Одиннадцать лет спустя
— Как прошла ночь, мастер Брюс? — Альфред внёс в Бэт-пещеру поднос с чаем и снеками.
— Мне кажется, ты и сам знаешь, — мужчина швырнул на стол сломанный шлем. — Они объявили мне войну.
— Ну, мафии не очень нравится, что с первого же свидания вы запустили руку в их исподнее в поисках наличности. Не удивлюсь, если они наймут любого, кто придёт к ним и скажет: «Всё просто. Мы убьём Бэтмена!»
— Альфред, — на лице у брюнета вспыхнула легкая улыбка, — что за пошлости!
— Это не настолько пошло, как трюк с русскими балеринами.
— Ты всё ещё обижен?
— Эти женщины были просто несносными.
— Ты вырастил меня, Альфред, не думаю, что после такого тебе хоть что-то может доставить беспокойство.
Дворецкий прикрыл глаза и тяжело вздохнул.
О да, он вырастил Золотого Мальчика Готэма и никто даже представить не мог, чего это стоило. Пресса вопила о том, сколько пережил несчастный ребенок, потерявший так рано родителей, страдавший в руках бандитов, а потом и в руках маньяка. Строчки сочились ядовитой жалостью, подхалимством и жаждой сенсации. Но за этими статьями и чёрно-белыми фотографиями скрывалась трагедия слишком уязвимого перед миром молодого человека.
Смерть Артура Флека, больше известного под именем террориста Джокера, обсасывали долго и со вкусом. Альфред действительно старался оградить Брюса от всей этой шумихи, но мальчик и так почти постоянно сидел дома, а в город выезжал исключительно с телохранителями. В небольшом киоске около Уэйн Интерпрайзис он и увидел все эти пёстрые заголовки, от которых даже у Пенниуорта, повидавшего много дерьма за свой долгий век, желчь подкатывала к горлу.
Писаки, как шакалы, набежали на свежую падаль, растаскивая, препарируя, поднимая на свет то, чему не место под объективами камер. Казалось, будто он совершенно обнажен перед ними, этот мальчик, брошенный матерью и выросший в притоне, этот подросток, запертый в камере психушки и придумавший себе воображаемых друзей, чтобы попытаться быть как все, этот мужчина, уставший ползать на коленях, и заявивший о себе так, как никто уже не забудет. Артур, конечно, займёт своё место в истории, рядом с Джеком Потрошителем, Джоном Гейси, Гарольдом Шипманом, и никто не увидит того, что под гримом не морда монстра, а обычное, человеческое лицо.
И что человек, которого с таким наслаждением втаптывали в грязь, был способен на сострадание, на щедрость и на любовь.
В тот вечер Брюс зашел домой и растопил камин. Образчики желтой прессы летели в языки пламени, пока наследник многомиллионной корпорации плакал. Последний раз. Больше никто — ни Альфред, ни кто бы то ещё, — не видел его слёз. Большая пушистая кошка жалась к его ногам, не понимая, почему её бросил хозяин.
Увы, читать она не умела и не могла знать, что Артур Флек, у которого не было родственников, был похоронен в простой могиле без надгробия на притюремной территории.
В восемнадцать, приняв на себя руководство компанией, Брюс закопался в экономику и делопроизводство. В конечном итоге ему удалось поступить в Лондонскую школу бизнеса, после окончания которой он уехал на практику в Японию.
Когда Брюс Уэйн вернулся на родину, ему было уже двадцать пять лет. Альфред, который действительно скучал по своему приёмному ребенку, с трудом узнал его. И дело тут было даже не в том, что за годы обучения и практики Уэйн возмужал, плотно занявшись восточными единоборствами, и из тощего курёнка превратился в очень красивого, хорошо сложенного молодого мужчину. Нет, просто сейчас казалось, что стены, которые тот возводил вокруг себя в течении многих лет, превратились в метровые, монументальные сооружения, пробиться через которые было невозможно. Даже его глаза, раньше напоминавшие высокое небо ранней весны, стали похожи на синеватую сталь.
Брюс Уэйн — почти маскот своей компании. Красивый, по-хорошему вульгарный, остроумный и раскованный. Женщины вешались на него гроздьями, партнеры обожали, а общественность осуждала излишне праздный образ жизни.
И только старый дворецкий видел, как тот приходит с работы или общественного мероприятия и проскальзывает в комнату неслышной тенью. И каждое утро он, выходя из дома, со скрипом втискивался в привычную роль разнузданного мецената, оставляя самого себя на скромной вешалке у двери.
Альфред не знал, что можно сделать. Он пытался поговорить с Брюсом, но никогда он не был тем, кто хорошо разбирается в чувствах. В оружии, в бизнесе, в шпионаже и уборке — да, в перипетии людских эмоций — точно нет.
А уж когда он пришел однажды днем с разбитым лицом…
Готэм не зря называли самым криминогенным городом в стране. Практически всей жизнью тут управляли боссы мафии, которые умело маскировались под бизнесменов, политиков и глас народа. Всё: институты законодательной, исполнительной власти, социальные службы, торговые инстанции — принадлежало трём, не слишком ладящим друг с другом, группировкам.
Уэйн Интерпрайзис, одна из последних, всё ещё держала нейтралитет, не прогибаясь под истинных владельцев города. Брюс лавировал как мог и, всё же, давление было необычайным. В тот день он ехал домой, задержавшись допоздна на работе. Их новый мобильный телефон с целым рядом расширенных функций должен был взорвать рынок, а стало быть, нужно было разобраться со всеми сопутствующими бумагами.
Доусон вел аккуратно, но быстро. Водитель и сам хотел вернуться домой, поскольку до Рождества оставалась какая-то жалкая неделя, а двойняшки всё пытались выяснить, кто из них больше достоин получить в подарок мегакрутой розовый дворец. Сэди Доусон планировала сшить на мужа костюм Санты и тот должен был уже час как быть дома.
Выстрел был точным, благо, что стекло в корпоративном автомобиле было бронированным. Эрик вскрикнул, и вдавил педаль в пол. Шины взвизгнули, но грузовик знатно припечатал их, заставив машину врезаться в столб.
Водитель погиб сразу. Брюс успел выползти из машины за секунду до того, как она загорелась. Он вызвал Гордона, сказав, что завтра даст все показания в участке. Таксист нервно косился на окровавленного мужчину, в котором так сложно было узнать Готэмского миллионера. И только когда впереди замаячил особняк, шофер искренне пожалел, что не запросил тройную цену.
— Альфред, — Брюс чуть не свалился на пол, когда дверь открылась, — позвони Люциусу. Пусть завтра зайдет ко мне. Так больше продолжаться не может. Если никто ничего не может сделать с мафией, ей займусь я.
Сверхсекретный проект, под кодовым названием «Bat» начал свою работу в 1998 году. В том же году на улицах Готэма появился Тёмный Рыцарь, о котором и по сей день говорили с трепетом, несмотря на разное отношение: любовь или ненависть.
Карстовые пещеры не далеко от особняка в кратчайшие сроки были переоборудованы в некое подобие бункера, убежища, в котором имелось всё необходимое: лаборатории, мастерская, жилые комнаты.
Это попахивало безумием, но и тут Альфред промолчал, глядя, как загораются глаза Брюса при виде брони супергероя, с глупым названием «Бэтмен». Надевая маску, Уэйн выглядел счастливым. Впервые, за долгие годы, он был счастлив.
И всё же…
Пенниуорт был шпионом. Он видел многое. Например, толстый блокнот, в котором были собраны вырезки из газет с фотографиями того человека, которого его подопечный не мог отпустить. Он видел, как Уэйн сторонится людей, как любой намек на отношения вызывает в нем стойкое отторжение.
«Вам нужно больше проводить времени с друзьями», — говорили врачи. Но друзей у Брюса почти не было. Гордон, Люциус, сам Альфред — вот и весь список. Да и не горел Брюс желанием общаться вне своего образа плейбоя. Все от него что-то требовали, и он давал, по мере своих возможностей. Цепи, в которые Брюс заковывал сам себя становились всё толще, всё тяжелее. И Пенниуорт принял единственно верное решение. Он принялся копать…
— Мастер Брюс, нам нужно поговорить, — дворецкий глубоко вздохнул, приводя мысли в порядок.
— Альфред, что бы ни произошло — это был не я.
— Я учту это, но в данный момент, я хотел бы спросить, вы помните, кто похоронен на тюремном кладбище, под номером 67/712/23?
Мужчина вздрогнул и плащ с тихим шорохом скатился к его ногам:
— Мы вместе пытались добиться разрешения на эксгумацию, чтобы похоронить его как положено. Как я мог забыть этот номер?
— А если я скажу вам, что могила пустая?
— Что? — Брюс резко развернулся, едва не запутавшись в складках плотной ткани. — Как? Неужели ты…
— Да. Именно это я и сделал. Я думал, что если вы наконец похороните Артура, то вам станет легче. Я подкупил нескольких охранников, которые должны были привезти останки. Но гроб оказался наполнен истлевшими мешками с песком.
— Значит… — краска сошла с его лица. — Он может быть жив, — пальцы Брюса подрагивали. — Мы должны найти его!
— Не стоит беспокоиться, — дворецкий протянул Уэйну толстую папку, где была собрана вся информация, которую удалось добыть. — Вы что-нибудь знаете об Ace Chemicals?
— Это фармацевтическая компания. Предположительно спонсируемая правительством. Их завод стоит в пригороде.
— Да, по официальной версии всё именно так, однако на деле всё несколько сложнее. Там, под видом лекарств, нелегально проводятся испытания химического оружия. А также изучают возможность развития и передачи резистентности к ядам от человека к человеку. Мне нужно уточнять, чья резистентность привлекла их внимание?
Уэйн нервно сглотнул, глядя на старые, пожелтевшие от времени листы.
«Заключенный 67/712/23 пережил четыре казни с помощью инъекции. Его устойчивость не поддается объяснению. Компания выкупила приговоренного к смерти заключенного для проведения опытов…»
«У испытуемого 67/712/23 обнаружены аномалии в печени и почках, что позволяет ему быстро и безболезненно нейтрализовать пищевые яды. Так же обнаружены отклонения в ионных каналах и нервной ткани. Мембраны устойчивы к воздействию нейротоксинов. Чем это вызвано — неизвестно.
Гематические яды — есть реакция.
Нейротоксичные яды — реакция крайне слабая.
Миотоксичные яды — есть реакция.
Нефротоксины — нет реакции.
Кардиотоксины — нет реакции.
Протоплазматические яды — реакция слабая.
Исследования должны быть продолжены».
«Криопротекторы работают превосходно. Испытуемый 67/712/23 вводится в анабиоз до новых исследований. Работа будет вестись на менее ценных образцах…»
«Шестеро доноров погибло, но операции прошли успешно. Из побочных эффектов — вымывание меланина…»
«Работа иммунной системы усилена. Резистентность повышена. Побочные эффекты — потеря памяти. Возможна перекодировка памяти и использование испытуемого 67/712/23 в военных целях»
«Гематические яды — нет реакции.
Нейротоксичные яды — реакция крайне слабая.
Миотоксичные яды — реакция крайне слабая.
Нефротоксины — нет реакции.
Кардиотоксины — нет реакции.
Протоплазматические яды — реакция слабая.
Исследования должны быть продолжены»
— Не может быть, — Брюс не мог успокоиться. Казалось, всё тело превратилось в толстый кабель, по которому кто-то пропускал многовольтный заряд. — Этого просто не может быть! Что будем делать? Альфред? — последняя фраза звучала слишком жалобно, но мужчине было абсолютно всё равно.
— Предлагаю либо запастись терпением и адвокатами, либо испробовать наконец Бэт-крыло.
***
В начале была Тьма. И эта тьма была густой и зыбкой в утробе матери: тепло, хорошо, и тебя любят. Но проходя через пресс родового канала, который подобен многотонной плите, в момент первого обжигающего вздоха, ты готов признать, что этот мир — Ад.
Но этот опыт геенны огненной у всех обычно разовое явление.
И Он опять отличился.
Кто Он? А шут его знает.
Память отказывалась называть его имя. И что вообще значит имя, когда каждый глоток воздуха — агония, а солнечный свет не символ надежды, а предвестник нечеловеческих мук.
Он открывал глаза и хотел кричать, но во рту почти всегда был резиновый кляп, а перед лицом маячили силуэты врачей. Лёгкие, печень, почки, кожа — все горело огнем. Слёзы текли по щекам, пока ученые мужи проводили процедуру вивисекции, и не оставалось в этом мире ничего кроме алой пелены боли.
Её можно было потрогать. Она таилась в каплях крови на полу, в трепещущих мышцах сердца, во вбирающих воздух альвеолах, в сорванном от крика горле.
И забвение было счастьем.
Там, в этой первозданной темноте, Он видел силуэт ангела. У него почему-то были чёрные кожистые крылья, но Он точно знал, что это ангел. Ангел иногда садился рядом и рассказывал о пустяках и школе. О фильмах и Селине.
Кто такая Селина?
Так хотелось сказать этому ангелу: «Постой. Не оставляй меня в этом холоде. Как тебя зовут?»
Но горло-то было содрано, а потому Он молчал, размышляя над тем, реальный этот мальчик-летучая мышь или Он его выдумал. Как выдумал и Другого Себя, такого яркого и родного.
Другой Я обнимал мягко и почти любя, укачивал, когда нестерпимо хотелось умереть. Напоминал, что в этом мире не все так плохо. Как минимум, в нем есть ангел-летучая мышка. Но нужно бороться. Нужно не умереть, чтобы снова его увидеть. Нужно узнать его имя, потому что память пуста, а этот прекрасный сон так и не сказал свое имя.
Сон наяву!
Голову на полку, тело голое в траву…
Сон наяву!
Голову на небо, тело в озере топлю!
Сон наяву,
Как тебя зовут? Я тебя люблю!
Блуждание во тьме так утомляло, но тень впереди, за спиной у которой были лишенные перьев крылья будто дразнила его. Гнала всё быстрее и быстрее.
Сон наяву,
Ищу, но не зову…
Где же ты и кто?
Ты мне намекни!
Чего я грущу,
Что я ищу? —
Нет у того
Имени…
Он просто захлебывался в этой тьме, как вдруг…
— Артур.
Кто это? Кто такой Артур?
— Артур! Артур, пожалуйста!
Что происходит?
— Артур, умоляю, — в глубоком, низком голосе мелькает что-то совсем мальчишеское, надломленное. — Ты должен проснуться!
Сознание будто всплывало из толщи океана. Всё светлее и светлее, а потом его затопили краски, запахи и звуки.
Мужчина рывком сел на постели, чувствуя, как всё тело сотрясает крупная дрожь. Боли не было, была только странная отрешенность и дезориентированность. Он, подавив желание выдрать из вен катетеры, опустил взгляд на свои руки. Они были неестественно белые. Будто чужие.
— Вот, — кто-то, видимо заметив, как мужчина рассматривает свои ладони, протянул ему небольшое зеркало. — Это все последствие опытов.
В гладкой поверхности отразился человек с белой кожей, волосами и даже ресницами. Лицо было осунувшимся, острые черты, из-за худобы, стали какими-то карикатурно-гротескными, а единственным ярким пятном на белом фоне были глаза. Большие, зелёные и очень-очень злые.
Кто он? Человек без возраста, без прошлого и без цели к существованию.
— Артур, — бархатистый голос отдавался нежным теплом прямо в сердце. — Они держали тебя в лаборатории одиннадцать лет. Я… Я думал, что ты мертв. Я не смел даже надеяться, что еще хоть раз увижу тебя. Прошу тебя, скажи хоть что-то.
Мужчина поднял голову, встречаясь взглядом с нежными голубыми глазами. Его собеседник был божественно красив, словно святой, сошедший с картин эпохи Возрождения. Он казался незнакомцем, и в то же время создавалось ощущение, будто они уже где-то встречались. Ему до боли не хватало крыльев за спиной.
— Ты красивый. Не знаю, правда, кто ты.
Вероятно, эта фраза сломала что-то внутри Брюса и он, всхлипнув, спрятал лицо в ладонях. Порой, когда приходится тащить на себе непомерную ношу и одна соломинка может сломать хребет.
— Он отнял у меня всё, что было! Этот проклятый мир! Я ненавижу его! Разве это нормально, что люди заставляют страдать других людей? Разве пытки, боль, ненависть — это нормально?!
— Ну тише, тише, — мужчина протянул руки, и прижал его к себе. Он знал, что ради него он готов убивать. Почему? А разве это важно?
— Артур, — тот судорожно вцепился в больничную пижаму. — Я не смогу без тебя. Я Брюс! Брюс Уэйн! Вспомни меня пожалуйста!
— Тише, Брюс, тише. Этот город заставил тебя плакать, мой ангел, а я заставлю плакать его. Слышишь, милый, мы покажем ему библейскую битву добра со злом, ведь только вкусив ужас и боль, они смогут чётче увидеть свет, — бледные руки опустились на дрожащие плечи мужчины. — Они познают цену нашего горя. Это будет лучшее представление, правда? Ты ведь наденешь доспехи рыцаря, что попирает зло?
— Да, да… Я уже… — Уэйн уткнулся носом в изгиб шеи бывшего любовника. — Артур, пожалуйста, скажи, ты всё ещё меня любишь?
— Разве тебя можно не любить? — тот приподнял его за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. — Но Артур давно погиб. Зови меня Джокер.
