«Где ярче свет — там тени гуще». ━ И. Вольфганг
Хлопок света рассеивает мрак. Руки в белых перчатках ложатся на экран, накрывая старую квадратную обшивку, потертую и посеревшую от времени. По экрану неровной змейкой ползут помехи. Нервно звенит тишина. — Чего стоишь, дружище? Проходи, присаживайся поудобней: места на всех хватит. Перед телевизором оказывается диван. Ни старый, ни новый — просто нечто, существующее вне времени. — Иронично, не правда ли? Мы оказались запертыми в нашем времени, в наших рамках, в наших мыслях и переживаниях. Сознание ищет рациональный выход, но время продолжает кружить, пожирая само себя, пожирая весь смысл существования, обнуляя его. Диван оказывается мягким и уютным, слова — укачивают. Они, словно стук дождя по крыше, имеют свои ритм и скорость. Вокруг — абсолютная пустота. Только чьи-то руки, телевизор. Едва открываешь рот, чтобы спросить, кто этот таинственный рассказчик — ответ не заставляет себя долго ждать. — Ты наверняка уже задумывался, что же мы здесь делаем? Да так, дельце одно есть. Скоро и сам все узнаешь. По экрану проходит заметная рябь. Она утягивает в самое сердце темного экрана. Уже ничего не слышно, не видно. Куда-то катишься бессмысленно, бессознательно — просто едешь с целью ехать. Слышится лишь равномерный стук. Стук. И еще. Стук колес по рельсам ровный, приглушенный. Всё вокруг трясется. Вспышки повторяются одна за другой. Но уже не слепят — изредка бьют в глаза сквозь большие иллюминаторы.Smoke is clearing out All the circling lights, blind me I've been running out Now it’s all just a fight, to breathe.
Абсолютное отчаяние и одиночество. В широкой, всеобъемлющей темноте тоннеля только алые круги высвечивали непостоянными вспышками фигуру в поезде и проплывали мимо. Хаотично двигались за хромированным стеклом мрачные тени, отбрасываемые стенами вагона на панельную обшивку. Стекло, круглое, как и все тут, сжимало само существование в кандалы повторяющегося круговорота времени. Поезд угасающей жизни неумолимо двигался вперед. Куда ни взглянешь — окружает один лишь пластик. Пластиковый изолятор вагона, пластиковые сиденья, пластиковые поручни, пластиковые экраны, пластиковый запах спертого, ненастоящего воздуха. Только по спинке стульев ниспадает кожаная обивка, вычурная для такого помещения. — Эй, док, ну чего ты грустишь? Жизнь только начинается, — под ногами запутался маленький бот, своим высоким шутливым голосом разрезая тишину вагона. — Не мешай. — Может, поделишься своими мыслями? — голос машины неловко дрожал и резонировал со стуком колес. — Ну, так, на будущее. — А какое может быть будущее? Его у меня нет. Тоннель закручивался в спираль, поднимался выше и выше сквозь толщу земли. — И потом, какое может быть будущее у этого богом забытого города на умирающей планете? — Я в этом не профи, но уж ты-то что-нибудь придумаешь! — Придумаешь? В этом мире сажают за действительно полезные изобретения или ссылают. Я проиграл. Проиграл в этой гонке изобретений, проиграл право считаться полезным изобретателем, понимаешь? А теперь мне предстоит поездка в один конец, и этот конец — самый худший из всех возможных дыр на планете. Думаешь, меня это устраивает? А, в общем, кто меня спрашивал. Человек махнул рукой. Пару минут сидел молча, глядя в самые честные глаза — лампочки на мониторе бота. — И потом, как думаешь, что сделают с тобой, когда ты отслужишь свой срок? Тебя тоже выкинут в утиль, отключат, и все. Знаешь, в духе «твоя песенка спета», — он постучал согнутым пальцем по пластиковой обшивке бота и неровно усмехнулся. — Как грубо, док! Я бы не хотел помирать в самом расцвете своих сил, — робот отъехал назад, переваливаясь на своих колесиках. Его внимание привлекла полупрозрачная панель, на которую транслировались единственные новости, разрешенные правительством. «Альтис-нэшионал» так начинал свой сюжет: «Молодой подающий надежды специалист в области биоинженерии Сугуру Дайшо был уличен в мошеннической деятельности, противоречащей законам Альтиса. Жители возмущены…» — Тебя показывают, док? — Мой личный адский звездный час, дружище. «…Всем известно, что деятельность, совокупляющая живое и механическое, считается противоестественной. Законы должны быть на страже добропорядочных граждан, а не против них. Чтобы ликвидировать инцидент и его последствия, полиция вывезла задержанного преступника из города, без права на возвращение. Теперь мирным жителям ничто не угрожает…» — Когда же это все закончится… Лицо упало в ладони. Человек устало потер виски, поморщился от резкого голоса на галоэкране. В кадре появилась заплаканная женщина. На вид они были ровесниками, но за толстым слоем краски возраст терялся. «… — Как представитель компании, ставшей монополистом в производстве механики, что вы можете сказать? — Мне так… — всхлип, — безумно жалко… — еще один, — он подавал большие надежды для всего Альтиса… — еще всхлип, более надрывистый, чем предыдущие. — Наши корпорации могли бы сделать прорыв в инженерии… Так низко пасть… Бедный, бедный Сугуру, что же его теперь ждет?»I will never break the silence When I look inside I don't have to hide
Дайшо моргнул, глядя на свои ладони. В памяти назойливо вертелась картинка, как эта же девушка незадолго до того навещала его в Альдепо. Дело было поздней ночью, и механические светлячки усиленно крутили шестеренками, освещая старую заброшенную платформу. Он ждал в самом конце перрона, сидя на платформе и свесив ноги. Пальцы по временам шарили вокруг в поисках мелких камней. Щебень из ладоней летел быстро и некрасиво, прямо в освещаемые светляками места. Спустя время послышался стук кованых сапожек; кто-то торопливо шел по перрону в его сторону. — Ты припозднилась. — Были дела, ты знаешь. Если хочешь знать, почему так долго, ответ: заметала наши следы. Теперь мы, — это слово она произнесла с большой гордостью, — вне подозрений. Дайшо скривился. — Есть какие-нибудь… приятные новости от полиции? — Ничего не могу обещать. Пока что суд настроен решительно, но, может, мне удастся их переубедить своими женскими чарами, — девушка улыбнулась своими хорошенькими накрашенными губами, которые всегда гипнотизировали Дайшо. Он с трудом отвлекся от них, поднял взгляд. — На что ты смотришь? — Да так… Получается, хорошего мне от властей ждать не приходится…. А жаль. — Жалко у уточки. Возьми себя в руки, ты совсем раскис. Тот, кто подставил нас, может находиться совсем рядом. Нам остается только найти его и отдать под суд. — Тебе легко говорить, ведь под подозрением нахожусь я. Девушка схватила его за подбородок — ее любимая манера, когда что-то идет не так — и посмотрела в глаза. Ощущалось это так, как будто смотрят насквозь. — Никому сейчас не легко. В худшем случае — будешь жить новой жизнью, собирать своих киборгов и радоваться новой обстановке. Да, не здесь, но ведь мы не над всем властны, ладно? — Понятно, — Дайшо тихо хмыкнул. Оперевшись ладонями о грязный перрон, он встал, отряхнул сзади штаны. — Всего хорошего, леди. Он развернулся, улавливая краем глаз, как Мика прикусила губу, и ушел. Его никто не стал догонять.If you're looking, you won’t find it Who's the enemy? Don't know what to believe
Дайшо было пакостно. Он чувствовал себя откровенно обманутым, но в то же время казалось, будто ситуация у них вышла из-под контроля, в конечном счете ведь оба они проиграли. Он долго смотрел в окно, думая о чем-то своем. — Прощай, Альтис, и все его прелести жизни. Скоро мы все будем в этом неоновом клоповнике. Поезд выехал из тоннеля на поверхность. Сквозь стекла пробивался совсем тусклый дневной свет. Поворот рельс закладывал еще один вираж. Кольцевая дорога опоясывала кратер, в котором виднелась темная громада города-сот. Высотные дома столбами пронизывали темное небо; между дорожками-переходами, прошивающими внутренности города, столпилось множество голограмм. Все это мельтешило, заманивало внутрь. Яркие таблоиды замигали над сидениями, засветились иллюминации. Где-то неподалеку, среди воздушных мостов, сидел полупрозрачный гигантский ребенок и держал в руках большую игрушку. Рекламируемый им магазин светился такой же гигантской табличкой. Хорошо заметные издалека проекции захватывали внимание проезжающих мимо людей. Из неоново-голубого фонтана, оформленного в пластиковую прозрачную обшивку, вылетали шипучки, трескаясь в воздухе. Внизу города танцевали гоу-гоуграммы, кто-то сидел прямо на здании. Еще ниже копошились множество людей, как в муравейнике. Бредущие по мостам, снующие между домами, рыскающие в трущобах самого нижнего уровня. Среди них часто встречались различные роботы, от больших и неподвижных полицейских махин до малых и юрких. Все они, в отличие от виденной Дайшо в Альтисе незатейливой жизни, спешили по своим делам, летели на скутерах и байках неоновыми полосками по плоскому листу дорог. Верхушка города терялась в дымке, пропадала среди редких мостов. Пространство между ними было значительно больше, чем в трущобах, в которых постройки залезали одна на другую. Верхушка оставалась недосягаемой, далекой для простых смертных. Поезд плавно подъехал к полупустому перрону. Его уже ждали двое полицейских с автоматами. — Выходи, парень. Дайшо нехотя встал, подхватывая за ручки небольшую дорожную сумку. Его вещи конфисковали еще в Альтисе, а, значит, придется начинать все заново. Он подошел к бесшумно распахнувшимся дверям и в последний раз оглянулся назад. — Удачной новой жизни, док!Living in the shadows, Living in the shadows.
Мчаться за наглым воришкой шестеренок? Раз плюнуть, всегда любил заниматься отловом городской мелочи. Вот ты бежишь, весь такой на пафосе, сзади разлетаются юбки платья, спереди — глупый вор, и все кончается примерно за десять минут и ноль целых секунд. Когда занимаешься этим постоянно, рано или поздно приходишь к вопросу о времени. Но тут дело другое, хрен поймаешь бегунка. Бегунки, если вы не знали, — быстрые киборги, а у нас эра цифрового прогресса, так что приходится поразмыслить и над своим апгрейдом тоже. А быстрые киборги — ребята не самые приятные хотя бы потому, что в их задницу, ну или пониже (хрен их разберет) вставлен моторчик помощнее обычного квадроскутера, вот и приходится прикладывать все свои нечеловеческие усилия, чтобы обогнать бегунка. Так что сегодня у нас сложная ночка, зато интересная. Люблю горячие погони, знаете. Профессиональный интерес у меня к ним. Он подпрыгнул, приземлившись на крыше невысокого здания, высматривая беглеца. Пышные юбки платья горничной в момент сдуло ветром, мешая нормально двигаться. Поднявшись, он отряхнулся, постучал друг о друга каблуки ботинок. След от бегунка шел по смежной улице трущоб, ведя к лифтовой площади. Коноха пожал плечами, спрыгнул и метнулся туда же. Бежать было минут пять от силы, однако дорогу перегораживали кучи проржавевшего мусора, кусков металла. Из темноты выплыла неярким желтым пятном и исчезла покосившаяся от времени табличка «Добро пожаловать в Кавмар-сити». От всего в трущобах веяло ненужным, наполовину разрушенным старьем. Трущобы оставались малолюдными. В основном здесь обитали бродяги или обтрепанные жизнью полукиборги: они лежали, привалившись к внешним стенам домов, часть из них грелась возле костров в развалинах. Почти призрачные — их лица ничего не выражали, если присматриваться. Они либо подражали людям, либо походили на декорации. Коноха покачал головой, пробегая мимо них. Догнал он беглеца уже тогда, когда тот в нетерпении тыкал лифтовую кнопку. На табло горела красная надпись «оплата поездки не произошла». Плюнув, бегунок с силой надавил на плотно сжатые створки дверей, раздвигая их и запрыгивая в последний момент. Коноха встретил лбом двери, выругался и посмотрел наверх — туда спешно улетала капсула с пассажиром. Затяжной вдох, пригоршня концентрации: он присел, напрягая все мышцы, и прыгнул, приземляясь на воздушном мосту. Так пролетели несколько уровней вплоть до того, на котором остановилась капсула. След шел к пустому, едва освещенному переулку. На дверях домов висели тяжелые, не по времени замки. Они выполняли скорее декоративную функцию: двери уже давно были сорваны с петель. Коноха свернул во внутренний двор. — Не больно-то много ты рыпался, — хмыкнул он и достал катану. Та блеснула в темноте неоновым сердечником, заставляя бегунка отпрянуть и упереться спиной в стену. — Ну что, вернешь наворованное? — Схренали? — тот усмехнулся, заметно напрягаясь. — Зачем останавливаться, когда здесь можно еще столько содрать. — Он пошло оглядел наряд, по руке к ладони скользнуло маленькое лезвие. Прицелился и рванул вперед — нож скользнул по лезвию клинка и отскочил в сторону. — Ты сильно заблуждаешься насчет моего умения обороняться. В следующий момент нож сверкнул уже левее — почти у сердца, мазнув мимо и по инерции улетел вперед, дав Конохе время перегруппироваться. Коноха схватил бегунка за руку и рванул на себя, насаживая на катану. Место было подобрано не идеально, но этого хватало, чтобы застать врасплох механического противника. Клинок с хлюпаньем вылетел из сквозной раны и прошелся наотмашь, отделяя от тела часть левой руки. — Ты же не человек, — ошеломленно произнес бегунок, уцелевшей правой рукой сдирая с него верхний слой одежды. В движении он повис на чужом предплечье. Под разорванным рукавом-фонариком оказалась сцепка прочных пластин с искусственными мышцами и проводами. — Да и ты не принцесса, сладуля, — парировал Коноха. — Упс. — Ни в одном из киборгов в этом городе нет таких мощностей. Ублюдок, как ты это делаешь? Бегунок начал напирать, дубася в бок и плечо и оттесняя Коноху в угол. Такими кулаками, как у него, при желании сминался неоскутер. «Скорее всего, бегунок переставлял экомобили на парковках, пока не начал воровать», — подумалось Конохе. — Да, тут ты прав, — Коноха прокряхтел, увиливая от следующих ударов и придерживаясь за мятый бок. — Я биомеханизм, а не человек. Хотя точного названия у меня все равно нет, так что... Можешь называть меня просто монстром. Коноха отклонился, выполняя подсечку, резко развернулся и вогнал катану снизу вверх сквозь ребра. По инерции бегунок прошел еще несколько шагов и завалился на бок. Из раны на каменистую неровную плитку хлынуло масло. — Но… как?.. Коноха привычно закинул руку за спину, пряча лезвие в прозрачных ножнах. Развернулся. Холодный взгляд червленого золота скользнул по трупу; чернеющие склеры не мигали, и это создавало жуткое впечатление. Он отстегнул молнию, снимая рваную ткань и демонстрируя протезы рук, сцепленные с прочным корпусом. В самой сердцевине, среди грудных пластин быстро билось ядро вместо сердца, разгоняя по пластичным трубам синюю жидкость. — Работа мастера, — с усмешкой сказал Коноха. Застегнув молнию, он нагнулся и отцепил с бегунка протезы и арматуру. Самое то для Него. — Может, и тебе в следующей жизни повезет найти такого же хорошего хозяина. Ну, бывай, — хлопок по плечу. Коноха перешагнул через труп, стараясь не наступать в масляную лужу, и подошел ближе к дому, приметив до боли знакомую кодовую панель. Замок заклинило после нескольких неудачных попыток. Память услужливо подкинула сцену, как он вышел из этой двери и направился к проулку. Следом резкий толчок в спину, больно ударило током тело — силы медленно покидали его. Краем глаза он увидел, как в него запустили несколько бесшумных ярких выстрелов. Ощутил острую боль, собственный крик издалека. Чья-то грубая речь: «Ну что, точно не хочешь?». Усмешка. Последние кадры в пленке памяти, после которых наступили спасительное небытие и ласковые, но требовательные руки мастера, завинчивающие последнюю деталь. Черт с ним. Коноха споткнулся на повороте, едва успевая переставлять ноги. Система на заднем фоне взбрыкнула, потеряв связь с моторикой конечностей, и успокоилась. Он стоял, тупо моргая и глядя на злополучную дверь. Черт знает, что, но его не-механическая часть почувствовала что-то. Воспоминания, леденящие душу — ничего не скажешь. Отчаянье, гнев, злоба и тревога перемешались в голове без возможности классифицировать их. Он был зол на свое бессилие. Черт подери. Он резко крутанулся на носках и пошел обратно размеренной походкой. Спрыгнул и плавно приземлился на ноги с большой высоты, вздымая облака пыли и ворох юбок. Выпрямившись, Коноха направился только по одному ему ведомому маршруту, растворяясь в густом тумане трущоб. Он был тогда гораздо слабее, но сейчас это неважно, правда ведь?Light is breaking through, the dark that is underneath I know the truth but for you it's just out of reach You took it all, yeah You took everything.
Спустя 10 лет ничего не поменялось. — Пожалуй, ты все для себя решил, верно? Он сидит напротив в своей любимой парадной, развалившись на зеленом замшевом диване. В руках светится маленькая линза, отливающая в голубой. Это привлекает ее внимание. — Ставка обещает быть прибыльной. Ты знаешь, я азартный человек. — Правда? — женщина садится напротив, подхватывая свободную руку под локоть. — И где же азарт в твоих глазах? Нашел новую безделушку, которую даже не сможешь использовать в прибыльном бизнесе. — Там же, где и твоя жажда наживы, леди, — гласные приторно растягиваются. — Много же ты знаешь о бизнесе. Усмехаясь, он откладывает линзу и возвращает ей простенький предмет, издалека похожий то ли на кочергу, то ли на трость. Темная вольфрамовая сталь тускло отсвечивает от света ржавых конических плафонов, покачивающихся на толстых проводах. Потолок здесь высокий и грязный, но света пары галогенных лампочек вполне хватает, чтобы захватить большую часть гостевого помещения. Посетительница прищуривается, на мгновение пытаясь уловить хотя бы толику эмоций в чужих глазах. Забирает трость, поколебавшись пару секунд и откидывается в кресле. Тонкие плечи прикрывает накидка из утонченного жаккарда, спадающая на глубокое декольте. Он засматривается на излишества одежды и пропускает момент, когда она берет янтарный мундштук и закуривает тонкую сигару. Прямо в помещении. Прямо в блядском, мать его, помещении. Он откашлялся, положив ладонь ей на плечо, помахивая второй рукой у носа. Тонкое обоняние, чтоб его. — Не здесь. — А что такое? Неужели в этой копченой банке твой тонкий нюх может что-то задеть? — Возможно. Не стану ущемлять лишний раз курящее сообщество. — Послушай, мастер, — женщина жонглирует словами, ставя акцент на последнем слове с издевательской иронией, заставляя поднять на себя взгляд, — твои руки и ум на вес золота, но ты застрял в общественном сортире, в этой дыре. Признай это. — Десять лет назад ты вешала мне совсем другую лапшу на уши. Она снова наклонилась к нему. Дайшо выдержал пристальный взгляд, скользящий по закушенной добела губе. Нервно сощурился до щелочек, пряча под редкими ресницами смесь желания и злобы. Табачный аромат изо рта и сладкий парфюм сбивали с толку обоняние. Чужой голос понизился до грудных полутонов. — Как иронично, что ты отвергаешь самый короткий способ получить желаемое, — трость покачнулась в руках, — с моей помощью. — С не самой честной помощью, не так ли? Он смотрит ей в глаза, удерживая ладонь на изящном плечике. От сухих пальцев остро пахнет спиртом — это отрезвляет сознание, не давая заплывать слишком далеко в омут карих глаз. Взгляд опускается на фиалковые губы, и за долю секунды он понимает, что никакая осторожность не остановит поцелуй. Женщина наклоняется так сильно, что накидка почти спадает с нее, повиснув на одном плече. «Такой роскоши здесь не место», — думает он, вбирая ртом никотиновый дым, заструившийся сквозь приоткрытые губы. За ее спиной что-то резко хлопает. Раздается спокойный, холодный голос: — Мастер, я дома. Дайшо с облегчением отталкивает женщину за плечо, спешно поднимаясь. — Это твоя служанка? — она усмехается и надевает накидку обратно, скрещивая руки на груди. — Красивенькая, таких любят в альтисианских борделях. Держу пари, за такую дорого заплатят. — Поговорим об этом в другой раз, госпожа Мика, — пальцы привычно скользят по платью горничной, пока золотистые зрачки следят за ним. — Прошу извинить меня. Женщина поднимается, заносчиво пожимая плечами и подхватывая трость, приставленную к дивану. — Мы еще вернемся к этому разговору, ты знаешь. Но над моим первоначальным предложением рекомендую тебе подумать, — она протянула к нему трость, крючковатой ручкой вперед. Дайшо упрямо смолчал, удерживая пальцы на шелковом банте. Молчал до тех пор, пока дверь за ними не хлопнула со скрежетом, а с улицы раздалось храпение аэромобиля. В гостиной появляется дуэт громил, довлеющих над помещением со своей высоты. «Роботы», — проскользнуло в сознании Дайшо. Он устало вздохнул и повернулся, переваливаясь с ноги на ногу. Замявшись, он протянул руку и забрал вольфрамовую трость. Предпочтительнее оценивать взглядом металл, а не ночную гостью. Коноха все так же тихо стоял рядом, переводя взгляд с Мики на громил. — Доброй ночи, девочки, — женщина смешливо оскалилась и развернулась. Скрипнула парадная дверь, следом за ней в предутренних сумерках растворились спины роботов. Дайшо наконец повернулся к стоявшему перед ним киборга, снял дурацкий бант, который до этого теребил руками. Пальцы немного потряхивало, но издалека, он уверен, этого не видно. На его лицо легла чужая рука. Она ощущалась холодной и слишком гладкой. — Она с тобой что-то делала? Дайшо помолчал минуту, на автоматизме дергая языком за клыки. — Нет, ничего такого, — золотистые глаза сузились при взгляде на них, но Коноха так ничего и не сказал. Дайшо обошел огромный стол и взял линзу, прикладывая ее к щеке киборга так, словно примерялся. — Что это? — Апгрейд.***
Коноха с трудом продрал глаза. Он лежал на каменной улице, головой упершись о разбитую стену, на которой осталась вмятина. Рядом лязгнуло о камень лезвие, со стены посыпалась мелкая крошка. Его вывели из строя с одного удара. Гигантский робот оттолкнул кулаком, отбросив прямо в кирпичную стену. Коноха поморщился, накрывая переносицу пальцами, и приподнялся на локте. Спереди маячила спина Дайшо, который отстреливался от надвигающихся ботов. Один из них — в высоту метра три — тот самый, что отбросил Коноху. — Не лучшее ты время нашел для того, чтобы поспать, — Дайшо нервно усмехнулся. Его резко схватили за винтовку и потянули на себя, разворачивая. Дайшо висел на волоске от смерти, но ему уже настолько нечего терять, что он сделал хаптьфу в плоское лицо робота. Тот даже не поморщился. Прежде, чем его отбросили, он умудрился подтянуться на руках и сгруппироваться, ногами пружиня от груди и выдирая из рук оружие. Прогремело несколько выстрелов, желтые огненные вспышки прошили робота насквозь и отскочили от стен, застревая наверху. Упав, Дайшо так и застыл на коленях с поднятым ружьем, целясь щурясь в прицел. Земля содрогнулась от падения массивного тела. — Поднимайся, некогда здесь разлеживаться. Дайшо встал и протянул ему руку. Чужой взгляд скользнул с пальцев на лицо; Коноха схватился за ладонь. Мир перед глазами приобрел стабильную горизонталь. Они оказались посреди безлюдной площади в трущобах, по которой разметало механические трупы. За домами бледное, едва розоватое небо рассвечивало поднимающееся солнце. На окраине города все казалось заброшенным. Разве что сверху, на следующих уровнях начали предутреннее копошение роботы-продавцы, открывающие свои передвижные прилавки. Неоновый город просыпался от сонного марева. Туман впереди рассеялся, обнажая покатые старые дома, прижившиеся среди высоких домов-сот. Где-то от времени покосились уже никому не нужные автозаправки. Немногочисленные люди собрались возле придорожных закусочных и круглосуточных баров, изредка встречавшихся на пути. Налет прогресса здесь не чувствовался: скорее пыль и ржавчина, да пропахшие потом чернорабочие. За пределами города-сот остался старый завод, окруженный грудой разномастного мусора. Древние, почерневшие от копоти трубы уже давно не дымили, стекла, частично разбитые, пожелтели и потеряли матовый блеск. Люди сторонились этого района, а потому здесь было еще тише, чем во всех трущобах вместе взятых. Дайшо остановился напротив черного хода. Через несколько безуспешных попыток взломать дверь он вручил подобранный лом Конохе. Недолго примериваясь, Коноха воткнул его меж створок, с двойным напором сковыривая заржавевшую дверцу с петель. Та неохотно поддалась с третьей попытки, падая на каменную щепу и подымая строительную пыль. Дайшо сзади показательно громко отряхнул руки друг и полез первым, что-то бормоча под нос. Внутри завода вереницей расположились полосы конвейера, вышедшие из эксплуатации и заваленные грудой тел разной пригодности. Они когда-то принадлежали отключенным роботам, на некоторых уже были заметны следы разложения. Спина Дайшо быстро затерялась за одной из таких горок. Коноха выхватил с ближайшего конвеера протез руки. — А почему… — он попытался отыскать глазами Дайшо. Тот отозвался не сразу, приподнимаясь над неизвестным устройством. — …почему их здесь так много? Разве никто их не перерабатывает? Не использует? Коноха недоуменно оглядел руку, которой размахивал, как указателем. Шарнирные пальцы раскачивались вверх-вниз, пока один из них не отваливается, оставляя вытянутым средний палец. Дайшо смял старый рычаг и подошел, покусывая губы. Скептически оглядел чужой презент. — Ну, как тебе сказать. Большинство из них покидают границы Альтиса уже в списанном состоянии: их отключают и складывают в грузовые вагоны. Часть умирает здесь, в Кавмар-сити, без шанса на переделку. Роботы выходят из строя, детали ржавеют или ломаются, а программы ИИ устаревают. Все эти машины заняли часть рабочих мест, оставляя людей без работы. Конечно, никому это не нравится, никому это не сдалось, — Дайшо описал рычагом полукруг. — И вот весь этот ненужный хлам отправляется сюда, где часть растаскивают потрошители, перепродавая на черном рынке, а часть забирают Игроки. — Игроки?.. — Коноха отложил протез в сторону. Средний палец продолжал указывать куда-то в стену. Вдоль нее и пошли, попутно разбирая завалы и вытаскивая из них нужные части. — Ты знаешь: те самые ребята, которые день и ночь проводят на арене, играя в бои роботов без правил. Очень часто они не могут пробиться Наверх, вот и используют Арену, как шанс: мало кто думает головой о последствиях или вообще о том, что они там будут делать. Дайшо пожал плечами, утрамбовывая мешок. — А ты сам не хотел попасть наверх? — А кто меня туда пустит? Закон явно не на моей стороне, что в Альтисе, что здесь — ведь создание киборгов — дело неблагородное и лицензию на него не выдают. Люди любят импланты, но мало, кто хотел бы стать… — он скептично осмотрел Коноху с головы до ног и дернул за ремешки сумки, завязывая. — … Ну, как ты. Идеальной квинтэссенцией плоти и механизмов. Дайшо неопределенно взмахнул рукой и передал второй мешок, чтобы не стоять без дела. — Ушлые альтисианцы далеко в своей науке не ушли: им больше нравится копаться в людях, заниматься нейробиологией, или же создавать чистые механизмы на пару. Это здесь уже их переделывают под прогрессивные ИИ-технологии — так они и остаются в Кавамаре, пока не попадут на склад. Круговорот жизни в неоне, только вот здесь она и кончается, — он указал на пустую ленту конвейера и сжал лямки мешка, поднимая. Тот загремел, набитый до отказа деталями. — Получается, мы тоже потрошители? — Не сказал бы так. Предпочту называть себя вольным изобретателем, не работающим с перекупщиками. — Но детали?.. — Пересоздаются и уходят в расход на импланты. Дядюшке Су хорошо платят за его технологии, знаешь ли. Они вышли с завода с двумя мешками рук, ног, глаз — и всего, что только смогли отобрать из уцелевшего. Коноха поднял с земли дверь и водворил ее на место. Вряд ли она имела большую ценность для потрошителей, знающих другие ходы. — Ты не думал, что однажды к тебе придут владельцы роботов, выступающих на арене, и попросят быть их мастером? — Если и придут, то я пошлю их нахрен. Дайшо еще никогда так не ошибался.