Тени грядущего

Корабль, обломки которого покоились у покрытого чёрной копотью берега, напоминал гниющий труп, выплывший из чумного барака. «…ев» — единственное, что осталось от имени этого судна, некогда принадлежавшего Гериону Ланнистеру и названного в честь прозвища, которым его самого наградили. — Красивый был город. Когда-то, — Марвин услышал почти весёлый голос Гериона за спиной и медленно обернулся, выдавив из себя подобие усмешки. Герион продолжил, хотя веселье в его голосе сменила задумчивость: — Желал бы я увидеть Орос во времена расцвета Валирии. Раньше этот город сложно было назвать одним из прибежищ для потерпевших кораблекрушение. Марвин промолчал. Ему не хуже Гериона было известно о том, что прежде Орос своим блеском и великолепием почти не уступал столице. Пожалуй, тогда его можно было сравнить со Староместом. Мысль о Староместе вернула Марвина к воспоминаниям о Цитадели, которые заставили его пренебрежительно поморщиться. Вероятно, Конклав заклеймил его предателем ещё с того момента, как он решил оказать помощь и поддержку Дейенерис, но всё же не смог предотвратить беды. «Это он свёл её с ума», — его рука невольно сжалась в кулак. — Вы что-то сказали, мейстер? — вновь послышался голос Гериона, о присутствии которого Марвин на мгновение забыл. Теперь тот выглядел несколько озабоченным. Марвин порадовался тому, что полумрак частично скрадывает выражение его лица, которое в тот момент было тёмным — тёмным от намерений и мыслей. — Нет, милорд. — Никакой я не милорд, сколько уж раз я напоминал вам об этом, — вновь рассмеялся он, уперев руки в бока. — По крайней мере, теперь, после всего, что случилось. Боковым зрением Марвин заметил, что Герион нахмурился, явно о чём-то задумавшись. Что ж, он был этому только рад: порой его болтовня изрядно раздражала. Их с Кинварой путь к Землям Долгого Лета лежал через Дымное море. Команда корабля, отчалившего из Волантиса, состояла из нескольких стражей — молчаливых, с татуированными лицами рабов, которых называли не иначе как Огненной Рукой, и послушников, вызвавшихся следовать за Кинварой. — И кто же останется вместо вас? — поинтересовался Марвин, когда они по сходням поднимались на корабль с огненно-красными парусами. В свете солнца казалось, что судно и в самом деле охвачено пламенем. Это ощущение усиливали оранжевые плащи стражей, снующих по палубе. — Бенерро, — откликнулась Кинвара, принимая помощь Марвина и опираясь на его руку. С её уст не сходила улыбка, — как всегда, когда я вынуждена отлучиться. Марвин криво усмехнулся, успев наслушаться проповедей этого жутковатого человека и уяснив, что у того, пожалуй, было два излюбленных слова: Рок и Тьма. Их он повторял раз за разом. И невозможно было не вспомнить исступлённую, где-то даже жутковатую речь жреца Владыки Света, когда по правому борту показались красные огни Валирии, манившие к себе. Они взывали к человеческой душе, обещали могущество и силу. «Бездна бездну призывает», — мелькнуло в голове Марвина, завороженно глядящего на потусторонний, казавшийся неземным кроваво-красный свет, пылающий над осколками разрушенной Валирии. В тот момент он был даже рад тому, что корабль сменил курс, направившись к берегам Земель Долгого Лета, где им предстояло отыскать Гериона Ланнистера. Прежде Марвин знал, что следы самого младшего брата Тайвина терялись в Волантисе. По прошествии более чем десяти лет некоторые до сих пор припоминали сумасшедшего иноземца, который намеревался добраться до Валирии, обещая любому, кто отправится с ним, несметные богатства. — Тайвин сказал, что это «приключения дурака». Знаете, мейстер, у него было такое лицо… ну, обычное лицо моего вечно серьёзного и озабоченного собственной репутацией брата. Ха-ха, — Герион коротко рассмеялся, когда Марвин спросил его о том, что же в итоге произошло. — Но я всё-таки Ланнистер, а значит — тот ещё упрямый осёл, хоть и считался самым безрассудным из детей лорда Титоса. Ко мне никогда не относились серьёзно. Может быть, поэтому я сочувствовал Тириону — просто мог понять, каково ему порой приходится. Ведь он, ко всему прочему, родился карликом! Герион произнёс это весело, хотя в его голосе всё равно отчётливо слышалась горечь. — Удивительно, что вам удалось отыскать меня, — постарался как можно скорее сменить тему Герион. Марвин пристально разглядывал его: пережитое им оставило на лице свой отпечаток, и Герион заметно состарился за прошедшие годы. Так же, как и его старший брат Тайвин, он уже начинал лысеть, под зелёными глазами залегли тени. Хотя его улыбка по-прежнему казалась искренней, она то и дело озаряла его бледное лицо, возвращая к жизни того жизнерадостного мужчину, которым он был когда-то. — Не сказал бы, что это было очень уж просто, — признался Марвин. — Нам потребовалось на это почти два месяца, милорд. Герион замахал руками, расхохотался и неожиданно стал выглядеть моложе лет на пятнадцать. Человеком, который вполне мог сойти за старшего брата Серсеи и Джейме, а не за их дядю. — Я не лорд, и уж точно не стоит ко мне так обращаться, — запротестовал он. — Прошу вас. Просто Герион. Марвин согласился, хотя привычка обращаться к высокородным людям «Милорд» всё же давала о себе знать. И Герион каждый раз поправлял его. Это почти превратилось в их небольшую традицию, странную и бессмысленную, но порой Марвин находил в этом своё очарование. — Могу я узнать, увенчалась ли успехом ваша экспедиция? — вмешалась в их разговор Кинвара, пусть все и понимали, что ответ на этот вопрос был очевиден. — Смотря что считать успехом, — тень улыбки вновь легла на лицо Гериона, — если мы говорим о поисках меча, то увы. Однако я остался жив — это ли не счастье? До Валирии я так и не добрался — корабль потерпел крушение у Ороса, я и несколько членов команды чудом выжили, — Герион помолчал, словно что-то обдумывая, — в итоге я и оказался здесь, до Риоса рукой подать. Вы видели обгоревшие руины? Марвин неопределённо пожал плечами, Кинвара продолжала внимательно смотреть на него, словно пытаясь проникнуть в его помыслы. Но Гериону, Марвин это знал, было нечего скрывать — он, в отличие от большинства Ланнистеров, которых Марвин никогда особенно не любил, был человеком честным, искренним и открытым. Неудивительно, что он смеялся над Киваном, ставшим тенью Тайвина, и потешался над серьёзностью самого Тайвина. Трое его братьев отправились к праотцам, прошли через обшарпанную деревянную дверь и блуждали ныне в темноте бесконечных коридоров Смерти. — И я… я остался, — признался Герион, — как видите, даже неплохо устроился. Единственное, о чём я беспокоюсь по сей день — так это о судьбе Джой, которая была совсем крохой, когда я отправился в путь. Ей сейчас должно быть не больше четырнадцати… если она жива. Наверное, она превратилась в красивую юную девушку. Герион внимательно посмотрел в лицо Марвина, а затем в лицо Кинвары. Они сидели под сводами небольшого глиняного дома, возведённого неподалёку от руин Риоса. Жил он здесь не один — это было небольшое поселение, состоявшее преимущественно из потерпевших крушение у берегов Валирии моряков. Некогда Земли Долгого Лета сильно пострадали из-за обрушившегося на Валирию Рока. Города, леса, даже сами горы пылали, кипящее море утаскивало в свою пучину тех, кого не успел уничтожить огонь. Ныне лысые склоны обрастали зеленью, в лесах вновь появилось зверьё, однако и по сей день можно было услышать под ногой хруст чьих-то обгоревших костей, которые каким-то чудом не обратились в прах за четыреста прошедших с того дня лет. Но Марвина беспокоило вовсе не это. — Почему вы не вернулись? — спросил он Гериона. — Что мешало вам отправиться назад в Вестерос? Лицо Гериона на этот раз исказила почти болезненная гримаса. — Я не могу, — тихо признался он. — Не имею права. — Что же вам мешает? — Я привязан к этому месту. Каждый, кто увидел красные огни… не может повернуть назад, — пояснил он. Звучало это несколько нелепо, однако Марвину стало не по себе от сказанного Герионом. Неужто он и в самом деле лишился рассудка, увидев призраков Четырнадцати Огней по ту сторону Дымного моря? Хотя на сумасшедшего Герион вовсе не походил. Лишь на человека, который лишился всякой надежды на спасение. — Понимаете? Если вы увидели эти огни, вы прокляты, можете позабыть о доме. Марвин бросил быстрый взгляд на Кинвару. Та улыбалась, глядя на Гериона, словно человек, знающий больше, чем все прочие. Её, очевидно, вовсе не пугал зловещий смысл произнесённых им слов. — Она призывает, — сказал Герион, и Марвин вздрогнул: он тоже подумал об этом, издали увидев тот самый красный свет, мешавшийся с чернотой у самой линии горизонта. — Знаете, я никогда не верил во всю эту магию, для меня это было не более, чем досужие россказни необразованных рыбаков. А я, что бы обо мне ни думал Тайвин, всё же был сыном лорда и имел куда более разумное представление об окружавшем меня мире. Моим образованием, в конце концов, занимался мейстер из Цитадели. Так я говорил себе… до той самой неожиданной бури, из-за которой я и оказался здесь. Он шумно выдохнул и взял в руки стакан, наполненный жуткой на вкус мутноватой крепкой брагой. Кажется, он даже не пьянел от этого напитка. — Я пытался покинуть Земли Долгого Лета, как и некоторые из выживших членов моей команды… Они, — неопределённо ткнул рукой на дверь Герион, очевидно имея в виду других немногочисленных жителей поселения, — предупреждали и их, и меня. Однако проклятие… оно не позволило нам уйти. За это мы расплачиваемся до сих пор. И вы не сможете, — сказал он Марвину и Кинваре, — теперь вы и ваша команда будете коротать здесь остаток дней, если успели посмотреть по ту сторону. Если вы ощутили их силу. Вы слышали зов погибшей Валирии, биение её огненного сердца. Не так ли? Я прав? Теперь ни у кого из нас нет иного пути — лишь остаться здесь или двинуться навстречу собственной судьбе. Ведь рано или поздно красные огни призовут нас на отравленные руины. Марвин не отвечал, вместо него заговорила Кинвара. Она осторожно потянулась к нему, касаясь его руки своей собственной. Жест этот выглядел успокаивающим, и Марвин знал — у неё были горячие ладони. Горячие, словно внутри неё горело пламя. — Вы не должны бояться, Герион, — негромко, спокойно проговорила она, — как не боимся и мы. Вы знаете, кто я такая? — Верховная жрица из храма Бога Огня, что в Волантисе, — медленно ответил Герион. — Всё так. И Владыка Света сможет провести и вас, и меня, и мейстера Марвина сквозь эту тьму, — продолжала она. — Вам нечего бояться, пока Огненное Сердце пребывает рядом с нами, он не позволит обитающим во мраке демонам добраться до нас. Ваше проклятье не будет иметь никакой силы. Герион нахмурился, а после перевернул руки, внимательно разглядывая собственные ладони, кожа на которых некогда была полностью сожжена. Теперь там были застарелые шрамы. — Некоторые из них сгорели дотла, — почти шептал он. Глаза его уставились в одну точку. — Они даже не успели понять, что происходит. Сначала пришла лихорадка, а потом они сгорали изнутри, вспыхивали, словно начинённые диким огнём, а из их тел вываливались эти огромные черви… Я получил ожоги, пытаясь спасти одного из бедняг, а после более не решался покидать это место. У некоторых из живущих здесь выпадают волосы, ногти и даже зубы, кожа покрывается пятнами и кровоподтёками, тело не приемлет пищи. Я и сам, как видите, практически лишился волос, и с каждым годом чувствую себя всё более скверно. Это наше наказание за то, что мы дерзнули бросить вызов таящимся по ту сторону Дымного моря силам. Не буду спорить, что подобное существование успело мне опостылеть, и я не раз думал покончить с этим, но… Сложно сказать, что же меня останавливало. — Владыка Света направил нас к вам, и Владыка Света по сей день сохранял вам жизнь для чего-то более великого, — почти торжественно, голосом проповедницы произнесла Кинвара. Она вновь обхватила его руки своими, большими пальцами мягко, круговыми движениями поглаживая старые шрамы на ладонях. — Это — печать Р’глора, Бог Огня оставил нам знак. Вы должны послужить его воле, Герион. И, возможно, спасти детей своего брата. И их детей. Он опустил взгляд на пальцы, что ласкали его ладони, а после вновь посмотрел в глаза Кинвары. — О чём вы, миледи? Кинвара улыбнулась. — У вас сохранились старые карты, Герион? Мы разыскивали вас ещё и по этой причине. Возможно, сейчас вы единственный человек, которому удалось достать карты, на которых детально изображена старая Валирия. — Я совершенно случайно купил их у человека в «Купеческом доме», что на Рыбной площади. Вероятно, вы оба знаете о нём? — глядя не на них, а в горлышко бутылки, Герион продолжал: — Лица я его не видел, и сумму он попросил баснословную, однако я мог себе такое позволить. Вы можете просто забрать их, — заключил он, вновь делая глубокий глоток, — мне они ни к чему, как и золото. Вероятно, больше я ничем не смогу вам помочь… — Вы можете, разумеется, вы можете, — Кинвара наклонилась к нему и прижалась горячими губами к его прохладному лбу, словно Герион был её сыном, а после что-то тихо прошептала ему на ухо. Марвин не расслышал её слов, однако заметил, как на короткое мгновение глаза Гериона широко распахнулись.

***

Марвин пристально всматривался в переливающуюся всеми цветами радуги темноту валирийской свечи, и привычно ощущал чужое недоброе присутствие. Он едва ли не всем своим существом видел и чувствовал внимательный цепкий взгляд. Огромный глаз распахнулся, пристально вглядываясь в его душу. Он стремился дотянуться до самых тёмных и потаённых её глубин, до горьких воспоминаний, до чувства отчаяния от одиночества. Туда, где злость перерастала в сметающую всё на своём пути ярость. Этот глаз хотел увидеть всё, а после этого желал вцепиться в эти чувства так, как полный острых зубов рот впивается в спелую сливу. Марвина передёрнуло, и он нахмурился, пытаясь сосредоточиться на том, что должно. …Джейме был близко, но он не имел возможности сказать об этом Квиберну — пока что. Две луны назад Джейме отбыл из Ланниспорта в Пентос, чтобы разыскать свою сестру. Он не хотел этого делать, до самого последнего момента он отвергал любую помощь нового короля, говоря, что при желании сам найдёт себе и корабль, и команду. Но его душа и сердце прибывали в смятении, которое посеяли в благодатную почву сказанные ему Брандоном Старком слова. «Она жива, она в Эссосе, двигайся на Восток, Джейме, найди её, верни домой». И однажды рассвет над Утёсом Кастерли застал Джейме собирающимся в путь. Марвин чувствовал его отчаяние, ощущал солёный вкус моря на обветренных губах, видел суровые лица моряков, заросшие густой чёрной щетиной и опалённые жарким солнцем. Сейчас сир Джейме ехал в сторону Норвоса, всё дальше на восток. Может быть, он даже ощутил момент, когда у Серсеи отошли воды. Возможно, где-то на грани сна и яви он чувствовал, как его дети приходят в этот мир, рождаясь под музыку сфер, под далёкое и беззвучное пение. Марвин криво улыбался, глядя на этого несчастного человека, некогда потерявшего даже себя самого, и который давно перестал бояться смерти.

***

Герион крепко спал, корабль устремлялся всё дальше на юг по Дымному морю. Марвин пристально вглядывался в разверзшуюся перед ним глубину зеркала времён. Это вошло у него в привычку, порой он даже не мог заснуть без этого своеобразного ритуала. — Всё ещё бодрствуете, мейстер? — мягкий голос Кинвары прозвучал над его головой, а затем Марвин ощутил, как её руки опускаются на его плечи. — Наш враг тоже не дремлет. — И что же вам сегодня ночью показывает эта свеча? — Кинвара наклонилась чуть ниже, опираясь на его плечо подбородком. — Как и прежде — мир, сошедший со своей оси, — неопределённо откликнулся Марвин и набросил на свечу отрез тёмной шёлковой ткани. — Квиберн и Серсея, вы их видели? Марвин хмыкнул. — И даже Джейме Ланнистера. Полагаю, через какое-то время он всё же узнает, что его дорогая сестра находится в Квохоре. — Это проблема? — Я так не думаю, — Марвин покачал головой, всё ещё чувствуя тёплое дыхание Кинвары на щеке. — У вас был ко мне разговор? Кинвара наконец отступила назад, а после обошла Марвина и опустилась на кровать, стоящую напротив. — Нет, всего лишь хотела спросить, действительно ли вы верите в силу Владыки Света? — В такой час? — коротко рассмеялся Марвин. — Наш враг не дремлет, — вернула ему его же фразу Кинвара. — Я должен быть истинно верующим? — хмыкнул Марвин. Кинвара неопределённо повела плечами, по её лицу блуждала странная улыбка. — Я верю лишь в то, что мы должны остановить надвигающуюся на нас всех беду и вернуть Дейенерис к жизни, остальное не имеет значения. — Но чем сильнее ваша вера, тем могущественней сила, которую может даровать Владыка. Марвина утомляли подобные разговоры, а Кинвара, будучи Верховной жрицей, любила подчас прочитать проповедь, напоминая о могуществе Бога Огня. — Много ли вам известно о Р'глоре, миледи? — спросил Марвин. Кинвара коротко рассмеялась, а после произнесла: — Странный вопрос к Верховной жрице, — она чуть склонила голову на бок. — Но вам ведь известно, что прежде Владыка Света, Огненное Сердце, и Владыка Тьмы, Ледяная Душа, были единым целым? — продолжил Марвин. — Это ересь из уст отступников, — чуть нахмурилась Кинвара. — Вы сами в подобное верите? Марвин поднял руку. — Но в этом есть определённый смысл, вы не находите? Лёд и Огонь были единой силой, подобно Свету и Тьме, — его палец заскользил по пыльной поверхности стола. В каюте повисла тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием половиц. — Чтобы познать истинную суть этого мира, нужно испить из обеих чаш, не так ли? В противном случае это не более, чем попытка посмотреть на разгорающийся рассвет, повернувшись к нему спиной. Марвин посмотрел в потемневшие глаза Кинвары, в которых сложно было что-либо прочитать. Она сохраняла молчание. Он достал из своей верной заплечной сумки, в которой по-прежнему слышалось тихое позвякивание склянок с зельями, короткий, но острый кинжал. Лезвие мягко сверкнуло в свете свечи. Марвин коснулся его кончиком подушечки указательного пальца. Моментально выступила кровь, кажущаяся в полумраке почти чёрной, похожей на сливовый соус. Он в задумчивости глянул на набухающую каплю, которая вскоре превратилась в тонкую струйку и покатилась по руке, а после протёр ладонь над свечой. Кровь капнула в ровно горящее пламя — то не погасло, но яростно зашипело. — Всю жизнь, — в задумчивости продолжил Марвин, слушая раздражённое потрескивание огня, поскрипывание корабля и едва слышное дыхание сидящей напротив Кинвары, — мы вынуждены балансировать на острие, между тишиной и воплем, между спокойствием и яростью, между Светом — и Тьмой. Так сказал в ночь перед отплытием Герион, не так ли? В конце концов, вы — служительница культа, некогда рождённого в старой Валирии. И кому, как не вам, знать, насколько верно это утверждение. Марвин не впервые подумал об ужасающей правдивости слов Гериона Ланнистера, сказанных им накануне отплытия из Земель Долгого Лета. Слов, с которыми Марвин не мог не согласиться и о которых часто размышлял сам. Перед его внутренним взором вновь ярко предстала та самая картина: они сидели у пылающего костра, в дыму которого новорождённый месяц исполнял странный яростный танец. Герион, этот уже порядком измотанный жизнью, преждевременно состарившийся человек, в потёртой и изношенной одежде, потерявшей свой цвет, поднял взгляд на неистово пляшущий месяц, и заговорил, но обращался, как Марвину показалось, в большей степени к самому себе. И видел он, казалось, нечто, доступное лишь ему самому: — Разумеется, у меня нет особого выбора, вероятно, вы — ни что иное, как судьба, постучавшая в мою дверь. Мы вынуждены балансировать на острие, между тишиной и воплем, между спокойствием и яростью, между Светом — и Тьмой. В каждом из нас в достатке и того, и другого, такова человеческая природа. Но когда вы прикасаетесь к тому, что лежит по ту сторону, Тьма так или иначе заберёт вас к себе. Марвин покачал головой, пытаясь отогнать от себя этот не пугающий, но почти что потусторонний образ. — Вам кажутся кощунственными мои речи? — наконец спросил он. — Нет, скорее это речи человека, который сбился с пути. Однако, вы всё же не отказались от помощи Владыки Света… — С чего бы мне отказываться от одной из граней лежащей в основе бытия силы? — Марвин улыбнулся. Ему показалось, что Кинвара смотрит на него как на безумца. Что ж, за всю свою жизнь он предостаточно повидал подобных взглядов, обращённых в его сторону. И он никогда не придавал им значения. — Главное, чтобы это помогло вернуть Дейенерис Бурерождённую, она отмечена Р’глором, — продолжила Кинвара. — Мне важна искренность вашей веры, и если вы обратились ко мне, значит, и в вас есть искра нашего бога. А вера способна творить настоящие чудеса. — Дело не только в вере, — возразил Марвин. Он обтёр всё ещё кровоточащий палец о край мантии. — Для того, чтобы вернуть её, у нас есть все составляющие. Я имею в виду не только силу Владыки Света и кровь Эймона Таргариена, — он сделал короткую паузу. — Знаете ли вы, что истинно дарует человечеству бессмертие? Настоящее бессмертие. — Боги. — Женщина, — Марвин едва не рассмеялся, заметив изумление на лице Кинвары. — Да, женщина. Именно женское лоно способно дать жизнь человеческому семени, благодаря нему мы всё ещё существуем. Истинное бессмертие воплощено в крови из лона женщины, способной к зачатию. Возможно, для вас это прозвучит странно, однако это так, — Марвин развёл руками в стороны, словно говоря, что ничего тут не поделать. — Вы говорите… — начала было Кинвара, но Марвин перебил её: — Пока рано говорить об этом. Впрочем, если вас это волнует, никто эту женщину убивать не планирует. — А как же ваш друг? — Кинвару это, безусловно, мало волновало, однако Марвин всё же ответил: — Вы не хуже меня знаете о существующем законе притяжения подобного к подобному, — он вновь помолчал какое-то время, — Квиберн отмечен ею, и Смерть следует за ним по пятам. Он умудрился пробраться по тому самому коридору, найти проход в её логово — и выбраться оттуда живым. Это даёт ему определённые преимущества перед многими, и это же может стать причиной его скорого возвращения обратно. Говоря это, Марвин почувствовал досаду и сожаление, потому что, на самом деле, вовсе не желал Квиберну смерти, более того — он бы отдал многое, чтобы предотвратить подобный исход, однако, вполне возможно, иного выхода одержать победу над той тварью, что желала сожрать всё сущее, попросту не было. — Есть жертвы, без которых не обойтись, — произнесла Кинвара, словно прочитав мысли Марвина. — Об этом известно даже Владыке Света. — Вполне вероятно, что мы и сами станем жертвами. Вас это не пугает? — Я давно посвятила свою жизнь служению чему-то большему, — так же спокойно сказала Кинвара, — и если на то будет воля Владыки, меня ничего не остановит. — В этом мы с вами, пожалуй, даже схожи, — неожиданно рассмеялся Марвин. — Нам осталось лишь надеяться, что мы доберёмся до Валирии в целости и сохранности. И что успеем отыскать Дейенерис прежде, чем нас сожрут живущие там твари. — Пожалуй, нам больше бы стоило беспокоиться за сохранность наших душ и рассудков, — так же спокойно откликнулась Кинвара. Некоторое время они молчали, слушая звуки мира, а после Марвин задал вопрос, который давно его беспокоил: — Что вы сказали Гериону Ланнистеру? Почему он больше не возражал против этого путешествия? Губы Кинвары тронула привычная улыбка. — Я напомнила ему то, что никогда не следует забывать тем, кто коснулся чего-то большего. О Роке и Тьме.

***

Испуг, трепет, ужас и паника — четыре вида страха, известные человеку, но Марвин не испытывал ни одного из них, вновь увидев вдалеке Четырнадцать Огней, которые теперь были уже значительно ближе. К следующему восходу солнца узкое Дымное море окажется пересечено. Корабль причалит рядом с одной из давно разрушенных и сгоревших гаваней. Марвин знал, что увидит там: пепел и оплавленные дочерна камни. Настоящий некрополь, город мёртвых, погружённый в тишину могильного склепа. Над морем, как и прежде, стелился туман, изредка проглядывающее сквозь него небо казалось одновременно уставшим, голодным и злым, однако страх по-прежнему не приходил. «Возможно, я и в самом деле безумен, — спокойно размышлял Марвин, — однако не настолько, чтобы позволять страху перед неведомым овладеть мной». Он не боялся, что тело Дейенерис истлеет — в нём жила уверенность, что близость её давно погибших здесь предков, их всё ещё живая магия огня и крови не позволит времени разрушить хрупкий сосуд, который покинула её душа. Кровь же Эймона Таргариена, кровь другой женщины и силы небесные, что двигали мироздание, вернут её назад, помогут ей пройти через приоткрытую дверь. «Смерть попросит ещё что-то взамен, верно? Я знаю, что попросит». Марвин вглядывался в манящую неизвестность, простирающуюся перед ним, смутно угадывая очертания спящих вулканов и горных пиков, походивших на обломки старческих зубов. Дымное море казалось сейчас некой рекой, по которой они спускались в потусторонний мир, пусть Марвина и не покидало чувство, что они скорее лишь начинают своё восхождение. Возможно, причиной этому было странное чувство, которое он испытал сегодня во сне, то, что вновь выгнало его на палубу корабля: ему казалось, что нечто, дремавшее среди обугленных руин Валирии, лениво зашевелилось, вырываясь из объятий посмертного сна. Марвин не знал, что именно стало тому причиной: прибытие сюда Дейенерис и Дрогона, возвращение Старых богов к власти или же нечто иное. Как бы там ни было, Марвин мог поспорить на что угодно — нечто пробуждалось в глубине, в этой бездне. И эта бездна звала их. Пока что не столь настойчиво, но Марвин не сомневался, что это лишь начало. Четырнадцать Огней горели, словно маяки или путеводные звёзды, указывая путь. Горели во мраке, в темноте, из чрева которой родилось всё сущее. И Марвин испытал жгучее, почти непреодолимое желание поскорее оказаться там, прикоснуться к тому, что не в силах был вместить и познать примитивный человеческий разум. Он жаждал этого, как младенец жаждет припасть к материнской груди и наполнить рот тёплым молоком. Бездна, давшая начало вселенной, исторгала из себя хорошо знакомую Марвину музыку сфер. То пели Небесные Странники. Губ Марвина коснулась улыбка — и то была улыбка сына, возвращавшегося домой с войны, чтобы вновь оказаться в объятьях любящей его всем сердцем матери. Не зная, что им руководит, он преклонил колени, чувствуя под ними жёсткие поскрипывающие доски, закрыл глаза и переплёл пальцы между собой. А потом из его уст тёмной рекой полились слова на высоком валирийском, неосквернённом грязным гискарским наречием. Едва ли не впервые в жизни Марвин молился.