного немигающего взгляда голубых глаз. – Не знаю, просто интересуюсь. – пожимает плечами блондинка, не убирая улыбки, которая Суре казалась натянутой. Между дамами образовалось неловкое молчание, которое хотелось убрать или диалогом, или одиночеством. Но Жизель не уходила из комнаты, а Найджа-младшая не могла ее прогнать. Девушка чувствовала, как этот взгляд ее прожигает. Казалось, что перед ней маньяк-псих, который как ценитель искусства жадно разглядывает ее глазами-блюдцами. Сура встает с постели, не в силах чувствовать всем телом это напряжение, достает уличную одежду и переодевается. Она не может больше здесь находится. – А ты куда? – интересуется женщина, сделав удивленный взгляд. Как же раздражает этот показушно-детский тон, будто из какого-то аниме…ее мать бы себе такого не позволила. – Прогуляюсь пойду, – спокойно отвечает фиолетоволосая, переодеваясь. – Надо Ореха выгулить. При любимом слове «гулять» черный пудель вскочил с постели, начал быстро-быстро вилять хвостом и просяще поскуливать. – Да, Орех, гулять. – улыбнулась кареглазая, вспоминая, какой голос был у ее пса, когда он был еще жив. Неприятно защемило в груди и защипало в носу. Эти старые воспоминания все равно приносили детскую боль. – Но…уже семь, – женщина перестала улыбаться, смотря на свою дочь. – Ты же всегда в это время делаешь уроки. – Я их уже сделала, – совершенно профессионально соврала Найджа, посмотрев в глаза матери. – Решила пораньше начать, а задали там всего ничего. – Хорошо…удачи. – как-то задумчиво произнесла мама, уходя из комнаты. После ухода этой женщины с яркими глазами Сура смогла спокойно выдохнуть, почувствовав, как с сердца падает что-то плотное и тяжелое. Нужно было развеяться, перестать погибать под этими софитами. Просто почувствовать не пристальный взгляд какой-то третьей неизвестной личности, которая еще не понятно как настроена на попаданку, а звуки ночи с прохожими, которые плевать на тебя хотели. Девушка оделась быстро, как и одела Ореха. Пара вышла из квартиры и направилась просто по прямой. Благо, окружение ее дома осталось то же самое, что было в ее мире. Хозяйка собаки направилась на простую прогулку в 4 километра. Без какой-либо мысли и результата, просто перестать убивать зрение и легкие с мозгами. Обычно девушка себя так никогда не вела: из-за лени, из-за занятости и простого нежелания. Теперь же Сура делает то, что раньше не хотела вовсе. Можно ли считать такое насильное изменение в личности как «незаметное изменение, связанное с параллельным миром». Было бы смешно, если не так страшно. Но Найджа даже тогда, когда прошла половину пути, не смогла найти успокоения. В ее голове все вертелись пережитые моменты, скачки во времени, которые не поддавались логике. Она оказалась с «зеркальной семьей» в детском сериале, где кто-то решил свести ее с нелюбимым персонажем. Девушка боялась думать в слух, боялась думать про себя, поскольку подозревала, что этот «высший» мог все слышать, понимать и, что страшнее, делать выводы. Этот кто-то управляет ее временем в этом искаженном пространстве и мире, если Сура делает что-то не так, как задумано, то ее отбрасывает назад, причем исключительно после сна. Найджа боится сделать неверный шаг и разозлить этого невидимку. Возможно, он имеет власть над ее родными и над ней. Боялась. Боялась, боялась, боялась…сколько раз кареглазая уже повторяет это ненавистное слово? Оно словно мантра, объяснение всем поступкам и бездействиям девушки, оказавшейся в необъяснимой и безвыходной ситуации. Логика умирала прямо на руках, рассыпалась прахом, уничтожая этим последние крупицы надежды на «само рассосется». Страх сковывал тело к каким-то координальным мерам, девушка понимала, что за «неповиновение» последует некоторое «наказание», незнание результата которого пугало еще сильней. От мыслей пухла голова. Сура садится на скамейку пустой детской площадки, где стоит знак «выгул собак запрещен». Сейчас ей как-то плевать на порядок, даже если к ней подойдет мент и оштрафует на круглую сумму. Найдже плевать, что раньше она всегда слушала этот запрет. Сегодня она обесточена не хуже, чем при депрессии, которую никогда в своей жизни не испытывала. Кареглазая наблюдала за Орехом, который вынюхивал зеленый газон за территорией площадки. Она его так давно не видела, что некоторые черты его внешности забывались. Девушка почти забыла его черные глазки, которые сверкали звездами, почти забыла звук лая и…запах шерсти. – Я скучала по тебе. – грустно улыбается сгорбленная, широко расставив ноги. На душе какой-то маленький осадок, описать который художница так и не смогла: то ли грустно, то ли весело, то ли приятно, то ли непонятно. Рука сама тянется к его макушке, к висячим ушам, к прохладному носу. Орех не ластился, но давал себя гладить. Девушка взяла пса на руки, положила на колени, выключив фонарик на ошейнике, который раздражал глаза. Их освещали только столбы по углам площадки. Белый свет был мягким, не сильно разъедал глаза попаданки, которая наслаждалась долгожданной темнотой. На часах уже за 9, но было ли так темно, как хотелось бы? – Знаешь, – задумчиво проговаривает фиолетоволосая, поглаживая Ореха. – Я уроки совсем не сделала. Влетит мне завтра, точно влетит. И от учителей, и от «матери». – хмыкает слабо, совершенно не чувствуя страха перед завтрашней взбучкой. – Знаешь, я ведь раньше мало когда пропускала уроки, плевала на собственную успеваемость, а сейчас…впервые мне похрен. Мне плевать, что будут говорить и считать обо мне учителя с учениками, плевать, что будут осуждать родители, – опускает голову, смотря на черное кучерявое пятно. – Я вообще их за родителей не считаю, если так подумать. Пудель облизывает палец Суре, которая целует его в макушку. – Ты пока единственный, кому я доверяю. Мне больше некому высказаться. – прижимает к себе, вдыхая шампунь. Она думает о том, что никогда не скажет вслух, предполагая, что даже у воздуха есть уши. Смотрит куда-то в пустоту, вспоминая удивление в глазах Маринетт и Адриана. Такие разные люди, которые по канону как-то оказались вместе… «Абсурдно и неоправданно.» - в который раз думает студент факультета психологии. Она не увидела привязанности у этих людей. Ее младшая сестра чуть ли не до бойкота настаивала на своем, видя настоящую любофф между этой парочкой (хотя в тихую шипперила себя с этим зеленоглазиком). «Ну, Айчин, надеюсь, ты там зависть не испытываешь, что по судьбе именно мне достался этот оболтус.» - улыбнулась фиолетоволосая, вспоминая сестру, которая обожала то ли Адриана, то ли его альтер-эго, которое он скрывает ото всех. Ее воротит от таких героинь, как Маринетт, которая в жизни нюня, а под маской настоящая альфа-самка, которая ломает с одного взмаха ноги, игнорит и динамит миллионы ухажеров, давясь слюнями от паренька-ангелка, который весь из себя мачо и т.д. и т.п. Как же все ненатурально, наиграно и притянуто за уши! Просто тупо! Хотя понятно, почему создатели решили сделать такую главную героиню, придерживаясь аудитории из маленьких девочек, которые в будущем должны стать сильными и независимыми. Сура ненавидела детские сказки, особенно самые знаменитые, где бедненькие выходили за принцев и где слабеньким и хлюпеньким доставался вкуснейший кусок торта с названием «жизнь». Она еще в детстве поняла, что никогда не будет такой…никчемной. Орех начал вырываться из рук, поэтому его пришлось отпустить погулять, но не снимать с поводка. Кареглазая достала телефон, сделав яркость ниже нуля с помощью программы. Она решила посмотреть список номеров, который имелся в телефоне. Просто чтобы убить время. Там не было никого из ее старых знакомых: ни подруг, ни одноклассников/одногруппников, ни преподов, ни номера каких-то компаний. Все были другими, зато там была и Нетта, и Сезер, и еще какие-то девахи из сериала, если судить по фоткам. Только один номер, не считая родственников, остался неизменным. Это была первая школьная подруга, с которой они расстались после переезда последней. «Ха, надо же…даже ее сюда втюхали.» - хмыкает «подросток», решаясь на звонок. Они не общались с переезда, которому лет так…9? Слышны гудки, но Сура понимает уже, что никто не ответит. Она тщетно пыталась год дозвониться до подруги на телефон, который та ей дала. Ничего не получилось. Стоило ли это расценивать как предательство или нежелание общаться – не известно, но факт остался фактом – никто не попытался наладить контакты. И тут ничего не сделаешь. – Я даже не удивлена, – слышит женский голос, что абонент не доступен. – Странно, что его оставили. Девушка смотрит на старый телефонный номер, не зная, удалять ли. Просто зачем? По приколу? Нет желания, плюс, это ниточка к настоящему прошлому, которая не изменилась. Было бы опрометчиво так поступать. Найджа выдыхает, задрав голову к темному небу. Она наслаждалась тем, что глаза не слезились от той яркости и насыщенности красок в дневное время суток. Ей впервые стала нравиться ночь больше, чем день или вечер. Впервые девушка стала понимать подростков, которые часто гуляют до поздна, не желая возвращаться домой…как глупо быть на их месте именно по такой причине. – Орешек, – позвала хозяйка пса, который тут же отреагировал, подняв голову. – А на небе нет совсем звезд, – фиолетоволосая взглянула в глаза пуделя, улыбаясь. – Давай зажжем их сами? Пес, конечно же, не ответил, но Найджа все решила для себя. Нужно держатся, даже в таком чужом мире, который на самом деле слишком похож на собственный. Снова смотрит вверх, будто выискивает кого-то в дымчатых облаках. Губы пересыхают, Сура не уверена, что должна говорить, но…молчать она тоже устала. – Хочешь поиграть с живой душой? – тихо задает вопрос воздуху, горько усмехаясь: возможно, над собой или ситуацией, а, возможно, и над Ним. – Не советую, последствия будут печальные. – замолкает, переваривает собственные слова. Прислушивается к тишине, напрягается, боится услышать ответ или почувствовать расправу. – У тебя своя логика, у меня – своя. Если не хочешь разойтись мирно, то давай…хотя бы не будем друг другу мстить? – опять заглядывает в небо, не представляя невидимого собеседника. Сердце бежит, ускоряется явно от страха. Если ей ответят, то девушка упадет в обморок. – Прошу, я не хочу во всем этом участвовать, давай ты возьмешь себе для эксперимента того, кто хочет попасть сюда? Очередное молчание, которое прекрасно понимала Сура, побуждает на просьбы, но Найджа замолкает. Она понимает, что может разозлить наблюдателя своей непокорностью, но…следовать его заветам тоже не хочется. Кареглазая просто не привыкла к всеобщему абсурду. Она уходит не медленно не быстро, но целенаправленно. Покинуть это Зазеркалье самостоятельно, идя против системы, не получится, а проблем фиолетоволосой не хочется еще сильней. Кареглазая весь остаток прогулки чувствовала себя странно. Была какая-то незавершенность, недосказанность, паника и множество вопросов, которые были не заданы или появились только что. Найти душевного успокоения было трудно: легкий мандраж стискивал сознание слишком крепко, Сура просто теряла свой рациональный контроль, свою сноровку и психологические приемы, которым обучали на парах. Приходит домой тихо, под 12 ночи. Родительница начинает задавать вопросы, на которые Сура не отвечает. Она задерживает дыхание, входя в просторную квартиру. Девушка старается не задерживать взгляд на Жизель, в особенности на ее лице. Почему-то это натянутое выражение лица пугает и настораживает больше, чем…чем что? У Найджи даже нет того, с чем можно сравнивать. Она жила спокойной жизнью, которую проживает большинство людей по миру. Никто не был убит, нет связей с мафией или якудзами. Почему же эту спокойную жизнь решили испортить? «Интересно…что происходит в моем мире? Там время остановлено? Или я считаюсь пропавшей?» - Сура надеялась на первый вариант. Очень надеялась, прям молилась на это. Кареглазая старается мало говорить, отдаться мыслям и не реагировать на мир. Внутри нее как-то пусто, но звонко. Моет лапы Ореха и идет в свою комнату, задержав внимание на том, что закрывает дверь на ключ. Девушка еще часа 2 не ложится спать, рубится в темный экран телефона до стучащей боли в голове и ряби перед глазами. Ей не хочется спать, не хочется жить под дудку неизвестного. Она боялась того, что будет завтра. Сура молилась, чтобы завтрашнее утро не было повторным сегодняшнему. «Я ведь сделала то, что требовалось от меня…со мной не могут так поступить.» - вдохнула полной грудью, вздрогнув от резкой и короткой боли в области легких. – «Даже сейчас…меня сковывают корсетом.» - слабо хмыкает, перестает дышать, прислушиваясь к ритму сердца. Тишина и темнота успокаивает…немного, но достаточно, чтобы уснуть без кошмаров.***
Первое, что с просони почувствовала попаданка, это страшная боль в шее и ребрах с левой стороны. Девушка была рада, что это не головная боль. Что-то поменялось – повод для праздника! Она начинает разминать спину, находясь…в сидячем положении? Что за бред? Кареглазая чувствует, как кто-то зовет ее по имени, тормоша за плечо. Какая-то незнакомая девушка над ухом. Вопросов становится еще больше, чем было. Сура быстрее просыпается, чтобы понять происходящее безумие. Она отрывает свою голову от сложенных рук, оглядывается сонными глазами, которые постоянно хотят закрыться и обратно уйти в сон. Помимо мути и дезориентации, фиолетоволосая видит рядом какой-то человеческий силуэт с яркими медно-красными волосами. – Господи, Сура, ты чего уснула? – голос становится четче, но попаданка его никак не могла разобрать. Она протирает глаза, совершенно не понимая, как такое могло произойти. Не могло же все это быть сном? – Чего? – тихо спрашивает кареглазая, снова оглядываясь. Кабинет незнакомый, но…такое ощущение, что она его видела раньше. Память приходит сразу, как только она рассмотрела того человека, который ее разбудил. Это была классная руководительница Чен, та самая мадам Бюстье во всей красе. Ее красные забранные волосы и кислотные бирюзовые глаза въелись в память удивительно хорошо. На ней была та же яркая рубашка, что и в первый день учебы. Сура щурится, смотря на собеседницу, у которой обеспокоенное выражение лица. – Прости, что разбудила. – извинилась дама, скривив виновато брови. – Все в порядке. Я даже благодарна. – зевая, отмахнулась фиолетоволосая. С просони мозги работали поразительно туго. – Ты, наверно, поздно уснула, раз так крепко спала, – выпрямилась ярковолосая, рассматривая сонную ученицу. – Если будут заходить другие учителя и искать меня, то передай, что я буду на учительском заседании. – Хорошо. – кивает кареглазая, понимая, что все это уже было. Она провожает взглядом учительницу, оставшись в своих мыслях. Сура чуть больше, чем в ахуе. Она оглядывала помещение, не понимая, то, что произошло с ней ранее, сон или повтор реальности за неповиновение. Если второе, то это еще как-то можно объяснить, а если первое, то…то результат будет тот же. Найджа поняла, что за игру против правил все ее действия будут откатаны назад. «Ну, спасибо на том, что не с самого утра.» - кивнула кареглазая, совершенно не желая переживать завтрак и спор с матерью по поводу шмоток. – Сука… – тихо матерится «подросток», предполагаЯ, что все пережитое ранее не сон. Слишком воспоминания четкие. Кстати, насчет одежды…фиолетоволосая видит краем глаза, как что-то подсвечивает ее кожу зеленоватым. Она опускает взгляд, на секунды ослепнув от яркого свечения. На девушке была бирюзовая атласна блуза, которую так впихивала ее «мама». Та самая, которую так не хотела одевать фиолетоволосая. – Блядь. – в шоковом состоянии опять матернулась попаданка, четко помня, что была в черном платье. Стиснутые зубы сдерживают поток матерных выражений, на которые не поскупилась француженка в силу полного уединения в классе. Девушка резко ударяет кулаком по парте, чувствуя неимоверный гнев, что бурлил где-то внутри. Ноющая боль в руке не давала глазу дергаться. «Почему?» - низко спрашивает разозленная на мир и вселенную. – «Почему, блядь?!» - хочется расколоть стол, но жалко руки. На самом деле Сура знала ответ, даже знала причину, по которой ее запустили в прошлое. Наблюдателю опять не понравился характер непутевой героини. Это было нечестно, подло, низко, мерзко…много можно подобрать эпитетов, но злость Найджа не могла убрать. Она будто чайник с переполненной водой: кипяток выплескивается на руки, стекло, корпус, других людей. Еще немного и девушка треснет, расколется от слишком высокой температуры. Точка плавления была пересечена. В кабинет заходят виновницы всего этого дерьма. Алия и Маринетт, заметив одноклассницу, сразу переметнулись к ее парте. Найджа опять прищурилась от яркости их внешности. Прям дежавю! – Сур, ты принесла плакат? – спросила Алия, смотря на кареглазую, которая была удивительно хмурой и бледной. Знаете, именно с этого момента Найджа совершенно не хотела переигрывать. Опять слушать дерьмо в свой адрес, причем на этот раз ей придется сдержать свой язык, чтобы снова не разозлить «Бога». – Для начала…привет. – натянула на себя улыбку попаданка, стараясь скрыть неописуемое раздражение. Она уже возненавидела всех тех, благодаря кому оказалась в этом дерьме. Теперь ей придется все переигрывать…причем так, как захотят эти ебанные масоны. «Чтоб их лучезарная дельта взорвалась!» - сжимая кулаки и стискивая зубы, подумала Сура.