Одиночество вовсе не означает, что ты заперт один в своей комнате. Ты можешь быть в людном месте и ощущать себя по-прежнему самым одиноким человеком, потому что никому по-настоящему не принадлежишь.
Николас хотел быть "цельным", он боялся, что тот, другой, продолжит и дальше портить его жизнь. Поэтому оружие легко легло в руку, а удар был точным и уверенным. Лишь перед самым концом он позволил себе посмотреть в глаза Зверю. Хайд не знал, что тот увидел в нём, но он не сопротивлялся, смотрел мягко, будто подбадривал. Как старший брат, который его всегда опекал. Как-то так, наверное. Впрочем, уже было неважно. Послышался мерзкий чавкающий звук, лезвие звякнуло о землю, и в то же мгновение Николас увидел перед собой стены подвала. Всё это было нереальным, он и так это понимал, но сейчас к нему пришло облегчение. Отец, Гилман, судья... Все они были давно мертвы, они не пытались убить его, нет. Просто игры его воображения и чья-то приложенная ко всему этому рука. Николас вздохнул, помотал головой и прислушался к себе. Попытался позвать. Лет десять назад Зверь всегда приходил на его зов, но теперь ему никто не ответил. Хайд устало улыбнулся и поднялся в одну из многочисленных комнат. Казалось, что прошла целая вечность, а на деле даже утро не наступило. Что ж, с этим всем он будет разбираться позже, а сейчас ему не помешал бы нормальный сон...***
Больше, чем темноту, Николас ненавидел только одиночество. В психушке, где он провёл десять лет, было одиноко. Нет, там, конечно, были люди, но... Психи или врачи, выбор невелик. Хайд честно считал себя нормальным и не понимал, зачем его там держали так долго. Пробелы в памяти восстановить так и не смогли, а больше ему ничего не нужно было. Лишь зря переводили медикаменты и продукты (хотя, вряд ли на пищу для больных особо тратились). Николас послушно пил таблетки, ел то, что в больнице называли едой, и изнывал от тоски. Казалось, что он что-то забыл. Что-то очень важное, что обязательно нужно было вспомнить. Но врачи ничем не помогли, лишь посоветовали вести дневник. И он уцепился за эту возможность, как утопающий за соломинку. Если он вспомнит, он больше не будет один. Он был уверен. Но лучше бы не вспоминал, думает Хайд, стоя перед зеркалом и повязывая галстук. Перед ним он сам, но кажется, что отражение вот-вот ухмыльнётся и заговорит***
У него прекрасная семья. Изумительная жена, любимые сын и дочь. Николас примерный семьянин, успешный адвокат. О чём ещё можно мечтать? О том, чтобы избавиться от прошлого. Но от него никуда не деться. Зверь исчез, а память — нет. Она иногда услужливо будила его снами, в которых он убивал кого-то. После такого Хайд просыпался, пил кофе и не засыпал до самого утра. Хотелось высказаться кому-нибудь, исповедаться. Да хотя бы просто записать в дневник. Но рассказать было некому, а если бы он исповедался, его бы либо посадили в тюрьму, либо вернули бы в психушку. Но преступления совершал не Николас, а теперь он был совершенно здоров. В церкви он лишь мысленно просил прощения у Господа, но никогда не заходил в исповедальню. А дневник могли найти. Жена, дети, кто угодно. Казалось, во всём доме не было ни одного укромного местечка. Нет, было одно, но избавиться от него, заложить вход — первое, что сделал Николас в своей "новой" жизни. "Ты уже избавился от меня. Чего ты хочешь ещё?" Спросил бы Зверь, устало глядя на него, как на непослушного младшего брата, если бы был с ним. Но его не было, и Хайд ни перед кем не отчитывался. Единственное, что осталось от прежней жизни — его память. Николас старательно прятал в глубине сознания самые страшные моменты прошлого, улыбался жене, трепал сына по непослушным волосам и кружил на руках дочурку. И всё равно хотел высказаться. Не мог рассказать ничего жене или друзьям, они бы не поняли. Был лишь один, кто всегда слушал его, но Николас сам его убил. И вроде как не жалел. Только иногда по привычке пытался позвать, но тут же одёргивал сам себя. Лучше быть одиноким и безопасным для окружающих, чем иметь кого-то, но убивать всех неугодных. Так, по крайней мере, думал Хайд. Зверь бы не согласился, но разве теперь у него можно было спросить? Николас послушно выполнял указания начальства, защищая клиентов, целовал перед сном жену и детей и изнывал от тоски. Казалось, что чего-то недостаёт. Чего-то очень важного. "Дурак ты, Николас". Так сказал бы Зверь, незлобно усмехнувшись, но не говорит. И Николас не уверен, что счастлив.