The Girl, the Lionheart and the Wolfwalker

Первый раз Каллен запоминает неровно обрезанные волосы с тугой косичкой у виска, сутулые плечи и слишком светлые, почти белёсые глаза в кайме тёмных татуировок. Первый совет идёт пятнадцать минут, после чего Вестница уходит во Внутренние земли на два семерика. Храмовник до конца так и не может понять, кто она: командир? соратник? оружие? символ? Её решения конечны, но как будто бы у неё есть выбор. Второй раз они сталкиваются у церкви, Каллен узнаёт Вестницу по хриплому голосу и тому, как долийка одной фразой обрывает нападки канцлера. Спокойно и ровно, без лишних слов. И это в его глазах достойно как минимум уважения. Отряд каждый раз встречают у телепорта. В этом нет необходимости, но так спокойнее (и надо же хоть чем-то занять людей). Каллен в патруль сбегает - Родерик становится всё более невыносимым. На точке есть просто ровная площадка на скалах. Первым появляется Варрик, следом - зажмурившаяся Кассандра. Маги выходят почти одновременно, едва касаясь другого кончиками пальцев - так проще ставить портал. Капитану в первый раз удаётся разглядеть: несколько шрамов, зелёный порез на ладони, тонкие руки, поджарую фигуру... Храмовник с трудом отводит взгляд. Она стоит напротив, снег ложится на распахнутую меховую куртку, посох и тёмно-синий антаам-саар. Каллен не знает, почему кунари вообще называют это доспехом. На секунду Каллен ловит её взгляд - усталый, собранный и какой-то... отчаянно-жёсткий? Глаза у мага оказываются серо-голубыми. - Думаю, Родерик больше не будет стоять у вас над душой. - Благодарю. Не то чтобы это мешало, но общество канцлера за последние дни стало несколько... обременительным. - Понимаю вас, как никто другой, - невесело усмехается она, - До встречи, капитан. Тихое "надеюсь" доносит ветер, Каллен вздрагивает, удивлённо оглядываясь вслед. Вопросом: "Что это было?" - храмовник задаётся до вечера. На закате отряд выезжает в Вал Руайо. Он смотрит вслед со стены, капитану тоскливо. Он вдруг понимает, что, если Вестница не вернётся, он даже так и не узнал её имени. Когда он спрашивает, Вестница смеётся: - Ты первый, кто догадался это спросить. - А остальные? - Остальным хватает "Лавеллан". Но это - имя клана. - А собственное - тайна? - Не особо. Поговорим позже, - вроде как виновато кивает Вестница. Её зовут, и это прекрасный повод уйти от ответа. Он отводит взгляд, пряча усмешку. Каллен, привыкший узнавать её по приказам и действиям, в общем-то, другого не ждёт. Храмовник не доверяет магу, долийка не доверяет людям - всё честно. Но всё равно досадно. ...Она оборачивается через три шага: - Моё имя - Азур, командор. До встречи. "Надеюсь", - храмовник тихо выдыхает ей в спину. Каллен не знает, ему показалось, или она действительно вздрогнула. Через сутки отряд уходит и пропадает без вести. Через пять на берегу между лагерями замечают дракона. Через восемь связь просто обрывается. Это первый раз, когда Каллен отчаянно жалеет, что магов у Инквизиции пока только двое, и что в отряд они уходят оба. Советники нервно считают дни. Командор знает негласное правило разведчиков: подкрепление выходит через десять. Через семнадцать ворон Лелианы приносит к воротам записку: разведчица Хардинг докладывает о контроле территории Штормового берега, просит солдат, провизию и связных птиц взамен убитых. Капитан не может объяснить, почему, когда он разворачивает жесткую бумагу, у него дрожат пальцы. А потом на холме загораются искры телепорта. Лавеллан ждёт вестей из Бурой трясины, как воздуха. Это привязывает сильнее лириума, это - единственный способ не свихнуться, когда мир летит в бездну, с неба падают демоны, маги грызутся с храмовниками, под боком гражданская война, распри в церкви, и одни хотят её казнить, вторые - чтоб она закрыла дыру в небе, третьи объявляют чуть ли не пророком, другие просто чего-то хотят. Она бежит туда, где простые задачи выматывают до отупения, когда нет сил и времени думать, где хотят только убить и ничего больше. Каллен не понимает её, пока рядом не появляется Варрик, который объясняет ему это. И ещё простую вещь: Вестница не железная. Долийка мечется по Убежищу, пытается разговаривать, улыбаться в ответ на шутки, спать. Она приходит на тренировочную площадку утром - растрёпанная, без куртки, со сломанным посохом. Каллена завораживают движения: воины движутся не так плавно, не так точно, не так остро, не так спокойно, не так резко... не так. И он не знает, это больше восхищает или настораживает. - Любуешься, командор? - усмехается Варрик, проходя мимо. - Наблюдаю, - бросает храмовник слишком резко. - Ей стоило бы потренироваться с кем-то. Нас она слишком хорошо знает, а солдаты её опасаются... Не хочешь размяться, командор? - Тетрас спрашивает как бы невзначай, в своей излюбленной манере. Для Каллена это звучит, как вызов. Когда он тихо подходит, она бьёт наотмашь, мигом позже понимая, что она в Убежище, а значит сзади - свой. Храмовник перехватывает её руку и с удивлением замечает синие всполохи на сломанном посохе. Каллен впервые видит такую силу. И такую выдержку. Маги обычно спускают ненужные готовые чары просто куда-нибудь, потому что разрушить - слишком сложно. Обломки посоха ссыпаются пеплом от неиспользованного заклинания, сведенные пальцы приходится разжимать, пока не обожгло. У Лавеллан шальные глаза и тонкие запястья с нервным пульсом. Её ещё трясёт. Он думает, что нужно бы отпустить её руки, но почему-то вдруг вместо этого осторожно прижимает долийку к себе. Вестница не железная. Победа кажется ненастоящей, её осторожно пробуют на вкус, еще не до конца веря: всё закончилось. У костра собираются все "отрядные", даже Коул, обычно сторонящийся компаний, и Вивьен, которую довольно сложно было бы представить вот так. Каллен приходит туда случайно и остаётся в тени, прислонившись к стене таверны - он не уверен, нужен ли там кто-то ещё. Храмовник никогда ещё не видел их такими: наверно, сейчас они больше похожи на тех, кем становятся "в поле". Долийка сидит рядом с Соласом, привычно деля с магом одну куртку на двоих. Каллен отворачивается, хмурясь. И какого демона его так раздражает чужая рука на её талии?! Победа горчит на языке и жжет огнем чужих магов у стен Убежища. Она приходит морской волной, говорит жестко и почти что спокойно: "Каллен, делай что-нибудь", - и это - холодной водой на голову, - отрезает всё, кроме задачи. Когда затихает гул лавин, Вестница смотрит на капитана серьёзно и собранно и ждёт его решения, которое сама и так знает. Каллен чует это по движениям, по искрам на точеных лучах навершия посоха, по ветру, запахшему озоном, по глазам, в которых мешаются усталая обреченность с азартной веселой злостью. Он отдаёт приказ с первым раскатом грома. Зимняя гроза, сухая и страшная, глухо трещит. Лавеллан улыбается на прощание. Они идут пещерными ходами в другое ущелье. Подают сигнал, ищут укрытие, ставят лагерь. И вот тогда волна, отгораживавшая всё, кроме поставленной цели, уходит. И становится страшно. Солас рисует волков углём на скалах и неслышно шепчет. Каллену чудится, в темноте у них вспыхивают зелёным глаза. Протоптанную дорогу в сугробах по колено ветер сравнивает через полчаса. Горы гудят лавинным эхом и хлесткой свистящей метелью. Сквозь снег не видно даже зарева над Убежищем. Над тем, что было Убежищем. - Если она упадёт где-нибудь... - конец фразы повисает в воздухе. О том, что Вестница могла не выйти, маг и храмовник просто не думают. Конечно, она возвращается.