Поверженный

— Что ты говоришь такое, листик, не рань мое сердце! Ты никуда не пойдешь! — Трандуил порывисто прижал его к себе. — Воля ваша, Ар-Трандуил. Я понимаю, вам неприятно видеть меня. Зачем вы меня так… держите… Он неловко попытался высвободиться из объятий отца, всхлипнул и затих. Это больно ударило Трандуила. В его душе едва воскресла надежда на то, что его листик выздоровеет и простит его — а он, как выяснялось, и видеть его не хотел. При нем сын отказывался есть — его тошнило на себя, ему было непритворно дурно каждый раз, и не с чего было ободриться, поскольку ему было хуже. К тому же Трандуил тревожился из-за эллет, что навещала сына; первым порывом было запретить входить к нему всем — не из ревности, конечно, — он искренне хотел оградить сына и скрыть от всех его состояние, и боялся, что Ундониэль по легкомыслию расскажет всем о состоянии принца. По ее уходе Леголас впал в полузабытье, с его губ срывался бессвязный бред. Он вздрагивал во сне, едва не падал с постели, и вспоминал Элроса; руки Трандуила, что удерживали его, казались оковами, или снова объятиями Элроса. Он пытался отмахнуться от них, но от слабости не мог. — Тише, милый, пожалуйста, — увещевал отец, но даже эта ласковость напомнила Леголасу Элроса. Он затих в объятиях отца, принимая его за своего карателя, потом послушно приоткрыв рот попытался его поцеловать, ткнувшись в губы. Трандуил принял это за сыновнюю нежность, ответил на поцелуй, но наследник послушно склонился, огладив рукой его промежность, и потянулся к поясу, прося обнажиться и позволить ему доставить своему лорду удовольствие. Ужасное и постыдное ощущение. Ласка заставила Трандуила ещё сильней разъяриться в сторону вероломного стражника, но пугать сына злостью он не хотел. Тот успел это понять. — Ты разозлился, мой лорд. Леголас ждал, что на него поднимут руку, и робко сжался. Трандуил прижал его к себе. — Нет, нет. Ты мое сокровище, — убеждал он. — Просто ты пока слишком слаб и устал. Отдохни. Тебе нужно набираться сил. Я хочу видеть тебя окрепшим, сильным, прекрасным, как раньше. Сын кивнул. — А потом вы возьмёте меня снова? — Нет же, листик. Ты меня не узнал? Его наследник покачал головой и уснул, прикрыв глаза. Трандуил укачивал его недолго, потом осторожно оставил на месте и, поднявшись, отправился на кухню. — Как он, владыка? Король опустился за стол и устало потёр виски и лицо кончиками пальцев. — Мой сын не может есть. Не могу понять. Его травят? Ему все время дурно. — Ничего подобного и быть не могло, Ар-Трандуил, — убеждённо ответили ему, — все готовится здесь. — Но в тот раз он смог поесть нормально. Ему рассказали об Ундониэль и о том, что она принесла принцу то, что приготовила сама, что немало удивило Владыку: вот как, выходит, он зря отстранил эту деву? Теперь Трандуил больше не осмелился бы намекнуть незнакомой эллет, что она не пара королевскому наследнику, и смиренно подошел к ней, намереваясь уговорить. Да и сама дева понравилась владыке намного больше, чем Тауриэль. Лучница была красива, но слишком надменна с Леголасом, и ему, как отцу, было обидно это видеть. Естественно, он поставил её на место. Сестра Линдира, наоборот, была совершенно простой в манерах, несмотря на более знатное происхождение, но далеко не глупой. Она поклонилась владыке. — Я пришел к тебе с просьбой, дитя моё. — Что вам угодно, Ар-Трандуил? — она поклонилась, но скоро выпрямилась, прямо и с интересом глядя на него. — Ундониэль, ты нашла ключ к сердцу моего сына… к его благорасположению. Прошу тебя, убеди его остаться. Ему не место в лесах, тем более, сейчас, когда он так нездоров. Он тяжело болен, а я — я так перед ним виноват. С тех пор, как ты покинула его, моему сыну стало лишь хуже. — Простите, владыка. Я могу вернуться к нему. Аранен и сам просил меня остаться с ним. Мы беседовали о Ривенделле — он сказал, что хотел бы его посетить, вот и все. — Ему не перенести долгой дороги. — Понимаю. — И я хотел попросить тебя самой готовить ему. Всё, что нужно, я предоставлю. На кухне можешь распоряжаться по своему усмотрению; слугам я скажу. — О, мне не потребуется многого, — убедила его она, и эта скромность снова понравилась гордому королю. — Прошу тебя, навести его снова вечером. Аранен должен будет проснуться и прийти в себя — но он не может принимать пищу сам. И тяжело болен. Прошу тебя… «Будь бережной» — недосказал он, пожав ей руку. Но в деликатности девушки он уже не сомневался. Так Ундониэль было позволено навещать его наследника снова. — Тебе стало хуже, — послышался над пробуждающимся Леголасом нежный девичий голос. Та эллет снова пришла к нему и обтирала ему горячий лоб прохладной тканью, смоченной в воде. Но всё же король радовался, что хоть кто-то стал его сыну ближе. Он даже решил их не беспокоить, но в этот раз Ундониэль не провела в покоях и десяти минут. Принц не смог очнуться до конца, эллет показалась ему сном и он решил не пробуждаться. Голос, как ему показалось, принадлежал его утешительнице, а сам он снова оказался в объятиях того, кто его насиловал. Каждое касание к перевязанным ранам и простая попытка усадить его поудобнее отзывались болью. Аранен снова скатился в забытьё и отбивался от Элроса, а потом просто вяло закрывался руками. — Пожалуйста, нет, не надо, я буду послушным! Слёзы катились по лицу и он нисколько не сдерживал их, не пытаясь прикрыться, хотя рыдать воину не пристало — он закрывал промежность и отворачивался. Одеяло, укрывавшее его, сбилось, и тонкая рубаха уже не скрывала пятен сукровицы и ран в промежности. Видны стали под задравшейся сорочкой и ссадины на внутренней стороне бедер, и расцарапанная поясница, и тампон из корпии и куска ткани, который впитывал кровь, которая вытекала из порванного заднего прохода. Ундониэль не стала ахать или причитать; она догадалась, чем вызваны такие раны, но сдержала эмоции, пусть это и стоило ей труда. Леголас закрыл причинное место руками, а после замер, едва она убрала руки. Никакие прикосновения — ни ласковые, ни уверенные — не успокаивали, хотя к голосу ее он явно прислушивался. Походило на то, что с ним забавлялась целая стая орков, не меньше: Ундониэль слышала раньше подобные рассказы и видела, как тяжело переживают похожий плен эльфийские воины, каким удалось вернуться и вырваться из лап тёмных тварей. Может, и с араненом произошло похожее? Не верилось в то, что с принцем мог это сделать другой эльф и его сородич. Неудивительно, что король-отец не хотел, чтобы принца осматривали другие целители и не позволял и ей. Так что, услышав жалобные просьбы не насиловать его и кровь в промежности, дева поняла всё. — Это просто злой морок, — прошептала она принцу в ухо, — больше никто не станет брать тебя силой. Доверься, я помогу. Леголас слышал эту просьбу, но тело помнило и беспомощные жесты его были автоматическими. Он не мог их забыть и закрывался по привычке. Потребность защищаться так сильно врезалась в его память, что избавиться от нее было непросто, и Ундониэль понимала это. Глаза, затянутые мутью, открылись ненадолго, Леголас попытался что-то сказать, но его снова начало рвать, до желчи, до кислоты, до дикой боли в животе. "Сможет ли выжить мой сын, я не знаю, и потому направляю тебя к нему", — как наяву прозвучали слова владыки Трандуила. Он готов был ухватиться за что угодно. Лишь бы его фэа не угасло! До сих пор его не удалось сломить — значит, надежда оставалась. Принц боролся за жизнь, за свободу, за свою честь, но один он бы не выдержал эту борьбу. Нужно было действовать. Ар-Трандуил был удивлён, когда ему доложили, что она желает его увидеть, и даже не нашёлся сразу что ответить, когда дева намекнула ему, что знает всё. Он ожидал возмущения, брезгливости или жалости и был весьма удивлён, когда проницательная дева тихо, но строго заговорила. — Вы, Ар-Трандуил, допустили несколько ошибок в лечении, чуть не ставших роковыми. Я постараюсь всё исправить, но мои руки слабы, я мне потребуется помощь. Не могли бы вы выделить слуг для… — Нет, дитя. Не должно слугам знать столь многое. Я буду в твоём распоряжении. — Хорошо, идёмте. Леголас очнулся от того, что его тормошили, он слышал мягкий голос и удивлялся ему. — Его нельзя было кормить лёжа, и нельзя, чтобы он ложился сразу после еды. Отсюда и рвота. Жар можно сбить в прохладной купальне. Помогите мне отнести его. Король только кивнул, присел на край кровати и погладил принца по плечу. — Листик, очнись. Я помогу тебе..... — но все слова отца слились для измученного разума в непонятное кваканье, он не обратил внимания на то, как Ундониэль тихо подошла к королю и заговорила. — Ар-Трандуил, груз вины давит на вас и вы боитесь сделать вашему сыну больно. Он чувствует это и ждёт боли от вас. Просто покажите ему, что вам не страшно и так будет лучше. Резкий, как показалось Леголасу, рывок вывел его из забытья. Закружилась голова и ком тошноты подступил к горлу, но в этот раз Ар-Трандуил не говорил тихо. В голосе послышались властные нотки, что заставили вслушиваться в смысл: — Нужно в купальню. Постараемся сбить жар, только не надо сейчас спать. — Повинуюсь, мой лорд. Трандуил поморщился от боли и укола совести и спросил сына: — Ты не можешь звать меня отцом снова? — Да, Ар-Трандуил. — Он слабо понимает, что говорит. Это старая память. Он пока не способен осознать всё, ему нужно поверить в то, что вы его любите и не причините зла. Леголас вздрогнул, когда его погрузили в прохладную купель, но тело вопреки всему расслабилось. Трандуил поддерживал его, не давая скрыться телу под водой, пока Ундониэль отмывала засохшую кровь, снимала размоченные в воде старые повязки, тоже напитавшиеся кровью и гноем, и обмывала его с целебным отваром. Трандуил смотрел на неспешные бережные движения девушки и ее заботу о сыне. Ему не в чем было упрекнуть ее, она не сделала ни единого неверного движения, а все же он ощущал смутную ревность, которую сразу попытался отбросить. В конце концов, кого еще он мог желать видеть рядом с тяжело больным сыном? Редкость, что дева приняла его и не испытывала сама ни страданий, ни страха, а сумела помочь. Судя по задерживавшимся на теле аранена взглядом его сын вызывал у нее симпатию. Леголас вызывал интерес у многих девушек, но Ундониэль не была легкомысленной. И многие ли смогли бы испытывать к нему нежность, видя его разбитым и униженным, а не смелым воином? Многие считали эльфов, побывавших в орочьем плену, исказившимися или опороченными, а раскрывать произошедшее с Леголасом на самом деле Трандуил не хотел. Леголас слышал тихую песню — ее пел женский голос, повествующий о печалях, что стали их уделом, и слова были грустными, но постепенно голос окреп и наполнился уверенностью, повествуя о том, что и сквозь тучи светит солнце. Он задремал и уже не помнил, как его отнесли обратно в кровать. Ему позволили недолго поспать; по правде говоря, он и до этого долго спал, и теперь пробудился скоро. Голова была свежей, жар прошел, и без мутной пелены перед глазами Леголас вновь смог осмотреться и понять, что его больше не держат в сырой далекой норе. И отвратительного запаха не было, хотя слабость охватывала все тело, но и она из мучительной превратилась в терпимую — как после долгого боя или изнурительного перехода через горы. Выходит, проклятья уже не было? Обстановка в покоях была не самой богатой, но уютной, и он узнавал их по резному дереву, кварцевым светильникам и гобеленам на стенах. Значит, отец позволил ему вернуться во дворец и сменил гнев на милость... По крайней мере, снял проклятье. Если только он вновь его не разозлит. Кажется, он уже думал об этом, но сознание было таким обрывочным... Постепенно в памяти всплывал недавний разговор с девой, что принесла ему еды. А потом отец сказал, что она утомила его, и отослал ее. Кажется, так. Леголас глубоко вдохнул. В голове прояснялось, она не кружилась, и он смог даже приподняться на локте и поглядеть по сторонам. В камине тлели угли. Недалеко от постели сидел, навалившись на столик при постели, уставший Ар-Трандуил. Он задремал, но чутко уловил момент, когда сын приподнялся. Быстрое движение напугало его, но на плечо легла рука, успокаивая. — Ундониэль, он очнулся, — позвал Трандуил, и Леголас увидел, что слева дремала у подножья постели девушка. — Ты поможешь? Не поднимайся, — последние слова относились уже к нему, когда владыка заботливо удержал сына на месте, не давая вырваться. — Нет, не так, — Ундониэль положила под спину принца несколько подушек и большое одеяло, придавая полусидячее положение. — Я чувствую, он очнётся скоро и ему надо поесть. Пусть пришлют еды. — Ему плохо, может быть… — Да, я готовила те лепёшки сама, но мясо и лиственник я взяла на вашей кухне. Я покажу, как его правильно кормить. — Дитя, он мне не доверяет. — Это от того, что вы сами себе не доверяете. Просто попробуйте. Леголас смотрел на деву, как зачарованный; Трандуил убеждал себя, что сын просто удивлен, видя эту эллет, и несмотря на ревность, все-таки предоставил ей покормить сына. Полусидя ему и правда было легче. Он больше не пытался сжаться или оттолкнуть от себя чужие руки, и даже нашел в себе силы слабо улыбнуться. — Благодарю тебя... — Он сморщил брови, вспоминая, как зовут спасительницу. — Ты, кажется, заходила уже ко мне. Она с улыбкой кивнула. Он оторвал кусочек лепешки, ему протянули питья в чашке, и он впервые за пару дней смог проглотить что-то без отвращения. Голос девы успокаивал его, и Леголас даже перестал тревожиться из-за присутствия Трандуила. Один только раз обернулся на него: — Владыка... — Не беспокойся. Трандуил поднялся и хотел уйти, но Ундониэль удержала его, и он решился подойти к сыну снова. — Ты меня боишься, Листик? Я сильно перед тобой виноват. Черты знакомого лица прояснились, как только Леголас нашел в себе силы посмотреть на отца, но тут же смутился и опустил глаза. Он еще его боялся. — Вы злитесь из-за того, что я с эллет, отец? Вы просили ее отослать. Ладонь легла на ладонь; он схватился за нее, не желая отпускать. — Нет. Я сам прислал ее к тебе. Сын с облегчением вздохнул, и Трандуил успокоился вслед за ней. Конечно, ему приходилось поволноваться из-за их отношений, и он задумался о том, прилично ли незамужней деве, к тому же гостье его королевства, ухаживать за араненом, смотреть на него, полуобнаженного и ослабшего, прилично ли помогать ему отправлять естественные потребности? Но если сыну от этого было лучше... Он нервно стоял под дверью, ценя их уединение, но прислушиваясь к негромкой беседе, совершенно незатейливой, в которой чуть звонче выделялся голос Ундониэль, которая от обсуждения травок перешла к описаниям Ривенделла, откуда была родом; еще слышно было, что аранен во что бы то ни стало хотел подняться, а она мягко его удерживала; сын не жаловался на пережитое, но был замкнут и лишь с ней оттаял немного. Скоро голоса смолкли, и вышедшая из спальни Ундониэль сказала, что Леголас ненадолго уснул. Этим временем стоило воспользоваться, чтобы сменить повязку и осмотреть его, но Трандуил удержал её. — Я хочу сделать это сам, дитя мое. — Как вам угодно, владыка. Я могу просто поприсутствовать рядом и подсказывать. Принести мази? — Принеси, но я не хочу, чтобы ты была там. Не из ревности или боязни за сына, поверь. Я забочусь о твоем целомудрии. Не всё невинным эллет пристало видеть. "Да ведь я только что помогала его мыть!" — хотелось воскликнуть ей, но она послушалась и, принеся ему эликсиры, поклонилась и вышла.