г.Р.Е.Ш.И.

Крупная блестящая жужелица неспешно ползла по гипертрофированному ростку шиповника, толщиной с руку. Это был далеко не самый крупный экземпляр флоры Меридиана, напротив, этот росток был лишь кончиком многокилометровой цепи, тянущейся вниз от самого замка и планомерно покрывающей весь город. Толстые пульсирующие щупы с иголками серо-чёрного цвета, которые нельзя было ни срубить, ни сжечь, ни выкорчевать. Рассказывали, что если глухой ночью прижаться к такому ростку ухом, то в первую минуту можно было услышать биение сердца, во вторую – странный крик и шёпот внутри стеблей, а в третью минуту наступала смерть: один из шипов протыкал насмерть, и растение утаскивало любопытного под землю… Он всегда знал, что это лишь сказки… «Ты ведь просто очередной вышедший из-под контроля паразит, а приятель?» - он легонько ткнул отросток шиповника сапогом. Шипы не колыхнулись. Старик повозился немного с пояском, приспустил измаранные штаны и вытащил на холод недлинный половой орган. «На-ка, попей», - и обильно обдал растение тугой струёй, от которой повалил пар. Старый Леннон Олби по прозвищу «Дикий Кот» был чистокровным галготом – коренным меридианцем с иссиня-голубой кожей и костяными наростами на лбу, формирующимися в толстую ассиметричную тиару. Его народ властвовал над этим миром задолго до того, как разрушающий взор Эсканоров пал на Меридиан, превратив некогда цветущий солнечный мир в нечто сырое, тёмное и лишённое всяческого солнца место. Меридиан был враждебен ко всему живому. Всегда, сколько он себя помнил… Прозвище «Кот» взялось не с потолка, а из-за старой профессии фонарщика и чистильщика высоких труб, из-за которой Олби большую часть жизни провёл на крышах. Это было в меру выгодное, не хлопотное, а в последние годы ещё и относительно безопасное дело, спасающее ото всех склок и стычек где-то внизу, в тёмных неспокойных переулках. Мало кто отваживался залезать к нему на высоту, и большую часть времени старик проводил в так сильно любимом ему одиночестве, развлекаясь тем, что иногда мочился сверху на головы зевакам. Отсюда, с крыши высокой таверны, весь мир был для него как на ладони. На севере был Паучий лес. Тамошние твари обычно не подходили к городу близко, но иногда из чащи раздавалось дикое голодное рычание, от которого кровь стыла в жилах, а верхушки чёрных деревьев, угрожающе шевелились, хотя Леннон знал, что никакой ветер не был способен привести их в движение. Много западнее виднелись шпили башен старого города, резиденция прежнего короля уже много десятилетий пустовала, а воришки-пасслинги вынесли из апартаментов всё, что было не вмуровано в пол. Дикий кот сплюнул в темноту. Никогда ему не нравились пасслинги. В былые времена эти зловонные зелёные существа подрабатывали вынюхиванием порталов однако с тех пор, как сердце Кондракара оказалось в руках Эсканоров, и перемещения между мирами стали возможными лишь в один день в году, большинство существ ушло в подполье воротить более мелкие и, зачастую, неприятные дела. Олби не раз видел поутру, как какая-нибудь зелёная тварь вытаскивает из дому и уносит невесть куда истошно орущего грудничка… Недалеко от старой резиденции теперь располагался вход в Подводные шахты, там встретили кончину при Деймосе многие ровесники Дикого Кота. И всякий раз за какую-нибудь незначительную провинность. Да, с каждым годом старик всё сильнее убеждался в том, что жить и спать на высоких крышах – дело самое благое и безопасное. Снизу послышался какой-то шум, и Олби, остановившись, почти беззвучно упал животом на край крыши и прислушался. - Умоляю, Рейтор! – донёсся знакомый голос трактирщика, корчме которого как раз и принадлежала крыша. – Последнее отнимаете! Господи! Вместе же росли, из одного котла ели, пока ты в замковую стражу не подался! Как же ты переменился за этот год! Слова были адресованы коренастому галготу в лёгкой броне с ремнём на голую грудь и лицом цвета земли. Глаза у него были соколиные, злые. Олби приник к крыше и практически перестал дышать. Страшны были воины из меридианского замка. Особенно те, кого дурная слава наделила именем среди челяди… Старик увидел, как внизу разгорается нешуточная драма, как корчмарь в одном исподнем молит галгота, пав на колени, а огромные рычащие стражники с алебардами выносят из его кладовой мешки и складывают их на практически пустую телегу. - Молю тебя, Рейтор, опомнись! – лепетал трактирщик. – Из… Из одного котла… А-а-ах! Сильная рука одним рывком поставила его на ноги, а остриё сабли с полукруглым лезвием недружелюбно пощекотало ему грудь. - Да, из одного котла, - хрипло сказал тот, кого звали Рейтор. – Именно поэтому ты всё ещё пресмыкаешься, а не лежишь холодный где-то в канаве, уразумел? Рука отпустила. Трактирщик рухнул на колени, бледный, как сама смерть. На минуту он забыл обо всём на свете. Даже о том, как дышать. - Эй вы, шевелитесь там, - подстегнул воин своих слуг – галготов-полукровок, чьи матери, видимо, грешили с кем-то совсем уж животного происхождения, - я хочу, чтобы телега с припасами прибыла на кухни не более, чем через час. Выполнять! На другой стороне улицы представление было ещё краше: в самом центре, на пересечении двух каменных дорог, слуги Деймоса соорудили импровизированную баррикаду, на которой сейчас неуклюже стоял кто-то из знати (Олби понял это по роскошным шелкам его одежд и тому, как бойко тряслись под ними его коленки) и что-то зачитывал из серебрёного свитка. - П… П… Послушайте! – ломко вещал он перед горсткой жителей, - н…не надо паниковать! В… Ваша провизия изымается на время на нужды замка. Каждому из вас в порядке очереди будет выписан вексель, по которому вы, в более… приемлемое время сможете… - Да сунь себе в жопу свои векселя! – вскричал кто-то в толпе. – Тошно уже от них, одна бумага! – он вскинул вверх руку с зажатой стопкой пожелтевших векселей. Многим из них было уже больше десятилетия. – Вы просто грабите нас, а у себя в замке живёте припеваючи! Старый Кот печально усмехнулся. Редким развлеченьем в эти времена было созерцать как кого-то из представителей знатных семей выталкивали из замка с такими вот объявлениями. Мальчишке в шелках было самое большое семнадцать, но по лицу его Олби прекрасно видел, как тот едва сдерживает и презрение, и страх. Будто не на баррикаде стоял, а на эшафоте. Да, такие гости после «прогулки» по своей вотчине мечтали только лишь об одном: поскорее вернуться в свой тёпленький замок, за стены, в сытость и тепло и поскорее унять дрожь в аристократских коленках путём усаживания на них парочки фальшиво хихикающих за грош служанок… В последние годы пропасть между властью и горожанами стала настолько огромной, что трубочист диву давался, как это их хрупкий мир ухитрялся не разваливаться на ходу, словно протоптанный сапог. - Твои векселя нигде нельзя поменять на еду! – кричала толпа. – Может, мы тебя съедим?! - Гр-р-р, - немногочисленные вооружённые стражники грозно поигрывали мускулами у баррикады, создавая единственную живую стену между оратором и злобной толпой. Когда же им наскучило смотреть, их капитан, по прозвищу Фрост – здоровенный детина со светлыми длинными волосами и нордическим злым лицом грозно топнул ногою: - Сохранять спокойствие, - прорычал он, осаживая толпу одним своим голосом, - любого, кто подойдёт ближе, привяжу к лошади и прокачу галопом до замка. Векселя в зубы и проваливайте, пока я тут всех до единого не укокошил. Он зло хрустнул шеей и отошёл, чувствуя на себе едва ли не любовные взгляды аристократишки, почти успевшего намочить юбки. Фрост был зол и очень голоден. Всеми силами он проклинал канцелярию за то, что именно ему на пару с Рейтором выпало несчастье сегодня находиться здесь, а не в большом зале, на пиру в честь Дня Сердца. И теперь вместо того, чтобы поглощать одного молочного поросёнка за другим, грея ноги у огня и щипая официанток за задницы, он вынужден был отбирать поросят у горожан, чтобы кухонный конвейер не останавливался, а девицы здесь лишь испуганно таращились и шмыгали носиками. «Когда-нибудь, - думал Олби, - меридианцы восстанут по-настоящему, и уж тогда и мне не грех будет слезть с крыши без страха угодить в лагеря…» - Ведь каждый год так! – вновь занудела толпа. – На День Сердца все наши припасы в замок увозят. Это ведь праздник для всего Меридиана, а празднуют, однако, только чинуши и принцы всякие! От года в год всё только хуже становится! «И это верно», - рассудил трубочист. Одна из кухарок при замке как-то рассказывала, ненадолго отпросившись домой, какие пиры закатывают в День Сердца. В большом зале по периметру разжигают камины, столы ломятся от еды, на лавках – первые люди королевства. Ближе всех к дверям – стражники и тюремщики, их столы самые бедные из всех, но в сто раз лучше того, что простой народ видит у себя за ужином. На второй скамье – «именитые» воины и командиры, навроде Фроста, на третьей – члены благородной аристократии, как тот мальчишка с баррикады, они держали Меридиан ещё до Деймоса, а с его приходом умело приспособились прогибать спины, навешав ему на уши вранья о том, что без них он ни коим образом не сможет управлять. Глупцы… Олби лучше других знал, что их реальная роль сейчас такая же ширменная, как и их полные неискренности лица. И в самой главе залы у огня сидели сами виновники торжества – Эсканоры, повелители этих земель. И прямо над их головами висит оно – Сердце Кондракара, отнятое у стражниц. Вот его кухарка ни разу не видела, но, отчего-то, была уверено, что выглядит оно как настоящее свиное сердце, от которого исходят пульсирующие кровавые жилы, которые и превращаются в шиповник, выползая на улицу. «Вот ведь дура!» - Старый кот ни раз удивлялся буйному воображению кухарки. Происходящее внизу ему надоело. Он и так знал, чем всё закончится: какая-нибудь пьянь поднимет дебош и получит дубиной от Фроста, кто-то начнёт верещать о мятежниках, которые скоро придут за головами правителей, начнётся потасовка, а к утру старая Анабель вновь будет оттирать с каменной дороги кровь дураков. Он быстро перепрыгнул с крыши на крышу. Светило ушло в зенит. Давно он уже не видел его таким кроваво-красным. День Сердца близился к концу, а значит очень скоро в замок приведут новых потенциальных Стражниц… Старик думал об этом, удаляясь всё дальше и дальше, разменивая одну знакомую крышу за другой. Думал о Стражницах и магии, о мятежниках, которые в последнее время были на слуху, о шиповнике, о Сердце Кондракара. Луна послала ему ещё две блеклые тени внизу, в переулке. Одна высокая в зловещем тёмном плаще, вероятно, из замка. А другая… «Калеб?» - он даже немного замедлил свой бег. Юноша был ему немного знаком. Непросто было узнать его с такой высоты, но выдали его зелёные отметины на щеках – эстигмы принадлежности к роду виспереров – полукровок слияния галготов с эсканорами. «С кем это он там?..» Поглощённый мыслями, Олби совсем не заметил, как вляпался на скорости в совсем ещё свежую кучку пасслинга и поскользнулся, «поехав» по черепице. Его ногу закрутило, послышался хруст в колене. От боли он на миг перестал видеть, а когда смог, то понял, что летит головой вниз… Череп треснул, как перезрелый кокос, вороны с интересом слетелись полюбоваться… Меридиан был враждебен ко всему живому. Всегда, сколько он себя помнил…