Золотое сердце

1 С Чарли Тонкс подружилась на третьем курсе, когда их обоих отобрали в команды по квиддичу. Чарли стал ловцом Гриффиндора. Тонкс — охотником Пуффендуя. На первом же матче она, случайно, сбила его с метлы. Чарли разбил нос. Матч они все равно продули. Потом она подловила его перед зельями; Чарли благородно махнул рукой. На пятом курсе они начали встречаться. Поцеловались на спор, на пьяной вечеринке старшекурсников — Чарли провёл ее в гостиную Гриффиндора, они на двоих уговорили полбутылки огневиски. Целоваться Тонкс понравилось. Ещё больше понравилось трогать друг дружку — сначала неловко, через одежду, потом все решительнее и решительнее. На шестом курсе, в чулане для метёл, они дошли и до секса. После него Чарли сказал «я люблю тебя». Летом она приезжала на ужины с его семьей. Миссис Уизли смотрела на них с нежностью, и все время приговаривала, что Тонкс плохо питается, хотя ела она за троих. Билл уже уехал в Египет, поэтому они запирались в комнате и тихо трахались. Окна не открывали, чтобы никто не услышал. Становилось жарко, они лежали в кровати голые, потные, и когда уже не было сил, бездумно глядели друг на друга и улыбались. С Чарли было так просто. С пятого курса Тонкс знала, что станет Аврором. Особенно после того, как на СОВ она получила свою П по зельям. Последние несколько лет пройти Обучение было сложно для любого студента, но после этой П море казалось по колено. Скримджер, глава аврората с львиной гривой и тонкими губами, ее не пугал. Чарли получил приглашение играть в квиддич в лучшую команду сезона с прицелом на сборную Англии и работу в драконьем питомнике в Румынии. Румыния казалась такой далекой. Сборная Англии — престижной. Тонкс сдала экзамены в аврорат и приехала на ужин в Нору. После еды они, как и всегда, заперлись в спальне Чарли. Он был непривычно серьёзен, и Тонкс все поняла. «Лучший питомник в Европе» — сказал Чарли. — «в Англии таких нет. Будем все время переписываться и аппатировать. Все будет хорошо, обещаю.» Через два дня Чарли уехал. Через неделю у Тонкс началась учеба в Аврорате. Они переписывались каждые три дня, первые пару месяцев. Учебы становилось все больше, Тонкс обнаружила, что ее неуклюжесть сильно мешает в профессии, где от тебя требуется много ловкости и внимания. Чарли получил первые ожоги — обгорело поллица, но целители в питомнике знали своё дело. Письма стали приходить раз в две недели. Потом — раз в три месяца. Каждын полгода Чарли приезжал к родным, они встречались, Тонкс отводила его на магловские панк-концерты, в свою крошечную квартирку, в свою спальню, в себя, в конце концов. Он уезжал, а Тонкс грустила, она ненавидела грустить и погружалась в учебу и работу. На свидания ходила только с маглами. У неё появилось хобби — придумывать новую внешность, и встречаться с новыми и новыми парнями. Пару раз она знакомилась в разных обличьях с одним и тем же, но этот опыт только расстроил. Ей нравилось получать внимание, жадные взгляды. Она оставалась на ночь, утром сбегала, смывала образ и долго рассматривала в зеркало саму себя, такую как есть — нескладную, с острыми плечами, тощую, плоскогрудую. Джон Кальвери, коллега аврор на пару лет старше, как-то после смены позвал пить кофе. Они болтали о работе, а потом он безразлично спросил, может ли она «сделать себя посексапильнее». Тонкс посмеялась и увеличила грудь, но домой его не позвала. Кальвери делал вид, что вне работы они не общались. *** В Кингсли Тонкс была платонически влюблена со второго своего аврорского года. Несколько месяцев он вёл им основы оперативной работы, спокойный, высокий, широкий, чёрный, как смоль. Для своих габаритов он двигался на удивление бесшумно и плавно, как дикая кошка. Общался всегда доброжелательно и не снисходительно, как другие старшие авроры. В разговоре всегда смотрел в глаза. После выпускных экзаменов он подошёл к ней и спросил, не хочет ли она в его группу оперативников. Тонкс конечно же хотела. По вечерам, когда она задерживалась и возилась с бесчисленными бумажками, он оставался, приносил кофе и расспрашивал о том и сём. Они подружились — если, конечно, можно подружиться со своим начальником. Поэтому Тонкс сильно напрягло, когда он спросил, не хочет ли она прогуляться с ним после работы. Ей не хотелось все портить. Вдруг он захочет секса? Попросит воплотить его сексуальную фантазию, стать девушкой мечты? Сначала она было отказалась, но Кингсли положил руку на ее плечо, посмотрел в глаза и сказал: «Ты не подумай, я не на свидание зову. Хочу показать тебе кое-что». И она поверила ему безоговорочно. Такой у него был авторитет. Он привёл ее на площадь Гриммо. Их команда занималась поисками Блэка, так что она знала, что это за адрес. Может, он взял ее на секретную операцию, о которой никто в Министерстве не должен знать? Потому что она его лучший сотрудник? Кингсли сунул в руку бумажку с убористым почерком Дамблдора, который Тонкс сразу опознала. «Площадь Гриммо, 12». Аврорат неделями добивался того, чтобы вскрыть защиту этого дома, а Дамблдор оказался Хранителем? Старуха Блэк верещала, как ненормальная, и Тонкс вспомнила, как однажды она приходила к матери. Она не зашла дальше коридора их магловской квартиры, брезгливо принюхивалась — мама варила суп, и костерила семью Тонксов: Андромеду, отца. Про саму Тонкс Блэк прошипела, что она выблядок-уродец, мать вытащила палочку и вытолкала тетку на улицу. Теперь остался только портрет, и визжал он похоже. Потом это стало утомительной рутиной в доме, но в тот первый раз Тонкс почему-то развеселились, рассмеялась. Для секретной миссии по поимке самого опасного преступника в волшебном сообществе ее начальник выглядел слишком расслабленным. В доме пахло выпечкой, как в Норе, поэтому Тонкс не удивилась, когда увидела миссис Уизли на кухне у плиты. За кухонным столом мирно сидели мистер Уизли, Сириус Блэк и Римус Люпин. «Дорогая, так рада тебя видеть!» Воскликнула миссис Уизли. «Наконец Кингсли тебя привёл. Я как узнала, что ты под его началом работаешь, сразу поняла, что ты к нам присоединишься». С минуту Тонкс таращилась на Блэка, потом осторожно оглянулась на Кингсли. Тот выглядел невозмутимым, но глаза у него блестели лукаво. «Черт, — сказал Сириус, — когда я последний раз тебя видел, ты была ростом с этот стол и носилась по квартире на игрушечной метле» «Да, я однажды при этом присутствовал», — сказал Люпин, — Здравствуй, Нимфадора. Позволь нам все рассказать». Тонкс встряхнулась, села напротив Люпина, взяла из миски свежий, горячий пирожок с капустой. Кингсли сел рядом и подмигнул Люпину. « Я знаю, что два года назад Фадж имел с Дамблдором приватную беседу, сразу после того, как тебя, Сириус, поймали в Хогвартсе, и перед тем, как ты волшебным образом испарился вместе с приговорённым к казне гиппогрифом Клювокрылом. Интересный, должно быть, был разговор» Сириус хохотнул. Выглядел он неважно. Та встреча, с метлой, Тонкс хорошо ее помнила, потому что вечером она сшибла сервант и метлу отобрали. Оба они выглядели гораздо лучше, чем сейчас. Люпин смотрел на Тонкс, доброжелательно и, казалось бы, заинтересованно, но словно этот взгляд был обращён сквозь неё. Смотреть, но не видеть. Слушать, не вслушиваясь, но запоминать каждое слово. Быть со всеми, но погружённым в себя.Тогда, в детстве, Тонкс протянула ему руку для пожатия, как у взрослых, но он коснулся лишь кончиков пальцев и одернулся, глядя на мать. Тогда это ее обидело. Сейчас, после его недолго пребывания в Хогвартсе, стало понятным. Слухи о том, что случилось на Турнире Трёх волшебников, расползлись в то лето моментально, как Фадж и его крысы не старались все скрыть. Скримджер собрал всех авроров в конференц зале и произнёс небольшую, но энергичную речь. У каждого может быть какое угодное мнение о произошедшем. Вернулся ли ТКНН на самом деле или нет — их, авроров, не должно это волновать. Аврорат — часть Министрества, и их долг придерживаться официальной версии. В конце речи он, поколебавшись, добавил, что, несмотря на все, что он сказал, им стоит позаботиться о безопасности своих близких и тех маглов, с которыми они живут рядом или как-то контактируют. «Маглы, с которыми вы как-то контактируете» — это очень насмешило Тонкс. На свиданиях теперь она набивалась к парням в гости, и перед уходом незаметно накладывала защитные чары. Шлюха, но с золотым сердцем. За год до этого слухи про разговор Фаджа и Дамблдора также слышали все в Министерстве, как и о загадочном побеге Блэка, об истерике Снейпа. Тонкс потом приехала к родителям и много расспрашивала о Сириусе. Теперь она сидела на его кухне и ела пирожки, а Сириус рассказывал — о Петтигрю, своём побеге, о том, что видел Гарри и как они с ним общаются. «Мы с Кингсли вместе работали над одним делом, — сказал мистер Уизли, — нам сейчас очень нужна поддержка авроров, так что я сразу подумал о нем. А он уже нам рассказал про тебя.» Орден Феникса! Тонкс читала о нем в архивных подводках, пока училась в школе Авроров. После исчезновения ТКНН об Ордене много писали хвалебных статей. Нашла она и фотографию с первого созыва ОФ — это было невыносимо. Родители в Ордене не состояли из-за неё, и в тайне она радовалась тому, как удачно родилась. Теперь настал ее черед. Люпин рассказал о том, чем Орден занимается сейчас — выслеживает пожирателей смерти, защищает маглов, разнюхивает, что будет делать ТКНН дальше. Рассказал и про Снейпа, про то, как они уже защитили нескольких высокопоставленных министерских работников от Ипериуса, а нескольких уважаемых магов — от гибели. «Действовать надо очень осторожно, — сказал он, и Тонкс занервничала, потому что осторожность не была ее коньком.- мы пока не слишком хорошо понимаем, кому можно доверять. Надо пользоваться моментом, пока Вольдеморт не знает, что мы знаем. Будь внимательна.» Мистер и миссис Уизли уже аппатировали, Кингсли ушёл, а Тонкс все задавала и задавала вопросы, разглядывала Блэка и Люпина. Она выведала про анимагию, уговорила Блэка обернуться псом и почесала его за ушами. Сириус достал бутылку огневиски. « С тобой все понятно теперь, — сказала Тонкс, — а вот насчёт вас, Римус, ещё не все.» «Вот как» «Да, мне очень интересно, как вы преподавали в Хогвартсе? Как справлялись сами знаете с чем?» «Практичный и тактичный вопрос. Северус Снейп, и я надеюсь, что ты об этом догадывалась и раньше, великолепный зельевар, который с неохотой, но все же варил мне Аконитовой зелье.» «А сейчас? Сейчас варит?» Люпин улыбнулся ей. Сириус положил голову на стол и закрыл глаза. Люпин встал из-за стола и поднял Сириуса. «Сириусу пора на покой. А тебе завтра на работу. Подумай о том, о чем мы сегодня говорили.» Тонкс хорошо научилась разбираться в том, когда тебя выпроваживают из дома. Она хлопнула последнюю рюмку огневиски и вышла. *** Теперь осталась только работа: 12-часовые оперативные смены, 8-часовые штабные, дежурства в отделе Тайн, бумажная работа, нескончаемая, совещания на площади Гриммо, оперативные выезды по заданиям от Ордена Феникса. Состоять в подпольной организации, выяснилось, выматывающее и скучное занятие: пять часов слежки за домом Малфоем, три часа препираний за кухонным столом с миссис Уизли, Снейпом и Грюмом. Грюм оказался той ещё занозой в заднице. После легенд, которые рассказывались про него в Аврорате, неожиданно обнаружилось, что это, хоть и бойкий, но старикан с манией преследования. Он постоянно критиковал все предложения Тонкс и активно голосовал против ее участия в операциях. «Слишком шумная, слишком яркая, слишком неопытная» твердил Грюм, а Тонкс его обвиняла в сексизме, а к одному собранию подготовила небольшую лекцию о вкладе женщин в развитие Защитной магии и созданию Аврората. Грюм что-то пробурчал себе под нос и вынул свой глаз. Люпин смеялся, не вслух, но глаза его выдавали. Почему-то именно это взбесило Тонкс больше всего. Она вышла на улицу, хотя это и было запрещено, и закурила. «Слышал, это убивает» Люпин вышел за ней, небрежно прислонился к стене дома — все по правилам, его было так не видно. «Я по особым случаям. И у метаморфов здоровье покрепче будет» «Мне понравилась лекция» «Ага» « И Аластору тоже. Не обращай на него внимания. В четверг он тебя похвалил.» В четверг у Тонкс было ночное дежурство. «Я не ребёнок, чтобы меня утешать» «Да? Убежала как обиженный ребенок. Теперь не узнаешь новое расписание дежурств в отделе тайн. Приедешь туда в пятницу, хотя твоё время теперь вторник, встретишь там Артура, вы заболтаетесь, вас поймают и все, конец славной миссии Ордена Феникса» Тонкс уставилась на Люпина. Глаза его все также смеялись. Тонкс заметила его расширенные зрачки, огромные чёрные зрачки. Ореховый ободок вокруг был еле различим. Люпин моргнул. Из-за ликантропии, подумала Тонкс. «Ужин? Или будешь тут болтаться, Нимфадора?» «Ненавижу, когда мне говорят Нимфадора. Идиотское имя. Просто Тонкс» «Нимфадора — чудесное имя. Идём» Тонкс хотела что-то возразить, но Люпин отклеился от стены и взбежал по ступенькам в дом. 2 Она и сама не заметила, как все началось. Сначала стала задерживаться после совещаний, хотя времени на сон и так мучительно не хватало. Пару раз засыпала прямо со стаканом огневиски в руках, и просыпалась уже в крошечной комнатенке на втором этаже дома, укрытая пледом. Она лежала под ним, щеки горели, в горле скребло. Потом стала приходить и вне собраний, приносить пирожные из маггловских кондитерских.Как-то принесла магнитофон, включила свою любимую группу. Люпин в притворном ужасе зажал уши руками. Все посмеялись, но в следующий раз она принесла кассету с Моцартом. Это уже не понравилось Сириусу, он начал громко шутить, а Тонкс увидела, как Люпин сел рядом с магнитофоном, чтобы уловить каждую нотку. Она принесла ещё кассет, потом книгу-биографию Моцарта. Отдавать Люпину постеснялась, весь вечер думала о том, как подойдёт к нему. В итоге оставила книгу в прихожей. В следующий визит там ничего не лежало, а через неделю Тонкс нашла ее там же, где оставила. Вскоре на площади Гриммо поселился Гарри, в той комнатенке, где она ночевала. Сириус оживился, перестал пить. Теперь вечерами они сидели с Гарри, Роном и Гермионой вшестером. Тонкс научила их играть в дурака, и они резались в карты. Она старалась приглядываться к Люпину так, чтобы никто, особенно он сам, не заметил. В нем не было ничего особенного, но на совещаниях решающим всегда был его голос. Он говорил тихо, почти вкрадчиво, дружелюбно, но непререкаемо. Тонкс запомнила всю его одежду — две пары чёрных брюк, три мешковатых свитера, чёрный, серый, горчичный, серый явно был его любимым, его он надевал чаще всего, хотя на свитере было две дырки, у горла и слева у края. Три одинаковые белые плотные футболки. Одна мантия, в которой он, видимо, преподавал в Хогвартсе. Две пары чёрных кожаных туфель, одна почти новая, вторая истрепанная, потрескавшаяся. На лице у Люпина было много мелких шрамов, на щеках, скулах, и три больших — над левой бровью, над верхней губой и один у правого уха. Рваные, бурые шрамы. Он был на полголовы выше Тонкс и немного сутулился. Пальцы на руках у него были длинные и на удивление тонкие, изящные, как у пианистов, которых Тонкс видела по телеку. Иногда, задумавшись, он быстро касался указательным пальцем своего носа, будто проверяя, на месте ли он. Когда он слышал то, что ему не нравилось, он иронически улыбался. Чаще всего он смотрел тем самым отстранённым, обращенным внутрь себя взглядом, но когда в чем-то заинтересовывался, выныривал и смотрел прямо в глаза собеседнику. Она часто видела это, когда он разговаривал с Гарри или Сириусом. На собраниях он редко рассказывал о том, что делает для Ордена Феникса, в основном выслушивая остальных. Пару раз они с Дамблдором запирались в библиотеке и о чем-то тихо разговаривали. Уши Фреда и Джорджа не сработали, и никто не знал, о чем они говорили. Лето закончилось, и Тонкс обнаружила, что перестала ходить в клубы. Время, которое она могла потратить на это, уходило на посиделки с Сириусом и Люпином на площади Гриммо, 12. Их снова осталось трое. Иногда присоединялся и Кингсли, выяснилось, что он пьёт не пьянея, как слон на водопое. Сириуса это очень развлекало. Он поставил себе амбициозную задачу перепить Кингсли. Одним вечером, когда Сириус ушёл кормить Клювокрыла, Люпин спросил Тонкс: «Тебе тут в Ордене, не скучно?» «Наблюдения за Малфоями скучно, можно меня от этого избавить?» быстро ответила она. Люпин улыбнулся. «Терпение — главный навык аврора, разве нет? Тебе будет полезно.» «Только это скучно» «А тут, болтаться с нами вечерами, не скучно?» Тонкс посмотрела на Люпина. «Ты его жалеешь? Сириуса?» Она не отвечала. «"Наверное, у такой молодой девушки, как ты, есть занятия поинтереснее, чем проводить время с двумя стариканами, один из которых ее троюродный дядя, а второй — опасный для общества тип.» «Не скучно. Не жалею. Опасные для общества типы мне встречаются только на работе.» «Ничего хорошего ты тут не найдёшь.» Они сидели напротив друг друга, Люпин положил руки на стол, вытянув ладони. Если бы и Тонкс так сделала, могла бы коснуться его пальцев. Наверху Сириус что-то вещал Клювокрылу, громко и пьяно. «Думаю, тебе пора, Нимфадора.» Сказал Люпин. Тонкс хотелось залезть под стол. Или закричать. Или броситься через стол на него, впиться руками в плечи, губами в губы. Она десятки раз делала первый шаг, но сейчас не могла. Просто смотрела в римусовские глаза, в ненормальные зрачки, в которых было видно ее саму. Она вышла и аппатировала домой, но не в свою крошечную холодную квартиру, а в квартиру родителей. Отец ещё не спал. Он сидел в гостиной на диване, по телеку шел старый черно-белый фильм. Увидев ее, он вскочил с дивана и крепко обнял. Он всегда был таким понимающим. 3 После провала в Хогвартсе Люпин сразу поехал на площадь Гриммо, 12. Дамблдор перевёл все деньги Блэка на счёт Люпина, и он чувствовал себя непривычно богатым. Первые полгода его вызывали на допросы в Аврорат, бессмысленные, унизительные. Пришлось несколько раз проходить освидетельствование в отделе по контролю за магическими существами, Люпин ненавидел это, люто. Сириусу приходили письма от Гарри, и они вместе сочиняли ответы. Люпин был против, чтобы Блэк отправился в Хогвартс, во время Турнира Трёх волшебников, заполненного иностранными гостями и аврорами, но Сириус был непреклонен. Люпин остался один в доме на площади Гриммо, и пытался общаться с Кикимером. Он знал, что Кикимер что-то знает, и Кикимер это знал, но притворялся безумным и нёс чепуху. Клювокрылу Люпин не нравился, и Люпин его понимал. В полнолуние он запирал себя в подвале, и перед тем, как обратиться, лежал на полу и рассматривал потолок. В Хогвартсе к нему вернулось, хоть и ненадолго, ощущение, что он часть общества, часть магического мира, волшебник, а не тварь, которой пугают детей. И теперь Сириус был нужен ему не меньше, чем сам Люпин — Сириусу, чтобы не потерять это ощущение. Они не обсуждали, как провели эти годы. На самом деле, оба разучились разговаривать. Люпин доставал еды, чаще всего готовые контейнеры из магловских магазинов, они молча ели, Люпин читал книги из библиотеки, Сириус возился с Клювокрылом. Вечером Сириус пил, и на него нападала ностальгия. Он вспоминал Хогвартс, истории, которые сам Люпин уже не помнил. Они костерили Питтегрю, Сириус ругался на Дамблдора, а ночью, после полуночи, Сириус обращался в собаку, а Люпин выводил его на прогулку. После Турнира Трех Волшебников, как бы ужасно это не звучало, стало полегче. Они собрали Орден Феникса, в доме стало шумно, собрания, все это приободрило Сириуса, и Люпину было не так стыдно за своё неумение общаться с ним вдвоём. Но вечера все ещё оставались тоскливыми. Сириус мечтал, чтобы Гарри, наконец-то, приехал. Дамблдор говорил — рано. Артур привёл Кингсли, а Кингсли предложил пригласить в Орден Нимфадору Тонкс. Люпин хорошо помнил ее мать, Андромеду. Один раз они с Сириусом ходили к ней в гости. Тонкс тогда было лет шесть-восемь, но Люпина сильно впечатлила Андромеда, красивая, изящная, похожая на королеву из 18 века, она вела себя так величественно, что хотелось отвесить поклон. Потом в квартиру зашёл Тед Тонкс, лысеющий, крепко сбитый, и вся величественность слетела, остались только нежность и любовь. Люпин думал увидеть юную копию Андромеды, но Нимфадора не была на неё похожа ни капли. Сириус боялся, что она бросится на него, как увидит, но Тонкс села напротив них, разглядывала и расспрашивала. Она оказалась любопытным, жизнерадостным зверьком, но больше поразило Люпина то, что перед уходом в тот день, она обняла Сириуса. Это было первое за первые много лет прикосновение, которое тот получил от женщины. Тонкс ушла, а Сириус стоял в коридоре, будто окаменевший, а Люпин понял, что завидует ему, потому что его последний раз трогала женщина три года назад, магловская проститутка, чьи услуги он оплатил, а потом долго стоял в душе и ненавидел себя. Она была такой юной, и такой живой, что ему рядом становилось неловко. Быстро стало понятно, почему Кингсли предложил ее в Орден Феникса — она с энтузиазмом взялась за работу, и, надо признать, Тонкс не зря стала аврором. Грюм первое время ёрничал и бурчал, но это прошло после горячей лекции по магическому феминизму, которую раздражённая Тонкс подготовила лично для него. Ей, кажется, никогда не было скучно, на совещаниях она влезала в споры Сириуса и Снейпа, со слежек возвращалась со смешными историями о походках гостей Малофевского особняка. Она никогда не жаловалась, хотя в Аврорате их, юных новичков, неподъемно загружали работой и бумажной волокитой. Но главное, она оживила их вечерние посиделки. Она слушала Сириуса, и рассказывала истории про себя — то, на что Люпин не был способен. Сириусу теперь было кого послушать, с кем выпить огневиски. Как-то они так напились, что Сириус вырубился прямо на кухне, за столом. «О, — сказала Тонкс, — во даёт. Знаешь, — язык у неё заплетался, но голову она держала ровно, — у нас, метаморфов, офигенный мето… зим, ну ты понял. Я вообще не пьяная вот почти.» «Ну да» «Правда- правда. А у тебя есть расческа? Хочу расчесать его патлы. Он голову моет вообще хоть изредка? — Тонкс вытащила волшебную палочку, но Люпин перехватил ее руку, и она безвольно упала ему на плечо. « Пойдём-ка, я тебя уложу» Тонкс хихикнула. «Да, тебе это может понравится» Люпина окатила горячая волна. Он уложил ее в кровать, и как только голова коснулась подушки, Тонкс уснула. Люпин набросил на Тонкс плед, и, не удержавшись, провёл рукой по ее щеке. Кожа была такой нежной. Он коснулся пальцами до своей, как будто они могли передать эту нежность. За 35 лет своей жизни Люпин влюблялся только один раз, на последнем курсе Хогвартса, но то было дело давнишнее, и вспоминать об этом он не любил. Иногда к ним присоединялся Кингсли, и Люпин ревновал, да, яростно, агрессивно, ревновал и завидовал ему. Кингсли видел Тонкс и тут, и на работе, в чёртовом Министерстве, почти каждый день. В любой момент, как только бы ему захотелось, он мог позвать Тонкс на свидание, отвезти ее куда угодно, в самый дорогой ресторан, а он, Люпин, нет. Он даже поговорить с ней толком не мог, даже посмотреть на неё всласть не мог себе позволить. Он изучал ее тайно, когда она не могла бы этого увидеть. У неё были темно серые глаза, больше, энергичные, блестящие. Пушистые светлые ресницы и бледное, тонкое лицо. Острые, оттопыренные уши, за которые она всегда заправляла свои короткие волосы. Тонкс любила делать их ядреных цветов, фиолетовый, розовый, синий, зелёный, иногда все сразу, но Люпину нравился и ее натуральный цвет, серебристо-серый, который она оставляла крайне редко. Она была такой тоненькой, хрупкой, хотелось обнять ее, спрятать ото всех. При этом в этом теле была спрятана тренированная мощь — как-то поспорив с Сириусом, она влёгкую отжалась от пола сотню раз. Тонкс, кажется, вообще ничего не боялась или стеснялась. Разговаривая с кем-то, она смотрела только на своего собеседника, не отвлекаясь и не смущаясь. В Ордене все шутили над ее неуклюжестью, но она никогда не обижалась, наоборот, сама над собой подтрунивала. Сначала, когда Тонкс оставалась после собраний и болтала с Сириусом, пыталась колдовством мыть посуду, Люпин считал, что она их жалеет — двое отщепенцев, один из которых заперт в четырёх стенах. Потом, когда она стала заглядывать просто так, принося пирожные, Люпин решил, что она влюбилась в Блэка. Даже сейчас в нем оставалась та притягательность, от которых и пятнадцать лет назад девушки млели. После Азкабана у Блэка появилась маниакальная тяга к сладкому. Он съедал все за минуту, приободрялся, начинал петь и шутить. Тонкс лениво ругалась, что он ничего не осталось им с Люпином и рассказывала байки про Министерство. Она принесла магнитофон, магловское устройство для воспроизведения музыки, и включила бешеную какофонию, от которой у Люпина заложило уши и разболелась голова. Блэку понравилось. Они с Тонкс орали бессмыслицу и прыгали. Люпин с ужасом представил, что теперь так будут проходить каждые вечера с Тонкс, но через пару дней она пришла с другой кассетой. Моцарт. Это, наоборот, понравилось Люпину, и не понравилось Блэку. Вечером, когда она ушла, Люпин включил магнитофон сам, и слушал музыку в одиночестве. От неё становилось как-то спокойно, безопасно — забытые для Люпина чувства. Чертов магнитофон все и испортил, потому что в следующий раз Тонкс принесла ещё Моцарта, а после ее ухода Люпин нашёл на комоде в прихожей книгу-биографию. «Тонкс принесла? — Спросил Сириус, увидя Люпина с книгой. — «Эта девчонка в тебя явно втюрилась» « Уверен, что нет» « Просто так значит притащила ещё этой нудятины и книжку для тебя, которому нудятина понравилась? И ошивается тут только чтобы меня поразвлечь. Такой ты тупой, Лунатик.» 4 Разговор, если можно это было так назвать, состоялся в начале октября, и остаток осени для Тонкс прошёл тоскливо. Она боялась оставаться после собраний в доме Блэков, Сириус из-за этого явно злился, но ничего не говорил, и Тонкс расстраивалась, считая, что Люпин ему устроил разговор на тему, почему не стоит ее уговаривать на посиделки. В Хогвартсе орудовала Амбридж, мерзкая тетка, с которой Тонкс ненавидела сталкиваться в Министерстве. Работы было так много, что в редкие будни она освобождалась раньше полуночи. Она попробовала было возобновить свидания с маглами, но они не приносили больше радости. В отчаянии, Тонкс привела к себе домой девушку. Секс был на удивление хорош, но после него есть стало одиноко ещё больше, и она все прекратила. По выходным она приходила к родителям, пялилась с отцом в телек, отпиралась, когда мать пыталась ей всучить одежду, ела мамины супы и салаты, не наедаясь. В родительском доме ей было так спокойно и уютно, что она серьезно раздумывала, не переехать ли к ним обратно. Она любила слушать, как они обсуждают кино или статьи в Ежедневном пророке, замечать, как отец легонько приобнимает мать, пока та возится с посудой на кухне. Она заставляла их снова рассказывать, как они познакомились, как влюбились друг в друга. Как-то у неё выдался выходной в среду, и она весь день провела с мамой — сходила с ней на магловский рынок, помогала (неумело) готовить, потом расчёсывала ее тяжелую копну непослушных волос, а она рассказывала, как сбежала из семьи, как те писали ей кричалки с оскорблениями, пытались заставить бросить отца, и как она все игнорировала и продолжала жить так, как хотелось. «Ты на самом деле влюбилась в папу, или просто хотела взбесить родных?» спросила Тонкс «Хотела взбесить» сказала Андромеда, Тонкс подскочила, но мать засмеялась: «В самом начале только взбесить хотела, конечно. Но твой отец был таким терпеливым и внимательным, что не влюбиться было невозможно. Причины с ним встречаться у меня были самые дурацкие. Но видишь, как в итоге все сложилось.» Андромеда посмотрела на Тонкс внимательно: «Мы с отцом тебя очень любим, Дора, и хотим, чтобы у тебя все было в порядке. Если что-то тебя расстраивает, ты всегда можешь сказать нам.» Тонкс попробовала пойти другим путём. На собрании теперь она садилась рядом с Люпином, настолько близко, насколько это было возможно, чтобы не привлечь чужого внимания, и распространяла вокруг своего тонксовское обаяние по максимуму. Шутила, улыбалась, задевала его плечом, наклоняясь к бумагам на столе. Она чувствовала, как он напрягается, как будто задерживает дыхание, когда она рядом, и ей это нравилось. Он поддерживал ее игру — улыбался на шутки, не отсаживался, но с каждым разом стена вокруг него становилась только крепче. Тонкс возненавидела его мягкий тон, с которым он с ней разговаривал — спокойный, безразличный тон. Потом случилась катастрофа. Всех Министерских, включая Авроров, заставили сходить проголосовать за новую инициативу Амбридж — как она успела и это, развлекаясь в Хогвартсе, Тонкс не поняла. Инициатива предлагала ужесточить контроль над «условно человеческими» магическими существами. В Бюллетене так и было написано — «условно человеческие» и список: вампиры, гоблины, эльфы, оборотни. Тонкс порвала бумажку, вышла из очереди к урне и услышала, как Кальвери рассказывает мерзкую шутку про оборотней. Она не запомнила, в чем была соль, что-то физиологическое и настолько убогое, что Тонкс подскочила к нему и врезала по лицу. Она сломала ему нос, кровь хлынула тут же, заливая белоснежный министерский пол. Ее сразу вывели из здания, отстранили от работы, прислали холодное письмо с вызовом на дисциплинарное слушание. На собрания Ордена она перестала ходить, сидела у родителей и ела, ела, ела. Она не представляла, что будет делать, если ее уволят, не представляла, как появится в доме на площади Гриммо. Кингсли пришёл на следующий день. Мать налила ему кофе и он молча его пил, буравя Тонкс взглядом. Потом сказал, что шансов не вылететь с работы у неё примерно 30 процентов. «Шутка была очень мерзкая, честное слово» сказала Тонкс. Кингсли вздохнул и ушёл. Ещё через день пришёл Грюм. Он рассказал, что Кингсли запретил ему и Артуру рассказывать, что произошло, но он все равно выложил все Сириусу, и оба они считают, что Тонкс поступила совершенно правильно. Тонкс представила, как Сириус пересказывает историю Люпину — вместе с шуткой, с кровью на полу, а Люпин закрывает лицо руками и качает головой. «Как бы слушание не прошло, после него возвращайся в Орден — сказал Грюм. — Мы по тебе все скучаем. И рук лишних в этом деле не бывает, особенно таких толковых как у тебя». Перед уходом он похлопал ее по плечу. Все это было очень мило и Тонкс растрогалась. Всё-таки пиетет перед героем первой магической войны никуда не делся. Слушание прошло и Тонкс осталась на работе. Авроров сильно не хватало последние годы, Кингсли привёл Кальвери на заседание и заставил пересказать шутку. Тонкс назначили 100 часов неоплачиваемой сверхурочной работы. Кальвери — 50. Тонкс вернулась на собрания в Ордене, но рядом с Люпином больше не садилась. Она решила приложить несколько усилий, чтобы все в себе подавить. В первый день после возвращения Грюм попытался пошутить и развернуть историю про драку в Министерстве, но Кингсли пнул его ногой под столом и тот замолчал. Тонкс оторвала взгляд от стола и выдохнула: Люпин смотрел не на неё, а на Кингсли. Держаться плана и не обращать внимания на Люпина оказалось сложной задачей, но Тонкс вспоминала про свою П по зельям (легко — можно просто посмотреть на угрюмое лицо Снейпа) и продолжала: не смотреть, не улыбаться, не задерживаться после собраний. Получалось не всегда. Один раз Сириус уговорил ее остаться — видимо, не взирая на предписание. Это был лучший вечер за последние два месяца. Они пили огневиски, Блэк притащил магнитофон, они врубили панк и снова орали под него. Люпин сразу ушёл в библиотеку. «Люпин меня теперь ненавидит за ту выходку в Министерстве?» спросила Тонкс. Сириус выключил музыку. «Почему бы тебе самой у него не спросить?» Тонкс покачала головой. «Нет, конечно. Как тебя вообще можно ненавидеть, глупая?» Сириус неловко обнял ее и ушёл за новой бутылкой. Пока он не вернулся, Тонкс вышла из дома и аппатировала. В декабре, перед Рождеством, Артура укусила змея Вольдеморта, и Орден здорово перетряхнуло. Совещания проводиться стали каждый вечер, почти полным составом, приходили даже те, кого раньше Тонкс лично не видела, только слышала что-то о их заданиях. Люпин и Дамблдор постоянно сидели в библиотеке, каждый день Тонкс с миссис Уизли и младшими ездила в Мунго. Было и хорошее — навестить отца приехал Чарли. Они не виделись больше года. Все Уизли рассредоточились по дому Блэка, Гарри тоже был тут. Он выглядел совсем неважно. Тонкс попыталась выведать, что происходит у Рона, но тот и сам ничего не понимал. Он осторожно пересказал Тонкс первую версию сна Гарри, и ей самой в ту ночь снилось, что она змея, гладкая, толстая. Обвивающая сидящего в кресле Люпина, сжимающая его все крепче и крепче. Во сне он никак этому не сопротивлялся, даже когда рёбра начали трещать. На собрании Чарли рассказывал про обстановку в Румынии, что маги думают о происходящем, какую помощь готовы оказать, а кто, наоборот, поддерживает Министерство или Вольдеморта. После миссис Уизли спросила, не останется ли он на ужин, и Чарли ответил, что хотел попросить Тонкс отвести его куда-нибудь. Тонкс покивала. Всегда аккуратный Люпин разбил кружку, которую собирался поставить в раковину. Он собрал ее репаро, но порезался. Тонкс еле удержалась, чтобы не позвать его с ними. На ужине Чарли спросил у неё, что происходит. Тонкс пожала плечами. «Слышал историю про драку» сказал он. «Этот Кальвери мне никогда особо не нравился.» Тонкс смотрела на Чарли. В первый год она все ждала, что он напишет или приедет и скажет: бросай все, поехали со мной. Потом просто ждала каждого его приезда, их кутежа, разговоров. Чарли был важной частью ее самой. Она была важной частью Чарли. «Ты мне можешь все рассказать, ты же знаешь» сказал Чарли, как и мама тогда. Она осталась в его комнате на ночь, они лежали в кровати и обнимались. Ей больше не хотелось с ним заниматься сексом, хотелось просто быть рядом. Чарли рассказывал, как цепляет девчонок в Румынии. Тонкс рассказала, что больше таким не занимается. Он повернулся к ней лицом. «Влюбилась» сказал он. Тонкс кивнула. «Отстой» сказал Чарли. «Я всегда думал, что ты будешь любить только меня.» «Я тоже так думала.» Проснулась она в пять утра. Дом был непривычно тихим, и каждый скрип ступенек эхом разносился по нему. Люпин сидел на кухне, бледный, растрёпанный, в одной футболке. Тонкс никогда его таким не видела, от мягкой отрешенности не осталось ни следа. «Я кое в чем убедился сегодня» — сказал Люпин, наблюдая, как Тонкс заваривает кофе. «Похоже, я — ревнивый человек.» Тонкс заварила две чашки, поставила одну рядом с ним. Хотела сесть напротив, но Люпин удержал ее рукой, посадил рядом с собой. Это был первый раз, когда он сам коснулся ее. Люпин развернулся всем телом к ней. Они давно не были так близко друг другу.Лестница заскрипела, и на кухне очутилась миссис Уизли. Момент был упущен, Люпин вернулся к столу и даже отодвинулся со стулом подальше. «Доброе утро» бодро сказала миссис Уизли. «Что приготовить вам на завтрак?» 5 Грюм рассказал про случай в Министерстве Сириусу, а Сириус — ему, Люпину. Шутка была по-настоящему ублюдской, любой бы нормальный человек разозлился, но Тонкс перестала ходить на собрания, сидела у родителей и могла быть уволена — и Люпин считал себя в этом виноватым. Какое ей дело было бы до оборотней, если бы он не позволил себе лишнего, не позволил бы болтаться с ней, флиртовать с ней. С самого начала нужно было устраниться, как только он увидел ее, как только захотел ее. На неделю до слушания Люпин бросил Сириуса и уехал в логово оборотней, общаться и узнавать, как обстоят дела. На его счастье, в ту неделю Сивый уехал. Пару человек послушали его с сочувствием. Вольдеморт к ним ещё не наведывался. Слушание состоялось, и Тонкс вернулась. Она избрала новую тактику и держалась от него подальше, это бы странно, неестественно, просто неприятно, но Люпин посчитал это лучшим вариантом. Она не смотрела на него — и ему можно было смотреть сколько угодно. Он наблюдал, слушал, любовался, отмечал каждое изменение, даже самое крошечное. В первую неделю декабря на носу у неё высыпал маленький прыщик. Артура ранили, и дома заполнили рыжие Уизли. Люпин опасался, что миссис Уизли заметит, и погрузился в работу, в бесконечные, тревожные разговоры с Дамблдором. Дамблдор тоже избрал тактику игнорирования, но работала она плохо. Гарри сидел в запрети, мрачно, неразговорчиво, обиженно, и Люпин хорошо его понимал. Приехал Чарли Уизли, и Люпина поглотила ревность. Миссис Уизли давно ещё упоминала, что они с Тонкс встречались в школьные годы, и Люпин находил множество следов, что эта связь никуда не делась. Они шептались. Они касались друг друга. Смеялись. Уходили вечерами и не возвращались часами, Люпин сидел на кухне и считал часы, что они провели где-то вдвоём. В одну ночь Чарли вернулся домой с ней, и Люпин не спал до утра, пил воду, смотрел в окно и представлял, как они спят вместе в односпальной кровати, прижавшись друг к другу как можно крепче. В какой-то момент он и сам уснул, подперев голову руками, и ему снилось, что Тонкс — огромная змея, и обвивает его до тех пор, пока рёбра не начнут трещать. Он позволял ей это. Он позволил бы ей что угодно. Утром она спустилась на кухню и заварила им кофе. Может, он и сказал бы ей что-то, если бы не пришла миссис Уизли. Может, так и не решился бы. Наступило Рождество, Люпин получил в подарок от Сириуса дружеский пинок на лестнице. От Гарри — набор книг, подобранных, очевидно, Гермионой. Люпина позабавило, что они с Сириусом купили тоже самое — комплект книг по Защите. Мистер Уизли выписался, у Снейпа с Блэком произошла очередная стычка. Тонкс пришла на праздничный ужин и вела себя как обычно, шумно и весело. Они шушукались о чем-то с Джинни, она снова устраивала конкурс носов. Лично Люпину больше всего понравился огромный и сизый нос алкоголика. Он хорошо сочетался с новым цветом тонксовских волос. Чарли так и не уехал. И смеялся громче всех. Сириус сидел мрачный — через пару дней дом опустеет, и они снова останутся вдвоём. Люпин тихо вышел из гостиной. Было начало 12. Тонкс нагнала его на лестнице, уже у двери в его комнату и сунула свёрток. Люпин развернул его. Это был новый свитер, такой серый, как его старый любимый, но гораздо мягче. Он поднял на неё глаза. Тонкс вся сияла, как начищенная до блеска тарелка. «С Рождеством» сказала она. Люпин прижал ее к двери и поцеловал. Луна только родилась, он чувствовал себя человеком, страстно ревновал к чертовому Уизли, но, главное, больше не мог сопротивляться. Он больше не был порядочным, благовоспитанным, благородным. Он представлял для Тонкс опасность. Ему было на это плевать. Люпин никогда не целовал кого-то, кто бы хотел его по-настоящему, и полностью растворился в поцелуе. Внизу в гостиной кто-то взорвал хлопушку, от резкого звука оба вздрогнули, Тонкс нашарила ручку от двери, они зашли, не отрываясь друг от друга. Люпин был уверен, что как только они разъединятся, мир умрет. Тонкс расстегнула его брюки, скользнула внутрь, Люпина проняло, как от удара током, а за окном начал моросить мелкий, противный дождь. *** Они провели вместе полгода, и это были самые счастливые и самые мучительные месяцы в жизни Люпина. Почти сразу он рассказал все Сириусу, и они проводили время втроём, как и раньше — но совсем по другому. Только этими вечерами Люпину можно было быть с Дорой — обнимать ее, смотреть на неё, не отрываясь. Все в Ордене вроде как догадывались, что происходит, но при Грюме или Снейпе — как он мог показывать свои отношения? Они с Дорой договорились при всех вести себя как обычно, получалось плохо. Люпин стал называть ее Дора, потому что на Нимфадору она бесилась, а говорить Тонкс у него язык не поворачивался. Он представлял, как другие говорят ей Тонкс, и не хотел быть одним из. Они не обсуждали, какие отношение бывали у неё в прошлом, но Люпин предполагал, что опыта у неё побольше, чем у него, впрочем, переплюнуть Люпина в этом вопросе ни у кого не составило бы труда. Лучшим днём месяца был тот единственный, когда у Доры выходной выпадал на будний день, и собраний Ордена не назначали. Утром она не убегала в Министерство, они лежали, переплетясь, могли разговаривать, а могли не разговаривать, слушать, как другой дышит. Сидели вместе в библиотеке, Дора доделывала бумажную работу, а Люпин читал, положив голову ей на колени. Она была восхитительно открыта, теперь для него лично. Рассказывала, рассказывала — про своё детство, про Хогвартс, Аврорат. Постепенно разговорила и его самого, крупица за крупицей, пробралась сквозь каждый забор, которые он возводил вокруг себя годами. Это пугало. Луна полнела, и с каждым днём, пока приближалось полнолуние, Люпин тревожился сильнее и сильнее. Когда Доры не было рядом, Люпин думал и его охватывала паника. Он думал о себе, с ненавистью — бедный, серый, оборотень. Ему было нечего ей предложить. Он представлял, как в Министерстве узнают, что они встречаются — ее заставят пройти заново тесты на профпригодность, коллеги, особенно тот, кому она дала в морду, начнут шептаться за ее спиной. Может, ее даже уволят, и протекция Кингсли не поможет в этот раз. А ее родители? Друзья? Представлял, как ее отговаривают продолжать, спрашивают — нет, ты серьёзно? Он словно видел их со стороны, или в зеркале: Дора, красивая, прекрасная, полная сил, будущего — и он, немолодой, измученный своей болезнью, истрёпанный внешне, без работы, без перспектив. Но она возвращалась, обнимала его, целовала, гладила — и Люпин малодушно сдавался, позволял себе забывать обо всем. Однажды он поделился мыслями с Сириусом. Он разозлился, накричал на него- как он может думать о расставании, когда рядом, впервые, кто-то, кто его любит? Забудь об этой чуши, сказал Сириус. Просто прими тот факт, что больше не один и не мунди. «Больше не один» повторял Люпин про себя. Но одному было куда проще. 6 Как-то они лежали вдвоем в постели, кажется, это было в апреле. Люпин рассеяно крутил ее волосы в пальцах, Тонкс уже засыпала, но неожиданно вскочила, нависла над ним, волосы упали на лицо, Люпин заправил их за уши, и оставил руки на ее щеках. Они часто будто зависали, ничего не говорили, просто смотрели друг другу в глаза. Тонкс сказала: «Хочешь, я что-нибудь сделаю? Грудь побольше, бедра пошире, талию? Чтобы тебе понравилось?» Люпин сел, не отрывая от неё ладоней, пробежался правой рукой по ее телу — легкое движение, но у на спине у Тонкс заползали мурашки. «Мне это не нужно, — сказал он, — я люблю тебя такой, какая ты есть.» В июне все закончилось, и Тонкс постоянно вспоминала тот день, то, что Люпин сказал.