Sunny

20.10.19       Я два раза перечитал книгу, а ещё перечитал свои записи. Оглядываясь назад, могу точно сказать, что с лета стало куда лучше (правда, в наблюдательную меня, что иронично, направили только сейчас): сдохнуть не хочется и кошмаров нет. Окна выходят на внутренний двор, так что иногда я смотрю, как там остальные. Эмма и Рей появляются на улице вместе с ними — думаю, они уже в порядке.       Осталось подождать совсем немного, но есть только одна проблема: завтра меня собирается навестить мама. Это вряд ли обернётся чем-то хорошим: разговоры с ней никогда ничем хорошим не заканчивались. Она вспоминает обо мне только тогда, когда её что-то не устраивает и ей надо высказаться, а может ещё и получить поддержку или, что ещё хуже, совет. Однако с огромной вероятностью любой разговор сводится на крик.       На самом деле, ей нет до меня дела. Противно признавать, но я в какой-то степени ждал, что она объявится и спросит, как мои дела, а ещё объяснит эту весомую причину не связаться со мной до теоретического момента встречи. Хотя мне тоже всё равно на неё. 21.10.19       Классная особенность психушки в том, что можно отказаться от встречи с кем-то, кого видеть не хочешь — но я ей не воспользовался, потому что мне было интересно, изменится ли что-то в этот раз.       Радостно было спуститься на первый этаж, потому что в наблюдательной очень сильно ограничивают свободу передвижения, а здесь что-то относительно новое. В кабинет заходить, зная, что там меня ждёт, совсем не хотелось, но отступать было уже поздно. Мама сидела за столом, держа осанку и сохраняя самый важный вид. Её светлые волосы как обычно идеально завиты, а на губах красная помада. Ненавижу красную помаду. Упрёки начались с порога.       — Почему ты настолько невменяемый, что выделяешься даже в психушке?       Как я и думал, ей было просто всё равно. Она так всегда: в обычное время закрывает на меня глаза, а как только я сделаю что-то не так, так сразу появляется, чтобы разложить по полочкам, почему я ничтожество в её глазах. Эта обычная для мамы фраза стала спусковым крючком. Я окончательно решил высказать в этот раз всё, что думаю, а не сдерживаться ради сохранности хрупкого мира между нами.       — Не исправился и даже не чокнулся, как я думала, а остался тем же придурком. У меня и без тебя проблем хватает: Дэниэл на грани банкротства, а от меня ушёл лучший финансовый директор. Ты хоть представляешь, как сильно его уход пошатнёт всю фирму? А ты сам — слабак, если не можешь справиться со своими тараканами в голове, просто тряпка. Ну, чего молчишь?       — Да, ты вряд ли поймёшь мою потерю, если все твои подруги — это шлюхи твоего любимого мужа, — ответил я, разводя руками с туповатой улыбкой на лице, чтобы выбесить её.       — Чего?! — ожидаемая реакция. — Ты знал об этом и не говорил мне?!       Думаю, её крики слышал весь первый этаж. Что ж, это не мои проблемы. Я играл в невозмутимость, сдерживая все эмоции в себе.       — Не считал нужным, — я пожал плечами. — Да и если рассказывать тебе о его любовницах, то рассказывать и ему о твоих любовниках.       — Я тебе доверяла, а ты… — щёки мамы покраснели от возмущения. — Надо было раньше отгородить тебя от твоего отца — он тебя с самого начала испортил.       Я с десяти лет считал, что мой папа ушёл, что он вдруг из лучшего человека в мире стал предателем, не мог понять, как такое могло произойти и где я ошибся — в итоге даже смирился и вспоминал только изредка. В психушке я бы подумал о нём как о спасителе в последний момент — да даже мой психиатр о нём не знает! — а тут оказывается, что папе, возможно, не было бы всё равно. Это слишком неожиданно.

Как будто окатили ледяной водой.

      У меня не было сил злиться на мать, только оцепенение и шум в ушах. До сих пор не могу в это полностью поверить. Получается, при желании я смогу связаться с папой? Не уверен, что он будет рад меня видеть, но отказ от проверки подобного равносилен вечному строительству теорий о человеке, о котором остались только обрывочные воспоминания.       — Чего? — мой собственный голос как-будто издалека и вообще не мой. — Погоди… Я не хочу разбираться в этом.       — В чём разбираться? Да ты одной фразой разрушил семью, понимаешь? — она всхлипнула.       — Как можно разрушить то, чего никогда и не было? — по-моему, под конец я уже отвечал невпопад.       — С меня достаточно! — мама встала и стукнула ладонями по столу. — Когда выйдешь из дурки, домой не возвращайся, понятно?! Видеть тебя не хочу, ничтожество!       Она встала напротив меня и дала мне пощёчину, что не прибавило мыслям ясности, и вышла из кабинета быстрыми шагами, очевидно, не желая при своём родном ничтожестве расплакаться, чтобы вдруг с ним не сравняться.       За мной тут же зашла медсестра и вернула меня в наблюдательную. Относительно большая палата почти пустовала. Остались только плачущая девушка и я, а остальных уже распределили по отделениям. Я сразу же лег на кровать. Левая щека всё еще болела — не в первый, но, похоже, в последний раз. Чтобы обдумать произошедшее, нужно время. Что ж, зато скучно не будет. 22.10.19       Ночь была долгой. Я не мог справиться с потоком мыслей о родителях, будущем, о Лукасе, об Эмме. Решено было встретиться с папой, а для начала найти его на Фейсбуке. Вспомнить бы, как он выглядит. Если верить маме, то мы с ним похожи.       В двенадцать дня меня перевели в то же отделение, из которого забрали — какая неожиданность. До этого момента было нечем себя занять — даже вещи собирать не надо было, потому что вещей толком и не было. Я вернулся к чтению своих же записей и наблюдениям за детьми за окном.       Было непередаваемо снова подняться на пятый этаж восточного корпуса. Как будто оказался дома. Дети гуляли в это время, поэтому я оставил вещи на тумбочке и поспешил выйти во двор. Эмму я застал в компании того постоянно спящего парня из наблюдательной.       — Юго! — воскликнула Эмма, заметив меня.       Она в пару прыжков приблизилась ко мне и кинулась на шею, от чего я чуть не свалился, но удержал равновесие и удержал Эмму над землёй за бёдра. Эмма же обхватила меня ногами за талию. И да, неизвестно, откуда она умеет целоваться взасос, но получилось это достаточно приятно. Завершив это дело, я заметил, что незнакомец пялился на нас в упор.       — И я рад тебя видеть, — ответил я, когда опустил девушку на землю.       — Прости, что так вышло, — сказала Эмма. — Но и ты больше не подставляйся из-за меня!       — Ну, этого я обещать не могу, — я пожал плечами.       — Ой, точно! — девушка отстранилась от меня и указала на новенького. — Это Норман. Он часто бывает в больнице, так же, как и Рей. Норман — про Юго ты уже знаешь.       Я пожал этому Норману руку, хотя было жутко неловко. После этого заметил Рея в компании Вайолет и Джиллиан. Он рассказывал им что-то, говоря быстро и много жестикулируя — совсем на него не похоже.       — Чего это он? — спросил я.       — Рей перешёл в гипоманию, — пояснила Эмма. — Если не будет сегодня-завтра приступов, как тот, где он пытался себя сжечь, то его отпустят домой.       В этот момент Джиллиан и Вайолет рассмеялись, а мы с Реем встретились взглядами. Он что-то ещё сказал девушкам и подошёл к нам.       — Хеей, и ты здесь! — он с силой хлопнул меня по плечу, после чего положил руку и на плечо Нормана. — Вы двое только не ругайтесь. Оба же чокнутые. Эмма классная, но даже ей вас будет не разнять. Но я к вам ненадолго, мне пора идти.       Мы остались втроём. Я не стал спрашивать, что значили слова Рея, пусть и звучало это странно. Эмма рассказывала о том, что нового произошло, пока меня не было. Эмме за побег ничего не было, Рей первые дни жил с буйными, после чего вернулся в это отделение постояльцев с улыбкой до ушей. Он говорил, что у буйных не так плохо, как кажется, а потом стал открыто встречаться с Анной. Норман тоже слушал внимательно: он вышел из наблюдательной только на днях.       Когда я поднимался на второй этаж, так как нужно было идти к терапевту, меня буквально выловила в коридоре Барбара.       — Юго, почему ты не говорил, что встречаешься с Эммой? — спросила она обиженно. — Я думала, мы друзья.       — Не успел. На следующий же день в наблюдательной заперли. Но теперь-то ты знаешь.       — Да я всегда знала об этом, вот вам и не мешала.       — Мы сами не знали, — ответил я. — Слушай, а ты не в курсе, что было между Норманом и Эммой?       — Норман с детства любил Эмму и даже признавался ей, но это уже прошло, если верить ему.       — Вот как… Спасибо, мне пора.       Не знаю, можно ли верить Норману, но в Эмму я верю: она бы не начала отношения, если бы была неравнодушна к кому-то другому.       Я дошёл до психиатра, после чего поднялся на пятый и присоединился к старшим, уже начавшим играть в монополию. Норман скупил всё, что можно было, а Рей всю игру ругался и шутил — чувствую, с этими двумя жизнь отделения станет интереснее.