***
Вокруг темно. Ничего не слышно. На первый взгляд, может показаться, что ты мёртв. Но только показаться. Дышать получается с трудом, и каждый вдох отдаётся болью в груди, будто твои лёгкие стискивают острыми шипами, не давая возможности вдохнуть и начать соображать. Ты не мёртв. Но от этого не легче. Вдруг слева тебя ослепляет яркая вспышка света, и ты инстинктивно жмуришь глаза. Дышать стало легче. Но надолго ли? По твоей спине проходится табун мурашек, а сердце замедлило свой ход. Ты слышишь плач. Детский плач. Он такой незнакомый, недосягаемой и чужой, и в тоже время родной. Ты пытаешься повернуть свою голову влево и с ужасом осознаёшь, что это у тебя получается. Лучше бы ты этого не делал. Кровь. Много крови. И она не твоя. А твоего мёртвого ребёнка, которого ты не смог спасти. Бледное, маленькое окровавленное тельце младенца лежало слева от тебя. Ты открываешь рот в беззвучном крике и не можешь ничего произнести, ни даже развернуться и убежать. Поднимаешь взгляд, и твою голову пронзает боль. Глаза. Эти красные глаза, что смотрят на тебя с презрением и ненавистью. — Ты ничтожество.***
— АААААААА! — Эстония с криком вскакивает с кровати, судорожно глотая воздух и кашляя, делая это слишком резко. Из глаз крупными каплями падают слёзы. Он протирает глаза, пытаясь избавиться от них. Ещё не хватало, что бы его видели в таком состоянии. Он не удивляется, когда слышит голоса из соседней комнаты. Ни капли. Лишь страх окутывает его новой волной, ведь он разбудил своих братьев. Дверь в комнату открывается, громко ударяя об стену. На пороге стоит Литва, смотря на Эстонию с ненавистью. Сзади него копошится Латвия, пытаясь остановить гневный ор брата, и пробраться в комнату. К несчастью, у него это не получается. — ЭСТОНИЯ, #ЛЯТЬ! ТЫ УЖЕ НАДОЕЛ СВОМИ КОШМАРАМИ И КРИКАМИ ПОСРЕДИ НОЧИ! Можешь заткнуться и не пи#деть хоть немного?! — Литва разворачивается, сшибая Латвию, и уходит в свою комнату, громка хлопая дверью. Проходит минуты три, прежде чем Латвия закрывает дверь и проходит к Эстонии. Он молча достаёт таблетки с тумбочки и протягивает их эстонцу, который дрожащими руками берёт их и закидывает в рот. Лат протягивает ему стакан с водой, который стал, чаще появляться на тумбочке в комнате Эста. Когда это началось? Точно никто не знает, но Эстонии каждую ночь снились кошмары, а из университета он приходил в ссадинах и крови. Латвия не смел, спрашивать у него в присутствии Литвы. Но даже в его отсутствие, Эст мало что говорил. И так изо дня в день. Латвия оставался с ним до тех пор, пока Эстонии не полегчает, и уходил к себе. Так было лучше и для него, и для Эста. Ведь злить Литву никто не хотел. Альфа недолюбливал Эстонию. Но после того, как он узнал, что омега беременный, неприязнь переросла в ненависть. Это была взаимная ненависть. Литва мог даже ударить Эста. Латвия ничего не мог сделать, иначе досталось бы и ему. Скверно жить двум омегам в одной квартире с альфой. Но никто из них не мог уйти, ибо просто не хватало сил. Пришлось смириться. Эстония пустым взглядом смотрел в потолок, понимая, что больше не уснёт. Он даже не дышал, вслушиваясь в шум на улице. Редкие звуки машин и…всё? В таком большом городе в пять утра только это и слышно. Он перевёл взгляд на окно. Тёмно-синяя гладь постепенно окрашивалась в фиолетовый, розовый, оранжевый из-за лучей восходящего солнца. Эстония всегда просыпался от кошмара именно в это время. И каждый раз наблюдал рассвет в разных красках и стилях. Позже этот пейзаж переносился на лист бумаги. Только так Эст мог снять с себя стресс. Телефон противно завибрировал на прикроватной тумбочке. Эстония машинально потянулся к нему и провёл пальцем по экрану. Нужно вставать и идти на учёбу. Он не хотел сталкиваться в коридоре с Литвой, который, обычно, просыпался в семь. Поэтому, Эст всегда ставил будильник на час раньше этого времени. И в семь он прекрасно мог покинуть квартиру, не получив новые угрозы и побои. И такое бывает.***
— Посмотрите, кто это тут у нас? Эстоонияяя~ Хахаха! — противно рассмеялась группа альф, что «случайно» столкнулась с Эстонией по пути в универ. Прибалт судорожно стал размышлять, как ему свалить от них подальше, чтобы ещё не было погони. Как ему повезло Шайка, состоящая из пяти человек, окружили его, а их главарь прижал его к стенке. Допрыгался, тебе теперь никто не поможет. Кто в такую рань выйдет? — О-отстаньте от меня! — О, поглядите, дерзить нам смеешь? — длинные холодные пальцы схватили его за челюсть и с силой придавили их. Эст зашипел от боли и попытался выбраться. Но сколько бы он не пытался, ему никогда не удавалось сбежать. — Даже не пытайся~ — горячее дыхание опалило его ухо, заставляя широко раскрыть глаза. Сердце стало стучать с большей силой, что на мгновение показалось, что оно сейчас выпрыгнет, разрывая грудную клетку. Эстония замер. Его обидчики воспользовались этим и затащили его в тёмный переулок. — Развеселимся? — главарь мерзко засмеялся. По спине прошлись мурашки, а ноги замертво прилипли к асфальту, отказывая слушаться хозяина. Снова Его ударили в живот и схватили за грудки, предотвращая падение и заставляя смотреть в глаза. — Ничтожество. Вдруг его голову резко что-то пронзило. В голове стали вырисовываться силуэт мужчины с красными глазами, в мерзкой усмешке. Эст закричал. — Нет! Помогите! — Уверен, что тебе помогут? Юноша всхлипнул, но не проронил и слезинки. Он не позволит им видеть свои слёзы. Никогда. Ещё удар, ещё один. Дальше пошли удары по бёдрам, рукам, груди. Противный ком застрял в горле, не позволяя даже слова сказать. Эст старался не издавать и звука, ведь знал, что это ещё сильнее раззадорит их. Что холодное коснулось его щеки, принося боль. Горячая жидкость потекла по щеке, спускаясь к шее и капая на остальную одежду. Эстония осмелился поднять взгляд, стискивая зубы и запрокидывая голову назад. Голубые глаза. Холодные, не выражающие ничего, кроме насмешки. — Снова будешь строит из себя героя, жалкая омега? Эст ничего не ответил. А зачем? Будто после не последуют новые удары и порезы. Его тело продолжают уродовать, нанося новые удары и раны. Раньше было без ножа. Чем он это заслужил?***
Эст не помнит, когда и как он отрубился, но проснулся не на улице. Он лежал на чьей-то кровати. Комната явно была не его. Каждая вещь была в зелёных и голубых тонах. На Эстонии была чистая одежда, а не его окровавленные лохмотья. Прибалт попытался встать, но его попытка отразилась болью во всём теле. Зашипев, он провалился обратно на кровать. Со стороны, как казалось двери, послышался до боли знакомый голос: — Уже проснулся?