Siempre estoy solo

      Антон сквозь сон ощущает, как чужая рука накрывает его живот, и что-то недовольно мычит в подушку, нехотя приоткрывая глаза. Веки слипаются от недостатка сна, и он хочет закрыть их снова, но настойчивые касания никуда не исчезают, что всё-таки вынуждает его заинтересованно обернуться через плечо, чтоб увидеть невинную улыбку Арсения, с которым они уснули вчера в кровати учителя. Математик, прижимая юношу к себе, обнимая со спины, нежно поглаживает его сквозь футболку. — Доброе утро, — первым бурчит Шастун, снова отворачиваясь и приникая головой к подушке, словно не происходило ничего необычного. Просто его парень, который ещё и учитель, и старше него на двенадцать лет, разбудил его утренними ласками — с кем не бывает?.. — Доброе, Encantador, — наклонившись, хрипло шепчет ему на ухо учитель, едва ощутимо касаясь губами хрящика. Антон долго загружается, силясь перевести испанское слово «очаровательный» в своей голове на русский. Ему тяжело соображать, когда он не проснулся толком. Но от того, с какой интонацией было произнесено приветствие, мальчишка ощутил, как вдоль шеи и позвоночника пробежали мурашки, от которых он слегка поёжился. Это… приятно. Арсений — лучший на свете персональный будильник.       Мужчина, продолжая наглаживать его пузико, спускается чуть ниже и, подцепив край футболки указательным пальцем, поднимает её наверх, оголяя линию впалого живота. Арсений ласково проводит рукой по коже, и Антона снова с ног до головы атакуют мурашки. — Ты такой тактильный, — ласково улыбается мужчина, утыкаясь носом ему в шею и оставляя несколько невесомых лепестков-поцелуев — настолько нежно они ощущаются. — А-а-арс, — не своим голосом отзывается юноша, с придыханием ловя каждую ласку. О Господи-Боже, он в его руках просто плавится, тает, как воск… — Да, солнце? — совсем невинным голосом, словно не он творит все эти невероятные вещи с его податливым телом, отзывается учитель, опуская руку ниже. Кончиками пальцев он поддевает резинку боксеров, в которых так и отрубился вчера школьник, и слегка приспускает их, всего на пару сантиметров, продолжая поглаживать, но и этого хватает, чтобы десятиклассник залился смущённым румянцем. — Что ты… делаешь? — сжимаясь всем телом от того, как мурашки снова щекотят кожу, он неумышленно ещё сильнее вжимается телом в Арсения. — Ты против? — тут же отзывается он вопросом на вопрос, уже чуть наглее проникая ладонью под ткань трусов. — Вчера ты, кажется, хотел… — Это… было… ах-х, вчера, — неожиданно для них обоих стонет Антон, когда рука математика накрывает его член. У юноши стоит, словно он был готов к этому с самого момента пробуждения. — Значит, мне остановиться? — ведёт бровью Арсений, сжимая член чуть сильнее, заставляя парня перекатиться на спину и стыдливо свести ноги вместе. Антон, очаровательно покрасневший, поднимает на него взгляд и делает бровки домиком. — Ни в коем случае, — протестующе качает он головой из стороны в сторону. Преподаватель хрипло смеётся, склоняется над ним, оставляет поцелуй на губах, совсем не вслушиваясь в недовольное «Ну я же даже зубы ещё не почистил» под ним. — Мне нужно перестать думать, что тебе всего шестнадцать? — неловко усмехается математик, щуря свои невероятные глаза. Шастун сглатывает вставший поперёк горла ком слюны. — Определённо, — кивает он со всей серьёзностью. Мужчина, широко улыбнувшись, целует его в уголок скулы, спускается к шее, кончиком языка касается чувствительной кожи.       Антон понимает, насколько он серьёзен в своих намерениях, когда чувствует, как кончиками пальцев Арсений поддевает его боксеры и спускает вниз, оголяя кожу. Парень чувствует себя ужасно смущённо, старается прикрыться руками даже, но тут математик уже включает напористость, убирает его руки и, обхватив лодыжки, тянет их в стороны, вынуждая юношу расставить ноги шире, чтоб ему было удобно поместиться между ними. У Антона в горле пересыхает от происходящего. — О Господи… — заливается краской Шастун, когда рука учителя обхватывает его член и начинает не спеша вести вверх-вниз. — Не богохульствуй, — ухмыляется старший, ощущая, как быстро плоть твердеет в его руке. А Антошке много ласк не нужно, чтоб у него встал как по струнке. Возраст такой. — Аф-ф, — с силой прикусывая нижнюю губу, сдерживает рвущийся наружу стон мальчишка, слегка прогибаясь в спине навстречу ласкающей руке. По головке вдруг проходится что-то влажное, и Антон распахивает глаза, приподнимаясь на локтях, чтоб убедиться, что ему не показалось. Математик, взглянув на него из-под ресниц, склоняется ниже, вбирая в себя головку члена. Шастуну от такого зрелища и ощущений крышу сносит мгновенно. Он стонет в голос, прогнувшись ещё сильнее, и неосознанно толкается в глотку Арсению, отчего тот недовольно мычит, почувствовав толчок, и от вибрации, которая проходится по члену, Антону становится неожиданно хорошо, настолько, что слов не подобрать. Он не до конца осознаёт, что вообще происходит, но ловит нереальный кайф от этого утреннего минета, когда разум ещё не проснулся до конца, а вот тело — очень даже.       Арсений вбирает в себя член почти до самого основания, задерживается так на пару секунд и нарочно гортанно стонет, и от вибрации, которая проходится по всей длине, Антон стонет в голос, забывая, что они в доме, вообще-то, не одни. Его выдержки хватает ещё на одну минуту, после чего он протяжно стонет, закусив собственную ладонь, и, как только Арсений выпускает изо рта его головку и приподнимается, чтоб облизнуть пересохшие губы, изливается на пальцы учителя, которыми тот обхватил член. — А я уже приготовился попробовать тебя на вкус, — весёлым голосом сообщает математик, щуря свои завораживающе-голубые глаза, садясь на колени между по-прежнему разведённых ног школьника и возвышаясь над ним. — Хотя, что мне мешает… — хитро усмехается старший, собирая остатки белёсой субстанции вокруг головки большим пальцем, и, высунув язык, проводит по нему подушечкой, слизывая сперму. Антон вскрикивает недовольно, пытается ругаться из-под Арсения, но у него в голове сплошная вата после неожиданного и такого приятного оргазма, поэтому попытки возмутиться выглядят вяло и как будто наигранно даже, хотя он и правда не понимает, зачем учитель так его смущает. — Блять, ну Арсений… — вздыхает он, когда математик хрипло смеётся над его ухом, ложась рядом и чмокая в уголок губ. — Пойдём завтракать? — предлагает он, целуя ещё раз, уже в щеку. — Но… ты ведь только что поел, — шуткует мальчишка, за что ему прилетает шлепок по заднице и наигранно-возмущённое «Э-э-эй, ну ты и сучёныш». Антон хихикает, уткнувшись носом в ключицу учителя. — Ты знал, что из спермы можно приготовить пирожки, если добавить муки? — вдруг делится фактом ученик. — Меня смущает, что ты это знаешь, — фыркает в ответ Попов, поднимаясь с кровати. — Но если хочешь, я, конечно, приготовлю для тебя, — широко улыбается он. — Фу-у-у, — кривится парень, не переставая смеяться при этом.       А ещё Арсений в качестве новогоднего подарка преподносит ему новую ярко-оранжевую толстовку, от которой пацан просто без ума, потому что она на ощупь мягче, чем облако, и пахнет одеколоном мужчины. Учитель кормит его жареной с салом яичницей, и Антон уверен, что это лучшее утро в его жизни. — Я сделаю вид, что ничего не слышал, но еб вашу мать, хоть предупреждайте в следующий раз, — поднимается на кухню сонный Матвиенко и берёт чашку для кофе. Антон смущённо утыкается взглядом в пол, Арсений хрипло смеётся, опускает руки на плечи своего парня и целует его в макушку, поддерживая. — Это, вообще-то, мой дом, хочу напомнить, — отвечает учитель, обнимая юношу за плечи. Антон расслабляется и даже улыбается от этой фразы. — Как негостеприимно, Арсений! — хмыкает Матвиенко, заваривая себе кофе и садясь с противоположной стороны стола. — Я и так скоро уеду, дайте хоть выспаться завтра, — добавляет он с той же беспечной улыбкой, хотя видно, что ему не очень приятно говорить об этом. — Стоп. В смысле ты скоро уедешь? Когда? — встрепенулся математик, продолжив стоять за спиной младшего и уютненько разместив руки на его плечах. Шастун тоже вздёргивает бровь, глядя на собеседника, и Серый ржёт с того, насколько одинаковые лица у них в этот момент. — Завтра вечером обратно, — пожимает он плечами, делая глоток бодрящего кофе. — Пиздец… раньше не мог предупредить? — разочарованно вздыхает брюнет. — А нахуя? — риторически вопрошает Серый. В принципе, логично.       Сходятся на том, что вечером поедут в центр и в последний раз отведут душу в каком-нибудь ресторане, раз такой расклад. Антона долго уговаривать не приходится, он соглашается почти мгновенно. Серый вызванивает Иру, спрашивает, сможет ли она тоже присутствовать на сегодняшних проводах, ещё двадцать минут говорит с ней о чём-то по телефону, и сходятся на том, что она подойдёт к восьми.

***

— И когда ждать тебя в следующий раз? — старается разрядить грустную обстановку Арсений, разливая по стопкам заказанный накануне коньяк. — Ты же знаешь, я люблю импровизировать, — усмехается Матвиенко, бросая взгляд на Иру, которая сидит по правую руку от него и пьёт какой-то безалкогольный цитрусовый коктейль. Рядом стоит предусмотрительно заказанная и уже открытая бутылка шампанского, специально для девушки, но она не спешит приступать к алкоголю. — Лучше ты скажи, когда навестишь? А то как-то холодно у вас в России, — Арсений растягивает губы в широкой улыбке всякий раз, когда Сергей говорит что-то о России как о «его» стране. Это вызывает такую реакцию, потому что Матвиенко и сам большую часть своей жизни прожил в Подмосковье. — Не сомневайся, обязательно навещу, и не один, — бросив многозначительный взгляд на Антона, сидящего рядом, заверяет он Матвиенко. Шастун удивлённо вздёргивает бровь, отрываясь от созерцания красиво выложенного на тарелке лимона под закусь. Это что же такое творится вокруг: Арсений… намекнул… что… возьмёт его в Испанию? Огосподибожемой. — Арс, ты серьёзно? — говорит он негромко, глядя на учителя так, словно тот для него — вся вселенная. В его зелёных глазах мерцают блики, и они словно загораются изнутри от нетерпения и желания получить ответ. — Да, — задержав взгляд на ученике, мягко улыбается ему математик, беря со стола рюмку с алкоголем. — Выпьем за это? — предлагает он с усмешкой. Антон, широко улыбаясь, чувствует себя до невозможности счастливым в эту секунду. Арсений с трудом заставляет себя не пялиться на своего красивого мальчика, ведь Ира явно чувствует себя некомфортно, когда они отвлекаются друг на друга слишком надолго, да и в ресторане они были не одни.       Кузнецова, переведя взгляд на Матвиенко, ловит на себе его взгляд и ласковую улыбку. Он протягивает ей свою наполненную янтарной жидкостью рюмку, и девушка, быстро наполнив пустой бокал, чокается с ним шампанским, улыбаясь в ответ. Рядом с Арсением она чувствует себя одинокой, потерявшейся без вести в штормящем океане, а рядом с Серёжей как будто находится на причале над спокойной водой. И осознание этого факта заставляет её задуматься и налить себе ещё порцию игристого, как только первая была осушена до дна.       Антон, разомлев и осмелев от выпитого, уже приваливается щекой к плечу Арсения, а тот, приобняв его, медленно поглаживает ладонью русые волосы, играясь с мягкими прядями. Ира посмеивается над дурацкими шутками Серёжи и стойко составляет ему компанию, а Матвиенко уже внаглую подливает ей коньяк, вынуждая пить с собой наравне. Математик пытается ругаться, что-то там говорит про спаивание своих учеников, но напоминание в виде разомлевшего Антона, которому он и сам подливал пару раз за вечер, говорит само за себя.       Сидят долго, почти до самого закрытия. Все четверо пару раз выходят покурить, и для всех становится удивлением, что Кузнецова тоже курит — тонкие, с ментолом. Она уверяет, что только за компанию и очень редко, но Арсений всё равно смотрит недовольно сначала на неё, потом на своё чудо, и думает, что сам не лучше. Он считает, что учитель из него не вышел, раз он стоит на морозе и курит наравне с десятиклассниками.       Перед тем, как разойтись, они заказывают десерт, вдоволь наедаются мороженого — десятиклассники съедают даже двойную порцию — и начинают собираться. Серёжа заказывает такси и едет вместе с Кузнецовой, чтоб проводить её до двери и убедиться, что всё в порядке, а Арсений едет провожать своего ушастика. — Давай после одиннадцатого сразу и свожу тебя в Испанию, идёт? Мой тебе подарок на выпускной, при условии, что сдашь ЕГЭ по всем предметам не меньше, чем на семьдесят баллов, — с хитрой улыбкой сообщает ему свои мысли Арсений Сергеевич, удобно устроившись на заднем сидении и закинув свою руку младшему за плечи, приобнимая того и прижимая к своему тёплому боку. — Арс, я… Блин, да ради Испании я точно это сделаю, — щебечет сонный мальчишка, утыкаясь носом в тёплую шею и зевая. От щекотного дыхания математик покрывается мурашками. — Договорились, — торжественным голосом произносит мужчина, ставя точку в этом условии. Антон бы порадовался больше, не будь он таким разомлевшим и уставшим после проводов Матвиенко.

***

      Зима протекает размеренно и утопает в олимпиадах, контрольных, самостоятельных, проектах и прочей учебной деятельности. Антон очень серьёзно отнёсся к словам Арсения, который предложил ему мечту взамен на хорошую учёбу, и был не похож сам на себя: завёл дополнительные тетради для самостоятельных конспектов, стал детально разбирать испанскую грамматику, занимался каждый вечер минимум по часу. Мама не могла нарадоваться улучшившимся оценкам и непременно приговаривала, что Арсений Сергеевич отлично на него влияет. А так как Матвиенко укатил обратно домой, оставив мужчину в ставшем непривычным одиночестве, математик стал чаще появляться в доме Шастунов, где его уже и за гостя не считали. Мама ничего не знала об их отношениях и считала, что они стали лучшими друзьями, что непременно радовало её, ведь сын перестал быть тем замкнутым интровертом, каким был ещё в начале учебного года. Рядом с математиком он научился высказывать свои мысли вслух, подолгу общаться, нередко переходя на испанский, да и просто обрёл опору в виде надёжного человека.       И оттого маме всё сложнее было каждый день отрывать листы от календаря, потому что неминуемо приближался момент её сокращения и необходимости переезжать на окраину города, откуда до школы добираться было слишком далеко, из-за чего появлялась вытекающая отсюда необходимость — перевод в другое учебное заведение.       Неумолимо приближается май. Работать осталось две недели, а впереди — сокращение. Антон замечает, что в последнее время мама чем-то озабочена и постоянно отвлекается на собственные мысли. Он, в принципе, помнит их разговор в ванной, когда она говорила, что больше не сможет оплачивать эту квартиру, а потому старается как можно больше времени провести с Арсением, пока есть возможность. Оба переживают это молча, до определённого момента.       Математик привёз парня после уроков домой и заодно был приглашён младшим на обед, и мама суетливо накрыла на стол, а сама с тяжёлым сердцем обратилась к сыну в его присутствии, понимая, что и Арсению уже пора узнать: — Антош, я до последнего не хотела напоминать, но… Нам уже пора определяться со школой, в начале мая вряд ли кто-то согласится на перевод, а сейчас самое время, — парень тут же бросает вилку на стол, откидывается на спинку дивана, и отводит взгляд к окну, словно не желая признавать сам факт того, что услышал эти слова. — Что? — переспрашивает Арсений, медленно опуская столовый прибор и окидывая долгим взглядом ученика, который за всё время даже пару слов об этом не сказал. — Мы с Тошей обсуждали это зимой. Меня увольняют, и нужно менять квартиру. Мне предлагают неплохое место работы в паре часов езды отсюда. Мы переезжаем в мае, — завершает она с тяжёлым вздохом, ведь ей самой это решение даётся непросто. — Почему ты раньше не сказал, — серьёзно произносит математик, окинув школьника строгим взглядом, словно тот провинился в чём-то. — Наташ, ты ведь понимаешь, что это… да блин, ему осталось учиться чуть больше месяца, вы в своём уме? Какой перевод? — мужчина даже встаёт, не в силах просто сидеть и делать вид, что всё нормально. Новость застаёт его врасплох. — При всём уважении, но я против. У Антона сейчас важный учебный этап, в следующем году ЕГЭ, смена школы станет для него большим стрессом, ты и сама знаешь, — Шаст обидчиво насупился. — Вообще-то я здесь и всё слышу, — говорит он недовольно. — Вообще-то мог мне раньше всё рассказать! — тем же тоном отвечает старший. — Арсений, я всё понимаю, правда! Но какой у меня выход? Жильё в центре стоит слишком дорого, и это так далеко от работы, я не готова каждый день тратить по четыре часа на дорогу, — она одновременно нервничает и испытывает чувство вины за то, что не смогла найти альтернативу, при которой все остались бы довольны. Ощущение, именуемое «Я плохая мать», начинает грызть её изнутри. — Никакого перевода. Я серьёзно вам говорю, — обводит взглядом семью Арсений, наконец садясь на место. — Значит, Антон переезжает ко мне — всем так будет лучше, — оба — и мама, и сын — синхронно резко вздёргивают головы и смотрят округлёнными глазами, словно учитель им в убийстве раскаялся. — Мы с ним прекрасно ладим, и я желаю ему только лучшего. У меня есть свободная спальня, — «ложь», — с каким-то неописуемым удовольствием думает про себя школьник. — Лучше уж он будет приезжать к тебе на выходные, чем так, — заканчивает он. — Арсений, ты что… Как я могу принять такое предложение? Ты как скажешь… — жутко смущается мама, не находя себе места. Это как же сын будет жить отдельно, да ещё и с учителем? — Я за! — слишком поспешно соглашается Антон, словно они этот план давно продумали и обсудили, но, вообще-то, нет. Арсений удивлённо вздёргивает бровь, шокированная мама открывает рот и шикает на него: «Антон!». — Вот видишь, он за, — стараясь не показать своего искреннего удивления от того, как резко школьник согласился вместо того, чтоб включить свой режим «смущаюсь и краснею», акцентирует на этом внимание учитель. — Да вы с ума меня сведёте, — всплескивает ладошами мама и встаёт, начиная ходить по комнате. — Ната-а-аша, — тянет мужчина, поднимаясь следом и беря её за плечи, вынуждая остановиться и посмотреть себе в глаза. — Ему так будет лучше, понимаешь? Он не из тех, кому легко даётся смена обстановки, — Антон закатывает глаза, потому что «Он здесь и всё слышит вообще-то». — А я присмотрю за ним здесь, буду помогать готовиться к урокам, отвозить и забирать из школы. Я его никогда не дам в обиду, ты мне веришь? — говорит он, заглядывая в глаза, вынуждая полностью погрузиться в свою речь. — Да верю, конечно, но это так неудобно… — у неё даже глаза слезятся от излишних эмоций.       Через пять минут споров и неубедительных маминых аргументов они приходят к выводу, что Антон через две недели переезжает к Арсению. — Ох, ну хотя бы сколько платить тебе за аренду комнаты? — сдаётся мама. Шастун-младший в это время заваривает всем чай, не скрывая свою широкую улыбку, которую видит лишь стенка да сервант с кружками. — Наташ, ты надо мной смеёшься, что ли? — возмущается учитель. — Он у меня ничего не арендует. Он у меня живёт, — добавляет он настойчиво. — Арс, я так не могу! Это уже совсем наглость через край! Хотя бы коммуналку оплачивать буду я, — раздаётся в ответ. — Не будешь, — фыркает Арсений, принимая из рук Антоши чай. — Спасибо, — обращается он уже к парню. — Нет, ну вы на него посмотрите! — причитает мама, беспомощно разводя руками. Антон на своего мужика смотрит с сердечками в глазах. Он у него самый-самый.       О том, насколько Антон в ахуе от таких проделок Арсения, он высказывает ему уже в подъезде, когда выходит провожать, а учитель смеётся и затыкает его поцелуями. — Аренда, кстати, шесть тысяч, — говорит он в губы, прижав к себе податливое юношеское тело. — Шесть грёбаных тысяч поцелуев в месяц, — добавляет он, заметив мелькнувшее в глазах школьника удивление. Антон смеётся. — Первый… — произносит он, целуя математика в губы и чувствуя тихий смех, — авансом, — отстранившись, заканчивает своё предложение Антон.