в лучших традициях

У Кейджи в голове Второе пришествие: явно любительское, с избытком басов и ударных. Незапланированное. И крайне некстати. Он зажимает одной рукой горящий фитиль свечи, другой — пульсирующий висок. Кожа шипит, чернеет; запах изрядно пережаренного мяса укладывается на дно желудка, вызывая долгий мучительный позыв к рвоте. — С богом поссорился? — участливо спрашивает Бокуто, когда Кейджи с размаху прикладывается затылком к ближайшей стене. Не то чтобы. С Богом у них нейтралитет. Кейджи дёргает тугой воротничок пальцем — в склепе душно. В черепной коробке вступает хор. На пятом «Аллилуйя», он согласен на трепанацию без наркоза, да только откуда в такой глуши взяться нейрохирургу или хотя бы доморощенному маньяку? — А как же я? — откуда то сверху прорезается обиженный голос Бокуто. Он тяжело вздыхает, потом поднимается огромной тенью, гася все свечи одновременно небрежным взмахом руки. — Что вы? — Кейджи щурится в попытке разглядеть слабо мерцающий рисунок на потолке и только спустя какое-то время понимает, что над ним звёздное небо. Над ними. Бокутовские пальцы крепко стискивают виски, он сам ощущается спиной, как тёплый пушистый плед. — Я же лучше всяких нейругов. И маньяков. Только покажи, кого и как тебе нужно разрезать… — он тихонько ворчит в макушку, втапливая подушечки пальцев в костные швы. Кейджи прислушивается: Бог покинул временный чертог. В его голове — тишина, как и в разоряемом ими склепе.