Безумный азарт

      Саске торопливо бегал глазами по коридору второго этажа. Он уже заглянул в библиотеку, ванную, даже в комнату Итачи, благо помнил, откуда тогда выходил Какаши, но и там его не оказалось.       «Куда же он пошёл? Может, он и не поднимался сюда? Ладно, проверю ещё пару мест, а после пойду на первый этаж.» — думал брюнет, бежавший в противоположную от коридора, в котором был, сторону.       Остановившись около полос света, отражавшихся от стен, Учиха повернул голову в сторону просторного балкона. Сидя на мраморных перилах левым полубоком, согнув при этом правую ногу, и смотря на сад, что находился под балконом, курил Итачи, задерживая дым во рту, а затем выпуская его белым паром. Ветер развевал его волосы, развеивая запах табака по просторному балкону.       — Не знал, что ты куришь, — Саске и сам не понимал, почему начал разговор именно с этой фразы. Хотя то, что его идеальный брат потягивает сигарету было для него удивительно.       — Хм, — длинноволосый ухмыльнулся, делая очередную затяжку. — Ты теперь многое обо мне не знаешь, — выпуская дым изо рта и поворачиваясь лицом к застывшему в дверях отото, сказал Итачи.       — То, что произошло сейчас, — младший Учиха не знал, как вообще можно назвать конфликт родственников, случившийся пару минут назад. — Я… Не хотел, чтобы всё так вышло. Мне, наверное, ну, стоило не переводить стрелки на тебя… Просто… Я не могу п-принять это, — сбивчиво пытался говорить Саске, сжимая от напряжения руки и закусывая губу. Он старался не смотреть на брата, отводя взгляд в сторону.       — Тебе не за что извиняться. То, что произошло не вернуть. Да и если бы ты не спросил меня, ссора бы всё равно случилась, я уверен, — Учиха сделал очередную затяжку.       — Ответь, что произошло между тобой и отцом? Вся эта неприязнь в твою сторону меня поражает. Я понимаю, что прошло много лет, но что же такого случилось, что тебя даже отстранили от роли будущего главы клана? — он посмотрел прямо в глаза своего аники, пытаясь найти в его взгляде ответы.       — Ответь ты мне, — длинноволосый вновь устремил свой взгляд на сад, выбрасывая на землю докуренную сигарету и выпуская дым в последний раз. — Что ты помнишь?       — Я… Не помню почти ничего конкретного… — с отчаянием сказал брюнет, начиная медленно подходить к перилам, на которых восседал брат. — Воспоминания всплывают в этом месте каждый год, но все эти моменты из далёкого детства, — Саске не знал, то, что вспомнилось ему во время ссоры Учих, было одним из событий десятилетней давности или же это случилось раньше?       Младший Учиха увидел, как вздрогнул его брат, всё ещё смотрящий в сторону сада. Он медленно подошёл к перилам, облокотившись о них спиной, в метре от Итачи.       — Так значит, он не врал, — еле слышно пробормотал брюнет, закусывая губу.       — Я хочу спросить тебя, брат: что произошло 10 лет назад? Почему после этого всё изменилось? И почему уехал ты? — отото повернул голову, глядя на аники. Тот, будто собравшись с чем-то повернулся к нему, смотря, как казалось, с грустью в антрацитовых глазах.       — Зачем тебе знать это? Неужели тебя так волнует прошлое? Его не всегда следует вспоминать, насколько бы светлым оно не было. Или же тебя что-то не устраивает? Пойми, сейчас ты живёшь хорошо, даже очень: родители относятся к тебе с заботой, учёба, как я понимаю, проходит успешно, ты получил место главы, на которое, конечно, не рассчитывал, но оно принесёт тебе только больше славы, влияния и богатства. Так что же так гложет тебя, ответь?       Саске замер, опустив голову. А ведь и правда, к чему это всё? У него есть семья, друзья, будет карьера, но что не даёт ему покоя? Ответ пришёл сразу, стоило ему вспомнить все те сны, все те пробуждения посреди ночи, все те мысли, которые витали вокруг одного человека, не давая покоя. Прежде, чем успел подумать, младший Учиха тихо выдал:       — Ты…       Итачи, казалось, перестал дышать. Он. Это о нём так беспокоится его отото? Это мысли о нём так удручают его?       «Нет, стоит прекратить это сейчас, не стоит давать себе надежду.» — пересилив себя, решил Учиха. Глубоко в душе он знал, что сейчас буквально будет резать свою душу на части, но он просто не мог подпустить отото к себе.       — Ха, — с трудом выдавил из себя злобную усмешку длинноволосый. — Я причина твоих терзаний? Как жалко.       Саске, замерев, поднял голову на аники.       — Что такого я сделал нашему маленькому ангелу, что мысли обо мне не дают ему покоя? Я и так уехал от тебя подальше на 10 лет. Что тебе ещё не хватает?       — К-как подальше? — Учиха не верил. Он просто не верил, что с детства такой близкий ему человек просто решил убраться далеко от него.       — А вот так. Просто попросил родителей съехать, доучиться в Англии, чтобы меньше видеть твои жалкие потуги завоевать моё внимание. Или ты думал, что я такой слепой, что не замечаю, как ты специально косишь под дурачка и маленького, дабы твой старший братик побыл с тобой подольше? — ехидно говорил Итачи, подавив в себе все светлые эмоции. Не верь.       — Но ведь… Я думал, что ты был мне братом и с радостью уходил от дел клана ради меня… — стрельнуло где-то в районе груди.       — Ты был моим способом отвлечься от всех этих Учиховских дел. За это тебе спасибо. Однако, сам факт того, что ты мог подумать, что я приходил к тебе ради игр, меня смешит, — Прошу.       — Я думал, что знал тебя… — кажется, колет где-то слева.       — Хахах, — громкий, натужный смех вырвался из груди старшего. — Боже, ты такой наивный. Ты ничего не знал и не знаешь обо мне. Я хороший актёр, если ты ещё не заметил. Мне не составляло труда играть при тебе роль заботливого аники, это было слишком просто, — Остановись.       — А сейчас? Сейчас, когда ты приехал, ссорился с отцом, сейчас, когда ты говоришь со мной, ты играешь? — боль, кажется, отдает в голову.       — Глупый, ты думаешь, что я такой святой? — Итачи слез с перил, подходя к отото. Саске раскрыл глаза, поддаваясь назад, но натолкнулся на мраморные ограждения. — Думаешь, что я такой добрый и заботливый аники? — длинноволосый подходил всё ближе, пока не упёрся двумя руками об ограду, преграждая брату путь. Нет.       — Ита… — не мог вымолвить и слова Учиха, неверяще смотря на аники, стоявшего напротив. Глухие удары звучали в груди, эхом отражаясь в мозг.       — Скажу тебе так, малыш, — старший стал склоняться к отото. Не смей. — Я люблю, когда подо мной, — их тела соприкоснулись, и по ним будто импульс прошёлся. Не поддавайся. — Стонут, — вот его голова оказалась справа от головы брата. — Такие мальчики, — ухо отото обдало горячим дыханием. Прошу, не верь. — Как ты, — вот язык прошёлся по мочке уха. Оттолкни меня. — Саске… — Имя слетело с розовых губ, разрезая тишину, наступившую между Учихами. Так давно он мечтал сказать это имя именно так: с жаром, с шёпотом, с удушающим наслаждением, но всё должно было быть по-другому. Накричи на меня.       Саске же, прижатый к Итачи, судорожно дышал. Боль всё сильнее отдавала в голову, не давая связано мыслить.       — Но ты даже этого недостоин, отото, — длинноволосый отстраняется от жаркого тела, с презрением оглядывая жертву. — Ты никчёмен и жалок. Даже бордельские бл*ди достойны большего, чем ты, — Ударь меня. — Я скажу тебе только одно: не приближайся ко мне. Ты слаб, противен мне. Я ненавижу тебя, — Убей меня…       Холодный пот прошиб брюнета, не упавшего на пол лишь благодаря рукам, схватившим перила. Он понял, что за боль пробила его грудную клетку и вырвалась наружу: болело сердце… Теперь уже разорванное и растоптанное сердце. Саске не мог даже глаз поднять на аники. Казалось, если он сделает это, то разрыдается на месте. Как же больно…       Старший же Учиха, чувствовавший себя не лучше отото, развернулся и пошёл к выходу с балкона, не в силах терпеть пустоту в груди. Потоки воздуха развивали его волосы, а белое светило освещало его фигуру, пока он делал шаги в сторону открытых дверей. Чувствуя влагу на лице, стекавшую капельками к подбородку, Учиха в последний раз обернулся к убитому брюнету, сказав бесцветным голосом:       — Спи спокойно, отото…       Покинувший место Итачи не видел, как осел на пол его брат, на видел, как тот хватался за рубашку в левой части груди, не видел, как его отото дрожал и как по его щекам текли такие же горячие слёзы.       Он был уничтожен, разбит… Он не верил, не желал верить во всё сказанное аники. Но ещё противнее ему было осознавать то, что горячее дыхание и его имя из уст Итачи, усладившие его ухо, пробудили в нём чувства, схожие с чувствами из снов. Из тех самых, где братское «отото» слетало с розовых губ, заставляя испытывать жар и желание. Влечение к Итачи…

В этот вечер под взглядом Луны они оба были убиты…