Sunny

23.08.19       Ох, зря я вспомнил про Лукаса. Мне он приснился ночью. После этого кошмар шёл как обычно. Я видел тело Лукаса. Левая рука раздроблена в плече. Кровь. Мясо. Страшно. Проснулся в холодном поту с паникой, и сразу выбежал в коридор. Почувствовав тошноту, забежал в туалет. Меня вырвало. Плитка была очень холодная, лампочка мигала. Не совсем понятно было, насколько происходящее реально. Эта тупая лампочка создавала такое впечатление нереальности, какое накрывает с головой в клубах из-за мигающего света в темноте. Только там ты забываешь о реальности, а тут мечтаешь ухватиться за нить её восприятия. Я сидел, пока не пришел в себя, после чего встал и умылся холодной, опять же, водой.       Дежурная спросила, что происходит, и тогда я объяснил, как всё было. От таблеток снова отказался. Наверное, поэтому утром и разбитый. Но обещание, данное Антенне вчера, нарушить было нельзя. Вот так я и пришёл в комнату отдыха, где были те дети, которых Эмме удалось привлечь к подготовке: из ранее знакомых Барбара и Фил, а познакомиться пришлось с Гильдой (лучше бы не знакомился). Мне Эмма выдала старый ноутбук, по её словам, полученный от Изабеллы. Он громко загудел, а пыль была даже под крышкой на клавиатуре. Я нашёл музыку и включил всё по порядку.       Наушников не было, поэтому дело шло медленно. На мозги капали возгласы Гильды про неправильно развешанную бумажную гирлянду. Эта девушка сцепилась бы с Барбарой, которая её передразнивала, если бы за всем этим не следила Эмма. Один Фил спокойно себе смотрел, чтобы никто не заходил, при этом успевая наблюдать ссоры и за одно разговаривать с плюшевыми игрушкам. Жутковато выглядит, если помнить про диагноз этого ребёнка.       Снова заболела голова, но я старался вслушиваться в музыку. Не сильно получилось. Но спасла меня от этого Эмма.       — Юго, что с музыкой? — девушка заглянула в экран через моё плечо.       Видимо, моё имя она узнала от Рея. Ладно, тут я прокололся.       — Тут ничего нормального, — подытожил я. — Оно либо совсем отвратительное, либо детское.       — Давай вместе посмотрим, — Эмма села в подушки на полу у стены. — Приходи сюда.       Так мы сидели два часа, переслушивая каждую песню. В итоге набралось песен пятьдесят, и было решено, что, если плейлист закончится, включим заново. Оставалось только закинуть все песни в папку, чем я и занялся. Но тогда произошло неожиданное. Эмма положила голову ко мне на плечо.       — Тебя не научили, что такое личное пространство? — возмутился я.       — Учили, — пробормотала Эмма. — Но я не выспалась. А ты тёплый, и спать так хочется.       — Понятно всё с тобой. Делай, что хочешь. Но только тебе так можно, ясно? — согласился я.       — Ясно.       Скоро я услышал мерное сопение Антенны. Я продолжал собирать песни и просить подходящих детей не тревожить Эмму. Гильда бросала на меня самые злые взгляды, а Барбара тихо смеялась.       Когда я закончил, возможности встать не предоставилось, потому что у меня на плече голова человека, которому, возможно, именно я сон и испортил, так что пришлось просто смотреть на детей.       За этим я уснул, а когда проснулся, ситуация была хуже некуда. Во-первых, мы с Эммой уже не у стены, а просто лежим в подушках, во-вторых, она меня обнимает, в-третьих, нас кто-то накрыл пледом.       Дети уже закончили подготовку и занимались своими делами. На нас никто не обращал внимания. Поэтому я закрыл глаза, решив не подавать признаков жизни, и снова погрузился в сон. С Эммой я засыпал так легко, как не засыпал в одиночку.       Но нам помешали. Меня разбудила сестра Крона, чего я реально испугался. Эта женщина слишком жуткая. Она всегда напевает что-то и, даже говорит напевая или иногда в рифму.       — Юго? Вставай, тебя ждёт Изабелла, — последовал голос после попытки растормошить меня за плечо.       — Да, сейчас, — прошептал я в ответ.       Расцепить незаметно руки Эммы было тяжело. Я далеко не добрый человек, но будить её — это вообще не вариант. Встать было тяжело, но надо было. Я сразу же догадался, что звали меня из-за Лукаса. Эмма не проснулась — видимо, тоже очень устала.       Я сказал Кроне, что знаю дорогу и доберусь до кабинета сам. Коридоры казались бесконечными, а, оказавшись напротив двери, я и вовсе помедлил секунду, прежде чем постучать. Это была паника. Было бы забавно снова упасть в обморок (уже падал в первом диспансере). Я вошёл в уже знакомый кабинет — и встретил там Рея.       Не знаю, что у них произошло, но этот парень выглядел чуть менее мёртвым, чем обычно, и сразу вышел. Изабелла же без предисловий перешла к делу: моё волнение трудно было не заметить.       — Юго, Лукас вышел из комы, но встретиться с ним пока нельзя, — начала она. — Прийти можно будет в сентябре, а пока придётся подождать. Лукас потерял много крови, — речь, очевидно, шла о руке, — и ему будет тяжело. Думаю, ты имеешь право знать всю правду.       — А если… — в тот момент я заметил, что меня трясло, — что, если он не справится?       — Никто не может быть уверен в будущем Лукаса, но он пережил самое сложное, — проговорила Изабелла, очевидно, как и я, подбирая слова. — Всё должно быть хорошо.       — Спасибо вам, — радостно отозвался я.       Невозможно было сдержать улыбки облегчения. Понятно, почему Изабеллу тут так любят. Она помогает каждому, что не входит в её обязанности. Да моей матери меньше дела до меня, чем Изабелле. Если на тех детей так же забили болт родители, то не удивительно, что они называют Изабеллу мамой.       Перекинувшись парой слов с Реем, я пошёл по коридору вдоль окон во двор — такие были на первых двух этажах). Трудно поверить своим глазам, но дождь кончился, и сквозь то, что осталось от туч, пробивалось солнце. Дети, естественно, все были на внутреннем дворе. Действительно, в западном корпусе одни медсёстры. В комнате отдыха всё готово. Если верить Эмме, то сёстры обещали приготовить что-нибудь, чтобы всё как вне больницы. Я не ожидал чего-то сравнимого с домашними вечеринками старшеклассников с алкоголем и громкой музыкой на всю ночь, но детям понравилось то, что было приготовлено на скорую руку усилиями старших и медсестёр. Но не буду забегать вперёд.       Я, накинув чёрную толстовку, вышел на улицу. Практически сразу в меня прилетел волейбольный мяч из рук Барбары вместе с приглашением присоединиться к кругу игравших, нашедших место без луж. В кругу, помимо неё, были Дон, Эмма, Найджел и Джиллиан. Я кинул мяч обратно и отказался.       Было совсем не до этого. Приняв приглашение, я бы вскоре принял мяч лицом. Не могу выкинуть из головы мысли о Лукасе до сих пор. Тогда я в задумчивости мерил территорию шагами. Всё же тут мало места, хоть и здания огромные. (Надо будет выйти на территорию за зданиями. Вижу её каждый день в окно, и на вид там неплохо). Приятно пахло мокрым асфальтом, как в городе. В лужах плавали листья. Их стало больше, чем пару дней назад.       Сзади послышались шаги.       — Юго! — окликнула меня Эмма. — Почему ты снова один?       — А ты думала, раз согласился помочь, уже свой? — обернулся я. — Нет, это так не работает.       Девушка поравнялась со мной и наклонилась вперёд, заглядывая мне в лицо.       — Я тебя не понимаю, — вдруг проговорила она более медленно, чем обычно.       — В смысле?       — Не понимаю, почему ты хочешь быть один, — Эмма протянула руки, будто её правду, которой она хотела поделиться, можно вот так передать как что-то материальное. — Болезнь сложнее победить в одиночку. Даже когда хочется забиться в угол, нужно помнить об этом.       — А ты, вижу, по себе знаешь, — как ни странно, я почувствовал ни тени злости или раздражения. — Только люди мы разные. И я не понимаю тебя: как ты можешь всегда быть такой счастливой и не терять воли к жизни?       — Я не нужна своим биологическим родителям, но наше отделение — моя семья. Я хотела умереть, но это было очень давно. После этого я сначала подружилась с Норманом и Реем — они здесь начали лечиться раньше всех, — а потом со всеми остальными. Иногда у нас сложно и скучно, но нельзя сдаваться. Никогда.       — А ты умнее, чем кажешься, — ответил я, стараясь скрыть своё удивление.       — Я рада, что ты меня услышал, — Эмма обняла меня.       — Считай, к вашей семье добавился дальний родственник, — и я сомкнул руки за её спиной.       Вскоре после этого пришлось вернуться в корпус на время тихого часа. Остаток дня прошёл спокойно, а потом настало время «вечеринки». Я не хотел туда приходить: интуиция подсказывала, что не пропущу ничего интересного. Так и получилось, в общем-то: пил сок и наблюдал. Музыка детям понравилась, на удивление. Наверное, я слишком критичен. Даже тот парень из туалета был здесь и, казалось, иногда двигался в такт.       Вскоре я вернулся в комнату. Музыку всё равно слышно — ещё один недостаток отсутствия дверей, — но уже намного тише. Удивительно было застать Рея там.       — Ты чего не с ними? — спросил я.       — Не твоё дело, — бросил он.       На самом деле, это действительно не мои проблемы. Я сел на свою кровать и взял блокнот. Рей отвернулся к стене и ничего не говорит про время. С ним происходит что-то странное. Чего такого сказала ему Изабелла? Не. Мои. Проблемы.       Я не хочу спать, поэтому пишу это. Может, в том и была цель Уильяма, давшего мне дневник — чтобы я записывал всё, что думаю? Произошло довольно много за эти полдня, и на записи удалось убить достаточно времени.       До сих пор не могу поверить, что возможно сдать «на лечение» в диспансер практически здорового человека с одной только попыткой самоубийства и СДВГ и продержать здесь настолько долго. Слишком легко закрепить за человеком статус неадекватного.       Теперь разговор Эммы и Рея становится более понятным — им быть здесь до совершеннолетия. Кто ещё в платном отделении здоров и сколько денег родителям избавление от детей стоило — этого даже знать не хочется, но что-то мне подсказывает, что скоро и я окажусь в числе ненужных. Это и ожидаемо.       Теперь этот блокнот точно нельзя показывать терапевту.