***
Антон рассылает сообщения всем — маме, Ире, Серёже, пока ждёт окончания осмотра Арсения врачом. Учитель сильно ослаблен, что вовсе не удивительно, но даже в этом состоянии находит силы едва заметно улыбаться уголком губ, ловя на себе обеспокоенный взгляд зелёных глаз, маячащих за спиной человека в белом халате. Шастун не может перестать строить бровки домиком и приоткрывать рот от волнения, когда хоть на секунду теряет из виду голубые глаза. Он ужасно боится, что это всё сон, или что мужчина снова потеряет сознание, или чёрт-знает-что-ещё-может-произойти. Это мгновение настолько хрупкое и ценное спустя эти адские две недели и один день, что у юноши дрожат руки и в животе всё как будто скрутилось в узел от волнения. После выхода из комы Арсений всё ещё был в полубессознательном состоянии. Он узнал Антона, даже смог произнести пару фраз своим хриплым голосом, но чем дольше пребывал в сознании, тем больше путался, отвечая на вопросы врача заплетающимся языком. Создавалось впечатление, будто мужчина сильно устал и был истощён, и единственное, что ему нужно было — поспать ещё немного. Его ресницы дрожали, он не мог полностью оторвать руки от простыни, они сразу начинали дрожать на весу. — Продолжительность комы и её последствия предугадать сложно, поэтому последующее восстановление организма происходит непросто, — заключает врач уже за дверью, переговаривая с Антоном с глазу на глаз. — Начнём реабилитацию и будем наблюдать динамику, — довольно общие фразы не дают Шастуну никакой уверенности в завтрашнем дне, но даже к ним он относится с пониманием. Парень много литературы проштудировал за эти ужасные две недели, и он понимает, что врач сказал ему то же самое, что он уже и сам знал. Человеческий мозг — до конца не изученная область науки, и требовать от обыкновенного врача каких-либо точных прогнозов не имело смысла. Сейчас главным было то, что Арсений пришёл в себя. — Ты как? — тихонько спрашивает Антон, вернувшись в палату. Арсений смотрит на него из-под полуприкрытых ресниц и старается, хоть и выжато, улыбнуться. — Проспал две недели. Лежу вот, ахуел, — произносит он хрипло, и Шастун не может сдержать короткого дурацкого смешка. — Какой же ты… — качает он головой, не находя нужных слов, и присаживается рядом, на стул у кровати. Сразу же схватив широкую ладонь учителя своими бледными лапками, он начинает поглаживать его костяшки, водить кончиками пальцев по запястью. Руки тёплые. — Ты до смерти меня напугал, — говорит юноша, не поднимая взгляд на математика, потому что, Бога ради, он разрыдается, как только заглянет в эти прекрасные голубые глаза. Он поверить в своё счастье не может: живой, разговаривает с ним, сам дышит, легонько отвечает на касания, мягко водя пальцами по взмокшей от стресса ладошке парня. — Какой я? — уточняет Арсений, чуть сощурив глаза. Он заинтригован. — Любимый, — договаривает юноша, слегка лукавя, ведь изначально хотел произнести «дурной». Но Арсений об этом уже никогда не узнает. — Миленько, — оценивает ответ мужчина, пытается слегка приподняться, но вдруг сдавленно стонет и, зажмурив глаза, с шипением опускается обратно на подушку. Все его тело болит. — Ты придурочный?! — испуганно восклицает Антон, подрываясь на ноги. — Лежи, блять, спокойно, не выёбывайся, — почти угрожающе рычит он. — Что болит? Посмотри на меня. Ты в порядке? — настойчиво спрашивает парень, обхватив покрытые щетиной скулы учителя и старательно заглядывая в его закрытые глаза. Математик тихо смеётся, почти не издавая при этом звуков. — Ты такой заботливый стал, — делится он причиной своего внезапного хорошего настроения. — Ой, да иди ты, — закатывает глаза Шастун, но щеки его покрываются едва заметным румянцем. Антону приходится уйти, ведь Арсению нужно много отдыха, как бы он не пытался убедить в обратном. Его окружают врачи, и Шастун быстро становится лишним в палате. Мама приезжает спустя час. Юноша пьёт кофе из автомата и весело переговаривается с Викой. Его телефон загорается от входящих смс от Иры и Серёжи, на которые он едва поспевает отвечать. Шастун искренне понимает, насколько им сложно: оба хотят быть здесь, рядом, но не могут из-за сложившихся обстоятельств. Он на них зла не держит. Ира воплотила в жизнь свою мечту, а Матвиенко нашёл любовь — разве не таким должен был быть финал их истории?.. А он — дождался пробуждения Арсения. И это греет душу больше, чем любая путёвка в Испанию. — Антош, — мамин голос разрезает суету вокруг. Шастун различает его на фоне всех остальных. Он оборачивается и видит родительницу, спешащую к нему через больничный холл. На ней синее платье и бежевое пальто, в последние дни было ветрено и прохладно. Антон срывается с места, бежит к ней и обнимает так сильно, как может. — Он очнулся, — шепчет он, радостно прижимаясь к маме, которая прошла с ним этот сложный путь. — Слава Богу, — слышится её голос с придыханием. Ласковая рука касается пшеничных волос сына. Антону тепло в этот холодный ветреный день.***
Ближайший месяц проходит в стенах больничной палаты, в которую Антон наконец приходит без прежней грусти, непременно с апельсинами и гранатовым соком наперевес. У Арсения срастаются переломы, затягиваются раны, нормализуется общее состояние. Он перестаёт спать большую часть дня, ест с большим аппетитом и может самостоятельно сесть в кровати — и Антон радуется каждой этой мелочи, как выигранному миллиону в лотерее. Он осознаёт, насколько важным человеком стал любимый в его жизни. Шастун возвращается жить на квартиру Арсения, ведь тот строго настаивает на этом, чтоб юноше не приходилось каждый день подолгу ездить к нему из дома мамы. — Ну что, попробуем встать на ноги? — в один из обходов вопрошает врач. — А уже можно? — удивлённо округляет свои зелёные глаза Антон, растерянно глядя то на врача, то на Арса. Он боится, что мужчина ещё не готов к таким нагрузкам. — Конечно, пора бы уже, — хмыкает врач, уверенный в своих словах. — Ну наконец-то, — улыбается Арсений, не разделяя беспокойства Шастуна. Антон вздыхает: ну что за человек!.. — Я тебя прошу, аккуратно, — закатывает глаза Антон, когда мужчина резким движением садится в кровати. Арсений тихо смеётся. — Вообще-то, это я должен за тебя переживать, ты у нас маленький, — Шаст показательно фыркает, не соглашаясь с этим заявлением. — Был, — резонно замечает Антон. — Как быстро растут чужие дети, — качает головой учитель. Врач, всё ещё находящийся рядом, усмехается и протягивает руку для опоры, Антон встаёт с другого бока, страхуя брюнета. Первые неуверенные шаги. Арсений пошатывается, хватается то за плечо Антона, то за каркас кровати, тумбочку, шкаф, стенку — да всё, что под руку попадает, но упорно идёт. — Наконец-то никаких колясок и унижения, слава Богу, — облегчённо вздыхает математик, чувствуя, что в ногах хватает силы для того, чтоб передвигаться, хоть для этого и нужна опора. — Наконец-то я могу сделать вот так, — как только врач ретируется, Антон целует мужчину, стоя напротив. И даже наклоняться теперь не нужно. — Кайф, — заявляет он в поцелуй, не отрываясь от губ учителя, который одной рукой так и держится за стенку, а другой гладит его за ушком.***
Ещё месяц после выписки они ездят по реабилитационным центрам. Арсений посещает лечебный массаж, начинает заниматься дома спортивной гимнастикой и почти полностью переходит на правильное питание. Антон наблюдает за его стараниями с пачкой чипсов в одной руке и колой в другой. — Значит, поступать в этом году ты никуда не хочешь? — уточняет математик, всё ещё пытаясь оспорить это решение юноши. — Неа, — категорично мотает головой парень. — Я пропустил все даты подачи документов в ВУЗы, куда планировал, с этой аварией, — он морщится как от зубной боли. — А лишь бы куда не хочу. — А мама как на это отреагировала? — уточняет мужчина, ведя бровью. Он в серой худи, с растрёпанными чёрными волосами, пьёт какой-то модный смузи. Антон его взглядом готов облизывать. Обалденный. — Сказала, что главное, чтоб я был счастлив, — мурчит парнишка, довольный этим обстоятельством. — И без образования, — заканчивает математик. — Ой, Арс, — закатывает глаза Антон. — Успею ещё. Может, на заочку документы подам, ещё же не поздно, — брюнет задумывается над этим. А ведь Шастун прав: заочка — вариант. — Ладно. Тогда другой вопрос: может, поедем за город? Я устал от всей этой реабилитации, — заявляет учитель недовольно, зная, что Антон вряд ли оценит такой подход. — Арс, ты с дуба рухнул? Куда уедем? Тебе лечиться надо — в самом прямом смысле. А массаж? А процедуры? А вдруг осложнения? У тебя травма головы была, это может проявиться в любой момент, — математик усмехается и качает головой. У Антона тысяча и один аргумент в запасе всегда. — И что теперь, не жить совсем? Запереться в городе и сидеть бояться? — спрашивает он, глядя на парня своими сощуренными голубыми глазами, в которых столько уверенности, словно он заранее знает, что всегда прав. И через три дня они собираются и уезжают.***
— Чего ещё я о тебе не знаю? — интересуется Антон, изгибая бровь. Арсений хрипло смеётся, оценив реакцию. Он до последнего держал в интриге своего парня, не раскалываясь, что это за адрес, по которому их отвозит такси. За руль учитель всё ещё не садился, не чувствовал в своём теле достаточно сил, да и уверен не был, что это хорошо закончится. Антон всё же отчасти прав — травма головы не всегда проходит бесследно. Мужчина предпочитает не рисковать лишний раз, да и его машина уж явно не подлежит восстановлению, а ужасные флешбеки всё ещё вспыхивают огнём перед глазами. Он не говорит Антону, но в душе чувствует, как сильно боится вернуться за руль. Он не готов, не так скоро. Купит себе новую машину, как только в этом появится необходимость. — Нет, правда, Арс, дача? Ты серьёзно, у тебя есть грёбаная дача? — юноша смотрит на железную калитку перед собой, держит в руке одну сумку с вещами, вторая висит на плече, и не спешит делать шаг вперёд, ожидая, что это какой-то странный пранк от любимого. Арсений ворчит на него за то, что Шаст не даёт ему самому носить ничего тяжелее ключей, но втайне находит эту заботу приятной. Так вот каково это — быть пассивом в отношениях, когда тебя опекают. Интересный опыт, но Арсений всё же предпочёл бы поскорее вернуться к роли папочки. Но для начала ему стоит полностью оправиться от последствий аварии. — Это мамин дом. Она переехала жить к новому мужу в Базель четыре года назад, а у меня остался запасной ключ. Она не собирается продавать его и попросила иногда приезжать и ухаживать за садом, — произносит Арсений, перебирая в руках связку ключей, и, подобрав нужный, отпирает калитку. — Прошу. — Судя по этим завядшим розам, ты редко следил за садом, — подмечает вслух парень. — Если честно, я тут впервые за четыре года, — неловко усмехнувшись, признаётся математик. — Как-то не тянуло сюда раньше… А сейчас захотелось спокойствия. — Мы наведём здесь порядок, — воодушевлённо решает Шастун, осматривая оплетённую плющом беседку и пыльные окна аккуратного кирпичного домика с деревянной террасой на втором этаже. Весь он, несмотря на свою запущенность, выглядит уютным, и даже заросшая сорняками дорожка из круглой гальки, ведущая к порогу, кажется необыкновенно милой. Около невысоких кустов диких роз стоит старая лейка, кое-где выглядывают красные и синие макушки садовых гномов, из зарослей травы раздаётся стрекотание сверчков. И воздух здесь легкий, чистый, как будто совсем иной, чем в черте города, которую они покинули пару часов назад. — А это что? — указывая пальцем на крышу под острым углом за стеной дома, спрашивает Антон, оставляя вещи у порога. — Там подвал, — парень удивлённо выгибает бровь. Он последний раз бывал в подвале в глубоком детстве у бабушки в деревне. — Может быть, там даже что-то осталось, надо будет проверить… — А я смотрю, жить тебе надоело, — неодобрительно фырчит юноша, оборачиваясь через плечо. — Я не сказал, что там что-то съестное, — резонно замечает брюнет, поднимая вверх указательный палец, мол, до конца дослушивай. — Какую-нибудь самогонную водяру из две тыщи седьмого я пить тоже не буду. И ты тоже, — заметив широкую улыбку на лице математика, добавляет Антон. — Как скажешь, заяц, — смеётся Арсений, ловя в воздухе свободную ладонь Шастуна и переплетая их пальцы. Сквозь окна в дом сочится и разливается по пустым комнатам солнечный свет, который вынуждает сотни тысяч пылинок кружиться в золотом сиянии. Дощатый пол негромко поскрипывает от шагов в тишине. Кажется, что дом дремлет, оставленный на долгое время своими хозяевами. Антон зачарованно осматривает дорогую деревянную мебель, стоявшую здесь не один десяток лет, и вся она, винтажная, несёт в себе какие-то истории: она прожила свою жизнь в этих стенах. Парню хочется коснуться каждого резного узора, каждой металлической ручки, провести кончиками пальцев по ажурной белой салфетке на комоде, коснуться клавиш пианино, на котором едва заметно читается «1957г.», открыть нараспашку окна, впустить запах виноградника с заднего двора. — Тут так красиво, — говорит он, оборачиваясь через плечо на мужчину. Арсений замирает на пороге гостиной, прижимается плечом к дверному косяку и склоняет голову набок. Он с лёгкой улыбкой наблюдает, как Шастун бегает глазами по старым фотографиям в рамках на стене, и не может налюбоваться на него. Антон вырос. Он уже не тот мальчик, который неловко курил перед школой. И он всё ещё лучшее, что случалось в жизни учителя. — Я вырос в доме отца, но, когда его не стало, мы с мамой переехали сюда. Она купила этот дом у одной пожилой дамы, которая всегда казалась мне настоящей леди, сошедшей с какой-нибудь книги. Она была стройной, высокой, носила платья в пол, я никогда не видел её с распущенными волосами. Она говорила так красиво, что я заслушивался, — Антон с каждым предложением смотрит по сторонам всё более осознанно. Он чувствует, как касается истории этого дома, как читает её со слов Арсения и как проникается всё большим чувством к этим стенам. — Она играла на пианино каждый вечер. Сначала мы жили вместе, по сути мама арендовала у неё две комнаты, а затем решила приобрести дом. Я даже не помню, как точно звали ту леди, у неё была непростая фамилия, но в деталях помню её красивейшие ножницы, которыми она разрезала ткань, когда шила одежду. Они были такие изящные, с вручную выплавленными узорами, хранились в ножнах и она всегда прятала их под ключ. Я даже удивлён, что мама так просто оставила этот дом, она буквально обожала его… — математик обводит долгим взглядом коридор и, усмехнувшись чему-то своему, легонько берёт мальчишку под руку. — Пойдём, на втором этаже была моя спальня, — Антон легонько кивает головой и направляется вслед за мужчиной к лестнице. В комнате стоит незаправленная полутороспальная кровать, на деревянном каркасе лежит лишь матрас, рядом расположилась тумбочка. Здесь просторно и очень светло. На книжных полках остались лежать книги, среди которых даже несколько старых школьных учебников, по которым Арсений обучался в детстве. — Очень светло, — с восторгом отзывается Антон, рассматривая, как лучи света льются во все углы сквозь запылившиеся стёкла. — Я всегда закрывал шторы, солнце слепило глаза каждое утро, — хмыкает Арсений, рассматривая пустые гардины. Штор нет. Мама сняла их перед тем, как уехать, чтоб зря не пылились. — Давай немного приберём на кухне и приготовим поесть? — Антон кивает, оборачиваясь на учителя с застывшей на губах по-детски восторженной улыбкой. И если бы мальчишка только знал, как он красив в этой залитой солнцем комнате, как свет преломляется, очерчивая его высокий силуэт, он бы наверняка зазнался на крохотную секунду. Математик, протянув руку, наблюдает за тем, как юноша доверчиво вкладывает свою ладонь в его, и мягко оглаживает тонкие пальцы в ласковом жесте. — Мы поедем в Испанию, — говорит вдруг мужчина со всей серьёзностью, сосредоточенно рассматривая ладонь Антона, лежащую в его собственной. Он проводит подушечкой большого пальца вдоль ободка кольца. — И мы поженимся. Я тебе обещаю, — и поднимает взгляд голубых глаз. — Хорошо, — легко отвечает Антон. — Хорошо, — кивает головой математик. Ему стало легче от того, что юноша всё ещё не передумал и верил его слову. Всё просто. Арсений любит. Антон счастлив. Они готовят ужин, много смеются, пешком идут в магазин за продуктами, покупают бутылку красного вина, распивают её, сидя прямо на полу, не церемонясь, потому что протирать стулья от пыли лень, а пол успели помыть перед уходом. Арсений вечером поливает чёртовы розы, а Антон застилает постель свежим бельём, которое после стирки быстро высохло на улице под августовским солнцем. Они выглядят как настоящая семья, и у Шаста на душе так тепло, будто внутри на нём клубочком свернулся мурлычущий кот. Они спят на полуторной кровати вдвоём, накрывшись одним пледом. Антон, осторожно обняв Арсения поперёк торса, аккуратно укладывает голову на его плечо и несколько раз переспрашивает, точно ли не больно. Математик тихонько смеётся с Шастуна, называет его трусливым котёнком и заверяет, что не хрустальный и точно не разобьётся, пусть даже юноша полностью на него залезет с руками и ногами. Антон нежно целует ключицу, шею, щёку мужчины, и Арсений ловит себя на мысли, что никто и никогда его так не любил, и эта мысль греет лучше пледа. Они спят до обеда и им всё равно на то, что солнце освещает улицу уже как семь часов, потому что они — вместе.***
Антон на удивление живо принимается за облагораживание территории, и то, что юноша любит создавать уют и наводить порядок, становится новым открытием для Арсения. Они живут в домике всего неделю, но за это время участок здорово поменялся внешне. Антон делал всё чуть ли не в одиночку, громко возмущаясь, когда математик пытался помочь ему, ведь ужасно волновался за здоровье своего учителя и не разрешал тому даже тяжести таскать. Однажды Арсений в шутку закинул пацана на плечо, вот крику-то было… Но эта забота совсем не отталкивала: как бы мужчина картинно не возмущался вслух, в душе ему было приятно. А Антон, собственно, подстриг кусты и деревья на участке, облагородил газон, вырвал все сорняки, проросшие между галькой, которой была выложена дорожка к дому. Покрасил фасад, подкрасил забор там, где это было нужно, всерьёз занялся розами, подвязал и окопал их, стабильно поливал по графику. Даже починил свет в подвале, где перегорел провод. Что уж говорить о доме, который внутри приобрёл опрятный вид уже спустя несколько суток с момента заселения. — Мама сейчас от восторга просто расцеловала бы тебя, — со знанием дела заявляет Арсений, сидя на крыльце и методично попивая вино из прозрачного бокала. Антон, хмыкнув, оборачивается на него через плечо, до этого копаясь в земле и удобряя розы садовым компостом. — Кстати, ты хотя бы… ну… сказал ей? — произносит парень, вытирая со лба выступивший пот. — О чём? — включает «дурачка» Арсений, делая глоток вина. — Об аварии, Арс. Она же знает, да? — мужчина хмыкает и отводит взгляд. — А-а-арс… — Нет, не сказал. Зачем? Не хочу её волновать, мы почти не общаемся. Она наконец обрела счастье там, в Швейцарии, у неё прекрасные отношения с новым мужем, я не хочу рушить её идиллию. Если она узнает — то приедет. Я не хочу этого. Мне нравится думать, что она счастлива и спокойна, — Антон не находит контраргументов. — Если бы я скрыл такое от мамы — она бы меня убила, — задумавшись на минуту, приходит к выводу Антон. — Боюсь, моя отреагирует так же, так что я предпочту ещё пожить немного, — Шастун кивает головой, соглашаясь с такой позицией. — А вот на свадьбу я её, пожалуй, приглашу, — задумчиво дополняет учитель. — Что?! Ты ёбнулся? Поставишь её перед фактом, что вот он — Антон Шастун, я за него, кстати, замуж выхожу? — Арсений смеётся, наблюдая панику на лице парня. — Да, пожалуй, именно так я и сделаю, — Антон испытывает острое желание запустить в математика жменю компоста. — Так не делается, Арс! Она хотя бы знает о моём существовании? — Да, знает, — спокойно отзывается старший. — В смысле знает?! Бля-я-ять… А-арс, ты че творишь вообще… — паника Антона — бесценное зрелище. Особенно когда он сидит перед глазами на коленях, поклоняясь чёртовым розам, которые мама обожает. — Encantador, — негромкий шёпот заставляет юношу замолчать и поднять голову. — Всё хорошо, слышишь? Она знает о тебе, и давно. Я созваниваюсь с ней раз в пару месяцев и пишу на почту немного чаще. Я даже фотки наши ей скидывал. Ты нравишься ей, всё в порядке, — Арсений поднимается с места, оставляет бокал на пороге и становится за спину мальчишки, опуская руки ему на плечи. — Какие фотки? — математик находит для себя смешным тот факт, что именно этот вопрос Шастун задал первым. — Сейчас покажу, — смеётся математик. Первая фотография — та самая, где они сидят в кафе в аэропорту. Встав со своего места напротив мужчины, парень подсаживается к нему на соседний пуф, неуверенно придвигаясь чуть ближе. Арсений Сергеевич кладёт руку ему на плечо и настойчиво притягивает к себе. Вытянув руку с телефоном, он делает фото, на котором парень сидит с каменным лицом. — Sonríe! Антон, закатив глаза, всё же послушно растягивает губы в улыбке. Учитель делает несколько снимков. В следующую секунду он поворачивает голову в сторону парня, словно желая сказать ему ещё что-то, но Шастун тоже поворачивается к нему, отчего они чуть не сталкиваются носами. Парень смотрит на него своими зелёными глазами, а Арсений сразу же забывает всё, о чём думал секунду назад. Единственное, что он делает в это мгновение — фиксирует этот момент на фото и тут же ставит телефон на блокировку, пока парень не заметил, что он успел заснять этот кадр. — Я не видел её раньше, ты мне её не прислал! — возмущается парень, придирчиво рассматривая фотографию. Это было так давно, даже не верится… Столько времени прошло с того дня… — А как я мог такое прислать? — смеётся Арсений. — Она такая… интимная, — выделяет интонацией последнее слово учитель. — Да ну тебя, — смущается Шастун. — То есть, твоя мама в курсе всего… этого… — он неопределенно машет руками, и математик на удивление понимает суть вопроса. — Она знает про то, что я хотел предложить тебе помолвку, мы ещё спорили на тему того, не слишком ли рано и не отпугнет ли тебя это. Про то, что ты согласился, она ещё не знает, надо ей, кстати, написать будет, она, наверное, ждёт, — задумывается Арсений, понимая, что надо было как-то раньше сообразить и рассказать. — Ахиреть, вы ещё и советовались, — на лице парня застывает смесь удивления и некого непонимания от того, как он умудрился всё это упустить из своего поля зрения. — Да, мы такие, — смешно кривляется Арсений.***
— Тош, — парень старательно нарезает салат, намереваясь подать его на ужин к уже готовящейся картошке, когда Арсений подкрадывается сзади и обнимает со спины. — М-м? — отзывается парень, оборачиваясь через плечо, и тут же получая поцелуй в кончик носа. Антон широко улыбается и тихонько смеётся, немного смущаясь. — Что, Арс? — математик греет его в своих тёплых объятиях и зарывается носом в волосы на загривке. — Ты что-то натворил? — предполагает парень, и учитель смеётся, не отстраняясь ни на шаг. — Ну Арс, мне же интересно! Что такое? — Антон оборачивается в объятиях, оказываясь носом к носу с учителем, а тот опирается по обе стороны от него на кухонную тумбу, замыкая в кольце своих рук. За окном моросит мелкий дождик. На дворе середина сентября, и погода стремительно меняется каждый час, но в домике уютно горят лампочки тёплого света, а отопление на всякий случай уже включено: внутри тепло и уютно, и парни спокойно расхаживают по комнатам в футболках. На кухне стоит приятный запах жареной картошки. — Я кое-что приобрёл, — произносит Арсений загадочным голосом, а в следующую секунду достаёт из заднего кармана джинс телефон и, разблокировав, поворачивает его экраном к Антону. Две электронные оплаченные путевки в Испанию. Антон даже неосознанно рот приоткрывает, читая информацию. — Ты… ты серьёзно? Через два дня? — словно ему всё это показалось, уточняет Антон, медленно поднимая взгляд от экрана. — Да, через два дня мы летим в Испанию. Я же обещал тебе, — Шастун молчит ещё несколько долгих секунд, обрабатывая поступившую информацию, и наконец отмирает. — Мы летим в Испанию! — повторяет он, громко воскликнув, и бросается на шею математику, который легко подхватывает его на руки и прижимает к себе. — Блять, мы летим в Испанию, — повторяет Антон шёпотом, обвивая ногами торс мужчины и крепко сжимая его шею. — Мы летим в Испанию, — с широкой улыбкой вторит ему старший.***
— Ну и где они? — нетерпеливо спрашивает Кузнецова, подпрыгивая на месте, стараясь рассмотреть в толпе знакомые лица. Сережа тихонько смеётся, наблюдая за этим зрелищем. — Зайка, чуть больше терпения, — произносит он, намекая на то, что прыгать совсем не обязательно. Ира, обернувшись через плечо, хмыкает, и показательно прыгает ещё раз. Упрямая, как и всегда. — Я их вечность не видела, Бо-о-оже, как я соскучилась… — Серёжа понимающе кивает головой пару раз, соглашаясь с этими словами, и нежно обнимает её со спины, сомкнув ладони на впалом животе. — Они вот-вот будут здесь, — Ира откидывает голову назад, кладя её на плечо Матвиенко, и он ласково целует её в лоб. Девушка, зажмурив глаза, улыбается. Забота, которую он дарит ей каждый день, словно залечивает раны изнутри. Жаль только, что шрамы на запястье нельзя исцелить поцелуями. — Антон, ты только посмотри на этих голубков! — задорный смех Арсения прорезает гул аэропорта, и не расслышать этот русский говор в толпе иностранцев невозможно. Ира резко переводит взгляд на учителя и, не теряя больше ни секунды, бросается вперёд, чуть не сшибая его с ног своими объятиями. — Арсений Сергеевич! — почти плачет от счастья девчонка, крепко обхватив мужчину за шею. Математик смеётся, поднимает её на руки, кружит в объятиях и сам даже вообразить не способен, как бешено бьётся её сердце от этой нежности. — Ой, ну ты ещё ко мне на «Вы» обратись! — в шутку ругается он, ставя девушку на землю. Ира смеётся, звонко целует Арсения в небритую щёку, не сдержавшись, и тут же бросается в тёплые и уютные объятия Антона, прижимаясь щекой к его груди и крепко-крепко стискивая поперёк торса. — Я так рада вас видеть, — раздаётся её голосок. — Брат, слава Богу, — Серёжа никогда не обнимал его так долго и крепко, как в этот день. Арсений бесконечно рад снова увидеть лучшего друга. — Серж, родной, — тёплое обращение срывается с губ само собой и звучит так правильно, словно было создано для этой ситуации. — Так вы теперь пара? — шёпотом спрашивает Шастун, не переставая обнимать девчонку, которую сейчас любит так же сильно, как когда-то ненавидел. Как же жизнь всё расставила по своим местам к финалу… Не верится даже. — Да, — стирая слёзы, которые всё же не смогла сдержать, кивает головой Кузнецова, не переставая улыбаться. — А вы? — откровенно смеётся она, итак прекрасно зная ответ. — Да, — широко улыбается Антон, глядя на математика, который смотрит на него в ответ, разрывая долгие объятия. Они идут на выход из аэропорта дружной четвёркой. И всё наконец-то на своих местах. Всё правильно, всё так, как должно было сложиться. Антон поверить самому себе не может, оказавшись на улице, потому что вокруг — самая настоящая Испания. А рядом — самый настоящий Арсений. А на горизонте — самая настоящая свадьба с любимым. Дыхание перехватывает от этих мыслей.***
— Здравствуйте! Я очень рад с вами познакомиться, — Антон ужасно смущён первым знакомством с мамой Арсения. Зато теперь понятно, от кого у Арсения эти невозможные голубые глаза и аристократичные черты лица. И, хоть женщине уже слегка за пятьдесят, она выглядит отлично. Аккуратная причёска, красивое красное платье, широкий шарф из тонкой ткани на плечах, невысокие каблуки. — Hallo, ich freue mich, dich kennenzulernen***, — то ли Антон дурак, то ли он действительно ни слова не понял. Озадаченность тут же отразилась на его лице. Арсений, стоящий рядом, за его плечом, тихо рассмеялся, и ободряюще сжал плечо своего мальчика. — Мама, мы не в Швейцарии и ни слова не поняли, — мама тут же рассмеялась и всплеснула руками. — О Боже, я совсем забыла все языки, — смеётся она с себя. — Прости, Антоша. Я хотела сказать, что рада с тобой наконец познакомиться. Надеюсь, мой русский всё ещё звучит нормально, и я его не забыла, — парень сильно расслабляется. — Твой русский просто супер, мам, — заверяет женщину Арсений. — Давайте-ка мы с вами выпьем и поедим вот те пироженки, а я вам расскажу, как сюда добиралась, — она берёт парней под руки и ведёт к столу с закусками, так бегло говоря на русском, словно не испытывая с ним никаких проблем, несмотря на то, что давно не использовала его. — Мам, эти пироженки мы должны есть после церемонии, а не до, — отзывается Арсений, но послушно идёт следом, ведомый под руку. — Ну и чёрт с ним! Это ваша свадьба, и вы будете есть их тогда, когда захотите. А хотите вы сейчас, — с шуточным напором добавляет она последнюю фразу. Антон смеётся, Арсений неловко улыбается и пожимает плечами, мол, да, вот такая женщина, ничего ей не попишешь. И они едят эти пирожные, пьют шампанское и смеются с рассказов мамы Арсения о том, как она ехала с турецким таксистом по улицам Испании и с трудом пыталась понять его ломанный акцент. На церемонии собрались немногие, лишь самые близкие и важные люди: мама Арсения, её муж, Серёжа и Ира. Мама Антона не смогла приехать, но прорыдала в телефон всё утро, увидев фотографии помолвленных в костюмах на фоне подготовленной и украшенной локации. Она просила их как можно скорее приехать в Россию и отметить этот знаменательный день с ней. Они венчаются как в фильме — в небольшой церкви. Оба в белых костюмах, на Антоне простая белая свободная рубаха, на Арсении рубашка и жилетка. Вокруг много белых лилий, украшающих залу. — Te prometo que nunca volverás a estar solo, mi encantador chico****, — нежный голос Арсения обволакивает Антона. Весь мир вдруг сужается до этого доверительного шёпота и голубых глаз. — Eres lo mejor que me ha pasado*****, — так же тихо отзывается Антон, не желая быть услышанным другими. В эту секунду существуют только они вдвоём — и никого кроме. — Te quiero, mi marido******, — не скрывая улыбки, произносит Арсений. И Шастун себе представить не мог, что эти слова всего за крохотный миг разожгут внутри него вечный неугасающий свет, который навсегда останется с ним. Он чувствует, как эти слова словно отпечатываются на его быстро бьющемся сердце. — Te quiero, mi marido, — вторит он с придыханием. И целует. Целует своего мужа.