Поверженный

— Я не насильник, поверь, — раздался над ухом Леголаса мелодичный низкий голос. Принц было дернулся, вздрогнул, но скоро затих; память напомнила, что эти руки не причиняли ему боли. Сперва высокая фигура испугала его, но потом он вспомнил, что это отец, и его нужно слушаться — убеждение сидело в нем крепко с самого детства. Ему он бы подчинился, несмотря ни на что. Отец приблизился к нему, начал раздевать, но, увидев, что сын весь дрожит, просто приподнял рубашку, самому позволил прикрыться и уложил его к себе на колени животом, слыша, как тот испуганно выдыхает и напрягается. — Ада, — беспомощно оглянулся на отца Леголас. Отцовская рука погладила его, отодвинув несколько светлых прядей от лица. — Хочешь помочиться? Я отнесу тебя в отхожее место или принесу кувшин. Леголас забился подальше к стене и покачал головой испуганно, глядя на отца. — Хочу вылечить тебя и обработать рану, — пообещал он, — будет немного больно. — Какую, Ар-Трандуил? Та дева недавно... — Не на все раны деве пристало смотреть. Я займусь этой, — и ладонь отца была у него между бедер. — Раздвинь ноги немного. — Нет! вскинулся Леголас. Трандуил легко удержал его на месте. — У тебя там тампон, он пропитался кровью и водой, его нужно сменить. Я смажу все мазью. Немного пощиплет, зато разрыв быстрее затянется. Трандуил убеждал сына так уверенно, что тот не сопротивлялся. Спрятал лицо от смущения и постарался расслабиться, хоть и сжимался периодически — непроизвольно, уже не от желания не дать до себя дотронуться. Руки отца были тяжелыми, сильными, но теплыми и обращались с ним уверенно, ничего напоминающего рваные движения дурного слуги. Скоро пропитавшаяся кровью и другими выделениями ткань была извлечена, и ощущение болезненной растянутости пропало, сфинктер начал сжиматься. — Ужасно, ада, ужасно то, что со мной сделали... — тихо заговорил Леголас. — Ничего порочащего тебя. Ты занимался непотребным делом не из желания, а по принуждению. Ты сумел сохранить себя, не потерял разум и память, — Трандуил склонился над ним, взволнованно вглядываясь в лицо, — а я приму тебя любым, Листик. — Жаль, что только ты, — виновато улыбнулся ему сын. — Остальные не узнают ничего. Мы сказали, что ты вернулся из плена. О том, что над тобой надругался Элрос, знают лишь трое верных слуг. — И Ундониэль. — Мне казалось, тебе приятно общество этой эллет, но, если желаешь, могу указать ей на дверь и сам ухаживать за тобой. Леголас посмотрел на него: глаза у него блестели, он разрыдался бы или вышел из себя, если бы не обессилел так. — Ты не понимаешь! Кто я в её глазах? Слабый и жалкий. — Она преклоняется перед тобой, я уверен. — Что? — Эллет без ума от тебя. И по крайней мере, смотрит с любовью. Иногда слабыми мы дороже и ближе женскому сердцу, чем верхом на коне в разгар сражения, — улыбнулся Трандуил. — К чему я ей? Хоть мое сердце и склонится к ней, я... я всё равно не смогу быть мужчиной после всего этого. — Уверен, что сможешь, как только твое тело окрепнет. Дай немного срока. Принц затих, размышляя над этими словами и отдаваясь его движениям: Трандуил осторожно отчищал от остатков крови и выделений его задний проход и сфинктер, потом смачивал ткань, обтирая и промывая кровавые трещины. Два пальца проникли внутрь, снова заставив невольно сжаться, но их движения были медленными. Трандуил поглаживал его, и хотя каждое касание к простате отдавалось болью, было в этой боли и нечто приятное. Кровь приливала к низу живота, так что Леголас чувствовал каждый ее толчок с новым биением сердца, и поймал себя на мысли, что с нетерпением ерзает по отцовским коленям, потираясь от них. Недалеко было до возбуждения, что смутило его еще больше — к счастью, Трандуил прекратил ласкать его и принялся за корпию и ткань. Леголас снова взволнованно посмотрел на него через плечо. — Не надо тампона... пожалуйста. — Тогда я смажу все получше и придется дольше полежать. — Это ничего. Я все равно не хочу никого видеть, — ответил Леголас и добавил, подумав, — кроме Ундониэль. Трандуил улыбнулся, радуясь, что сын этого не видит, хотя насмешливости в его улыбке не было — в конце концов, он желал для сына поддержки и опоры, той, что не бросит его и будет верной. Но хотя Леголас и обещал лежать, не поднимаясь, и не думать о девах, Ундониэль стала постоянной обитательницей его покоев, и скоро он мог наблюдать, как она выводит его на террасу при покоях, поддерживая под руку и устраивая его сидя; конечно, терраса была густо увита плющом и ипомеями, распускавшими поутру зонтики лиловых и голубых цветов, но все же король замечал и то, как Ундониэль звонко смеется, и ответную улыбку сына. — Ты, кажется, обещал мне не подниматься и лежать в постели? Эллет испугавшись прижала руки ко рту, но тут же принялась убеждать Трандуила в том, что солнечный свет и свежий воздух полезны аранену;начал возражать и Леголас, и владыке пришлось сменить гнев на милость. — Я только рад, если твои раны затягиваются быстрее. Иногда ему наоборот казалось, что эти двое проводят слишком много времени вместе, но ведь сын был так неуверен в себе и боялся не доставить девушке удовольствия... Однако рисковать невинностью родственницы Элронда он тоже не имел права и сделал один раз обоим строгое внушение. — Не хотел бы я начинать войну с Элрондом Полуэльфом из-за твоей поруганной чести, Ундониэль. Девушка вспыхнула; резко ответить ей помешала одна лишь вежливость. Она сказала, что ничуть не считает себя оскорбленной араненом и не просит его ни о чем; Леголас страдальчески посмотрел на нее, потом снова перевел возмущенный взгляд на отца. — Не понимаю, чем мы заслужили подобные подозрения. — Вы засиживаетесь до утра, и сомневаюсь, что одни лишь нужды целительства и ухода за тобой заставляют Ундониэль делать это, упрашиваешь ты ее, Леголас, или речь идет об обоюдной душевной склонности. Но есть приличия, и незамужним девам во все времена не пристало находиться в мужских спальнях сутками... — Что делать, если ты не позволяешь мне подниматься, а я чувствую, что то мне по силам? Я не пленник здесь. Позволь мне покидать дворец. — Тебя никто не держит, дитя, я лишь беспокоился о твоем здоровье. Желаешь, я велю привести твоего коня... — Благодарю, не стоит. Я желаю прогуляться с Ундониэль и показать ей твои владения. Возможно, мы отлучимся на несколько суток, ада. Трандуилу осталось только принять это заявление как данность. Казалось, он сам сделал все для того, чтобы наследник не стыдился перед девушками, а теперь вынужден был смирять свою ревность. Он хотел знатной жены для сына, это верно, но сейчас, когда времена эльфов подходили к концу, понимал, что, покинув эти места, они окажутся на другом краю земли... Да и потом, он давно предполагал, что сын выберет себе деву по своему вкусу, и обещал не препятствовать, кроме, может быть, самых крайних случаев, как с той лучницей... Стоило покориться и начать приготовления к свадьбе пораньше. Конечно, времена стояли неспокойные. и вряд ли этим двоим удалось бы зачать эльфенка раньше времени, да он и сомневался, что они уединялись в лесу лишь ради близости — не таков был его сын... Но стоило оставаться предусмотрительным. Однако трудность оказалась в ином. Свадьба прошла весело, пусть и скромно, и после простой клятвы друг другу оба оказались в спальне; теперь тут не было и тени болезни, и всё было убрано живыми цветами, а возле постели стояла ваза с фруктами. Леголас смотрел на свою жену, такую красивую и нежную, замершую посреди брачного покоя и не смел к ней подойти. Он вспоминал те ночи и снова у него нарастал жар. Снова он почувствовал разрывающую боль внизу живота. Так унизительно, так безнадёжно. Он помнил как по его ногам текли кровь и семя и не мог так с ней поступить. Дева взглянула на него и нахмурилась. Конечно же она блюла себя, но всё же не была дикой и прекрасно представляла, что должно произойти, но сейчас она чувствовала, что её молодой муж испуган. Что могло испугать эльфа, который месяц назад отбил её у банды орков? Ундониэль была проницательна, она опустилась на ложе и просто стала ждать. Наконец, постель прогнулась под весом мужа. Он закутался в одеяло и задрожал. Она не спросила ничего. Только через месяц она поняла, что Леголас, такой чуткий и заботливый, боится близости с ней. Дело пришлось взять в свои руки, но когда она коснулась его паха, он отстранил её руку и тихо заговорил: — Ты просто не знаешь каково это, когда рвётся плоть и ты кричишь от боли, а на тебя наваливается тяжёлое тело. Как страшно, когда по ногам льётся кровь и гадость… — он вздрогнул, — со мной ты такого не испытаешь. При этих словах сердце девы захолодело, но лезть к мужу в душу она не решилась. Пришлось спрашивать совета у короля. Трандуил покосился на невестку с недоумением. — Не потому ли вы так спешили со свадьбой, что не хотели бросать тень на тебя, дитя? Но как такое возможно? Ты говоришь, аранен отказывается... Ундониэль покраснела и опустила взгляд. — И ни мои заговоры, ни целебный напиток не действуют — причина не в том, что он был изуродован. Он отказывается их пить. — В чем же дело? — Он боится причинить боль мне, а не себе. — Если так пойдет и дальше, мне придется отпустить его. — Думаю, он будет против, — заметил Трандуил, зная, что сын сделал выбор и не собирается упускать эту эллет. Да и не она ли пробудила его к жизни? — Хотя соглашусь, не стоило так спешить... Аранен не успел окрепнуть и набраться сил. И мы были невежливы — не пригласили твоих родичей. — Потому что хотели навестить их в Ривенделле и устроить там еще одно празднество. Ведь ответным письмом мой брат одобрил наш выбор и не был против. Нет, Леголаса гнетет нечто иное. Они опечаленно сидели друг подле друга, понимая, что не так страшны оказались увечья аранена, как его фэар, ослабевшая. Не мог же он подвергнуться искажению? Трандуил верил, что сын добросердечен и излишне мнителен. Впрочем, если телесная слабость мешала ему исполнить супружеский долг, ему нужно было помочь. Через некоторое время Трандуил решился на разговор с сыном. — Милый, не стоит бояться близости. Да, при первом соитии деве может быть больно, но не так сильно, если ты будешь бережен. И мне приходилось испытывать сомнения и тревожиться за твою мать, но в близости я себе не отказывал. Не стоит так тревожиться. — Прости, отец, но я не верю тебе, — Леголас вздрогнул, — как ты мог поступать так с матерью? — Листик, если бы всё было как считаешь ты, давно бы никого не осталось ни из эльфов, ни из гномов, ни из людей. — Понимаешь, я не могу, — он обратился к стоявшей здесь же жене. — Да, нужен наследник, но… — Листик, я исцелял тебя, скажи, хоть раз я сделал тебе больно? — Нет, но я просто не могу… — Хорошо, если я докажу тебе, что близость прекрасна и нежна, ты согласишься… Леголас замялся, но Ундониэль положила ладонь ему на плечо и тихо заговорила, понимая, куда клонит король. — Поверь ему, а я буду рядом. Принц судорожно сглотнул и кивнул головой. Скоро супруги направились к покоям. Трандуил последовал за ними. Он как владыка леса освятил их союз и он же должен был направлять своих детей на верный путь, и сын с его юной женой напоминали ему собственную молодость. Его фэар полнилась ожиданием счастья, и он хотел поддержать и продолжить эту любовь в сыне и его избраннице. — Не бойся, — вскоре снова втолковывал он сыну, сидя на краю супружеского ложе. Ундониэль лежала рядом. Она не была обнажена, но сняла верхнее платье и осталась в нижнем, тонком, полупрозрачном и, с точки зрения Трандуила, еще более восхитительном. Лесной король впервые поймал себя на мысли, что готов был бы исполнить супружеский долг за сына, если тот так и не сможет побороть свои опасения. — Посмотри, как она прекрасна, — кивнул он, указывая на лежащую рядом деву. В слабом мерцающем свете, кидающем отблески на ее одежды, она казалась совершенно неземным созданием. Кожа ее словно светилась, и нельзя было поверить, что это та же скромная девушка, что ухаживала за больным принцем, рассказывала ему о целебных травах и иных местах и гуляла с ним по лесам. — Я не хочу становиться разрушителем этой красоты. — Поверь мне, сейчас я сумею доставить ей удовольствие и подготовлю ее для тебя, — убеждал его Трандуил. — Иди ко мне, дитя. Последнее касалось уже его жены. Король снял верхний плащ, оставшись в нижней тунике, и сел рядом с ней. Его ладонь накрыла ее бедро, провела по нему, невзначай задирая край одежд; в глазах аранена заиграли искры. Он отнюдь не был готов делить жену с кем-то еще. — Хорошо, тогда иди ко мне. Я смогу подготовить тебя к близости, — и Трандуил привлек сына к себе, заставляя его обнажиться и усаживая к себе на колени. Рука отца по-хозяйски прошлась по его промежности, гладя детородный орган; король у великому его смущению так мягко наглаживал его вместе с Ундониэль, чья аккуратная маленькая ладонь тоже проникла к нему под одежду, что у Леголаса перехватило дыхание. Похоже, тело его отзывалось на эти ласки с куда большей чувствительностью, чем он желал. Трандуил с улыбкой подметил его полуготовность, которую требовалось простимулировать лишь немного. Затем он обратил свое внимание на девушку и сел рядом с ней. Леголас видел, как отец склоняется над его любимой, любуясь ею. Руки отца очерчивали контур ее тела, король воспевал красоту его жены, и ласки его становились все более чувственными. Он любовался ее грудью, склонился, прикусил соски, вылизывая их. Потом направил ладонь к ее промежности, направляя два пальца в заветную щелку. — Она хочет стать твоей, Леголас. Но, если ты не уверен, я могу сделать это за тебя. Но в этот раз принц не стал себя упрашивать и сам склонился над женой.