А где Хангёль?

      Хангёль выскользнул из-под стола и из комнаты почти сразу, что, с одной стороны, дало Усоку возможность немного расслабиться, а с другой — он уже и без того максимально расслабился некоторое время назад.       Когда трансляция закончилась, молодой человек записал коротенькое сообщение в твиттер и, решительно настроившись на серьёзный разговор, направился в комнату нарушителя спокойствия и душевного равновесия Усока. В комнате, что Хангёль делил с Сынёном, был приятный полумрак и довольно праздничная подсветка гирляндами, а сами хозяева сидели на своих кроватях, уткнувшись в телефоны, но со смехом переговариваясь. Оба замолчали, стоило Усоку только переступить порог. Сынён вопросительно изогнул бровь, а Хангёль сделал вид, что ничего не произошло, да и ему вовсе не интересно.       — Сынён, выйди. — Усок стоял, держа руки в карманах своих брюк, и безотрывно смотрел на младшего, всё так же игнорирующего присутствие в комнате кого-либо.       — Ещё чего? — Сынён даже фыркнул от такого заявления.       — Это не просьба, если ты не понял. — Что-то в голосе Усока дало подтверждение тому, что он настроен очень и очень серьёзно, так что Сынён поднял обе руки над головой, сдаваясь, а сам соскочил с кровати и, обувшись, выскочил наружу, успев перед этим виновато пожать плечами, бросив на Хангёля полный жалости взгляд.       Усок сделал шаг назад к двери и замкнул её, но никогда бы не подумал, что стоит ему обернуться на молодого человека, как он встретится не с виноватым взглядом, а довольной насмешкой, нарисованной на всё нахальное лицо. Гнев, что боролся внутри Усока всё это время со смущением, сейчас перевесил, и старший натурально зашипел на Хангёля, который даже не дёрнулся, когда на него почти налетели, тыкая пальцем в грудь.       — Как ты посмел вообще? — Усок продолжал нападение, раздражаясь, что все его действия подвергаются какому-то бездумному игнору.       — Ты сам виноват. — Старший застыл в недоумении с занесённой для очередного тычка рукой.       — Чего?! — Усок чуть не взвизгнул от такого поклёпа, тут же было всё очевидно, он никак не мог быть виноват в этом.       — Я просто хотел тебя напугать. — Хангёль в одно движение перехватил руку Усока, что уже почти обхватила воротник кофты, надетой на младшем, а потом так же молниеносно перебросил его на кровати так, что стал нависать над заведшимся не на шутку именинником, теперь же съёжившимся от страха, но выпятившим с вызовом челюсть. — А потом я решил отомстить тебе за «неуважительного засранца».       Хангёль, перехватив руки Усока и зафиксировав их над головой старшего, нависал над ним, но наклонялся всё ближе, а жертва его мёртвой хватки завороженно наблюдала за тем, как молодой человек вдруг опустился на него и играючи, совершенно по-кошачьи, стал тереться телом о тело. Усок задохнулся, стоило только ремню на джинсах Гёля надавить чуть сильнее в области паха, а этот мелкий доминирующий паршивец растянулся в победной улыбке. В следующий момент Хангёль уже совершенно без стеснения прильнул своими развратными губами к острой линии челюсти, что манила его постоянно.       Усок замер, поражённый всеми эмоциями, что испытывал от этих жадных и горячих касаний, а потом, стряхнув с себя наваждение, сделал резкий рывок и, несмотря на свой хрупкий вид, смог перекинуть Хангёля на спину, а сам устроиться сверху, теперь занимая главенствующую позицию. Но по довольной ухмылке Гёля сразу понял, что даже быть сверху ещё ничего не значит.       — Киса брыкается? — Младшенький нахально толкнулся ширинкой в бёдра сидящего сверху него Усока.       — Я тебе не кот! — Старший попытался зафиксировать Гёля получше, но выходило не так хорошо, как он планировал.       — Конечно не кот, целая киса!       — Да что ты себе позволяешь? — Усок сжал руки младшего посильнее, чуть напрягшись оттого, что тот не сильно и сопротивляется.       — Иногда после шести не ем. — Хангёль за одно какое-то невесомое движение скинул руки Усока, сам левой рукой проскользнув под широкий красный свитер и сжав подтянутый бок, а правой притянул старшего за воротник ближе к себе. — А так всё себе позволяю.       Последнее он проговаривал с усмешкой практически в губы молодого человека, после чего откинулся обратно на подушку, лишь облизнув свои губы, не предпринимая никаких больше действий.       — Твою мать… — Усок был поражён всем происходящим, но ещё больше тем, что он уже был готов к поцелую, но не получил его, а потому, тяжело вздохнув, наклонился и впился в пухлые нахальные губы, издавая какой-то сумасшедший нетерпеливый стон и теряясь в ощущениях.       — Ну вот, а ты сопротивлялся! — Хангёль опустил руку на тощую, но такую упругую задницу и сжал её, довольно скалясь. — Тебе понравится, я гарантирую.       — Лучше заткнись, пока по-хорошему прошу. — Усок сорвал чужие руки с себя и начал с остервенением стягивать с Гёля кофту, пока тот тихонько на грани обидного посмеивался над торопливостью молодого человека, но всё же помог снять с себя осточертевший обоим предмет гардероба.       — Киса выпускает коготки? — Хангёль засмеялся, а потом немного с придыханием ахнул, когда его дикая киса действительно впилась в его упругий пресс ногтями. — Мне нравится, продолжай!       — Ты невыносимый болтун, как такое вообще возможно?       — Ну хоть теперь я попадаю в список сексуальных участников группы?       — Господи, какой же ты еблан! — Усок безотрывно смотрел на рельефные мышцы на животе младшего, проводя по ним руками, сжимая кожу своими тонкими длинными пальцами. Хангёль же не мог оторвать взгляда от взбудораженного и немного безумного выражения лица молодого человека.       — Ты так смотришь, словно впервые видишь… — Гёлю были очень приятны эти эмоции, написанные на лице старшего, но он не стал бы говорить об этом вслух, точно не сейчас.       — Но потрогать-то я не мог…       — О, а теперь ты можешь трогать сколько угодно. — Хангёль схватил обеими руками за ремень брюк Усока и потянул за него вниз, вжимая молодого человека сильнее в себя, подаваясь к нему сильнее, чтобы у старшего точно не осталось сомнений в силе возбуждения, что держала парня в тонусе рядом с его недоступной ранее фантазией. Усок впервые за вечер победно улыбнулся.       — Теперь я, если ты ещё не понял, могу делать с тобой вообще что захочу. — Хангёль рассмеялся на такое самоуверенное заявление, но уже через мгновение зашипел от неожиданности, когда Усок опустил свои руки ниже и через ткань джинсов сжал возбуждённый орган младшего, а потом наклонился ближе к его уху и проговорил: — Киса…       — Ты слишком дерзкий для своего роста, я должен сказать. — Хангёль словно не мог перестать поддразнивать своего старшего, ему это доставляло особое, ни с чем не сравнимое удовольствие.       — Да ты заебёшь, блять! Хватит пиздеть, я тебя умоляю! — Усок нетерпеливо схватился за края своего свитера и потянул их вверх. — Раздевайся, я тебя прошу!       — Нетерпеливая моя киса… — Хангёль с ума сходил ото всего, что происходило, с обожанием всматриваясь в Усока, надеясь, что тот ему не приснился… в очередной раз. Старший же, отбросив свитер и оставшись по пояс голым, схватил Гёля рукой за подбородок, сжимая кожу и наклоняясь ближе к лицу молодого человека.       — Если ты не замолчишь, я тебя выебу. — Усок, уже совершенно ничего не стесняясь, начал расстёгивать молнию на джинсах своего младшего, когда тот хрипло рассмеялся и, перехватив руки молодого человека, поднялся сам и прижал Усока к себе вплотную, касаясь разгорячённой кожи, дыша рвано, так искренне и горячо. Гёль поднялся с кровати сам, утягивая старшего вместе с собой, прижимая к себе максимально близко, опаляя своим дыханием лицо, что вдруг стало заливаться краской смущения.       — Я бы поэкспериментировал. — Хангёль скорее выдохнул рвано это в губы Усоку, чем сказал отчётливо, а сам на раз расправился с молнией на брюках, ему же не впервой, и запустил руки внутрь, касаясь кожи на ягодицах, сжимая её, заставляя дышать тяжелее, неувереннее. — С тобой я бы с удовольствием поэкспериментировал.       — Мы трахаться будем сегодня? — Усок стал стягивать свои брюки, скидывая вместе с ними и бельё, Хангёль застыл, довольно улыбаясь, но пока не смея коснуться молочно-белой кожи. — Или ты меня разговорами решил изнасиловать?       — Если ты не прекратишь быть таким охренительно пошлым, я кончу даже не начав. — Усок посмотрел на него каким-то нечитаемым взглядом, улыбнувшись краешком губ, а затем, приблизившись, дёрнул Хангёля за плечо, разворачивая его к себе спиной и прижимаясь вплотную.       — Главное для тебя, чтобы я не кончил быстро.       Гёль почувствовал, как подгибаются его колени от сбивающей с ног волны возбуждения, которая пронеслась словно вихрь, стоило Усоку положить руку ему на ширинку, а самому прижаться совсем уж близко, обжигая ухо с длинной серёжкой своим горячим дыханием. Но Хангёль выстоял, смог собраться, набрать полную грудь воздуха, но стоило старшему обхватить джинсы за края и потянуть, как всё его самообладание пошло к чёрту.       Джинсы полетели на пол, бельё полетело к чёрту, а Усок остановил Хангёля, который хотел развернуться к старшему лицом, чтобы лишь только усугубить агонию мелкого засранца, проведя по одной из его татуировок кончиками пальцев, а вторую, яркую и какую-то космическую, вечно завораживающую Усока, прикусил и повёл по её контуру языком.       — Давно хотел так сделать… — Гёль в ответ на эти слова дёрнулся, что только сделало их ближе друг к другу, и в его ягодицы упёрся возбуждённый член.       — Что же тебя останавливало? — Младший повёл бёдрами, сорвав с губ, что продолжали свои сладкие танцы на его коже, шипящий вздох от чувствительных касаний.       — То, что никогда не понятно, шутишь ты или нет. — Хангёль развернулся, одной рукой обвив талию Усока, а вторую запустив в его волосы, и, прижимая его ближе к себе, так чтобы они касались друг друга максимально, наклонился ближе к лицу старшего, не отрывая взгляд от его губ.       — С тобой я всегда был серьёзен…       Хангёль не понимал, как Усок, будучи таким хрупким на вид, был таким крепким, таким сильным, таким захватывающим и полностью порабощающим сознание своего младшего. Гёль медлил, а Усок выжидающе вздёрнул подбородок, не собираясь снова вестись на эту откровенную провокацию, но этого и не требовалось, потому что буквально в следующее мгновение на его губы обрушилась вся сила нежности и страсти, какая только была сосредоточена в Хангёле. Усок тонул в этих чувствах, что сейчас полностью принадлежали одному лишь ему, что плавило наслаждением от одной лишь мысли об этом.       Гёль мог сколь угодно долго посвящать себя всего одному лишь поцелую, но Усок чувствовал, что ему мало, что он нетерпелив в этих объятиях, что обжигали каждым касанием его кожу, он хотел большего, он действительно хотел Хангёля себе целиком и полностью. И он не хотел и дальше оттягивать этот момент, а потому, первым разорвав поцелуй, чуть надавил руками на грудь Хангёля, заставляя того оторваться от изучения всех возможных тональностей, с которыми Усок стонал ему в губы. Гёль нехотя оторвался от такого потрясающего создания, как Усок, и, сделав пару шагов обратно к кровати, прежде чем упасть на неё, залез в нижний ящик тумбочки рядом, достав оттуда тюбик со смазкой, которым, нахально улыбнувшись, помахал перед молодым человеком. У Усока пересохло в горле от волнения, смешанного пополам с возбуждением, что граничило с безумием, он точно не хотел даже знать, что тюбик делал в этой комнате на двоих. Хангёль опустился на постель и, слегка закусив свою нижнюю губу, практически правдоподобно отыгрывая невинность, похлопал по покрывалу рядом с собой. Это было уже слишком.       — Ты правда готов на эксперименты? — Усоку действительно было важно это услышать. — Ты… ты позволишь мне?       — Киса, я впервые кому-то такое предлагаю, так что не медли.       — Я не могу отказаться от этого предложения, как бы ни уговаривал себя слушать здравый смысл. — Старший взял тюбик в руки и, открыв его и смочив в смазке свои длинные пальцы, мотнул подбородком в сторону, чтобы Гёль повернулся к нему спиной.       — Будь тогда нежным, киса. — Усок недобро прищурился, и Хангёль понял, что за это прозвище, что невозможно было теперь не использовать, он ещё поплатится.       — Нежность не мой профиль. — Хангёль это чувствовал, он этого и хотел, пусть и впервые для себя, но определённо точно добровольно, а потому повернулся к Усоку спиной, чуть прогнувшись в пояснице.       — Вообще не представляю, почему меня это так заводит. — Гёль бы и дальше продолжал болтать, если бы не пальцы старшего, что практически без какого-либо предупреждения коснулись колечка мышц и проникли внутрь. Сразу два, без каких-либо прелюдий, как и было обещано. — Твою же мать…       — Так узко… — Усок был поражён своей собственной реакцией на то, как тело Гёля реагировало на движения его пальцев. — Ты правда впервые делаешь это?       — Считай это моим тебе подарком на день рождения. — Хангёль стонал, потому что Усок не прекращал движения рукой, хоть и не до конца осознавал, всё ли он делает верно, но по реакции младшего можно было сказать — всё верно, всё так как надо. — Но не привыкай, завтра же тебя уже выебу я, киса.       — Как хорошо, что до завтра осталось меньше часа, да? — Усок рассмеялся, а Хангёль, не успев осознать сказанного в этот момент, зашипел оттого, что старший резко вытащил из него пальцы, после чего, проведя ими по своему напряжённому члену, вошёл в Гёля на всю длину, не дав ему ни мгновения на то, чтобы приготовиться, и выбив из его лёгких глухое рычание.       — Да ты знатная садюга, киса… — Он не смог говорить дальше, просто потому что Усок, дав ему передышку на пару мгновений, вышел почти до конца и снова резко вошёл, сжимая кожу на боках, спускаясь на бёдра, впиваясь ногтями. Гёль почти задыхался, не сдерживая хриплые стоны, что тонули в подушке, которую тот подтянул к себе, вцепившись в неё зубами.       — Зато я наконец-то узнал, каким способом можно заставить тебя замолчать. — Старший наращивал темп, прогибая Хангёля сильнее, выбивая из него проклятия, перемешанные с низким тягучим удовольствием, звучавшим глухо, но так возбуждающе, когда оно зарождалось в груди Гёля и срывалось с его губ. Усок определённо точно не собирался щадить своего младшего, наклонившись к нему сильнее, прижавшись своей грудью к его спине, а правую руку заведя перед Хангёлем и опустив её на его возбуждённый член. — Хотя на трансляции ты нашёл тоже неплохой способ поддержания тишины, да?       — Мне кажется, что я начинаю ненавидеть тебя. — Усок усмехнулся на это и сжал напряжённый орган молодого человека, в этот же самый момент делая ещё более резкие рывки внутри него, чем прежде. Рука старшего начала надрачивать Хангёлю, пока сам он, закусывая свои припухшие губы, пытался сдерживаться и не стонать, вколачиваясь в податливое тело под ним, пытался не показывать, что у него самого давно сорвало крышу от переполнявших его эмоций и ощущений, уносящих просто на седьмое небо.       — А мне кажется, ты начинаешь любить меня только сильнее. — Усок чувствовал, что Хангёль был близок к разрядке, только одна мысль о чём заставляла его задыхаться, и он продолжал вбиваться, надеясь только, что сможет продержаться хоть немного дольше, чем Гёль, дрожавший под ним, рассыпавшийся на миллионы возбуждённых осколков, из последних сил сдерживавший рвущиеся наружу стоны, что грозили раскрыть всё, что происходило между этими двумя в комнате.       Хангёль, чувствуя, насколько он близок к оргазму, начал подмахивать Усоку, подаваясь навстречу движениям старшего, заставив того наконец не сдержаться и застонать. И стоило только этому стону сорваться с губ, что так давно сводили младшего с ума, как Хангёль, напрягшись всем телом, больше не смог сдерживаться и, посильнее закусив подушку, чтобы заглушить грозившие разорвать тишину и спокойствие общежития крики, кончил в руку Усоку, просто онемевшему от охвативших его при этом чувств, но не сбавившему оборотов, продолжив вдалбливаться изо всех своих сил в дрожавшего под ним молодого человека, пока сам не был накрыт волной наслаждения.       Ноги Хангёля подогнулись, и оба молодых человека просто рухнули на кровать, совершенно лишённые каких-либо сил, пытаясь восстановить сбившееся этим безумным сексуальным спринтом дыхание. Усок, поражённый глубиной своих переживаний и чувств, продолжал касаться своими руками кожи Хангёля, надеясь, что это всё реальность, что это всё точно ему не привиделось, что такое восхитительное безумие вполне может быть в его жизни. Эти мысли, как и тепло тела, что хотелось обнимать и обнимать, согревали, давали возможность восторженно вдыхать запах находящегося рядом, помогали отогнать страх одиночества и осуждения, что так или иначе всегда витали где-то поблизости.       Гёль, чуть отодвинувшись, высвободился от уже успокаивающегося Усока, что всё это время ещё находился внутри него, и, даже не думая привести себя немедленно в порядок, развернулся к молодому человеку лицом, прижимая к себе, целуя, обнимая. Младшему теперь сильнее прежнего была необходима ласка от этого холодного принца, что оттаял и теперь, наслаждаясь каждым касанием, закатывал от удовольствия глаза. Хангёль подтянул Усока под себя, уложив его на спину, а сам, закинув ноги старшего себе на бока и радуясь, что тот сцепил их у него за спиной, просто вжался в тёплое ласковое тело, что всегда казалось таким недоступным. Усок никогда ещё не был так эмоционально открыт, но ему нравилось это чувство, оно наполняло его по-новому. Всё было теперь правильно: каждое касание, каждая эмоция, все эти безумные поцелуи, даже когда оба выдохлись и не могли без дрожи дышать.       Хангёль же чувствовал, что одни лишь поцелуи да мысли об Усоке, так яростно на них отвечающем, делают его практически неуязвимым и снова полным сил. Усок чувствовал это, чувствовал силу возбуждения, что нарастала у Гёля, несмотря на то, что они буквально несколько мгновений назад оба достигли пика возбуждения в объятиях друг друга. Усоку это нравилось, ему вообще нравилось, когда он был желанен, но именно с Хангёлем всё оказалось намного острее, почти до одури болезненнее. Он улыбался ему прямо в поцелуи, зная, что совершенно точно не нужно будет объяснять причину этой странной неконтролируемой радости, охватившей молодого человека. В этот момент всё встало на свои места, как никогда прежде. Хангёль же чувствовал, что умер и попал на небеса, и он был готов проходить через эту прекрасную смерть столько, сколько будет возможно. В этот самый момент он определённо точно любил. Это было лучшее чувство из всех возможных.       Они переплелись в своих жадных объятиях, растворяясь в нежности друг к другу, плавясь от касаний, что не прекращались ни на мгновение. Они просто были друг для друга всё это время, и ничего не могло изменить этого факта.       Даже голоса, вдруг появившиеся совсем рядом от комнаты, где, казалось, изменилась полностью вся жизнь этих двоих.       «А где Хангёль?» — Никто и не собирался на это реагировать. Усок только лишь хищно улыбнулся и впился в губы младшего с новой силы поцелуем, после чего рассмеялся прямо в приоткрытый желанный рот:       — А он занят…