***
— Ну что, могу поздравить тебя со статусом державы, Союз Советских Социалистических Республик, — улыбнулся Владимир Ильич, пожимая руку новоиспечённой стране. Реальность перед глазами на секунду поплыла, а дух будто отделился от тела, оставив ощущения и восприятия окружающего позади. В следующее мгновение мир обрушился на СССР всем своим естеством, взорвался миллионами голосов в ушах и засел дрожью в длинных пальцах. Лёгкие свела нервная судорога, но вскоре отступила под сокрушительным объёмом воздуха. Александр потерял свои ощущения, запутавшись в бесконечном множестве своего народа. Перед глазами всё умножилось и поплыло, и коммунист с тихим охом начал стремительно оседать на пол кабинета, благо Владимир его вовремя подхватил и тихо заговорил: — Всё хорошо, Сашка. Так и должно быть, крепись, скоро привыкнешь, и пройдёт всё. Пойдём, уложу тебя. Новоиспечённая страна ничего не ответил, дыша через раз сквозь стиснутые зубы и едва держась на грани реальности. Как они добрались до какой-то комнаты с диваном, тоже не помнил, но стоило рукам друга опустить его на горизонтальную поверхность, темнота тут же плотным смольным крылом накрыла рассудок. Что-то ласково прошлось по русым кудрям, невесомо огладило лицо, мягко обняло тело. СССР приоткрыл глаза, упершись взглядом в грозовое небо. Тяжёлые тёмные тучи застыли в ожидании, лишь изредка сдвигаясь на дюйм под настойчивым, но лёгким танцем прохладного ветерка. Сочная высокая трава мягким ковром стелилась по бескрайнему полю, но неприятными иглами впивалась в тело, поэтому государство поспешил встать. Воздух приятным вихрем пронёсся по лёгким, насыщая тело кислородом и даря прохладу. Только сейчас коммунист заметил, что был одет в рубаху и штаны времён Древней Руси. Ступни босых ног тонули в густой траве. Страна внимательно огляделся и заприметил странный солнечный зайчик на зелёном море. Свет его казался слишком необычным и нездешним (учитывая, что солнцем даже и не пахло), но невероятно притягательным, поэтому русский направился к нему, лишь через пару шагов сообразив, что «зайчик» ближе не стал, но внушал доверие и какое-то родное тепло. Ощущался чем-то смутно знакомым. У Союза сложилось впечатление, что это мог быть некий провожатый, и весьма плотно закрепилось в голове, как бы скептичная сторона мыслей ни кричала о бреде сего домысла. Он шагал за солнечным зайчиком достаточно долго, пока не почувствовал некую сырость. Впереди показалась кристально-чистая волнующаяся поверхность озерца. Русский осторожно подошёл к берегу, заглядывая в тёмную воду. Внезапный сильный порыв ветра пустил по ней сильную рябь, отражения смешались и исказились, а затем едва не остановили сердце СССР. В воде за плечами высились неясные молчаливые фигуры, и он затылком ощущал их пристальный взгляд, пробирающийся холодными руками под рубашку, ложащийся на виски тяжёлым венцом. Союз испуганно замер, забыв, как дышать. — Александр. В глазах потемнело. Голос отца прозвучал громом в пустых мыслях, сжал сердце острыми когтями, вцепился в горло ледяными пальцами. Государство стремительно обернулся. В двух шагах от него стояли мужчины и женщины, похожие друг на друга, тоже в простых рубашках, штанах и сарафанах. От них веяло чем-то невероятно родным и знакомым. Густыми лесами, холодной снежной зимой, ярким солнцем и бескрайним полем. И от Российской Империи тоже. Монархист сделал шаг к отпрыску. — Сын мой, — голос его разлился по пространству сильным ручьём, обрёл силу. — Вот ты и стал державой. Пускай и таким жутким путём, но позволь мне дать тебе напутствие, прежде, чем мы покинем тебя до самого момента твоей смерти, — Союз слабо кивнул, не в силах ещё осознать происходящее. — Ты должен знать, что статус страны — невероятно тяжёлая ноша. Ты ответственен за каждую людскую душу, за каждое их действие, за каждую мысль, идею. Желания народа не всегда будут совпадать с тем, как стоит поступать правильнее. Ты хочешь перестроить государство? Смело и достойно уважения за такую дерзость. На это у тебя уйдёт великое множество сил, будут времена, когда тебе придётся бороться с волей своих граждан. Я говорю тебе как тот, кто это пережил. Меняй страну, если считаешь сиё нужным, но ни в коем случае не забывай прошлое, не забывай наши истоки. Российская Империя отступил назад, ему на смену пришла невысокая женщина с густыми длинными волосами и большими мудрыми изумрудными глазами и положила руку на плечо СССР: — Я, Древняя Русь, даю добро на твоё правление. За ней следом подошёл крепкий мужичок с бородой: — Я, Киевская Русь, даю добро на твоё правление. — Я, Московская Русь, даю добро на твоё правление, — тёплая женская рука легла рядом. — Я, Русское царство, даю добро на твоё правление, — мужская широкая ладонь приземлилась около предшественницы. — Я, Российская Империя, даю добро на твоё правление, — аккуратная ладонь отца опустилась ближе к сердцу. От следующей подошедшей личности у Союза в горле встал липкий ком горечи. Российская Республика выглядела несколько опустошённой, в больших небесно-голубых глазах её залегла светлая грусть. Девушка с печальной улыбкой подошла к младшему брату, положила руку рядом с отцовской и проговорила: — Я, Российская Республика, даю добро на твоё правление. Глаза сами собой закрылись, в ушах перезвоном звучала тихая песня, едва проскальзывающая сквозь рёв ветра. Набатом слышалось своё имя на разные лады отовсюду. Кружило голову, туманило рассудок, пьянило мысли. Сон из своих объятий выпускал неохотно, желая насытиться Союзом сполна. В ушах всё ещё переливались отголоски журчащей песни и воя ветра, но вскоре отступили под толпой проснувшихся мыслей. СССР ощущал себя донельзя странно. Неужели сестра тоже проходила этот странный… обряд? А не являлось ли это всё простой выдумкой уставшего разума? И если не являлось, то зачем он был нужен, чёрт возьми? Советский Союз и без этого смог бы нормально править. Времени на эти размышления, увы, не хватало, коммунисту следовало заняться государственными делами. Нужно было разобраться с системой правления, законами и конституцией. Следующим шагом шло закрепление на международной арене, потому что сестра позиции явно сдала. Страна тяжело выдохнул, поднимаясь с дивана, на который его так любезно опустил товарищ. Он до сих пор не мог понять, где находился. Вид из окна твердил о том, что коммунист всё это время был в Кремле. Впрочем, верно. Вряд ли Владимир смог бы доехать с теряющим сознание государством до какой-нибудь гостиницы. К слову о птичках. Нужно было разыскать Ленина. Стоило русскому выйти в коридор, как знакомый звонкий голос тут же нагнал его: — Союз! Ты здесь, отлично. — Мирка? — он обернулся к подошедшему мужчине. — Я, я. Как самочувствие? — Гораздо лучше. Во всяком случае, меня больше не разрывает на части. — Это прекрасно, потому что через шесть часов ты со мной едешь на саммит в Лондон. — Я что им говорить должен, когда у меня даже конституции нет? — Поэтому сейчас мы с тобой займёмся речью, мой друг. Пойдём в мой кабинет. У нас всё равно только поезд сейчас. В дороге нескольких дней с лихвой хватит, чтобы обдумать речь до мельчайших деталей.***
Уже сидя в поезде и наблюдая за лениво бегущими пейзажами за окном, Союз составлял план действий в голове, вновь и вновь пробегаясь глазами по текстам документов. — Не нервничай так, в конце концов, ты, как государство, появился только вчера, — тихо проговорил Ульянов, наблюдая за резкими движениями товарища. — Боязно мне, вот и всё, — холодно отрезал СССР. — Потому что не знаю я, как отреагируют они. Я же всё-таки и отца, и сестру свергнул. — Думаешь, один такой умный нашёлся? Сих случаев было в истории множество. А как мы окрепнем, другие страны сразу поймут, что врагами нашими становиться очень опасно. — Широко мыслишь. — А как же. Несколько дней на поезде, после — на машине через Веймарскую Республику, по воде до Великобритании и на машине там. Под конец путешествия коммунисты жутко утомились и больше всего желали упасть на кровать и забыться крепким сном, но упрямо шли твёрдым шагом за провожатым, что вёл их к российскому посольству. Там пришлось подписывать гору бумаг, которые под конец Союз страстно хотел сжечь. Владимир Ильич же стойко держался, сдержанно обсуждая детали предстоящего саммита. К слову, собрание запланировано было на следующий день в половину второго дня. И в этот день, встретившись с представителями на первом этаже здания посольства, СССР уже который раз слушал инструкции Ленина: — Значит так, Союз. Давай ещё раз. Вы сейчас едете в Вестминстерский дворец, как закончите, возвращайтесь сюда. Если у меня проблем не возникнет, я буду, скорее всего, уже здесь. Помни, что заморский народ дотошный и вредный, а значит проверить твои нервы на прочность они, скорее всего, попробуют. — Да, я знаю, — кивнул государство, поправив ворот шинели. — Отбивались от них в девятнадцатом. — Ну и хорошо. Удачи вам, товарищи. Страна снова кивнул и направился к машине, терпеливо ожидавшей у ворот. По дороге к дворцу взгляд цеплялся за необычные, но притягательные здания. «Нужно будет как-нибудь потом погулять по городу, что ли,» — пронеслась рассеянная мысль. Лондон действительно был другим, отличался от Петрограда и Москвы, являлся смесью средневековья и строгой красоты. Автомобиль с русской делегацией остановился у дворца, и Союз поспешил выйти, направляясь вместе с представителями ко входу. На самом деле, сначала его прошибло удивление, смешанное с неподдельным восхищением. Вестминстерский дворец был невероятно огромным, в такой же степени красивым и мог смело составлять конкуренцию Кремлю. С трудом оторвав взгляд от величественных башен и крепких стен, русский ступал дальше. — Сэр, ваши документы, — попросил один из гвардейцев, стоящих у массивных дверей. СССР послушно протянул их, с удовольствием наблюдая, как расширяются глаза англичанина. Вскоре тот, кивнув, вернул паспорт и молча указал рукой на дверь. Внутри оказалось просторно, чисто и тепло. По пути к кабинету коммуниста ещё не раз останавливали, проверяя его личность. Так что у заветных дверей он слегка пригладил пиджак на плечах, неслышно выдохнул, нацепив вежливую улыбку на лицо, и, войдя внутрь, проговорил: — Добрый день.