Алистер никогда не любил пьяные вечеринки. Этот парень постоянно балансировал между школьным чудаком, который сторонился толпы и все вечера проводил за странными инди-играми, и типичным капитаном спортивной команды: типично популярным, типично обаятельным и типично дурашливым. Он умел — пусть не нарочно и не всегда в положительном ключе — всех удивлять. Организовать вечеринку дома, выпить немного пива, а затем уснуть в своей комнате и забыть про неё? Легко. Вот и после школы Алистер всем на удивление не стал начинать карьеру баскетболиста, которую ему так прочили, не пошел в армию, как советовал ему дядя, а поступил в колледж искусств, хотя никто, кажется, и не знал, что он умеет рисовать. Поговаривали, что ему помог знакомый профессор. Но сейчас это было не важно. Важно только то, что вот он, бугай под два метра ростом, шел на свою первую в жизни лекцию по истории искусств, пытаясь не потеряться в огромном здании колледжа.
Коридоры заведения напоминали скорее выставку в Денеримском музее искусств, чем образовательное учреждение. Алистер не понимал современное искусство, но очень им восхищался. И не только потому, что тонко чувствовал настроение через цвета и формы: он считал авторов подобных произведений настоящими смельчаками, решившими раздвинуть горизонты и назвать искусством не только то, что эстетически красиво. Размышления не привели его никуда, зато ноги привели в нужную аудиторию. И только сейчас его ударило, словно барабанными тарелками по ушам, осознание: здесь он и будет учиться, чтобы потом стать настоящим художником. Хотя сам Алистер не мог представить себя типичным живописцем: почесывающим кисточкой тонкие (почему-то черные) усики, в берете, у мольберта, с палитрой в одной руке и бокалом вина в другой. И сейчас не смог. Он оглядел ребят, которые ждали преподавательницу. Такие яркие, интересные — его одноклассники наверняка называли бы таких фриками. Но, кажется, фриком здесь был Алистер. Не лысый, без пирсинга и макияжа, без цветных линз, не в парике, а с натуральным цветом волос. Он даже одет был, словно пришел не сюда, а в прачечную напротив: джинсы, кроссовки, белая футболка с названием спортивной команды на груди и клетчатая рубашка; не хватало только корзины со всей остальной, нормальной одеждой, которую тот собрался постирать. Мгновенно почувствовав себя лишним, Алистер скромно уселся в углу, но поближе к доске. Так и начался его первый день.
— Держи. Нет, серьезно, на посвящении у нас обычно классно. Сходи, это сегодня. — Какой-то второкурсник сунул билет-листовку прямо в ладонь Алистера, при этом держа в руках стопку таких же. Парень прошел дальше, продолжая убеждать пугливых первачков в их обязанности посетить «сие фееричное мероприятие». Алистер смотрел на билет — ревущая толпа и яркие огни с афиши смотрели на него. Он вспомнил, как не любит это. Последний раз он был в толпе, когда сдуру поддался уговорам ребят из команды и позвал всех на вечеринку в дом его дяди… Лучше не вспоминать. Но, кажется, там должен был быть концерт… И это какой-никакой, но шанс познакомиться с сокурсниками.
«Моя мама всегда хотела, чтобы моё искусство вызвало фурор. Но пока что моё искусство вызывает только разочарование», отправить твит. Алистер усмехнулся сам себе, бросив телефон на кровать и открыв шкаф. Его аккаунт довольно популярен, и Алистер гордился этим достижением, хотя никому не рассказывал. А в сети никогда не распространялся, что мамы у него нет, как и отца, как и вообще сколько-нибудь близких, по-настоящему близких родственников. Разве что дядя, но, кажется, он отстранялся с каждым месяцем все больше. Единственным взрослым, кто его всегда поддерживал и был рядом, оказался Дункан — бывший военный, вернувшийся на поприще искусства с таким фурором, что на склоне лет стал профессором колледжа… Но, пожалуй, это тема отдельной истории.
Алистер выбирал, что нацепить на посвящение. Что ж, выбор пал на светлую рубашку и черные джинсы, а ошибку Алистер уяснил лишь тогда, когда оказался в толпе рокеров и панков, словно прибежавших из девяностых. И с тех пор не мывшихся. И не просыхавших. Это точно первокурсники?Проходило это действо в дряхлом клубе, видимо, единственном месте в Денериме, которое было по карману колледжу. В помещении стоял дым, клубами пляшущий в розовом свете единственного прожектора над сценой. Знакомое лицо тоже было только одно –на сцене стоял тот самый парень, кто всучил ему листовку. Он исполнял роль некого полуживого конферансье, то есть монотонным голосом объявлял, что будет происходить в следующие минуты. Алистер тихо завыл от ужаса, когда выяснилось, что придется участвовать в каких-то конкурсах или даже выходить на сцену. Он в спешке отошел к барной стойке и решил провести там всё время, пока не закончится мероприятие, потому что уходить постеснялся.
— И, наконец, музыканты! Единственная рок-группа от первого курса… Каллиан! — Конферансье всплеснул костлявыми руками и повернулся к кулисам, светя рыжей головой. — Я не буду это говорить! Короче, сами представьтесь.
Из-за кулис послышалось:
— Твою мать! Какого хрена ты делаешь?
Маленькая, хмурая и бледная, как смерть, эльфийка выскочила на сцену, на ходу стягивая с волос резинку и поправляя ремень гитары.
—МузыкантКИ, Сорис. – Она улыбнулась залу и взглянула на парня, который в спешке удалялся со сцены, закрывая уши руками. — Всем привет, мы группаElvhen'alas, и наша первая песня — «Митал любит сосочки Андрасте».
Каллиан под смешки публики зажала первый аккорд и ударила по струнам. Более-менее приличный характер носил только первый куплет.
Ооо… Андрасте! Типа жена Создателя…Андрасте сумасшедшая, но такая милашка
Вы даже не подозреваете, насколько она спятила
Пока не приласкала наша богиня, её, бедняжку
Алистер оживился и даже поднялся с барного стула, к которому успел прирасти за эти полтора часа художественной самодеятельности. «Грязные эльфы» (перевод названия Алистер услышал в толпе) действительно выбивались из общей канвы. Не только потому, что солистка, словно бунтующий подросток, кричала бранью со сцены и живо описывала секс двух богинь, но и в целом музыкой, ее направлением. И… кажется, это были не просто детские стишки, чтобы похихикать.
Каллиан закончила первую песню, пригладила волосы, чтобы те не лезли в лицо, и приблизилась к микрофону вновь:
— Следующая песня называется «Похорони меня под Венадалем».
В этой эльфийке было что-то… нет, в ней было много чего. Она двигалась по сцене, кричала своим хриплым голосом в микрофон — в особо эмоциональных моментах нарочито фальшиво. Каллиан почти не смотрела на сцену, — только раз или два — но словно никого и не видела, хотя все внимание было направлено на неё. Смешки затихли. В зале повисла тишина, а за ней началась дичайшая вакханалия. Песни сменялись, а толпа ликовала. Они то приседали к полу, то взлетали обратно; люди в центре носились кругами, обливались пивом, а какие-то случайные парни и вовсе забегали на сцену. Каллиан и вторая гитаристка сталкивали их со сцены, пиная ногами, но при этом весело улыбаясь.
Алистер завороженно смотрел на солистку, игнорируя толпу, в которой так боялся оказаться. Он всё стоял с краю, но вдруг оказался притеснен к самой сцене. В любом другом случае парень испугался бы, но не сейчас. Сейчас всё его сознание было захвачено Каллиан, прыгающей у микрофона и наклоняющейся к зрителям.
Меня купили, забылиЯ не буду бояться
Закрыли
в трюме,Я не буду молиться
Целуй мне руки, рабыня
Я не буду слушаться
Что ты делаешь, прекрати!
Я безумна, сладкий
Я отдам тебе всё, что захочешь
Пожалуйста, помолчи
Каллиан оставила свою гитару на полу и снова приблизилась к микрофону.
— Следующая песня не моего сочинения. Это эльфийская колыбельная.
Теперь она стала другой — умиротворенной, спокойной. Алистер совершенно не разбирал слов, но был так очарован всем происходящим, что просто наслаждался голосом и самой певицей, интуитивно перенимая настроение. Такая красивая. На неё было много всего: цепочки вокруг шеи, грязная футболка с рисунком, — видимо, собственного производства — рваные шорты, снова цепочки, куча проколов в ушах, татуировки… Но не это привлекало его внимание, а её движения: вблизи можно было увидеть, что она до сих пор немного волнуется и постоянно стирает пот с шеи. Что её пальцы лежат на микрофоне не слишком уверено. Что она полностью отдается песне — так, словно прожила её. Что она улыбается некоторым словам, словно её близким людям…
Вдруг сердце Алистера пропустило удар. Он ощутил это так отчетливо, потому что не чувствовал прежде ничего подобного. Он не ощущал так явно даже боли от сломанной во время игры ноги, или страха, что ему отрежут руку, когда он еще малышом застрял в спинке стула. Это не удар обухом по голове — это тычок острым, горячим лезвием в сердце. Каллиан, эта бледная безбашенная эльфийка с хриплым голосом Дженис Джоплин, на секунду перестала петь, будто забыв слова. Она смотрела на него. Пару мгновений, может дольше, а затем, смутившись (!!!), отвела взгляд. Она качнула головой, и цепочки на ее шее и бедрах, булавки в ушах зазвенели в голове Алистера так громко, что он подумал, будто прямо сейчас рухнет в обморок.
Ему действительно стало нехорошо: благо концерт закончился, и парень смог выйти на улицу, где долго стать легче. Он даже не запомнил, как добрался до дома, поднялся в свою комнату, разделся и упал на кровать. И только сейчас его осенило. Только сейчас, когда Алистер Тейрин, бугай двадцати лет от роду, посмотрел на экран телефона, с желанием открыть Твиттер, заключил:
— Я влюбился.
Телефон он оставил около подушки и не стал писать малочисленным друзьям, чтобы получить совет. Вместо этого он улегся на бок и тихо взвыл, отчего-то испугавшись. Алистер никогда не чувствовал себя особо привлекательным, даже не видел, что люди к нему тянутся. Он был крайне плох в распознавании собственных эмоций, но хорошо чувствовал «себя»:
— Хей, я Алистер, тот чудик из выпускного класса. Честно говоря, я выгляжу как те ребята из тв-шоу, которых воспитывали собаки. Я неправильно держу ложку. В детстве я залез в диван и не смог сам вылезти. Меня поставили на место капитана в баскетбольной команде, хотя я не хотел. У меня потрясный обмен веществ, благодаря чему я могу каждый день есть одни чизбургеры и все еще хвастаться (перед самим собой) кубиками пресса, это единственное, что мне в себе нравится. У меня огромный нос, редкая щетина, а при прямом солнечном свете может показаться, что у меня нет бровей. Я немного рисую и фотографирую, но это самая неинтересная часть моей биографии. Гораздо интереснее знать, что я сраный неудачник, который постоянно ноет о своих проблемах в интернете. Хотите еще факт? Да, я, блять, влюбился в солистку рок-группы на посвящении в первый же день учёбы, ха-ха! Умора! Это смешно, правда! Потому что у меня никаких, блять, шансов! Всем пока, еще раз, я Алистер, гребаное посмешище для трёх-ка читателей в Твиттере!
Алистер так и видел: Каллиан слышит это все и смеется ему в лицо так громко и долго, что на её бледных щеках проступает румянец, и вместе с ней начинают звенеть её цепочки на шее. Важно: смеется НАД ним, а не ВМЕСТЕ с ним.
