***
Квиберн предвидел всё заранее. Разумеется, он не обладал даром пророка, однако это и не было нужно после того, как Серсея отдала приказ казнить Миссандею. И он успел многое узнать о Дейенерис, чтобы понимать: шансов устоять у Королевской Гавани практически не осталось. Другое дело, что Серсея тогда его и слушать не желала. Отправляя его на переговоры с Тирионом, она дала ему совершенно чёткие указания, которым он должен был следовать. Но Квиберн не мог не замечать того страха, что то и дело мелькал в глазах его королевы. Скорее всего, даже сама Серсея не отдавала себе в этом отчёта. Она бы никогда и ни за что не признала своего поражения. Его королева была сильной, целеустремлённой и несгибаемой женщиной, которую он успел полюбить всем сердцем. Наблюдая за ней, Квиберн мог бы поклясться, что Серсея очень многое делала бессознательно. Он хорошо знал и понимал людей, и не мог не разглядеть в Серсее то, что, вероятно, многих бы отпугнуло, но только не Квиберна. То, что в его глазах делало Серсею ещё прекраснее и, провались всё в седьмое пекло, более притягательнее. Это её стремление к саморазрушению и смерти. Серсея не была безумна, но Квиберн ощущал в ней тот самый надлом и надрыв, из-за которого Серсея и была самой собой, при этом не превратившись в сломанного человека. Она не хотела этого — но бессознательно к этому стремилась. Она шла по пути разрушения, и Квиберн, оказавшись рядом, понял, чем всё это закончится. Поэтому даже не спросил дозволения у своей королевы нанять за приличную плату непримечательный корабль, который смог бы доставить их в Браавос, заранее позаботился о том, чтобы в скрытом от посторонних глаз месте их ждала лодка. Иначе бы его королева погибла. Конечно, он мог бы оставить её, позволить ей довершить то, к чему она стремилась всю жизнь — оставить огню и неминуемой смерти, но впервые ему было не всё равно. Поначалу Квиберну казалось, что он испытывает к Серсее исключительно отеческие чувства. Как отец, он позаботился о том, чтобы пташки Вариса теперь служили только целям его королевы, он разработал скорпионы для защиты от драконов, он сделал всё, чтобы увидеть улыбку своей королевы. Чтобы она была им довольна. И ему потребовалось достаточно времени, чтобы осознать — к Серсее он относится вовсе не как к дочери. Но что ещё он мог бы поделать со своими чувствами, кроме как положить их на алтарь своего служения ей? И последний её приказ он не исполнил — и всё сделал по-своему, вывезя её из огненного ада. Её, и её ребёнка от Джейме. Квиберн не знал, когда успел стать столь сентиментальным. Человек, которого прежде волновала только наука. Только познание о жизни и смерти. И все те тайные знания, из-за которых он был изгнан серыми овцами. И всё, что бы он ни делал после того, как Серсея надела на него брошь десницы — было сделано только во имя неё. Квиберн всегда стремился не только заглянуть за грань, но и пройти по ней самостоятельно, увидеть все те мрачные бездны, что таят в себе неведомые силы, даже понимая, что некоторые двери лучше никогда не открывать. Квиберн видел многое, и знал, что истинным богом, как верно замечали Безликие, является лишь бог Смерти. Тьма, что ждёт всех по ту сторону и придёт за каждым из живущих, и в тот момент Квиберн, познавший её, не желал отдавать этой тьме свою королеву. Ради своей королевы он готов был сразиться даже со смертью. Он бросил короткий взгляд на безмолвного Григора Клигана, являвшего собой плод его долгих экспериментов, свидетельство его победы над мраком небытия. «Я сотворил тебя для неё, — сказал ему Квиберн, как только бывший мертвец открыл глаза. — Ты будешь служить ей и выполнять любой её приказ, Григор Клиган. Жизнь Серсеи Ланнистер — вот что ты должен беречь. Это единственная цель твоего существования. То, ради чего я дал тебе вторую жизнь». Сир Григор молчал в ответ просто потому что утратил способность говорить, но в его глазах Квиберн увидел, что он понимает, о чём идёт речь. Адская боль и последовавшая за нею смерть напрочь лишили сира Григора многих человеческих качеств — если таковые в нём были при жизни — превратив его в послушного защитника Серсеи Ланнистер. Григор Клиган тоже на свой лад любил королеву. Так, как может любить оживший мертвец, разумеется. Всё-таки экспериментальные разработки, размышлял Квиберн, ещё предстоит довести до конца.***
«Крылатая дева» стремительно шла по Узкому морю, рассекая волны, навстречу новой жизни и, возможно, она окажется куда лучше, чем та, что осталась в Королевской Гавани. «Там вас окружали лишь предатели и лизоблюды, Ваше величество, — размышлял Квиберн, поглядывая на Серсею в тот редкий момент, когда она вышла на среднюю палубу, чтобы подышать морским воздухом. Она редко покидала выделенную ей каюту, потому что чувствовала себя дурно и то и дело боролась с приступами тошноты. — Никто из них не любил вас так, как я. Все их клятвы — обычное пустословие дураков, которые просто желают сохранить свою жизнь и свои замки». — Это правда? Она умерла? — Квиберн услышал её голос. Удивительно, но в нём не было радости. — Да, Ваше величество. Даже быстрее, чем я предполагал, — откликнулся Квиберн, понимая, о ком идёт речь. Он пока не рассказывал Серсее о том, что услышал от прибывших за ними торговцев. Дейенерис Таргариен погибла, если точнее — была убита. И за столь короткое время эта история уже успела обрасти самыми невероятными слухами. — Как это произошло? — Серсея смотрела на морскую гладь, а не на своего преданного десницу. — Версии разнятся, Ваше величество, — Квиберн проследил за взглядом Серсеи и подошёл ближе, опираясь о релинг рядом с ней. Почти плечом к плечу. Серсея не попыталась отстраниться от него. — Одни говорят, что она сгорела в собственном огне, другие, что её сожрал её собственный дракон... Но среди всего прочего я верю лишь в один вариант: её действительно убил Джон Сноу. Не знаю, остался ли он сам жив после этого, но факт остаётся фактом. — Мой брат Тирион? — Серсея вновь сжала руки, мёртвой хваткой вцепившись в релинг. — Это маленькое чудовище? — Говорят, да, но я не могу сказать вам точно, Ваше величество, — Квиберн пожал плечами. — Джейме... — едва слышно, одними губами проговорила Серсея, и впервые имя её брата, её любовника, резануло Квиберна, подобно кинжалу. Он и сам не ожидал от себя такой реакции, которую ему удалось скрыть: Серсея даже не глянула в его сторону. — Вы не рады тому, что Дейенерис Таргариен погибла? — Меня печалит, что не я самолично вырвала сердце из её груди, и не оторвала голову уродцу, который убил моих мать, отца и брата, — Серсея почти выплюнула эти слова, после чего, резко развернувшись, отправилась обратно в свою каюту. Квиберн не посмел следовать за ней, тем более, с ними был сир Григор, который мог защитить королеву в любое время. До Браавоса они шли почти целую неделю, показавшуюся Квиберну вечностью, однако он искренне надеялся, что в Эссосе всё станет немного проще. Серсея сохраняла мрачный и одновременно немного торжественный вид до самого прибытия в город, словно приняла для себя какое-то важное решение. Квиберна беспокоило лишь то, что он пока что не мог понять, что за мысли бродят в голове его королевы. — Как скоро мы отправимся в Квохор? — спросила Серсея, когда «Крылатая дева» вошла в Пурпурную гавань. — Через пару дней, — ответил Квиберн, — нам следует немного передохнуть. А мне необходимо уладить кое-какие дела, чтобы наше дальнейшее путешествие было как можно более безопасным. — Вы уверены, что Морской владыка не схватит нас, чтобы отдать наши головы предателям? — От Квиберна не ускользнуло то, какой взгляд Серсея бросила в сторону Морского дворца, чьи шпили виднелись даже отсюда. — Не сомневайтесь, Ваше величество, Морскому владыке это ни к чему, учитывая всё то, что сейчас происходит в Семи Королевствах. У него нет никакого резона влезать в эти дела, даже если речь идёт о золоте. Он благоразумный человек. Они шли по узкой, вымощенной булыжниками улице, и сир Григор безмолвной тенью следовал за ними. Браавос окутывал плотный туман, делая необъятную фигуру сира Григора ещё более пугающей. Серсея опиралась на руку Квиберна, который явно понимал, куда именно они идут. Вскоре они остановились перед невзрачным каменным четырёхэтажным домом с черепичной кровлей. У порога на грубо сколоченном колченогом стуле сидела неприятная толстуха, орудовавшая большим ножом, разделывая рыбу над большим железным тазом. Потроха с чавканьем шмякались в таз поменьше. Серсея поморщилась от густого рыбного запаха, который исходил от неё, но, видимо, она сочла за лучшее промолчать. — Рилона, — голос Квиберна прошелестел в утреннем тумане. — Приветствую тебя. Толстуха внимательнее пригляделась к Квиберну, когда тот откинул капюшон с головы. — Это про тебя говорил Кодд? — во взгляде и голосе Рилоны читалось подозрение. — Он говорил, что ко мне сегодня прибудут трое, и что я опознаю вас по... этому, — она бесцеремонно ткнула грязным пальцем в сторону сира Григора. — Нечего сказать, чудище и в самом деле примечательное, — неожиданно расхохоталась она. — Вероятно, очень полезное в хозяйстве. — Верно, — в голосе Квиберна не было слышно раздражения, которое он испытывал, также он чувствовал, как сжимаются на его рукаве пальцы Серсеи, что явно едва сдерживала гнев от столь непочтительного общения со стороны старой толстой шлюхи. — Оплата будет, как и договаривались. Две комнаты на два дня. — Что ж, надеюсь, я об этом не пожалею, — проворчала толстуха, тяжело поднимаясь со скрипящего стула и вытирая руки о давно не стиранный фартук. — Следуйте за мной. И, если что, на обед будет рыбная похлёбка. Платить нужно отдельно. Более не дожидаясь их реакции, Рилона, напевая под нос местную непристойную песню, проводила гостей в верхние комнаты, о которых прежде успел договориться Квиберн через своего старого знакомого, верность коего, как и верность многих других, была куплена золотом.