***
— Нет, Бекки, не ходи туда. Ты не сможешь никому помочь. Доктор Томпкинс прижимает к себе заплаканную растрепанную девчонку, с опухшими от слез карими глазами. Девчонку, которая хотела выбежать из кабинета, рискуя в любой момент быть схваченной, убитой одним из больных на всю голову террористов, напавших на полицейский участок. Лишь бы спасти мать. Любой ценой, пусть даже пожертвовав собой. Они обе прятались под столом, с которого свисала белая простыня. На столе лежало обнаженное тело мужчины, преступника, шизофреника, убийцы, застреленного преступниками. Сердца их бешено колотились. От смерти обеих отделяла лишь открытая дверь мед.кабинета и надежда, что террористам будет некогда обыскивать помещение. — Она моя мама. Мама, понимаете? — шепчет Бекки, захлебываясь слезами. — Я не хочу, чтобы эти психи ее убили. — Сара, возможно, уже мертва. Лесли крепче обнимает девушку, искренне жалея ее. Бекки Эссен, безрассудная, порывистая девочка, двадцати трех лет, разве пощадят ее эти изверги. Комиссар Эссен наверняка уже убита, причем вероятно одной из первых. С этим остается смириться и жить дальше. Или, по крайней мере, выжить, чтобы отомстить. Смерти единственной дочери Сара точно бы не хотела. Им обязательно нужно выжить. — А если нет? Вдруг я могу помочь? — Как? — спрашивает Лесли. Бекки в ответ пожимает плечами. — Не знаю, что-нибудь придумаю. Она резко вскакивает с места. Доктор Томпкинс не успевает ее удержать. В этот момент резко открывается дверь. В комнату врывается один из психов. Бородатый косматый крепыш с агрессивной физиономией. Поздно. Слишком поздно.***
— Первая неделька выдалась нелегкой. Правда, комиссар? — рыжий мальчишка доволен. — Хотел бы я сказать, что дальше будет легче. Но нет. Джером небрежно отбрасывает в сторону черную куртку, оставаясь в светло-голубой рубашке с полицейским значком. Сара Эссен молчит. Бандиты расстреливают полицейских. Слышатся стоны, крики, мольбы о пощаде, жестокий смех. Комиссар знает, ей не жить. Сегодня смерть в лице безумного мальчишки пришла за ней. Но усталая женщина не боится смерти. Работу в полиции нельзя назвать безопасной. Особенно в Готэме. Ее тревожит другое. Бекки, малышка Бекки. Конечно, не совсем малышка, в двадцать три года человека вполне можно назвать взрослым. Но для матери ее ребенок всегда будет маленьким, нуждающимся в помощи малышом, независимо от того, сколько малышу лет. Сара молится всем Богам на свете, чтобы ее дочь успела уйти из участка до начала теракта. Зачем приходила Бекки? Сказать, что работать полицейским опасно? Так это каждый ребенок знает. Попросить быть осторожной? Глупости. Но вот дурное предчувствие Бекки не обмануло. У дочери всегда была отличная интуиция плюс способность верно предсказывать некоторые события, невольно заставлять перегорать электрические лампочки, снимать головную боль прикосновениями. В ее девочке всегда жила особая, загадочная часть, недоступная для понимания матери. Остается надеется, что эта самая загадочная часть Бекки подсказала хозяйке убраться отсюда поскорее. — Чего вы хотите? — спрашивает невозмутимый комиссар. Голос ее ровный, усталый немного, как после тяжелого рабочего дня. Впрочем, день действительно выдался нелегким. Но ничего, совсем скоро можно будет отдохнуть, найти покой. Вечный покой. — Захватить мир. Ну и все такое. Но пока нас устроит куча дохлых копов и пиар. Джером ухмыляется, издает беззвучный смешок. Отыгрывает известную одному ему сцену. Комиссар невольно замечает, что этот мальчик мог бы стать талантливым актером, быть может, известным. Но Валеска избрал путь убийцы. — Шучу, — объявляет паршивец. — Так проехали. Все ясно. Ты просто больной. Сару раздражает участие в дурацком спектакле. Общение с поехавшим психом. Раздражает принимать правила чужой игры. Ей не нравится, что нападение снимают на камеру. Но это мелочи. Она ненавидит их всех. Убийц, убивающих ее людей. Ненавидит быть беспомощной. Ненавидит сидеть, общаясь с главарем банды, понимая, ничего, абсолютно ничего нельзя сделать. Бандиты продолжат безнаказанно убивать, пользуясь моментом. Наслаждаясь победой. Вне сомнения триумф будет кратким, злодеи понесут заслуженное наказание, вот только Сара Эссен этого не увидит. — Больной? — переспрашивает Джером, наклоняя голову. Валеска напоминает готовящуюся к атаке змею. — Взгляни на меня. Я вовсе не больной. Мальчишка садится напротив комиссара. Их взгляды скрещиваются в зрительном поединке. Никто не отводит глаза. Никто не желает проигрывать. Признать себя побежденным. — Уже скоро, мальчик, ты будешь мертв. Мир будет жить, как и жил. Никто не вспомнит твое имя. Последняя фраза оказалась смазанной. Голос несчастной женщины предательски дрогнул. Всего на миг. Но Валеска заметил. Скривил губы в хищной улыбке. Образ бесстрашного офицера полиции совсем не кстати уступил место убитой горем матери, чью дочь поймали отморозки. С губ Сары сорвался болезненный стон. — Бекки, — прошептала она, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слезы. Впрочем, женщине хватило душевных сил быстро взять себя в руки. Не позволив себе разрыдаться в присутствии убийц. Желая оставаться сильной до самого конца.***
— Босс, я тут еще кое-кого обнаружил. Девчонка хочет умереть рядом с комиссаром. Лохматый детина забрался на возвышение, бросив под ноги своего босса добычу. Кареглазую смуглую пленницу с кудрявыми черными волосами, невероятно похожую на комиссара полиции Готэма. Только почти в два раза моложе. — Это мое последнее желание, — невозмутимо говорит Бекки, насколько только невозмутимо может говорить человек, стоящий на коленях с ножом у горла. Сердце девушки бешено колотится. Ей никогда раньше не доводилось видеть убитых людей. В ее внутреннем мире, как в мире любого нормального человека, нет места для перестрелок, убийств. Бекки хочется сбежать, забиться в самый дальний угол и скулить от ужаса. Но здесь ее мама. Разве любящая дочь может бросить мать в беде? Вдобавок сбежать все равно не дадут. Эссен не жалела, что рано выбралась из убежища. Да. Их с матерью убьют, помощи ждать не откуда. Зато они будут рядом до самого конца. — Бекки, значит, — на лице Джерома появляется зловещая усмешка. Он смеется. Диким неестественным смехом. Слыша который хочется съежится, закрыть уши руками, поддаться панике. Убийца снова склоняется к убитой горем матери. — Красивая девчушка. Твоя дочь, комиссар? Она так похожа на тебя. Это забавно.***
— Отпусти ее. Делай со мной все, что хочешь, но не трогай мою дочь. Сара Эссен говорит ровно, держится. Никто не подозревает, каких титанических усилий стоит бедной женщине хранить гордое спокойствие, приличествующее офицеру Готэмской полиции. Никто не подозревает, кроме единственной дочери. Они чувствуют друг друга, пусть даже обе хранят гордую невозмутимость. Сара испытывает гордость за Бекки. Кажется, совсем недавно маленькая, чересчур подвижная девчонка сидела на бордюре, поджав под себя одну ногу, другую согнув в колене. Плакала, когда, побежав навстречу отцу, споткнулась о камень, а затем разбив коленку, упала на асфальт. Теперь Бекки уже не девочка, а сильная, храбрая, но, к несчастью, такая хрупкая, слабая физически девушка, которая не плачет, остается спокойной, даже когда к ее горлу прижали нож. Господи, дай им сил выдержать испытание до конца. Пусть они обе останутся стойкими. Пусть ее милая нежная девочка выживет, найдет себе достойную работу, (только не в полиции), встретит хорошего парня, выйдет замуж, нарожает детей, доживет до глубокой старости. — Как трогательно. Я сейчас расплачусь, — на лице Джерома действительно появляется пара фальшивых слезинок, которые он быстро стирает ладонью. — Да, неловко получилось. Ну ладно. Итак, — рыжий мальчишка картинно морщит лоб. — Где же мы остановились? А, вспомнил, ты, кажется, говорила, старушка, что я скоро буду мертв? Ну, пока что скорое свидание со смертью наблюдается у тебя и твоей очаровательной дочурки. — Отпусти мою дочь. Не прикасайся к ней. Комиссар надеется, что последние слова прозвучали достаточно твердо. Бесполезно умолять о пощаде сбежавшего из Аркхема психа, не знающего жалости. Джерома искренне забавляет ситуация. Они играют не на равных. Валеска нашел слабость комиссара и теперь с удовольствием наслаждается страданиями беспомощной женщины. — Увы, не могу, — он разводит руками. — Мне хочется познакомиться с дочерью самой Сары Эссен. Обещаю, мое имя, комиссар, она точно не забудет. Ты же не против, Бекки, немного поболтать с Джеромом? Валеска разражается своим жутким, бьющим по нервам смехом. Сара пытается рвануться с места, защитить дочь. Ей с трудом удается подавить вспышку безрассудной ярости в тот момент, когда рука отморозка крепко сжала подбородок Бекки, издевательски потрепала пленницу по щеке. Нужно сохранять спокойствие, непонятным образом протянуть время, дождаться помощи. К сожалению, женщина привязана к гребанному креслу. Она не в силах подняться, дать отпор, защитить того, кто нуждался в защите. Ее доченьку, любимую малышку. Сердце матери обливается кровью. Трудно, чертовски трудно хранить достоинство, когда самый близкий на свете человек находится в опасности. Бекки должна выжить, обязана. Пусть даже если они обе не выживут. Бекки не умрет. *** — Тише, мама. Все хорошо. Бекки неуверенно улыбается матери. Страшно, невероятно страшно. Везде трупы, кто-то стонет, слышатся одиночные выстрелы. Пальба уже стихла. Бандиты добивают раненых. Они, обе пленницы, находятся на возвышении. Одна сидит связанная в кресле, другая стоит на коленях. Подняться Бекки не дают. Какой-то мужлан направил дуло пистолета ей между лопаток. Громилу хотя бы не видно. В отличие от Джерома, восемнадцатилетнего психопата, убившего свою мать, пытавшегося поджечь школьный автобус с черлидершами. Сидит на корточках, напротив молодой пленницы, кривляется, зубы показывает. Хорошие зубы, белые. Мерзкий ублюдок. Бекки знает: она не имеет права плакать. Сара Эссен без того держится из последних душевных сил. Они не станут посмешищем для этих выродков. Умрут, сохраняя мужество до конца. — Вот здесь, малышка, ты ошибаешься, — Валеска печально вздыхает, утыкается носом в шею жертвы, опаляя теплым дыханием кожу, шепчет в ухо. — Совсем скоро вы с мамашей будете мертвы. Бекки хочется вцепиться ногтями в физиономию наглого мальчишки, оставить на симпатичной мордашке кровавые следы. Впиться зубами ему в щеку и кусать, кусать, кусать, добраться до мяса, хочется вырывать пальцами рыжие волосы. Заставить страдать, мучиться, отомстить за страдания невинных людей. Забавно даже. Совсем недавно Бекки даже не предполагала, что может искренне кого-то ненавидеть. Будучи девочкой, она часто подкармливала бродячих собак и кошек. Лет в тринадцать забрала домой замерзшего вороненка, выходила его, а когда птенец окончательно окреп, выпустила его на улицу. — Так не тяни, — отвечает Эссен, вложив в голос максимальную язвительность, на которую только была способна. — Заканчивай дурацкий спектакль. Может, хоть какое-то приятное воспоминание останется, прежде чем недобитые остатки вашей команды отправят пожизненно лечиться в дурку. Безумный мальчишка улыбается, сохраняя прекрасное расположение духа. Колкость не достигла цели. — Смелая. Люблю смелых. Ну да ладно. Ты права. Пора заканчивать. Ваше последнее слово, комиссар, — обращается он к Саре Эссен. — Гори в аду, — Сара плюет в лицо террористу, лидеру «Маньяков». Джером хохочет. Заливается безумным смехом, получая искреннее удовольствие от происходящего. — А мне даже понравилось. Моя очередь. — Нет! — закричала в отчаянии Бекки. — Мама, мамочка! Убейте лучше меня, меня! Она не знает, почему так произошло. Не помнит, почему прижалась щекой к ботинку Джерома. Сдержать слезы все-таки не получилось. Униженная, растоптанная. Похоже, дальше падать некуда. Подумать только, стоит на коленях перед рыжим психом, готовая даже не целовать, вылизывать его ботинки, если только это спасет жизнь матери. Между прочим, все снимается на камеру. Может, Ребекку Эссен, стоящую на коленях, по телику покажут. Впрочем, плевать. Какая теперь уже разница? — Ребекка, прекрати. Держи себя в руках, — Сара попыталась образумить непутевую дочь. Зачем унижаться? Их обеих сегодня убьют. Не помогут ни мольбы о пощаде, ни унижения. Непременно убьют. Только убьют сначала кого-то одного на глазах другого. Но они скоро все равно будут вместе. — Ох, уж эти любящие дочери. Вечно все портят. Хотя, должен признать, сцена получилась красивая. Зрителям должно понравиться. Джером демонстративно зевает, оборачивается к лохматому звероподобному детине с камерой в руках. — Ты все снял? — Да, босс, — равнодушно отозвался тот. Валеска потирает в предвкушении руки. — Отлично. Молодая пленница усмехается. Да, их с мамой действительно покажут по телевизору. Они прославятся. Кто бы сомневался. Им даже попрощаться не дадут. Зарежут или пристрелят обеих. Интересно, есть ли жизнь после смерти? Действительно существуют ад и рай? Может, от мертвых остаются лишь гниющие тела. Будет, наверное, обидно. Поразмышлять Бекки не дают, резко ставят на ноги. Грубо встряхивают, когда ноги девушки непроизвольно сгибаются в коленях, утрачивая равновесие. Видимо, из-за тяжелого потрясения. Только бы выстоять, выстоять. Впрочем, долго стоять ей не приходится. Джером Валеска, весело посвистывая, кладет руку на талию девушки, они вместе сходят с возвышения. Бекки трясет. Происходящее кажется дурным сном. Вероятно, виной всему защитная реакция организма, попытка приспособиться к стрессовой ситуации. Иначе почему ноги кажутся, словно набитыми ватой, в голове шумит, мыслей никаких нет? Может, происходящее правда сон, ночной кошмар, достаточно всего-то один раз себя ущипнуть, чтобы проснуться. — Куда ты ее потащил, ублюдок? Слышит Бекки встревоженный голос матери, затем звук пощечины. Громкий, оглушительный. Наверняка пощечина оказалась очень болезненной. Девушка слышит также другой голос грубый, развязный. Голос, принадлежавший лохматому мужику, поймавшему ее. — Ей, босс, я могу пристрелить старуху, пока ты будешь тискать девчонку? Нет, нет, пожалуйста, пощади. Мысленно молит Эссен. Достаточно смертей. Слишком много людей погибло. Хватит. Не нужно больше никого убивать. Пожалуйста. Бекки с трудом удается сдержать вздох облегчения, когда звучит насмешливый голос Джерома. — Оставь в покое комиссара, Гринвуд. Не тревожьтесь, комиссар, с вашей дочуркой ничего не случится. Разумеется, если ваша дочь будет хорошей девочкой. Ты же будешь хорошей девочкой, Бекки? — Буду, — слабым голосом отвечает измученная пленница, с трудом выдавливая из себя слова. — Только не трогайте маму, пожалуйста. Джером оглушительно хохочет, но руку с талии жертвы не убирает. Кажется, соглашение достигнуто. Возможно, Сара Эссен будет жить. Смерти Бекки будет достаточно.