Уличный кот с поместья Уэйнов

POV Константин       «Хм, а вот это интересно, » — про себя сказал я, загибая очередной край листа. Мои глаза жадно вчитывались в текст, наполняя оскудевший разум новым притоком действительно полезной и, что немало важно, интересной информацией.       Так получилось, за время, проведённое здесь, в поместье, я приобрёл один очень прескверный навык: не замечать то, что лежит перед самым носом. Не могу припомнить, чтобы со мной происходили подобные казусы, по крайней мере, книгу на своём столе или ключи от дома на положенном месте я замечал мгновенно. Однако за последние месяцы полные удручающей тоски и провалов, я стал более рассеянным, от того не сразу вспомнил о литературе по медицине в кабинете, полностью исследованном вдоль и поперёк и полном книг на совершенно разную тематику. Это был сборник трудов выдающихся врачей прошлого, и, пускай некоторые из них могли быть малость устаревшими, это было намного интересней какой-нибудь чёртовой мифологии со своими чёртовыми богами и полными разврата и нелогичностей сюжетами. Чего только не придумает человек, дабы объяснить при недостатке знаний то или иное природное явление. Конечно, ранее я уже замечал эти книги в шкафах, но не придавал им значения из-за того, что я получал своё медицинское образование гораздо позже публикации данных работ. А оказалось, что и в них будет чего интересного. Впрочем, это могло быть обусловлено тем, что подобная информация могла раскрыться уже в ординатуре, хотя маловероятно.       У балкона послышался долгий громкий свист, заставивший меня оторваться от книги и повернуть голову в сторону. За окном бушевала стихия, ветер бил в стёкла, желая ворваться внутрь и разворошить бумаги и раскрытые книги, пока на небе господствовали тёмные тучи. Осень подкралась незаметно и стремительно, забрав редкие летние, солнечные деньки. Но температура, между тем, радовала: благодаря своему местоположению, город не страдал от экстремально низких или высоких температур, пусть для человека, выросшего в довольно холодном городе, это и было неожиданно, но приятно.       И если с температурой всё было прекрасно, то того же нельзя было сказать про ситуацию с Брюсом и его горе-расследованием. После того, как Пейна арестовали, Уэйна будто ужалили: он стал копать и копать под Бандерслоу, искать с ним встречи, последнее, как мне известно, безуспешно. Этот Сид оказался довольно скользким типом, потому что ничего отрыть не удалось, он был чист как стёклышко, однако это и настораживало. Никаких грешков за ним не наблюдается, директор как директор, никаких преступлений или проступков. Даже то вторжение в частную собственность Реджинальдом никак нельзя было связать: тот, судя по словам Альфреда, отрицал причастность Бандерслоу к вторжению в поместье. Да и вторжением это нельзя было назвать, ведь его в дом пустил владелец, а покушение на жизнь дворецкого никак не доказано. Здесь сыграла классическая история: «Когда убьют — тогда и вызывайте», то есть срок мог бы быть просто за попытку ограбления. Мог, если бы полиция, внезапно, не освободила преступника из-под стражи со словами «Никаких доказательств, указывающих на преступление нет». И узнали об этом мы лишь тогда, когда Реджинальд вышел на свободу и скрылся в неизвестном направлении. Это, по правде говоря, шокировало всех. Далеко идти не надо за тем, кто ему помог. Однако ни Брюс, ни Альфред, ни уж тем более я не можем оспорить решение «хранителей правопорядка». Да в гробу я таких видел защитников закона!       Не стоит говорить, как сильно это повлияло на всех в поместье. Альфред до сих пор не может оправиться от того, что его некогда товарищ стал неприятелем, а Брюс от несправедливости местной полиции. Был конечно вариант позвать Гордона на помощь, однако владелец поместья резко отказался от этой затеи. Да и какая сейчас разница? Найдём его или нет — ответы на необходимые от него вопросы мы узнали… как и Сид узнал о всех деталях расследования, ведь фотоаппарат со всеми снимками был возвращён владельцу. По итогу, всё равно выиграл совет директоров, ведь количество полезной выигранной информации остаётся за ними.       Так бы я и продолжал ворошить прошлое да перелистывать сборник трудов, если бы не шаги за закрытым балконом. Тихие, как у Брюса, но они явно ему не принадлежали, просто потому, что сам парень вместе со своим дворецким уехал и вернётся лишь в лучшем случае через полчаса. Да и заходить в свой дом через балкон не его любимое дело точно.       «Я знаю лишь одного человека, который привык так врываться, » — пронеслось у меня в голове, а взгляд снова приковался к дверям. За стеклом промелькнула знакомая шевелюра, а дверной замок щёлкнул с обратной стороны. Дверь раскрылась, впуская внутрь поток прохладного воздуха, что перелистнул несколько страниц у книги и разогнал накопившуюся в кабинете духоту. А следом за ней, вошла давно знакомая девушка. Это была Селина, или Кошка, как она любит себя называть. — «Давно не виделись, Кошка».       По правде говоря, я и забыл, как давно её в последний раз видел. Помнил лишь, что после той заварухи, в которую были втянут Брюс по вине одного небезызвестного детектива, Селина залегла на дно, да на такое, что её долгое время не могли найти. Ни Брюс, ни Гордон, никто. У меня даже было предположение, что её всё же поймали и убили, однако данный такой вариант развития был тут же отвергнут парнем. Возможно, банально не хотел в это верить, а возможно я слишком уж драматизирую и недооцениваю навыки… тринадцатилетней девочки. Как оказалось, второе.       Девушка вошла в кабинет и обвела взглядом пространство комнаты и наткнулась на меня на столе за толстой книгой. Девушка хмыкнула и поздоровалась:       — Здорово, Джейк, или как там тебя? — девушка прошлась по кабинету в мою сторону и под моим внимательным взглядом чуть прочесала за ухом. Признаться, честно, на краткий миг я потерял всю концентрацию. — Ты похоже один. — Девушка замолчала и, нахмурившись, спросила: — Сломал лапу?       Я посмотрел на осточертевший перелом и тихо фыркнул. С момента перелома прошло три месяца или два месяца с посещения Пейном поместья. К моему счастью время стало двигаться несколько… быстрее. Скорее всего это связано с тем, что я нашёл себе занятие по душе.       Девушка опустила руку и провела пальцами от уха до начала ноги, на лапе которой был перелом. Я же продолжал смотреть на неё выжидающе и несколько настороженно, ожидал от неё дальнейших действий. Кайл будто бы не заметила ни взгляда, ни напряжённой позы, но пальцы куда осторожнее опустились вниз, будто бы нарочно обвели таинственные линии на моей лапе, пока лицо Селины приобретало загадочный вид. Однако она ничего не спросила, только оторвала кончики пальцев и посмотрела мне под лапы, на раскрытую книгу. Взгляд стал оценивающим, но, вскоре, скука затмила интерес. Впрочем, мне не важно было мнение воровки, и так знал, что скажет что-то вроде «утомительно», скорее интересовало то, зачем она пришла в поместье спустя столько времени. Честно говоря, у меня на тот момент не было ни единого предположения на данный счёт.       — И как эта гора бумаги поможет Брюсу в расследовании? — спросила будто у самой себя Кайл и отошла от стола в сторону доску с расследованием. Меня даже удивило, что она ничего не сказала ни по поводу книги, ни по поводу этакой татуировки на лапе, но я проследил за взглядом нежданной гостьи. Бумаг на доске с исчезновения Кошки заметно прибавилось, особенно когда стала известна фамилия того, кто подослал Реджинальда. К несчастью Брюса, скоро на доске не останется и пустого места, а из чулана придётся доставать ещё одну доску. Безусловно, что-то парень убирает, вот только проступков корпорации с изучением дел становилось всё больше, как и сомнительных личностей, так или иначе причастных к ним или Уэйн Энтерпрайзис. Такими темпами, через год-два парень начнёт подозревать всех, а проступком будет считать за банально не выброшенный в урну стаканчик из-под кофе.       «Возможно, Брюсу нужно сделать перерыв, » — между тем, отмечал я. — «Если бы не моя сломанная нога, то Брюс и Альфред могли бы поехать после инцидента с теми грабителями-убийцами в Швейцарию, где, хоть и расследование затормозилось бы, но у парня было бы время, чтобы разгрузиться, то есть после собраться со свежими силами и снова броситься в бой. Смена обстановки также помогло бы с его психологической травмой. В теории, я не психолог».       — Брюс скоро будет, не знаешь? — спросила у меня Селина, возвращая свой взгляд на меня. Я не ответил, так как не знал, тридцать минут для неё много или мало. Но, девушка, не дождавшись от меня и жеста, проговорила: — Понятно.       Она упала на диван, заодно прихватив со стойки печенье. Закинув свои ноги на стол, Селина тут же откусила половину печенья, подняв свой незаинтересованный взгляд вверх в потолок. Мне же оставалось лишь наблюдать за ней с толикой пренебрежения. Как бы то ни было, мои мысли и чувства по отношению к ней остались неизменными — она воровка с печальной судьбой. А по моим убеждениям, какое бы детство у тебя ни было, нарушение закона не оправдывает тебя. Можно зарабатывать гораздо более законными способами, конечно, никто не гарантирует тебе, что доход будет таким же хотя бы приблизительно, однако, как бы ты не относился к обществу, в нём тебе неизбежно жить. Полностью подчиняться другим и зависеть от их вечно меняющегося мнения не нужно, но и вредить им в своё благо неразумно.       «Что ты здесь делаешь?» — хотелось мне спросить. Как-никак, а этот вопрос был без ответа. Она пришла сюда просто поесть? Встретиться с Брюсом? Или что-то снова украсть? Как бы то ни было, меня бы это вряд ли удивило.       Я аккуратно обошёл книгу и спустился на пол. Кайл скучающим взглядом посмотрела на меня, но никак более не отреагировала. И всё же я добрался до девушки и вскочил на диван, продолжив внимательно смотреть на неё. Тем временем, она уже покончила с печеньем и встряхнула руками, пачкая ковёр многочисленными крошками. Девушка согнула руку в локте и опустила на неё свою голову, устало вздохнув. Её взгляд теперь упал на картину, которая её также не заинтересовала, но, из-за того, что больше не было ничего, что привлекло бы её внимание, она смотрела на неё. Моё же присутствие Селина, казалось, пыталась игнорировать.       — Кошкой меня называют потому что я вожусь с бездомными котами, — наконец прервала молчание Селина. — Ну, и потому что, вроде как, я напоминаю кошку. Мне не обидно, для меня это наоборот комплимент. И, знаешь, бездомные кошки мне нравятся гораздо больше, нежели одомашненные. Вторые какие-то привередливые ко всему: к тому, где они лежат, что едят, как на них смотрят и кто, сразу же отображают поведение своих хозяев. Особенно мерзкие у богатеньких. — Девушка замолчала и посмотрела на меня. — Однако ты — исключение. Хотя, может Брюс и умело притворяется, что дружелюбен со мной из-за твоего поведения. Но мне так не кажется. Каждый раз, когда я смотрю на тебя у меня возникает стойкое ощущение, что… — Селина замолчала, потёрла подбородок и не спешила продолжить мысль. Признаться, честно, меня заинтриговали слова девушки, неосознанно даже наклонил голову на бок, как бы намекая на продолжение. — Ты слишком умён.       Эти слова меня, конечно, сначала польстили, однако в следующий момент я вспомнил, с кем идёт сравнение и чувство умерилось. Голова вернулась в прежнее положение, но взгляд всё так же был прикован к девушке. Но к тому же, в голове возник вопрос: а что, собственно, делать с ней? Все полчаса, не смыкая глаз, наблюдать за ней, лишь бы та ничего не украла? Но моё терпение не бесконечно. Надо было чем-то заняться да так, чтобы она была всегда на виду. Но чем?       «Шахматы тут же отпадают, » — отметил я, краем глаза посматривая на фигурки на доске. — «Чтение книги отпадают уже по другой причине. Чем я ещё занимаюсь? Смотрю телевизор? Так себе идея. Остаётся только одно, но какой будет её реакция? Хотя какое мне дело до этого? Меня интересует только мнение Брюса и Альфреда. Первый уже посвящён, а другой не поверит в её бредни, как дворецкий посчитает. Звучит как вариант, во всяком случае, таким образом можно её напугать и, как следствие, прогнать».       Я подал голос, вновь привлекая внимание воровки. Та посмотрела на меня с немым вопросом в глазах, и он только возрос, стоило мне пободаться с её бедром и спрыгнуть с дивана. Я посмотрел на неё, как бы всем видом предлагая пройтись по поместью. Девушка сначала смерила меня непонимающим взглядом, однако после, будто бы поняв меня, встала и направилась в мою сторону. Голова вернулась в прежнее положение, и мы пошли по коридору поместья, минуя комнаты, шкафы, картины и прочие элементы декора.       Честно говоря, ведя девушку по поместью, я то и дело раздумывал над тем, правильно ли будет просвещать Селину. В конце концов, она может просто не поверить мне, а умение писать сослать на «чудачества богатеев». Однако мне не нужна была её вера, так как вряд ли Кайл могла мне предложить то, что не мог предложить Брюс. Да и если и сможет что-либо, Уэйн не уступит ей, даже превзойдёт, пользуясь своим капиталом. Нет, я ни в коем случае не собираюсь манипулировать парнем, я всего лишь попрошу его и только. Ведь манипулировать хоть и миллиардером, но двенадцатилетним как-то слишком грязно для меня. Да и результат нашего общения не даст мне такого провернуть, совесть загрызёт.       И вот, мы дошли до той самой заветной двери в комнату парня. Как обычно, она была чуть приоткрыта, для того, чтобы я мог беспрепятственно войти в помещение. Мне хватило лишь небольшого усилия, чуть надавить лбом, чтобы зайти, Селина же не спешила зайти и для начала посмотрела через открывшуюся щель на комнату. Скорее всего просто для того, чтобы убедиться, что её жизни там ничего не грозит. И, удостоверившись в этом, открыла дверь чуть ли не на распашку и зашла.       — Так это комната Брюса? — спросила девушка, не ожидая ответа на вопрос. К тому времени я уже успел взобраться на стол и уместиться напротив печатной машинки. Кайл же продолжала изучать окружение: мазнула взглядом полку с учебниками, посмотрела через окно на зелёный двор, провела рукой по заправленной кровати и остановилась у моей подстилки, на которой лежала игрушечная мышь. Или крыса, сколько месяцев она у меня, а я всё ещё не понял, кто это. Селина усмехнулась и подняла игрушку. — И это твоя главная слабость, Джейк?       Раздалось два щелчка, из-за которых девушка потеряла интерес к игрушке и взглянула в сторону источника шума. Я наблюдал за этим и, ох, как было приятно видеть её удивление, смешанное с растерянностью. Даже было жаль, что моя мимика не могла изобразить весь спектр эмоций. Но внутри ощущалось какое-то детское счастье, словно ребёнку удалось украсть со стола конфеты и остаться не у дел. И чувства лишь приумножились, стоило девушке зажмуриться, потрясти головой и распахнуть глаза.       — «Это не сработает, » — написал я на машинке, вызвав новый приступ удивления у Кайл. — «Ты права, я слишком умён для остальных котов».       — Какого хрена? — вырвалось у воровки, а мышь из её рук выпала на ковёр. Я слегка удивился обширному лексикону девушки, но, вспомнив, что она с улицы, поумерил свои чувства. — Ты… это… что происходит?!       —Поговорим? Мне скучно, — как ни в чём не бывало напечатал я. Спиной я отчётливо ощущал пытливый взгляд, что только разогревал моё озорство. Моя голова вновь повернулась вместе с туловищем в сторону девушки, а глаза выжидающе схлестнулись с глазами Селины. Та продолжала стоять в ступоре, и лишь спустя несколько мгновений, её тело как будто отмерло и стало отступать назад.       — Как это вообще возможно?! — вскрикнула Селина, внимательно наблюдая за тем, как я чуть запрокидываю голову назад и смотрю на люстру на потолке.       На самом деле, вопрос был очень интересен. У меня кошачий мозг, но работает он ровно также, как и человеческий, однако какие-то кошачьи повадки то и дело прослеживаются в моём поведении. По логике вещей, я должен был после получения информации через некоторое непродолжительное время забыть её вне зависимости от степени важности. Более того, я должен был банально забыть прошлое, так как мой нынешний объём мозга не справлялся бы со всем потоком, и единственная информация, которая сохранялась бы в течение долгого времени — это общие вещи, вроде Брюс Уэйн — мой хозяин, и рефлексы вроде движения и дыхания. Это был крайне занимательный вопрос, ответ на который пока не появлялся.       Но, в данный момент, я размышлял не об этом, а о том, что именно сказать Селине: ложь про учёного, которая давно была раскрыта, или неясную мне самому правду?       «Если я скажу ложь, то Селина сможет и поверить в это, ведь у неё наверняка нет никакого образования, сама она не учится в школе и живёт на улице, где учится воровству и другим сомнительным вещам с точки зрения закона и этики. Но если она расскажет об этом Брюсу, а она точно это сделает, то паренёк наверняка скажет, что это ложь, что никакого учёного и экспериментов не было. Следовательно, остаётся два варианта: придумать другую ложь или сказать правду. И так, и сяк она скажет Брюсу. И в случае, если я скажу ей правду, а после она расскажет Уэйну, тот точно просто так это не оставит, ведь первый человек, кто узнал истину, окажется не он, верный друг и хозяин, а левая девушка и воровка, которой я сам не доверяю». — Я опустил голову и посмотрел на девушку. К тому моменту, она уже пришла в себя, сжала кулаки и внимательно разглядывала меня с безопасного расстояния. Я фыркнул, заставив визави вздрогнуть, но тут же взять себя в руки. — «Но Брюс же не знает, что я плохо к ней отношусь. Когда она жила в поместье, я был (или старался быть) максимально доброжелательным, чтобы Уэйн также неосознанно как наложил, так и отменил приказ. Но… всё равно будет тот же эффект. Значит снова лгать? А откуда мне знать, что Брюс не поймёт, что это очередная ложь? Да и, опять же, примет это как правду и как следствие та же реакция, что и при предыдущем варианте. Мда, замкнутый круг получается».       — И долго будем пялиться друг на друга? — с нетерпением в голосе спросила Кайл, сделав небольшой шажок вперёд. Я вынырнул из своих мыслей и медленно махнул хвостом. Но, прежде чем я успел что-либо сделать, в глазах Селины промелькнуло какое-то озарение, из-за которого девушка заметно расслабилась и выдала: — А, я поняла. Брюс решил меня удивить и научил тебя кликать по клавишам, думая, что я поверю в твою человечность. Я удивилась, его взяла, ха-ха.       Если бы на моей морде были брови, то одна из них точно бы поползла вверх, выдавая мою ответную реакцию на реплику девушки, полную сарказма. Она такого мнения о Брюсе? Мучить себя и кота ради того, чтобы удивить девушку? Это был бы самый странный подкат за всю историю человечества. И что же он хотел этим доказать в таком случае?       Не дожидаясь следующих слов девушки, я повернулся в сторону машинки и принялся печатать следующий вопрос:       — Ты такого мнения о Брюсе?       — Сливки общества каждый день выдумают что-то этакое, чтобы удивить других и самоутвердиться. Придумывают всякие фонды, строят больницы или обещают помощь бездомным в Готэме. Ха, наивные, всё не могут понять, что они не первые в этом деле, уже давно все раскусили их пустые обещания. Никто не верит, я в том числе.       — Другим словами, ты судишь всех по каким-то отдельным кадрам? — уточнил я, прищурившись.       — Ну да, а разве может быть по-другому? — легко ответила девушка, преодолев свой страх передо мной и села на стул напротив. Я обвёл её взглядом, отмечая расслабленную позу и не напряжённое лицо, которые свидетельствовали об убеждении собственных суждений.       — И как, по-твоему, Брюс научил меня составлять структурированное предложение, согласованное со всеми правилами орфографии и… — дальше я решил не продолжать, ведь правила пунктуации мною игнорировались, поскольку это была лишняя трата времени и сил.       — Не знаю, — честно ответила девушка, запрокинув ногу на ногу. — В Готэме постоянно что-то происходит и удивляться этому нет никаких сил.       «Дуракам живётся проще, » — только и мог отметить я мысленно, не перенося это на бумагу. Я закусил десну и ко мне пришло своё прозрение. — «Так она только что сама решила мою проблему! Скажет, что это Брюс меня научил орфографии, хотя это будет не правдой, в которую Уэйн не поверит. Уверен, Альфред повертит у виска, пока Брюс будет доказывать Кошке обратное. А что я? Скажу, что пытался её переубедить, но не получилось, и, как следствие, все в выигрыше».       — Ладно, всё равно.       На том и порешали. Кайл, будто бы потеряв ко мне и машинке всякий интерес, стала продолжать осмотр комнаты под моим внимательным взглядом. Хотя и в комнате не было ничего того, что можно было продать на каком-нибудь чёрном рынке или барыге, меня всё ещё не покидало чувство, что вот-вот и страшится с полки учебник или тетрадь. Но пока она только рассматривала, да, брала в руки, открывала, усмехалась, говорила о чуши на страницах, но ставила на место и переходила к следующему предмету. Стоит ли говорить, что комната показалась ей скучной? Ну, а что она ещё ожидала? Диснейленд? Или музей какого-нибудь восточного искусства?       — И как только у Брюса хватает нервов всё это читать да писать? — спросила будто бы у себя Селина, ставя учебник истории на место. — Это же такая скукотень.       — А зачем ты пришла? — написал я на машинке свой главный вопрос, предварительно повернув колёсико и задвинув обратно лист. Селина сделала задумчивый вид и, не особо раздумывая, выдала:       — Просто захотелось повидаться. Я заходила сразу после того, как скинула хвост, но вас не оказалось в поместье, — девушка села на кровать так, чтобы ей было видно меня и пожала плечами. — И вот, нашлась свободная минутка.       «Спустя несколько месяцев? Чем же она таким занята была? Чисто научный интерес…» — задал я себе логичный вопрос, который я поспешил перенести на бумагу. Кошка же ответила максимально кратко, но не информативно:       — Да без разницы.       Дальше я решил не продолжать свой импровизированный допрос и повернулся к девушке. Да, можно было бы ради Брюса продолжить вытягивать ответы из неё, но, что-то мне подсказывало, ничего внятного из неё не получилось бы вытянуть. Бунтарка, всё хочет делать по-своему, тем более пубертатный период, а значит, почувствовав давление, тут же прервёт диалог и откажется что-либо отвечать. Увы, наводящие вопросы не мой конёк. Тем более, самому Брюсу нужна Селина, так пусть сам с ней и общается. Самому мне в их отношения лезть не хотелось, итак полно своей головной боли.       — Кстати, — девушка вновь обратила на себя моё внимание и продолжила: — я соврала. Ну, то, что я видела убийцу.       «Удивительно, » — с сарказмом подумалось мне. Даже не было радости от того, что мои изначальные рассуждения были верны. Слишком уж очевидно, не понятно, как на этот бред могли повестись все вокруг. Ладно Брюс, ладно Альфред (хотя, я не знал, что он думал по данному поводу), но Гордон? Детектив-полицейский? Всё плохо было настолько, что каждому встречному можно было поверить?       — Брюс знает? — расслаблено спросила девушка, на что я лишь покачал головой. Девушка испустила тяжёлый вздох и сказала таким же тоном. — Теперь будет знать.       —Зачем тебе было это? — без интереса напечатал я, кажется, готовый к любому ответу. И, да, ответ был предсказуемым.       — Не хотелось быть отправленной в очередной приют, из которого пришлось бы бежать. Я люблю свободу превыше всего.       «Ох уж эта свобода…»       Спрашивать об определении этой свободы не было никакого желания. Очевидно, будет что-то вроде «быть независимой», игнорируя потребность в еде, воде, сне, здоровье и других благах первой необходимости. Да плевать на блага, как будет она преодолевать обычную гравитацию, вот в чём вопрос. Летать не умеет, левитировать тоже, уже зависима. Свободный выбор? Безусловно, можно создать условия, благодаря которым у тебя получится банально питаться, когда захочешь и чем захочешь, но даже при таком раскладе ты в любом случае рано или поздно поешь (если только еды вообще нет или у человека психические отклонения). Вся эта чушь про абсолютную свободу не больше чем сказка, в которую ты долгое время веришь. А потом просыпаешься от этого сладкого сна и встречаешься с суровой реальностью: далеко не во всех аспектах ты будешь независимым, далеко не всегда у тебя будет выбор. Печально, но не всегда.       — Ладно, — девушка поднялась на ноги и потянулась. — сегодня, видимо, не встретимся. Передашь от меня привет Брюсу?       Я кивнул и спрыгнул со стола на пол, тем самым изъявив своё желание проводить нежданную гостью до балкона. Из своих личных опасений, естественно, ни в коем разе не из-за этических норм. По дороге обратно Селина ничего не спрашивала, от того и весь путь прошёл в молчании. Порой я оглядывался назад, чтобы точно убедиться, что та ничего не стащить из-под носа. Но Кайл была будто не заинтересована в этом, если и на чём и заостряла внимание, то ненадолго да не замедляла шаг. Могло показаться, что она действительно ничего больше не станет красть из поместья, но причина тому не изменившееся за пару месяцев мировоззрение, а банальное постоянство внутри частного дома Уэйнов: за весь этот период не было ничего ценного приобретено, за исключением бумаг, до которых девушке не было никакого дела. Хоть где-то можно было испустить спокойный вздох.       Стоило нам добраться до кабинета, как я тут же прыгнул на диван, освобождая путь до всё ещё открытого балкона. Девушка чему-то усмехнулась, по пути к импровизированному выходу легко провела за моим ухом и, перед самой дверью, остановилась. Мои глаза выжидающе уставились на остановившуюся у балкона кучерявую девушку, что, словно что-то вспомнила, но не решалась спросить. Но Селина повернулась ко мне лицом и заговорила:       — Если Брюс захочет со мной поговорить, то пусть он сначала пойдёт на блошиный рынок и найдёт Айви, она часто там появляется, — не дав мне переварить услышанное, девушка вышла на балкон и закрыла за собой двери.       Однако даже после того, как мне довелось услышать щелчок, а после — глухой хлопок как от падения, я не расслабился, а принялся осматривать все места, где довелось воровке побывать. Всё-таки у меня остались опасения на её счёт, однако в процессе осмотра кабинета, коридора и комнаты Брюса мне не довелось зацепиться за пустующее место, на котором некогда что-либо стояло. От того, одновременно и с радостью, и с толикой досады, я вернулся обратно к медицинским книгам.       Но что-то было не так, невозможно было нормально сосредоточиться на чтиве. Селина постоянно лезла мне в голову, и дело было не в вещах, которых она могла украсть, а в причине, по которой она пришла. Да, она была себе на уме, да, могла действительно прийти просто так к парню, но чувствовалось какое-то двойное дно. Но что находилось там? Какой мотив?       «Может, на её след напали, и она решила попросить помощи у Брюса? Но зачем тогда уходить, а не переждать здесь? Ну, или хотя бы дождаться парня? Поняла, что если один раз сюда пришли, то и второй придут?» — голова продолжала наполняться тысячью и одной мыслью, но ни к чему конкретному прийти так и не удалось. Как и не удалось нормально сосредоточиться на чтении. — «Хах, вот тебе и девушка, которую легко потерять, а сложно забыть, » — с некой досадой подытожил я, спрыгивая со стола и вглядываясь в книги на высоких шкафах. Стоило заметить, что там, где должен был быть логический порядок, к примеру, одна тематика стоит на одной полке, а другая — на другой, его не было. Часть книг была словно не на своих местах, но то было не заслуга Брюса: всё, что принадлежало его родителям, любая мелочь если и покидала своё место, то через некоторое время возвращалась туда же. Был бы порядок в хаосе шкафов, я бы ещё понял, а так… когда история Древней Греции помещается рядом с книгами по финансовой грамотности невольно начинает дёргаться глаз.       В тот момент я искал что-то отличавшееся от медицины, всё потому, что казалось, будто сегодня сосредоточиться на прошлой теме будет сложно. Мне требовалось нечто лёгкое, но не слишком глупое, чтобы продолжать держать свой мозг в тонусе. На ум приходили не слишком глупые романы западных литераторов, которые, к слову одно время я находил занимательными. Не скажу, что при их прочтении я получал эстетический оргазм, особенно вспоминая, что на тот момент часть фраз и слов были мне непонятны. Да, подобная проблема встречается и по сей день, но, благодаря коммуникации с Брюсом и чтению разноплановой литературы, эта проблема стала возникать гораздо реже.       «Романы…» — подумалось мне, а взгляд уже бродил в поисках таких. Взгляд тут же наткнулся на сборник рассказов Эрнеста Хемингуэя, название одного из которых «Старик и море» находился на корочке, а рядом со сборником была вообще книга по философии. Но, впрочем, это уже можно было связать друг с другом. — «Не высоко… что же, нужно попробовать!»       Прежде чем прыгнуть, я сходил за подушкой и положил её на место, куда должна была упасть книга. И уже после запрыгнул на нужную полку, благо мой рост и телосложение позволяли мне уместиться у книг, хоть и левые лапы немного были на весу. Некоторыми усилиями и всё же ползком дошёл до необходимой мне книги и, уверившись, что подушка внизу лежала на необходимом месте, стал правой, повреждённой лапой пытаться вытащить книгу со своего места, при этом чувствуя чувствительной частью лапы некоторую боль. Но, к моему несчастью, книги были плотно поставлены друг к другу, из-за чего вслед за нужной книгой потянулись и две другие — одна всё по той же философии, а другая уже по литературе. Но делать было нечего, пришлось тянуть их всех и надеяться, что все они попадут на мягкую поверхность.       С болью, но всё же мне удалось скинуть с полки нужную книгу, а следом за ней полетели и две остальных. По итогу две книги попали по подушке, а вот третья стукнулась о ковёр названием вниз. Мне же оставалось лишь спуститься и проверить книгу на элемент повреждений. То была книга по философии некого Марка Аврелия, и, к моему счастью, название оправдало себя, ведь на корочке было написано «Философия стоицизма».       «Сам человек был стойким, и книга такая же, » — усмехнулся про себя я и мягко хлопнул здоровой лапой по корочке. И не сколько это действие, сколько ощущения, вызванные данным движением, заставили меня нахмуриться и вновь хлопнуть по корочке. Затем уже по другому месту, а после по углам. Последний удар пришёлся по первому месту, где я почувствовал неладное. — «А это что?»       В результате некоего эксперимента я понял, что под корочкой что-то было. Большая часть её ощущалась куда твёрже, чем его середина, и это место было ровным прямоугольником. Меня это, понятное дело заинтересовало, поэтому я раскрыл книгу на последней странице и взглянул на кожаную обложку. На первый взгляд в ней не было ничего примечательного настолько, что я решил, будто бы моим сверхчувствительным лапам это показалось, пока я не прикоснулся к корочке под обложкой снова. И там отчётливо ощущалось нечто не являющееся книгой. Более того, стоило мне надавить на то место, как нечто инородное выглядывало из-под обложки. Я небрежно откинул кожу в сторону и увидел перед собой чёрный небольшой пульт с одной только кнопкой. Сказать, что это меня заинтриговало значит ничего не сказать.       Без задней мысли и нажал на кнопку, и то, что стало происходить после, заставило меня застыть в замешательстве. В кабинете заиграла музыка, классическая, она слышалась будто бы с потолка, наверняка там были динамики, но, кроме этого мой слух смог уловить странный скрип со стороны камина. Будто бы его самого отодвигали в сторону, что, впрочем, было абсолютной правдой! Не горевший камин отодвинулся назад, освобождая проход куда-то вниз, в тёмную комнату возможно.       «Второй подвал? И, судя по всему, его никто не должен был найти, » — я мялся на месте, не решаясь делать и шага в ту сторону, пускай я не мог услышать никакого постороннего движения в мрачном проходе. — «Брюс же говорил, что его отец часто запирался в кабинете и…» — я посмотрел на потолок, откуда доносилась музыка, и пазл сложился, — «слушал классическую музыку! Скорее всего, он не работал в кабинете, а уходил куда-то в другое место, пока люди за пределами кабинета ложно думали, будто он сидит за своим столом и усердно работает! Это объясняет, почему в самом кабинете Брюс не нашёл ничего, что могло бы помочь с его расследованием — всё уходило в другое место. Там могут быть ответы на большинство вопросов Брюса…»       Я привычно прикусил щёку и сузил глаза. В памяти вспомнился момент, где Томас общался со мной, как с разумным существом, а закрепляло это его взгляды. А это означало, что он мог что-то знать обо мне, что не знал Альфред, Марта или Брюс, до того, как я показал последнему свою разумность. Следовательно, там, внизу, могли быть и ответы на мои вопросы. А если и не ответы, то хотя бы пища для размышлений и доказательства верности моих суждений.       Я осторожно схватил ртом пульт, стараясь не задевать клыками его самого, и направился во тьму. Внизу оказалась ступенчатая лестница с перилами, на которых уже осела пыль. Сам спуск был освещён двумя тусклыми фонарями, наверняка человеческому глазу было бы всё равно темно, но не кошачьему. Поэтому я стал осторожно ступать на ступени, медленно спускаясь вниз, держа своё тело в напряжении и стараясь унять свою дрожь. Не от страха больше, как от предвкушения.       Спуск не был слишком длительным, благодаря чему я быстро оказался перед железной дверью с кодовым замком. К моему несчастью, замок был слишком высоко, чтобы я достал до него. Только если прыжком можно было попытаться нажать на кнопки, но, совершенно точно, тут нужна была определённая последовательность, состоящая либо из чисел, либо из букв. А могло быть и то, и то.       «Да блять, грёбанное тело!» — закрычал я, недовольно топая лапкой. До правды оставалось всего ничего, нужно было лишь подобрать нужную комбинацию да открыть чёртову дверь, но даже попытаться я не мог. — «Почему кот? Почему не собака в конце-то концов? Был бы каким-нибудь доберманом, проблем вообще не было бы! Аргх… видимо, мне снова понадобиться помощь». Конец POV Константин

***

Архангельск       Никогда Георгий не притрагивался ни к алкоголю, ни к никотину. Что первое, что второе вызывало у него резкое отторжение, стоило ему даже просто почувствовать запах сигарет или спиртного. Наверное, на то была довольно явная причина — его путь. Путь, который он начал в четырнадцать и завершил в шестнадцать. Но два года, проведённых совершенно в другом мире, изменили его до неузнаваемости. Некогда капризный и, отчасти безмозглый Демин превратился в более смиренного и продуманного. Хотя метаморфозы сильно напугали его родителей, сам он тому не придавал значения. Впрочем, его отец был к этому куда более подготовлен, нежели мать, пусть это и не спасло его от истерики, которую закатил ещё молодой Георгий. Это был один из последних столь явных и потерянных всплесков эмоций, поскольку далее он отдалился от своей плоти и крови, а все переживания и чувства надёжно заперлись в глубине его усталого сердца. И не было и мысли, чтобы вновь их обнажить, чего бы и сделали алкоголь да никотин.       Но сердце так просто не сдержать — грусть и радость, боль и любовь всегда находят способ пробиться сквозь толстый слой отчуждённости и бесстрастности. Смерть его первой жены стала одним из тех моментов. Он тяжело переживал столь горькую потерю, долго боролся с этим ядом, медленно убивающим его. Тогда он впервые припал к бутылке, а затем взялся за сигарету. Он знал, что отрава, текущая по венам, станет только быстрее, но тогда мечта утолить свою боль затмила здравый рассудок. А ведь был ещё и сын, что решил поступить иначе — выплеснуть весь этот яд наружу и неважно сколько крови вытечет, лишь бы избавиться от сожалений. Георгий пытался остановить своего сына, он уже сбился со счёта, сколько раз он прерывал очередную попытку самоубийства Константина, но даже так старшему сыну удавалось уличить момент и сделать очередной надрез на уже истерзанных запястьях. Пытались обратиться к специалисту — тщетно. Может, боль была столь глубока и тяжела, что её не излечить, а, может, просто не нашёлся тот самый человек. А яд продолжал пожирать их обоих, медленно, радуясь скорой победе.       Но, поддержка пришла оттуда, откуда Георгий сам не ожидал: сам Константин каким-то чудом находил в себе силы двигаться дальше. Останавливал свои тщетные попытки покончить с этой болью, обратился к только что родившемуся брату, стал пытаться того любить и лелеять не без слёз на глазах. Радость то была от появившегося на свет брата или боль от горькой утраты? Возможно и то, и то. Георгий помнил, как старший отпрыск насильно тянул его на утреннюю прогулку, не обращая внимания на брань и явное похмелье. Насильно вдалбливал мысль о необходимости жизни, пока в его глазах были видны потускневшие искры жизни. Шаг за шагом, день за днём, но Демины смогли встать на шаткие ноги, стали жить ради того, что им оставила Анастасия.       Однако после глава семьи встретил третью женщину, что стала его женой, Нину. Георгий сам не понял, как влюбился в неё, как сердце снова забилось как тогда, когда он встретил её. Неосознанно она помогла окончательно прийти Георгию в себя, возможно сама об этом не догадываясь. Он стал чаще видеться с ней, одаривать подарками, вёл себя как влюблённый подросток. Но стоило его сыновьям встретиться с ней, как их реакция была неоднозначной.       Если младший, Кирилл, совсем скоро воспринял её как маму, ведь свою кровную он не знал, то Константин диаметрально противоположно отреагировал на неё, а стоило Георгию сказать об их планах на свадьбу, так и вовсе вспылил. Тогда, дома, поздно вечером, между ними разгорелся конфликт, в котором Георгий увидел себя: такой же потерянный, покинутый, чьи чувства хлынули беспорядочным потоком, а изо рта вываливалось всё больше и больше желчи, пока в глазах собирались слёзы. Но глава семьи всё равно не понимал претензий сына, ведь никто не ставил себя на место Анастасии, сама Нина неоднократно это говорила, но Константин вечно твердил обратное. Но Георгий, как бы не любил своего сына, думал, что он заслуживает счастья, поэтому женился на Нине, а Константин в ответ очередной раз наложил на себя руки, а порезы в этот раз прошли так глубоко, как никогда раньше. Отцу пришлось приложить немало сил, чтобы Константина не заперли принудительно в психдиспансере, ведь количество обращений по одному и тому же случаю вызывало вопросы о стабильном психологическом состоянии парня. Благо из второй школы его не исключали — этой, в отличии от прошлой, было плевать на то, что делают ученики, лишь бы те посещали уроки да не вели экстремистскую деятельность. Георгий боялся, что его сын не выдержит «ещё одного предательства» и точно найдёт способ покончить собой, на этот раз удачно.       Сейчас же, стоя у открытого окна и затягиваясь сигаретой, он смотрел на огни ночного города и прокручивал в своей голове все события, связанные с его сыном. Если с алкоголизмом удалось распрощаться, то того же нельзя было сказать про никотиновую зависимость. Георгий ранее пытался побороть вторую вредную привычку, но, увы, Константин впал в кому, то есть, пришло его время платить, и, как любящий отец, он не мог перестать думать о своём сыне. Что с ним происходит? Как он чувствует себя там, за завесой другого мира? Жив ли, здоров ли? Плевать, выполнит ли он там свою цель или нет, главное было увидеть его живым.       «Он точно выживет, » — утешал себя беспокойный отец, делая очередную затяжку и выдыхая серый дым. — «Я дал ему всё, что мог дать, научил тому, чего нет в этом мире. Костя, только держись».       — Очередной Демин, переживающий за своего отпрыска, — раздался скучающий голос Курок’са позади. Георгий не испугался могильного голоса, даже не вздрогнул, лишь тяжело вздохнул, сжав одну руку в кулак. Это не осталось незамеченным от палача рода, поэтому тот усмехнулся: — Интересно, почему меня так ненавидят? Неужто людям так нравится перекладывать ответственность с себя на другого, а, Гошенька? — последнее слово Курок’с будто специально произнёс со сладкой издёвкой, наслаждаясь метаморфозами в поведении старшего Демина. Но тот продолжал не отвечать, что заставило Курок’са покачать ногами, как неугомонный ребёнок, ожидающий своего новогоднего подарка.       Со стороны коридора раздались тихие шаги и на кухню зашла Нина в домашней одежде. Она печально взглянула на своего мужа, а, заметив, как его рука сжалась в кулак, подошла к нему и обняла из-за спины. Георгий вздрогнул от неожиданного контакта, но не спешил отстраняться от жены, ведь это, казалось, обычное объятие, волшебным образом придавало сил и успокаивало расшалившиеся нервы. Нина всегда чувствовала настроение Георгия, всегда знала, когда стоит подойти, а когда — отойти в сторону и просто ждать. Казалось, она видела Георгия на сквозь, но не в плохом смысле слова. А как мать она была прекрасна: когда в загруженном графике женщины появляется свободное время, она обязательно уделяла время своему неродному младшему сыну, помогала с домашними работами, пока Константин был занят, играла с ним, читала на ночь сказки. И даже когда ситуация казалась безвыходной, она находила путь, который удовлетворял Кирилла. Порой сам Георгий не справлялся с гиперактивным сыном, от того и восхищался Ниной.       — Что такое? — тихо спросила мужа женщина. В голосе точно было беспокойство и истинное желание помочь, однако Георгий лишь помотал головой.       — Просто переживаю за Костю… — ответил тем же тоном Георгий, вновь затягиваясь никотином.       — Знаешь, не смотря на то, что Костя… не слишком дружелюбно ко мне относился, я всё равно за него переживаю.       — Прости за него. Он ещё не оправился от травмы, ему просто нужно больше времени, — стал оправдываться Георгий, чувствуя стыд за своего отпрыска, но жена остановился мужа, легко поцеловав в щёку.       — Я понимаю, поэтому не навязываюсь. Всё хорошо, правда.       — Мгм, — только и ответил Георгий.       Нина отпустила мужа и встала рядом с ним. Она провела нежным взглядом по лицу мужа, но взгляд резко поменялся, когда наткнулся на сигарету в руках Георгия. Тот заметил отвращающий взгляд и, с тяжёлым вздохом потушил сигарету в пепельнице. На самом деле, Нина не собиралась давать нотации мужу, просто жизнь её сложилась так, что и к алкоголю, и сигаретам у неё было резко-негативное отношение. Но это не помешало ей влюбиться и выйти замуж за Георгия, ведь тот и сам был не прочь избавиться от этих губительных привычек.       — Есть же что-то ещё, что тебя беспокоит, — больше утвердительно сказала женщина, нежели вопросительно. Георгий устало вздохнул и сказал:       — Да, — честно сказал мужчина, скрещивая руки перед собой. Спорить было бесполезно — вызнает, тем более сама тема была… сложной, чтобы принять решение в одиночку. — Мне… пришло предложение.       — Какое? — спросила Нина, ища в лице мужа ответ. Но его не было, лицо стало каменным, будто бы владелец пытался скрыть свои истинные эмоции.       — Улучшить качество жизни, — обтекаемо ответил Георгий, но, заметив, как глаза женщины наполняются радостью, добавил: — Не моё. Кости.       Нина нахмурилась, вся радость в миг пропала. Изначально она думала, что её мужу предложили повышение на работе, но, как оказалось, тема шла о старшем сыне, что продолжал лежать в коме, а о прогнозах молчали будто бы специально да с издёвкой, словно врачам нравилось наблюдать, как страдают Демины. И Нина, вместе с ними. Порой её даже не пускали на посещение, основываясь на то, что Нина не является биологической матерью Константина Демина, хотя ей искренне хотелось бы увидеть может и спящее, но живое лицо пасынка. Она чувствовала ответственность за него, как за Кирилла, пусть и первому было уже двадцать три, и в этому году он должен был завершить учёбу в медицинском. Увы, эта чёртова кома оборвала все его планы.       — Что предлагает Тихонов? — с неким раздражением проговорила фамилию главврача женщина. Что-что, а Тихонов ей казался крайне неприятным человеком.       — Не он, медбрат, — поправил жену Георгий.       — А он на что влияет? — не понимала девушка, чуть нахмурившись.       — Он хочет… занять место главврача.       Нина молчала, пытаясь понять причину-следственную связь, но её не находила. Медбрат на пост главврача, даже смешно звучит. У первого же образования нужного нет, нет необходимого опыта работы, нет ничего, за чтобы он претендовал на столь высокий пост. Нина не понимала, возможно, она просто плохо разбиралась во всех этих врачебных иерархиях, и назначение медбрата на пост главврача не было чем-то необычным.       — Для того, чтобы он занял пост нужно лишь снять с должности Тихонова, — тихо проговорил Георгий, отворачивая свой взгляд в сторону. — Я должен задержать его на основе тех улик, которые мне предоставили. Но они не существенны, поэтому придётся подговаривать судью…       — Стой-стой-стой, — Нина нежно положила на беспокойное плечо руку и легонько повернула мужа к себе лицом. Тот выглядел разбитым, это отчётливо читалось в его тёмных глазах. Оба понимали без продолжения, что требуется от Георгия, и для обоих это казалось, нет, было ужасным. — Ты… хочешь посадить за решётку почти невинного человека?       — Я этого не хочу, — твёрдо сказал Георгий, но позже добавил: — Но то, что делает с Костей нынешний главврач… это недопустимо. Он только убьёт его!       — Откуда тебе это знать?       — Потому что… — Георгий тяжело вздохнул. Он никогда не говорил Нине о роке его семьи. Не было подходящего момента, а теперь… Момент был ещё хуже. — Этот медбрат и те, кто с ним за одно, из одной семьи.       — Это не ответ.       — Они все из моей семьи. И мы все подвержены этой болезни.       Тишина опустилась на кухню. Даже ветер перестал продувать в открытое окно, а время будто бы застыло в этот момент. Но было тут же запущено, стоило позади разразиться мерзкому, скрипучему смеху.       — Ааа, — раздался голос из-за стола. Георгий старался не обращать внимание на палача, сосредоточившись на своей жене, но Курок’c продолжал: — Так вот в чём дело. Повстречался с дальним родственничком и также стал одержим идеей оккупировать всем родом одну больницу? Впечатляет, только главное, чтобы тех, кто на верхушке будет, не признали врагами народа и не отправили на расстрел. А-то знаем мы один такой инцидент… удивительно, но все те, кто не успел пройти испытание, сбежали. Словно им кто-то помог. Интересно даже, кто это мог быть… — с насмешливой задумчивостью проговорил Курок’с, театрально приподнимая голову и постукивая костлявым пальцем по подбородку.       — Какая болезнь? Какие родственники, ты же говорил, что у тебя нет братьев и сестёр? О чём ты говоришь? — не понимала Нина, пока позади смеялся Курок’с, а Георгий еле сдерживался, чтобы не повернуться лицом к надоевшему существу и не накричать.       — Это сложно объяснить, — начал оправдываться Георгий. — Просто я знаю об этом, они мне это доказали.       — Даже если и так, ты и вправду посадишь за решётку невинного человека?       Георгий долгое время не отвечал, что было ответом на страшный вопрос Нины. Мужчина не знал, что сделает его жена: закатит истерику, просто попытается отговорить или хлопнет дверью и уйдёт из его жизни навсегда. Все варианты были одинаково страшны, ведь Георгий любил своего сына, своего Костю, и, если ему будет что-то угрожать, пока тот не в состоянии дать отпор, старший Демин должен встать на его защиту. Это негласный закон всех отцов — оберегать своих детей, делать их жизнь лучше, чего бы то ни стоило. Даже если придётся стать грязным копом. Даже если придётся обагрить свои руки и в этом мире.       — Я… не хочу сажать Тихонова, как бы негативно я к нему не относился, — тихо начал Георгий, склонив тяжёлую, словно налитую свинцом голову. — Но отстранить его будет недостаточно, он точно будет искать справедливости, станет вставлять палки в колёса, он из такого типа людей. Однако, с другой стороны, мой сын, который может умереть. Он точно умрёт, если я ничего не буду делать! Я не могу этого допустить. Я не хочу этого. Я не переживу его смерть… — голос Георгия стал тише, стал шёпотом, пока и вовсе не стих.       Нина не знала, что и говорить. Она хотела поддержать мужа, но в то же время была против его авантюры. Хоть она и не принимала участие в этом, очевидно, противозаконном деле, но точно знала, что стороной это не обойдёт их отношения. Наверное, даже хорошо, что муж решил сказать всё сразу, до того, как он это сделал. И всё-таки, женщина не знала, что и говорить. Если бы ей всё рассказали, посвятили в детали, то, возможно, она бы могла сформулировать свою позицию по этому поводу. Но Георгий молчал, пытался смириться с тем, что ему предстоит сделать. Если его уличат в преступлении, отстранение от должности — меньшее, что грозит. А ведь он за столько лет службы привязался к своей работе, пусть и в виду ряда обстоятельств не мог продвинуться дальше сержанта.       — Гоша… — женщина медленно подошла к своему мужу и нежно обняла, как бы давая всю свою поддержку. Мужчина же перевёл взгляд усталых глаз на жену и молча ждал её ответ. Но она молчала, собираясь с мыслями и силами. Пока не выдержала и сказала: — Я твой самый лучший друг, и я тебя всегда поддержу. Нет, я не одобряю того, что ты планируешь сделать, но и уйти не уйду. Просто знай, я всегда буду здесь, буду ждать, даже если тебя обвинят во всех смертных грехах.       — Спасибо… — с судорожным вздохом произнёс Демин и поцеловал в макушку. — Я люблю тебя.       — Я тебя тоже…       — Бааа, скукотень, — не выдержал Курок’с и поднялся со своего места. Картина для него была куда приятнее, когда оба страдали, он бы даже начал аплодировать, если бы начался скандал, но нет, его ожидания не оправдались. — Опять любовь всему голова! Пойду-ка я лучше к Костеньке. Ведь совсем скоро зима окрепнет…