Билет в один конец

      Олливер родился в бедной семье Гонеров, братьев или сестёр у него никогда не было, у родителей он был единственным ребёнком. Мать, Тереза Гонер, работала медсестрой в местной больнице, отец же, Л'юк Гонер, был рабочим на виноградных плантациях для французского вина. Единственным богатством в доме можно было назвать небольшую коллекцию вин Гонера старшего, иногда ему удавалось воровать бутылки прямо со склада, поэтому в подвале их небольшого дома находился стеллаж с винами разных годов и сортов, пить которые, однако, Л'юк не собирался, говорил, что через пару десятков лет можно будет продать всё это за баснословные деньги. Да и Олли не знал на тот момент всю ценность алкогольных залежей.       Мама очень трепетно относилась к своему единственному сыну, всегда старалась баловать его какими-то десертами из больничной столовой и приносила ему почти все продукты с работы, отчего спустя время стала гордой обладательницей гастрита, поэтому была вынуждена сидеть на лекарствах. Отец не одобрял такого поведения своей жены, однако, как он мог с ней спорить?       Жила семья голодно, на протяжении учебного времени в школе Олливер перебивался чьими-то подачками, воровал из столовой хлеб. И всё же, юноша никогда не жаловался на жизнь, он чувствовал себя вполне счастливым, ведь в детстве всё кажется сказкой. Тереза старалась поддерживать оптимистичный настрой сына, отец с юных лет воспитывал в Гонере-младшем сильного мужчину, способного помочь не только на словах, но и делом, поэтому с самой юности Олливер не был бездельником, и всегда старался помогать родителям всем, чем может. В школе у парня были двое друзей, они довольно часто после школы ходили на задний двор играть в баскетбол, все трое не любили футбол, решали непростые математические задачи, читали книги, просто общались. Хотя многие, а больше всего друзья, и подшучивали над его именем, которое в обязательном порядке должно было писаться через две "Л", и всё же, в общем и целом Олли чувствовал себя вполне комфортно. Единственное, что сильно омрачало жизнь маленького Гонера — летние каникулы. Всегда, несмотря на все мольбы и уговоры, сначала маленького мальчика, а потом и юношу, отправляли в деревню к его скверной бабке, что, к тому же, немного двинулась умом. Отец наотрез отказывался прислушиваться к просьбам сына: помощь его матери, которая позволяла три месяца кормить не трёх человек, а двух, была для него просто необходима, поэтому ему совсем не хотелось прислушиваться к, как он выражался, прихотям сына, а просто делал так, как удобно самому.       Олливеру никогда не было комфортно в деревне, даже в глубоком детстве. Как же забавно: все школьники с нетерпением ждут длинных летних каникул, но Олли же боялся их как огня. Даже друзья его не понимали, поэтому в этом вопросе Олливер остался совершенно одинок, некому было его поддержать. Дом в деревне представлял из себя довольно ветхую постройку, сквозь брёвна то и дело выглядывала подкладка, отопление не работало, из связи было лишь старенькое барахлившее радио, ловившее только одну волну, да и то, если повезёт. Кровать у Олли была во всегда сырой комнате, поэтому в прохладную погоду юноше приходилось кутаться в своё тонкое одеяло, и напяливать на себя всю одежду, что он только мог найти, а в жару мучиться от духоты и тяжести влажного воздуха. Нет, комната его не была под полом, но, как и весь дом, находилась в низине, причём в самой низкой части дома, поэтому там и были такие условия. Сама же бабка жила в комнате через коридор, у неё был старенький телевизор, и, наверное, единственное, что делала старуха, в свободное от психозов время, — либо смотрела свои глупые передачи, либо готовила для внука.       Своё же свободное время — а точнее, весь день — Олливер старался проводить вне дома, гулять по деревне, ходить в лес, на реку, занимал весь досуг чем угодно, лишь бы не находиться рядом со своей бабушкой, потому что он искренне боялся её. У Олли не было к ней совсем никакого доверия с тех самых пор, как он впервые застал её психический припадок. В тот день она ужасно сильно на ровном месте унизила парня, кричала и гоняла его по дому, пытаясь ударить каким-то мокрым вонючим полотенцем. Гонер всегда был мнителен и застенчив, и после такого поведения бабушки, совсем потерял желание строить с ней хоть какие-то отношения, потому что всегда воспринимал любые оскорбления очень близко к сердцу. И, чем старше он становился, тем сильнее и страшнее становились её припадки, а сказанное всё сильнее задевало и давило на самые скрытые страхи и комплексы. Тем не менее, никак, кроме как словами, она его не трогала, поэтому отец игнорировал жалобы сына, отмахиваясь от него, и говоря, что благодаря этому юноша сможет научиться справляться со своими комплексами, и стать мужчиной. Как это было взаимосвязано, Олли понять было не дано, да и в общем и целом Гонер понимал, что это просто отмазки отца, чтобы всё равно отправлять его на все каникулы в деревню, ведь всем остальным от этого было только проще. Даже бабушка утверждала, что чувствует себя лучше от осознания, что у неё под крылом находится внук, якобы, ответственность за него мотивирует её стараться контролировать потихоньку съезжающую крышу, точнее, как говорили отец и его мать — старческий маразм. — Олливер, — говорил отец во время очередного телефонного разговора. — Ты же знаешь, как нам с мамой важно, чтобы ты лето проводил у бабушки. Там чистый воздух, бабушка тебя хорошо кормит, хоть когда-то ты можешь пожить нормально и спокойно. — Да какой спокойно, пап? Каждую ночь я засыпаю с тревогой о том, что проснусь от того, что на меня снова орут просто за то, что я сплю ночью и жить ей спокойно мешаю! — В очередной раз возражал Олливер. — Ты же знаешь, она не со зла, это просто старость, и проявляется она у всех по-разному. Зато, сколько раз тебе приходится помогать ей по дому? Или, может, она в огороде тебя заставляет тебя копаться? Нет, она тебя не трогает, так что, уж, потерпи этот её маленький недостаток. — Пап, но в городе у меня друзья, а здесь никого нет, кроме стаи собак, с которой я уже не первый год вынужден тусоваться, лучше уж я буду есть один раз в сутки наш бульон, чем плотно обжираться здесь в полном одиночестве и отрезанности от мира. — Нет, Олливер, это не обсуждается, я больше не хочу об этом слышать, мне уже до чёртиков надоел этот грёбаный разговор. Тебе, что, больше поговорить со мной не о чем? — Ладно, пока, пап, я тебя плохо слышу, связь сдувает. — В который раз привычно обиделся Олли и тоже ушёл от разговора, бросил трубку, убрав телефон, его единственную драгоценность, в карман потрёпанных джинсов. Очень крупный лохматый бурый пёс толкнул парня под локоть, как будто спрашивая: хей, у тебя всё в порядке? — Да, Бадди, ничего нового. Опять нам всё лето с тобой тусоваться. И почему ты так привязался ко мне, я же тебя даже не подкармливаю особо? Но ты исправно, каждое лето ждёшь моего приезда. Это очень мило, наверное, ты вообще единственное, что скрашивает моё времяпрепровождение здесь, — поделился со своим пушистым спутником парень. Пёс гулко гавкнул, после чего завилял хвостом, ожидая дальнейших предложений своего названного хозяина. Но Олли лишь откинулся на спину, положив запястье на лоб, чтобы солнце не слепило глаза. Как же он устал от этого рутинного лета. Книги постоянно быстро заканчиваются, закаченных на телефон сериалов тоже хватает не на долго, а сверить решения и ответы задач, что он привозит с собой, банально, негде, потому что связь тут работает не лучше немого человека в качестве диктора. Полная скука, и это понемногу убивало Олли каждый день. Юноша вздохнул, сел в позу лотоса, поправил свои от природы пепельные волосы и расстегнул рюкзак, что всегда таскал с собой летом, почти не снимая. В нём он носил всегда книгу, которую читал, тетрадь, распечатки задач, ручку и перекус. Сейчас как раз настало время последнего. Гонер достал небольшой свёрток с наскоро сделанными бутербродами его бабушкой. Она всегда старалась сделать как можно больше начинки, однако начинка обычно представляла из себя тот ещё салат: огурцы, помидоры, укроп, петрушка, и всё прочее, что растёт у неё на грядке. И всё же, это была какая-никакая еда, поэтому Олли никогда не смел жаловаться на такое. Гонер только собрался откусить кусочек, как Бадди ненавязчиво присвистнул и вздохнул. Олли смешливо закатил глаза, и разломал свой обед пополам. — Эх, ты! Попрошайка. На, держи, — сказал парень, отдавая половину своему спутнику. Пёс почти за секунду всё съел, но дальше терпеливо ждал, когда Олливер завершит трапезу.       Покончив с обедом, Олли сел на свой старенький, местами ржавый, скрипучий велосипед и, по обычаю, поехал подальше от дома своей бабушки, к реке. Путь туда лежал через лес, точнее, по его опушке. Гонера всегда притягивали леса, их таинственность и загадочность, иногда ему и вовсе казалось, что его место не в человеческом обществе, а в стае волков или, хотя бы, собак, с которой он просто жил бы в лесу, охотился на оленей и белок, да и в общем и целом, жил бы вполне неплохо. Хотя бы строить отношения с родственниками не приходилось бы, у животных в этом плане всё гораздо проще. Но у многих из нас в подобном возрасте появляются такие фантазии, особенно в те моменты, когда мы совершенно одиноки. Тёплый летний ветерок обдувал лицо юноши, пока тот во всю крутил педали и вертел головой по сторонам. Его верный спутник Бадди послушно следовал рядом, то и дело отставая, но потом снова догонял, выбегал вперёд, шарился по кустам и совал нос куда ни поподя, отчего снова оставался позади. Гонер то и дело смотрел себе под колёса, чтобы не заехать в одну из многочисленных ям, рассматривал дома, что стояли неподалёку, вслушивался в шум лесной чащи, из которой доносилось только пение птиц, и ждал, когда его слух уловит бурление воды. В том месте, к которому выводила тропинка, шедшая вдоль леса, течение у реки было достаточно сильным, но, если спуститься вниз по течению, вода становится более спокойной, и в ней можно безопасно купаться, а также, если повезёт, наловить рыбы. Олливер довольно часто приносил к ужину нескольких небольших карпиков, — карпами их назвать язык не повернётся — которых ловил на свою самодельную удочку. Но вообще, Гонер не был большим фанатом рыбной ловли, просто заняться было больше почти нечем.       Добравшись до реки, Олливер повернул влево и начал небольшой спуск по извилистой тропинке по течению. Бадди по-прежнему бежал где-то поблизости, но парень практически не обращал на него внимание. Добравшись до обычного места привала, Олли слез с велосипеда, прислонил его к дереву, что всегда отбрасывало очень приятную тень, скинул рюкзак и сам тоже плюхнулся на траву. Из кустов показалась прелестная мордашка нового члена стаи, что тоже обитала на привальной территории Олливера. — Хей, Филипп, иди сюда, — только подозвал щенка Олли, как чёрт знает откуда вылетел Бадди и принялся ревностно ласкаться к названному хозяину, показывая Филиппу, кто здесь главный любимчик. Он облизал Гонеру всё лицо, истерично вилял хвостом, но со временем всё же отступил. — Бадди, — сквозь смех возражал Олливер. — Ну, хватит, у тебя изо рта воняет, я больше не могу, отстань, ну же, — не переставая смеяться, умолял парень. И, как только зверское нападение пса было пресечено, юноша был вынужден встать с травы и пойти умыться. Вода в реке была чистой, хотя и жутко холодной, парень не побрезговал немного попить — в любом случае, он так делал всегда, воды из дома никогда не хватало на весь день — и, покончив с умываниями, обернулся. Филипп уже во всю инспектировал рюкзак Олливера, засунувшись туда чуть ли не всем телом. — Боже, нет-нет-нет-нет-нет, Филипп! — Рявкнул Олли, но было уже поздно. Молодой пёс высунул голову из сумки уже со свёртком в зубах. Попытки поймать юркого щенка обернулись провалом, поэтому юноше не оставалось ничего, кроме как махнуть рукой и позволить Филиппу насладиться остатками еды. На шум выбежало ещё несколько членов стаи: средних размеров поджарый рыжий короткошёрстный пёс, которого Олли звал Базиль, он был вожаком, серо-пятнистый старый пёс в ошейнике с биркой, гласившей кличку «Этьен», и молодая вислоухая мамочка Филиппа, Джули. Гонеру нравилось давать собакам имена, поэтому каждому члену этой небольшой стаи досталось по кличке. Как-то проще было Олливеру изливать душу "Базилю", а не просто собаке. Помимо четырёх псов, что уже выбежали из логова, в стае было ещё три собаки: Жульен (пёс средних лет, который мечет на место вожака), Лулу (молодая собачка, очень любопытная, но до жути ленивая) и Бэль (миловидная самка Базиля), если не считать отшельника Бадди. Наверное, именно за свою любовь к обособленному времяпрепровождению, Олливер больше всего сдружился именно с бурым псом. К слову, Филипп был сыном не только Джули, но и самого Бадди. Гонеру очень нравилось наблюдать за взаимодействием собак в стае друг с другом: как Базиль раз за разом осаживает Жульена, как Лулу во всём старается подражать Бэль, как они все вместе играют или спят. Иногда Олли очень грустно от того, что у него нет фотоаппарата, потому что он мог бы сделать такое количество эксклюзивных и интересных кадров, но, увы.       Парень вздохнул и сел на траву, принявшись проверять содержимое рюкзака: многие вещи были в слюнях, но зато ничего больше не пропало. Как-то на днях Филипп украл у него пустую тетрадку и ожесточённо её разорвал, после чего юноше пришлось собирать обрывки бумаги по всему берегу и вылавливать из реки. Он очень любил это своё логово, поэтому всегда старался поддерживать в нём девственную чистоту и порядок, чтобы, придя сюда, каждый раз он оказывался будто в каких-то диких и нетронутых человеком зарослях. Облокотившись на ствол, Гонер достал довольно толстый сборник Стивена Кинга и погрузился в чтение, затерявшись между реальностью и жуткими подробностями сюжета.       Солнце уже давно прошло зенит, и Олли устало потянулся, отложив книгу на траву, когда дочитал очередное произведение жестокого автора. Нельзя сказать, что парню очень нравилось творчество Кинга, но в то же время его сюжеты сложно назвать скучными, они действительно увлекают, хотя некоторые подробности интимной жизни главного героя или обилие самых противных описаний вполне можно было бы опустить, от этого никак не потерялась бы суть, но чтение не вызывало периодических моментов смущения и отвращения, когда приходится рассеянно отрываться от страниц книги и буравить взглядом неизвестность перед глазами. У парня тихо простонал живот, но есть уже было нечего. Да и Олли привык жить с чувством голода, лишь бы не возвращаться в дом его бабушки. Она опять сейчас разошлась, и практически каждый день Олливер выслушивал кучи оскорблений, с которыми никак не мог поспорить. Как минимум потому, что это было бессмысленно. Бабку несёт, а отец не хочет слушать. Уехать отсюда почти никак нельзя: станция очень далеко, в нескольких десятках километров, а автобусы сюда не ездят, поэтому добраться можно только на машине или такси, но на такси денег, банально, не хватит. Олли протёр вспотевший лоб, скинул с себя футболку и с разбега плюхнулся в холодную воду реки. Бадди ринулся следом, он обожал играть с Олливером в воде. Пёс тащил с собой палку и уже совал её в руки названному хозяину. — Не хочу я трогать твою грязную слюнявую палку, Бадди! Плюнь, — ухмыльнувшись, сказал Гонер. Он всегда проворачивал с псом этот фокус, потому что иначе придётся долго отнимать у него эту импровизированную игрушку. Бурый выплюнул палку и отбежал немного назад, приготовившись к погоне. Олливер взял предмет в руку и пару раз мнимо замахнулся, отчего четвероногий приятель начал истошно лаять, умоляя бросить уже эту чёртову палку. Гонер рассмеялся и со всей силы бросил её подальше в реку, а Бадди, забрызгивая всё вокруг, ринулся в воду и поплыл. Он забавно фыркал носом, чтобы не захлёбываться, но уверенно и быстро пробирался поперёк слабого течения за своей любимой игрушкой. Речная вода очень освежала немного запарившегося Олли, а рыбки, иногда сновавшие прямо вокруг ног, щекотали голени, что тоже не могло не бодрить. Спустя совсем недолгое время, Бадди, довольный проделанной работой, подплыл, а потом и подбежал, к парню, предлагая забрать палку. Олливер знал, что это тоже хитрая собачья уловка, поэтому был готов промокнуть до нитки, но так и не отобрать палочку у лохматого приятеля. — Ну, хорошо, — с наигранным азартом заговорил юноша. — Сейчас я заберу у тебя палку, и буду играть в неё сам, — после чего схватился за конец, который моментально выскользнул у парня из рук, когда Бадди резко сорвался с места и побежал немного подальше, чтобы снова пригласить в эту удивительную игру. Пёс встал в игривую позу и сделал вид, будто готов отдать палку, и Олли снова повёлся. И такое развлечение, иногда сменяемое бросками игрушки в воду, могло продолжаться столько, сколько у обоих хватит сил.       Вечерело. Солнце всё ещё грело, но понемногу спускалось ближе к линии горизонта. Стая резвилась на берегу, Бадди увлечённо жевал палку, а его сын то и дело пытался у него её украсть. Олливер, уже почти сухой, снова полулежал на траве, изучая английский словарь, а сложные слова выписывал в тетрадку. Жутко хотелось есть, но до тех пор, пока небо не зальётся красным заревом, юноша никуда не пойдёт. Он зевнул, потянулся и осмотрелся. Оказалось, что на небосводе совсем не так чисто, как ему казалось до этого. Да, днём было немного облаков, но сейчас оно всё сильнее затягивалось серыми тучами, а ветер начинал дуть всё сильнее, пока что сгибая своей силой только травинки. Дождь обещал быть серьёзным, а это значит, что завтра здесь будет всё мокрое, и нужно будет поискать другое место для досуга. Небо затягивалось стремительно, и Гонеру совсем не хотелось промокнуть и продрогнуть, а тем более намочить содержимое рюкзака, поэтому он начал быстро собирать вещи и морально готовиться к возвращению домой. Перекинув ногу через свой скрипящий велосипед, с рюкзаком за плечами, Олли толкнулся и двинулся в путь. Ветер развевал пепельные волосы и задувал под футболку, Бадди верно бежал следом, всё ещё мокрый. Запах его шерсти чувствовался даже в дороге, хотя и смешивался с ароматом травы и леса. Бабушка опять будет сильно недовольна. После пересечения лесополосы, Олли свернул по тропинке в деревню, проехал по её улицам, а тем временем начал капать небольшой дождь. И так влажная одежда всё сильнее мокла, заставляя тело покрываться мурашками и испытывать дрожь. Гонер доехал до подъезда к дому его бабушки и с тоской посмотрел на это нехитрое здание. Бабушка всегда держала фасад и небольшой садик с огородом в ухоженном состоянии, но сразу было видно, на сколько бедны жители этого скудного домишки. Его можно было бы сравнить с постным блюдом: всё необходимое есть, но очень пресно. Отец давно планировал сделать новые стены и поменять крышу, но пока что не было для этого сделано ровным счётом ничего. Бадди по привычке сел у прохода между зелёной изгородью, и внимательно смотрел на Олливера, который по-прежнему колебался, сидя на велосипеде. Ему так не хотелось домой... Он как-то чувствовал, что сегодня всё пойдёт не так, что сегодня-завтра что-то случиться гораздо более страшное, чем простые унижения и оскорбления со стороны медленно съезжающей с катушек бабушки. Он чувствовал опасность. Но дождь всё усиливался и почти не давал юноше выбора. Олли вздохнул, слез с велосипеда и начал закатывать его на импровизированную стоянку возле кустов, прицепил его велозамком к столбу, потрепал Бадди на прощание между ушей и тревожно посеменил в сторону дома по участку. К счастью Олливера, бабушка как раз была сейчас занята просмотром очередного ток-шоу, поэтому он смог незаметно прошмыгнуть в свою комнату, захватив со стола первое, что попалось под руку. Гонер, крадучись, прошёл через дверной проём и, на сколько мог неслышно это сделать, закрыл дверь. Тихо дошёл до скрипучей зябкой кровати и лёг спиной на неё, откинув руки в разные стороны. Чувство напряжения и тревоги никак не отпускало, хотя, казалось бы, опасность миновала, и, если прямо сейчас лечь спать, то до самого утра всё пройдёт мирно и безопасно для нервов. Олли разделся, посмотрел на своё тощее тело в зеркало. И разочарованно сморщился. Гонер всегда мечтал быть гораздо более красивым и накаченным, однако рацион не позволял избавить кожу от уже обыденной для неё бледности, а скудное количество белков никак не позволяло набрать хоть какую-то мышечную массу. Да, Олливер без проблем пробежит километр и даже не запыхается, в один подход осилит сорок отжиманий или около ста пятидесяти подниманий туловища, но тем не менее это не перестаёт делать его жутковатым и скелетоподобным дистрофиком. Хотя, мешковатая одежда, которой отдаёт предпочтение Гонер, успешно скрывает его худобу. Юноша надел свой спальный комплект потрёпанных старых шмоток и залез под одеяло с книжкой, которую тот взял с прикроватной тумбочки. Практически всегда его могли отвлечь от тревоги чтение и приём пищи. На сей раз, Олливер решил совместить: читал какую-то британскую классику на родном языке и жевал грушу. Но буквы никак не хотели собираться в слова, тревога всё нарастала, сердце бешено стучало где-то в висках. Парень пытался успокоиться, но все попытки были совершенно тщетны. Он решил выключить свет, закутаться одеялом по самую голову и провалиться в глубокий сон до самого утра, краем уха подслушивая стук капель по стеклу и железной крыше. Совсем скоро, Олливер уже крепко спал, то и дело сжимаясь в комок во сне от сырого холода одинокой комнаты, в надежде на то, что завтра дождь уже закончится. Но шум грома лишь нарастал.