***
Красное вырвалось из отверстия его маски, томоэ лениво закружилась вокруг его зрачка. Дейдара крепко спал в своем спальном мешке, его грудь равномерно поднималась и опускалась. Если бы Тоби издал хоть малейший звук, этот человек проснулся бы с набором бомб в руках. И если бы художник встретил в этот момент врага или даже просто Тоби, он бы использовал свою взрывчатку в любом случае. Тоби сделал все, что мог, чтобы успокоиться и дать мальчику поспать. Его разум должно быть гудел, как шмель, после полученной от Тоби информации. Для них обоих будет лучше, если парень просто будет спать. — Пусть сам во всем разбирается, — подумал Тоби. Его взгляд скользнул вниз по плечу Дейдары, проследил за грязной кожей и остановился на руке, прикрепленной к конечности. Разумный рот спал, язык глубоко в ладони и спрятан за сомкнутыми губами. Темно-красные корочки покрывали загорелые костяшки пальцев. Что-то внутри него, что-то неясное и незнакомое, так сильно желало схватить мокрую тряпку и осторожно вытереть засохшую кровь. Тоби позволил чувствам задержаться на некоторое время, наслаждаясь этим невинным желанием. Становилось все труднее и труднее избавиться от этих сентиментальных эмоций. В конце концов, Тоби подавил свое вожделение. Хоть он и был готов принять свою связь с другим, но он не позволит дать себе слабину. Кровь и грязь были неотъемлемой частью их работы. Он закрыл глаза, но красный цвет так и не исчез. Он видел ясно, как день; его будущее было бесконечно красным. Будь то судьба, наполненная миром, войной, любовью или ненавистью, везде были бы лужи крови. Глаза Тоби снова открылись, когда Дейдара сел на своей импровизированной кровати, потирая глаз и явно просыпаясь. Тоби не издал ни звука, так что, скорее всего, Дейдара очнулся от ночных кошмаров. — Ложитесь спать, семпай, — прошептал Тоби, — еще не ваша очередь дежурить. Дейдара ничего не ответил, тихо смотря на Тоби. Он откинул одеяло, поднимаясь на ноги. Тоби ждал, что этот человек будет делать дальше. Было темно, и подрывнику было бы трудно разглядеть что-либо под облачным ночным небом. Ни один из них не произнес ни слова, Тоби сидел, прислонившись спиной к большому валуну, а Дейдара стоял, не имея за спиной ничего. — Я не могу уснуть, хм, — он не шептал, — вставай и иди спать, Тоби. Этот человек лгал. Дейдара только что спал, и у него не было никаких проблем с тем, чтобы заснуть. Это могло означать только одно: ему приснился кошмар, и теперь он больше не заснет. Что такого могло присниться Дейдаре? Что могло его напугать? Он никогда не встречал никого более бесстрашного, не тогда, когда им есть что терять. Тоби не помнил, что такое кошмары, только то, что такое реальность. Он протянул руку и сказал: — Пожалуйста, помогите мне, семпай. У меня ноги как в желе. Парень закатил голубые глаза и шлепнул Тоби по руке, решив схватить его за шиворот, чтобы поднять на ноги. Тоби похлопал себя по коленям, избавляясь от грязи. Наконец, он повернулся к Дейдаре: — Хорошо. Я готов! Он схватил локоть Дейдары и потянул за собой, не обращая внимания на испуганный крик, посланный в его сторону. Тоби говорил так, как будто ничего не случилось: — Пойдемте прогуляемся. Может быть, здесь есть светлячки! Они по всей Стране Огня. Ооо, семпай, семпай! Я слышал, что на одной из здешних тропинок есть земляничные кусты. Или это были яблони? — Какого черта, Тоби? Сейчас середина ночи—и как, во имя Ками, ты путаешь земляничные кусты с яблонями — отпусти меня, — Дейдара толкнул его плечом, но Тоби не отпустил, лишь похлопал парня по руке. — Вы не можете спать, я не могу спать, так зачем тратить здесь время? Может быть, нам стоит просто собраться и добраться до базы пораньше… Они разбили лагерь на границе страны, в дне пути от Амегакуре, где сейчас находился Пейн. Дейдара вздохнул. — На этот раз это не полоумная идея. Хорошо, хм. И отпусти!***
Прошло несколько часов, прежде чем Дейдара задал вопрос: — Эй, Тоби? Как ты выглядишь? Он не знал, как относиться к допросу Дейдары. Был ли это шаг в правильном направлении? Или от этого будет только хуже? Но Тоби точно знал, что этого следовало ожидать. Он ответил достаточно легко: — Хороший вопрос, семпай. Хм, у меня черные волосы. — Хорошо. Что еще? Я вижу твои волосы, хм. — Дейдара звучал так, словно он изо всех сил старался быть вежливым. Ему не нужно было видеть выражение лица Дейдары, чтобы понять, что парень разочарован. — Это нечестно, семпай. Как получилось, что вы задаете вопросы, а не я? — он надул губы, спрятанные под маской. — Я отвечу, только если вы ответите на мои. — Договорились, хм. — Дейдара убрал спутанные волосы с лица. — Сначала ответь нормально на мой вопрос. Солнце вставало; был рассвет. Тоби повернул голову, чтобы посмотреть Дейдаре в лицо. — У меня есть шрамы. Ярко-голубой глаз пристально смотрел глубоко в отверстие его маски, как будто это могло каким-то образом обнажить его кожу. Дейдара кивнул, немного дрожа: — Круто, хм. Не было ничего плохого в том, чтобы раскрыть это, сказал себе Тоби. Так будет лучше. Даже если бы Дейдара поделился этой информацией с кем-нибудь, это побудило бы их предположить, что он спрятал свое лицо, потому что стеснялся своего уродства, а не по другим причинам. Ему было интересно, о чем думает Дейдара. Скорее всего, парень пытался представить себе эти шрамы. Были ли они похожи на шрам Какаши Хатаке? Или это были ожоги? Может, все его лицо было перешито? Был ли Тоби отвратителен? Любопытство Дейдары было прямо-таки милым. Неуверенный голос ворвался в его мысли, — …Есть еще что-нибудь, чем ты хочешь поделиться? Да, всем. — Я забыл. — Тоби почесал затылок. — Что ты имеешь в виду? — Я не помню, как я выгляжу. Дейдара остановился. На его лице было написано замешательство. — Ты же не серьезно, хм. Это была чистая правда. Он стал своей маской. Тоби не видел никаких причин заботиться о своей внешности, и он не мог рисковать, снимая маску при свете. Он не мог вынести встречи с Обито. Он не хотел знать лицо под оранжевым. Прикоснувшись пальцами к закрученной оранжевой маске, он просто сказал: — Лицо Тоби вот такое. Они шли молча, но недолго. Они остановились, когда наткнулись на яблоню. Дейдара наверняка ничего не ел со вчерашнего спарринга и, без сомнения, умирал с голоду. Тоби выбрал самый красный, сочный на вид, до которого смог дотянуться, и передал его Дейдаре. Парень взял его без слов, очищая свое яблоко водным дзюцу, которым он часто пользовался, чтобы намочить глину. — Думаю, это была не земляника… — бормоча, Тоби выбрал одно для себя, держа плод в левой руке. Он подтолкнул Дейдару локтем, — Итак. — Итак, что? Хм, — Дейдара откусил яблоко, громко жуя. Они присели на какие-то бревна. — Теперь моя очередь задавать вопрос, и вы должны честно ответить, семпай, — сказал Тоби. Он вытянул ноги, раздумывая, о чем бы спросить в первую очередь. Он должен начать с чего-то легкого, чтобы втянуть Дейдару. Не было особого смысла спрашивать Дейдару о его прошлом. Его долгом было изучить каждого члена Акацуки, узнать их прошлое и их слабости. Несмотря на то, что на столе были все карты Дейдары, собрать воедино этого человека было чем-то далеким от его досягаемости. Словно, если если бы у подрывника была миллион и одна ветвь, каждая с миллионом виноградных лоз, и каждая лоза со своими собственными листьями. Дейдара молчал, ел свой фрукт и смотрел на цветок, проросший из земли. Тоби принял его молчание за согласие. — Вы когда-нибудь влюблялись? — спросил он Дейдару. — Только в мое искусство, хм, — пожал плечами Дейдара, — Почему ты вообще спрашиваешь? Влюбился в какую-то девушку? Хм. Облегчение нахлынуло на него. По крайней мере, больше никого не было. Но это также означало, что Дейдара не испытывал к Тоби ничего романтического, хотя это его и не удивляло. Но все равно было тошно от того, что это подтвердилось. Тоби бросил яблоко на землю, наблюдая, как оно катится по влажной траве. Тучи рассеялись, но только после часа дождя, и рассвет пробивался сквозь облака. — Это действительно тот вопрос, который вы хотите задать, семпай? — нахмурился Тоби. — Послушай, — Дейдара закончил жевать, — я хочу знать все, но ты мне ничего не говоришь. — У меня есть идея! — сказал Тоби, пошевеливая ногами. Они ни к чему не придут, если Дейдара будет задавать вопросы, на которые он не сможет дать ответа. Он продолжил, — я задам вам вопрос, и мы оба ответим. Таким образом, Тоби сможет раскрыть секреты по своему выбору. — Хорошо, хм. — Дейдара кивнул, понимая. — О чем больше всего сожалеет семпай? — Тоби наклонился и сорвал желтый цветок у своих ног. — Мало о чем, хм, — ответил он, — каждый мой выбор привел меня к тому, какой сильный я сейчас. Черт возьми, я не жалею, что бросил вызов Итачи в тот день, когда Акацуки завербовали меня, хм. Почему? Потому что теперь я нашел способ противостоять гендзюцу. Я хочу сказать тебе… Клянусь, если ты расскажешь хоть одной душе, я вырву твое сердце, хм. Дейдара сделал паузу, и сердце Тоби забилось в его груди. Дейдара открылся ему. Он изо всех сил пытался восстановить контроль над своим пульсом. Было странно то, как он отмечал все эти незначительные детали, которые никогда на самом деле не были незначительными. Например, как голова художника опускалась совсем чуть-чуть, в слабом намеке на кивок, каждый раз, когда появлялось его ворчание. — Когда я был моложе, меня хорошо знали в моей деревне, хм. Я был шумным, но дети не возражали. Они смотрели на меня снизу вверх, — продолжал Дейдара, ужасно гордясь собой, — я создал величайшее искусство, хм. Мои скульптуры были шедеврами, а мои взрывы были громче грома. Задача была в том, чтобы собрать их вместе. Поступив так, я предал деревню, хм. И бросил детей. Они были похожи на младших братьев и сестер, которых у меня никогда не было. Больше всего я сожалею о том, что покинул их, не попрощавшись как следует. Представление маленькой версии Дейдары, бегающим с еще более маленькими детьми, было очаровательным. — Вы хотите увидеть их снова, семпай? — поинтересовался Тоби. В его силах сделать так, чтобы это произошло, если бы Дейдара этого хотел. Но подрывник только вздохнул: — Нет, хм. Прошлое есть прошлое. Ты можешь думать только о настоящем, хм. — Не о будущем? — спросил Тоби, вертя цветок между пальцами в перчатках, очень заинтересованный ответом Дейдары. — Не о будущем, — подтвердил он, — будущее вне нашей досягаемости, хм. Сасори-но данна все твердил и твердил о вечной жизни; когда он открывал рот, все, что из него извергалось, было об этом дерьме, хм. «Мы теряем время» — сказал бы он. Ты не можешь терять время, если не беспокоишься о том, что будет дальше, хм. В любом случае, твоя очередь. Я понимаю. Тоби тщательно подбирал слова: — Тоби сожалеет о своей прежней жизни, когда у него были друзья и люди, которые любили его, люди, которых он мог бы любить в ответ. Случились плохие вещи, и теперь он хочет, чтобы ему не было так страшно снова чувствовать себя так. Он вспоминал Обито, мальчика, который хотел быть Хокаге. Рин. Какаши. Минато. — Чего ты боишься? — Дейдара нахмурился, — потерять людей, о которых заботишься? Если это так, тебе придется смириться с тем фактом, что жизнь коротка. Лучшие вещи мимолетны, хм. Мы все умрем, рано или поздно. Прими это, и ты больше не будешь так бояться. И если ты боишься испытывать страсть к кому-то, к чему-то, тогда ты многое теряешь, хм. Нет ничего, что я ненавижу больше, чем кого-то, кто не может выразить себя, кого-то, у кого нет эмоций. Когда Дейдара посмотрел в его сторону, Тоби мог забыть обо всем и вспомнить все остальное в одно мгновение. Это сводило его с ума. Он воспринял сказанные ему слова, понимая, откуда они исходят, но не в силах был принять их. Жизнь — это все, что есть. Как только ты умер, тебя уже ничто не ждало, никто не мог приветствовать тебя в загробной жизни. После смерти было только ничто, и оно было вечным. Погружение в свою страсть к Дейдаре не принесло бы ему счастья, так же как и избегание этого тоже ничего бы ему не дало. В конце концов он останется ни с чем. Если беспокойство о будущем приводит к подобным чувствам, возможно, Дейдара был прав. Думать о настоящем, о том, как он сидит рядом со своим светом, как каждый узнает друг о друге новое, открывая двери, которых раньше не было — было большим, на что он мог когда-либо надеяться. Тоби перестал думать о том, что будет дальше, остановил свои мысли на несколько минут, чтобы он мог утонуть в приятном бассейне эмоций, поднимающихся глубоко в его груди. Они больше не задавали друг другу вопросов, возвращаясь в Амегакуре в привычной рутине препирательств. Он не изменится ради Дейдары, он не мог. Обито давно ушел, и не осталось никого, кроме Тоби. Тоби, который учился любить безумного мальчика с желанием умереть. Ирония ситуации не ускользнула от него. Он посвятил большую половину своей жизни созданию бесстрастной маски, и все это в попытках отомстить за смерть любимого человека Обито и принести вечность в новый мир. Теперь он — бесстрастная маска, испытывающая эмоции к человеку, который любил разрушение и окончания. Откуда вообще взялись эти чувства? Это было так неожиданно, то, что скорее можно было бы ожидать от Дейдары. Подрывник был взрывоопасен, переходил от одного чувства к другому без предупреждения. Тоби был не такой. Это чувство должно было нарастать постепенно, так почему же ему казалось, что все движется так быстро? И все же, глядя на Дейдару и видя эту силу, которая освещала его тусклый мир, чувствуя каждую исходящую от него волну страсти, слыша каждое дыхание жизни, покидающее его хрупкое человеческое тело… Время, казалось, замедлилось и промчалось одновременно.***
Тоби переместился к Пейну, техника телепортации давалась ему так же легко, как умение дышать. Признанный лидер Акацуки стоял вместе с Конан на вершине башни, возвышающейся где-то в глубине Амегакуре. Бесконечный дождь дал деревне ее название, что-то сумрачное в дополнение к ее одиночеству. Всегда было приятно возвращаться сюда. Пейн стоял в нескольких шагах перед ним, глядя вдаль, с мокрых волос капала вода. Конан была рядом с ним и, как он и ожидал, была все такой же сухой. Это было в ее характере — ненавидеть воду. Двое его солдат были превосходны, но они не сразу почувствовали его присутствие. Он не хотел, чтобы они знали, поэтому они и не были в курсе. Поддержание образа мрачности и тайны имело свои преимущества. Чем меньше они знали, тем больше было причин для страха. Люди боялись неизвестного. — Миссия была успешно завершена. — Заговорил не Тоби, а Мадара. Пейн не дрогнул, вместо этого медленно повернул голову, держа подбородок над плечом: — Тоби. — Ты знаешь, почему я здесь. — Наше внимание было сосредоточено исключительно на шиноби, — пара Риннеган пристально посмотрела на Конан, прежде чем они приземлились на него, — Страна Железа остается нейтральной стороной. Со временем они будут вынуждены принять решение, либо не принимать ничего. Пейн позволил ему все обдумать. Хозяин Риннегана следил за их деятельностью. Приближаясь к войне, лорд Уэсуги проголосовал бы за союз с врагом и оказался бы ненужной помехой. Даже в этом случае потребовался бы один нин S-ранга, чтобы стереть с лица земли каждого из них до последнего, конечно, если бы было принято достаточно стратегических мер. — Пустая трата времени. Каковы были ваши доводы для отправки двух самых громких участников, которые у нас есть, на скрытую миссию? — спросил он. — Тренировка, — последовал немедленный ответ, — ему нужно научиться контролировать свой темперамент, если возникнет ситуация, которая потребует этого. В отличие от некоторых других наших подчиненных, он не безнадежен. Дейдара никогда не научится «контролировать свой гнев». Невозможно управлять взрывом, можно только предотвратить его или разобраться с последствиями. Во рту у него появился горький привкус, вызванный словами Пейна. Желая уйти от темы художника, Мадара вернулся к предыдущей теме обсуждения: — Вы предполагаете, что простой самурай встанет у нас на пути? Наша цель — джинчурики. Мы не должны отклоняться далеко от пути к установлению мира, иначе мы обречены заблудиться. — Есть много путей, — сказала Конан. Очень похожая на Пейна, ее эмоции было почти невозможно обнаружить. Они питали холодную ненависть к этому миру и глубокую любовь к другому. Было ли несколько путей к установлению мира, к любви? Тоби пошел по самой темной дороге, потому что результат был гарантирован. Если бы он прошел через нее, преодолел все препятствия и истек кровью в мире ненависти, достижение конца пути стало бы новым началом. Возможно, были и другие пути, с плодородной почвой и меньшим количеством крови, меньшей ненавистью. Однако в этом случае окончание не было гарантировано именно таким — концом или началом чего-то большего. В какой-то момент прошлого года он сошел с тропинки и побрел в лес, не понимая, куда идет, не в состоянии видеть, что лежит у него под ногами, слишком сосредоточенный на том, что ждет его впереди. Может быть, он наконец найдет другую тропу, чтобы вернуться домой. Дейдара выбрал свой путь. Он ведет к смертельному концу. Если только Тоби не создаст развилку на дороге, ничто не сможет удержать этого человека от его цели. Это было бы справедливо; то же самое сделали и с ним. Он ужасно страшился, что они с Дейдарой могли бы жить вместе в реальном мире и жить счастливо. Реальность была искажена жадностью, жаждой власти и ненавистью. Это была бы постоянная борьба за выживание, если предположить, что у них когда-либо сложились бы интимные отношения. Дейдара никогда не ответит на его чувства. В сердце этого человека не было места ни для какой любви, кроме искусства, не говоря уже о такой сложной и запутанной, как романтика. Тоби не пришел к какому-либо решению и, вероятно, не придет еще долгое время. Тем не менее, он гордился собой как тактиком и готовился к любому маршруту, веди он к Дейдаре или Плану Глаза Луны. Он надеялся, что в конце концов поймет в чем он сможет обрести покой. Мадара заговорил сквозь стук дождя: — Этот разговор был содержательным. — Ты не прокомментировал дзюцу. — Риннеган был направлен на него, видя все и ничего одновременно. — Это было слабо, — его голос был как лед, — и ты прекрасно это понимал. Разоблачить твой блеф — все, что потребовалось, чтобы оторваться от него. Пейн был непоколебим, когда ответил: — Дейдара, скорее всего, не будет слушать никаких приказов, пока у него не будет немного времени для себя, так что вы оба будете свободны делать все, что вам заблагорассудится, в течение следующей недели. Вы будете работать над джинчурики на следующей. — Да, сэр! Спасибо, сэр! — Тоби оставил за собой последнее слово, исчезая из густого, влажного воздуха.