А где Хангёль?

      — У меня транса, я буду вести её один. — Усок выглядел очень серьёзно. Когда он был так серьёзен, никто не смел ему перечить, просто потому что все подозревали, что непослушание было чревато какими-либо мерами, направленными на ослушавшихся. Все тревожно обернулись на Хангёля. — Это же понятно? Гёль?       — А чо я? — По выражению лица молодого человека можно было сказать, что он действительно удивлён тем, что к нему появились какие-либо вопросы.       — Серьёзно? Ты же был буквально на каждой трансляции, которую устраивал кто-то из группы. — Усок бросал на молодого человека, прикидывающегося ветошью, недвусмысленные взгляды.       — Ну накажи меня за это! — Хангёль дразнился, но Усок не ожидал такого, а потому подавился воздухом, не представляя даже, что ему ответить на это.       — За уже случившееся я тебя трогать не буду. — Усок думал, что делает своему одногруппнику одолжение, тот, однако, имел своё собственное мнение на этот счёт.       — Отлично вообще тогда. — Вопросительный взгляд старшего совсем никак не интересовал его, он был расслаблен и спокоен.       Через некоторое время после этого разговора Усок остановил Хангёля, надеясь удостовериться в том, что он действительно понял реальный посыл своего старшего.       — Мы же договорились? — Усок не мог успокоиться, зная любовь младшенького к такого рода развлечениям.       — О чём ты? — На лице молодого человека было написано неприкрытое удивление.       — Ты же хорошо понял, что я имею в виду! — Усок раздражался, хотя всей душой не любил, когда доходило до этого. Хангёль неопределённо махнул рукой и ушёл, не дожидаясь дальнейших слов от своего старшего.       Усок, заваленный подарками и поздравлениями, ждал назначенного времени, чтобы начать запланированную трансляцию. В общежитии все были заняты своими делами, Усок специально обошёл все комнаты, пересчитывая, как порой это делает Сыну на массовых мероприятиях, своих одногруппников. Дважды. Не хватало одной лохматой и очень надоедливой макушки. Усок практически на физическом уровне почувствовал, что всё обязательно пойдет не так, как он планировал.       Время поджимало, а потому не было никакой возможности отыскать Хангёля, чтобы запереть его в какой-нибудь комнате. А может, ещё и пристегнуть его наручниками. Хангёль, услышав эти мысли, не удержался бы и наверняка вставил что-нибудь про то, что если были бы наручники, то Усоку не захотелось бы самому уходить из комнаты. Слово «вставить», подумал Усок, тоже нельзя ни в коем случае произносить при Хангёле… Хотя его не было даже рядом, и, возможно, проблема этих мыслей крылась всё же в самом Усоке.       В комнате, в которой уже всё подготовили для трансляции, никого не было, хотя волнение по поводу какой-нибудь пакости от младшенького удалось смягчить только лишь после того, как была закрыта дверь. Телефон был закреплён на столе, стул стоял рядом, а на столе стоял стакан кофе с запиской. Усок сорвал её и, прочитав, выругался:       — Ах ты маленький неуважительный засранец!       Стикер спланировал на пол, а Усок порадовался, что никого рядом не было и не нужно было разыгрывать полное безразличие, которое как-то со временем незаметно стало вторым лицом.       «Айс Американо, чтобы Усоки остудился. Когда понадобится…»       Усок тяжело вздохнул, решив, что он ещё отомстит младшему, который вообще не знал никаких границ, но одновременно с этим был почти единственным, кто мог разглядеть настоящего Усока, разглядеть и вынуть его наружу. Это в Хангёле пугало больше всего. Даже больше того, насколько Хангёль был привычно для всех штатным клоуном, за маской которого хранилось намного больше, чем дурацкое поведение. Усок разбирался в масках. А Хангёль разбирался в Усоке…       Молодой человек стряхнул с себя нелепые мысли, заползавшие в его голову, и, усевшись на стул перед телефоном, включил приложение. Время пришло. Но как только в приложении полетели сообщения от фанатов, Усок схватил стаканчик кофе, понимая, что записка была неспроста… На его бёдра опустились руки, и ему даже не нужно было гадать чьи.       Усок втянул в себя большой глоток кофе, надеясь, что никто не заметил его испуга и того факта, что он совсем не один на этой трансляции, как планировал изначально. Краем глаза он наблюдал за тем, как его ноги сквозь ткань брюк сминают руки Хангёля, а сам пытался сосредоточиться на тех сообщениях, что с невероятной скоростью набирали обороты в чате приложения. Ему было приятно, что такое количество людей было готово разделить с ним его день рождения, но ещё приятнее ему было оттого, что крепкие зубы Хангёля слегка укусили его чуть выше колена.       Вопросы, вопросы, нескончаемые поздравления — всё это было важно ещё несколько минут назад, а сейчас отошло на второй план, просто потому, что Гёль, совершенно точно решивший не растягивать пытку, а приступить к ней немедленно, уже расправился с ремнём на брюках, накрывая своей рукой предательское возбуждение, которое Усок не мог скрыть ни за какой маской безразличия. А вот выражения лица теперь приходилось контролировать как никогда прежде тщательно: в такую ситуацию он никогда не попадал, но понимал, что только стоит что-то упустить, что-то допустить, и всё пойдёт прахом. Никакой соблазнительный подлец, решивший, что будет весело устроить такое развлечение, ни за что не погубит всё, ради чего он работал так долго и так усердно.       Этот подлец в то же самое время, решив, что недостаточно старательно и слишком нежно водил своими руками через ткань, начал оттягивать бельё Усока вниз, попутно запустив руку под широкий свитер (какая удача!), чтобы вести по напряжённому прессу, чуть цепляя кожу ногтями. Усок проклинал Хангёля, проклинал и надеялся, что тому ещё неудобнее под столом, чем самому Усоку. Холодный кофе был действительно необходим, а желательно ещё и холодный душ, то ли на Гёля, чтобы он прекратил, то ли на Усока, чтобы он немного остудился.       Хангёль приблизился, опаляя своим жарким дыханием восставшую плоть Усока, который только чудом удержался рукой за стол, чтобы не отъехать от него и не показаться во всей красе перед всеми своими фанатами. То-то было бы радости у тех, давно уже умоляющих оголить вокалиста посильнее. Хангёль, почувствовав, что жертва на грани побега, сжал покрепче его бёдра и подтянул молодого человека поближе к себе. А затем, словно бы играючись, провёл языком по члену и, не дав возможности Усоку прийти в себя, вобрал его почти полностью в рот. В этот самый момент, заставляя себя читать комментарии, старший мысленно молил вселенную о чём-нибудь сильно покрепче, что можно было бы добавить в кофе.       Хангёль вытворял что-то невероятное своим языком, помогая себе руками, порой намеренно цепляя чувствительную кожу зубами и, Усок мог поставить на это что угодно, улыбаясь в этот момент. А старший судорожно включал музыку, лишь бы никто не услышал никаких посторонних звуков, потому что у него самого в ушах шумело так, что он не был уверен в реальной громкости всего происходящего с ним безобразия.       Гёль ускорил темп, правой рукой сжимая кожу на боку Усока, а левую завёл за спину молодому человеку и, спустив её под брюки, сжал ягодицу, впиваясь в неё ногтями. Такого напряжения Усок не испытывал никогда в своей жизни, и именно вся эта ситуация, скорее всего, и будоражила до такой степени, что терял рассудок, практически забывая, где он находится и что ему нужно делать. Кофе, медитативно громыхая льдом по стенкам стакана, совершенно не помогал остудиться и успокоиться, совершенно. А Хангёль делал всё, чтобы ни о каком спокойствии речи и не шло. Усок был просто на грани, пока младшенький, чувствуя напряжение молодого человека, не перешёл на ускоренный темп.       Дыхание, Усок ещё как-то помнил, что нужно было сохранять спокойный темп дыхания, но порой из его носа с шумом вырывался воздух, но хватало ещё сил на то, чтобы сделать вид, что прочёл что-то смешное, как-то отреагировал на комментарии. Но Гёль не сбавлял темпа, а потому было понятно, что худшее только впереди, слишком скоро, и оттянуть этот момент просто не было возможности, Усок был бессилен. Дьявол работает усердно, а Хангёль ещё усерднее.       Когда Гёль почувствовал, что Усок уже на пределе, он, словно перепрыгивая через собственную голову, сделал что-то совсем уж невероятное, заглотив член молодого человека на максимальную длину, так, что старший на какой-то миг просто выпал из реальности, приведённый в чувства лишь страхом, что ну вот сейчас-то все точно слышали, что происходит, не могли не слышать. Но плевать он хотел на это в общем и целом, потому что, когда он достиг пика наслаждения, чуть прикрыв глаза и пытаясь не выдать себя ни единым дрогнувшим мускулом на лице, Хангёль не отодвинулся и принял в себя всё до последней капли, осознание чего буквально чуть не прикончило Усока.       Гёль поправил его бельё, аккуратно застегнул брюки и, чёрт побери, старший точно слышал, нахально усмехнулся.       Нервно потягивая кофе, пытаясь скрыть за этим своё состояние, Усок снова окунулся в комментарии, среди множества которых увидел один, заставивший его чуть не подавиться.       «А где Хангёль?»       Усок совершенно точно не хотел отвечать на этот вопрос.