Через обострения к рецидивам

Алессандро возвращается не спеша, смотря под ноги, думая, что если уж Эрмаль признал важность быть, в первую очередь, человеком, а потом давателем советов и сгребателем денег, то, наверное, оно что-то и значит. Будь что будет, хрен с ним, тем более Ник совершеннолетний. А еще легок на помине. Але его сначала не замечает, мало ли у кого похожая одежда, а потом признает хитрый взгляд из-под капюшона толстовки. – Совсем ненормальный в такую погоду зад морозить? За мной не задержится - быстро сдам куда надо. – И вам доброй ночи, док. Просто вспомнил, что не сказал вам одну вещь. Он подходит вплотную и смотрит на Алессандро снизу-вверх, хотя выглядит так, будто все наоборот. Самого Але это забавляет, и, признаться, ему нравится их разница в росте – прекрасно сочетается с характером Морикони, который на носочки встать готов, лишь бы не уступать. – Какую же? – Сначала глаза закройте. – Зачем? – Если чего-то не видишь, то можно считать, что этого нет. Вот и вам так проще будет. – Окей, поверю на слово. Смысл глаза закрывать, если его лицо под веками отпечаталось, в подкорке засело? – Хорошо, – голос у Ника тихий, низкий, приятный, пробирающий, – помните, я говорил, как впервые встретил вас? Тогда я не знал, кто вы, и просто залипал с понятно какой целью. Хотел подойти, но ваш друг сбил мои намерения, его вокруг вас было слишком много. Потом уже, когда на прием пришел, немного обрадовался даже, хотя и неприятно было, но у всех есть право на ошибку. Я решил поближе с вами познакомиться, проверить, такой ли вы мудак на самом деле, если нет, то посмотреть по обстоятельствам и в зависимости от них что-нибудь предпринимать. Думаю, пора бы озвучить заключение. – И насколько же я в итоге мудак? – Ни за что не открывайте глаза. Если Алессандро спросят, с чем у него ассоциируется Ник, он ответит, что с ломаной линией, как шкалящая диаграмма пульса. Хотя его диаграмма, скорее, полоска, по линейке прочерченная, потому что целуется Ник грубовато, но потрясающе. Если данный жест можно расценивать как «не мудак», то выгравируйте его у Але на могиле. Еще Морикони зад себе точно не отморозит, потому что руки у него горячие, на шее ожоги могли бы оставить, губы тоже, и весь он – костер эмоций, согревающий тех, кому разрешил к себе приблизиться. Выгравируйте эту мысль там же между строк. – Что ж, док, до завтра. Встречаемся у входа в кинотеатр около трех, постарайтесь не опаздывать. Когда Але открывает глаза, то видит только спину Ника, бегущего на последний автобус. Об этом Эрмалю, определенно, лучше не знать, а то «Корвалол» экстренно искать придется. *** Эрмаль в квартиру старается прокрасться тихо, почти что мышью, но запинается об ботинки, хлопает рукой по стене, запинается ногой за ногу, сваливается на пол и ржет. – У тебя все в порядке? – Да. Вот, присел отдохнуть - старость она такая, особенно если пешком ходишь много. Фабрицио в одной руке держит раскрытую книгу, в другой кружку чая – вероятно, услышал шум и сразу проверить решил. – Может, тебе стоит меньше пить и больше двигаться? – У нас традиция... – Мета встать пытается, получается с переменным, почти нулевым, успехом, – хотя есть правда в твоих словах. Кстати, чего бодрствуешь среди ночи? – Читал и зачитался, сам не заметил, как время пролетело. Но сейчас пойду спать. – Постараюсь не шуметь в ванной. Сладких снов. Эрмаль дожидается, пока Фабрицио уйдет в комнату, чтобы растянуться в улыбке – ну не умеет тот врать. Без высшего психиатрического понятно, что не спал не потому, что зачитался, а потому, что ждал его возвращения, и потому, что беспокоился. Впрочем, посвящать Алессандро в это совершенно необязательно, а то окончательно с пути истинного собьется.