ENFYS

      В комнате, где царил мрак, разгоняемый лишь бликами автомобильных фар, изредка раздавались тихие сдавленные всхлипы. Очередной луч скользнул через окно, высвечивая контур фигуры, сгорбившейся за столом. Спина мелко дрожала.Рядом с фигурой блеснуло темное стекло откупоренной бутылки дешевого виски…       После особо громкого всхлипа, фигура слегка покачнулась. Дрожащая рука потянулась к бутылке и, крепко сжав горлышко, резко поднесла ее к губам. Подрагивающий сосуд опрокинулся, и обжигающая жидкость тонкой струйкой потекла в рот. Пара секунд и бутылка летит куда-то в сторону, с грохотом врезаясь в стену, падает на столешницу, прокатываясь по ней, пока, наконец, не замирает. Не разбилась. Лишь расплескала повсюду своё содержимое. Только воцарившуюся было тишину прорезает звук выворачивающегося желудка, который завершается отчаянно громким криком, больше похожим на хриплый вой, разносящийся эхом по пустоте темной квартиры…              Трое суток назад.              В сознание Юрия привела настойчивая тряска за плечо. Но разлепить, наконец, глаза он нужным не счел. Как говориться: «Это тело не пожелало воскресать!» или не говориться… Плисецкому было плевать. Какая ему, собственно, раз…       - Юра, может проснешься уже, м? –слегка взволнованный, но как всегда спокойный голос. До скручивающихся в узлы внутренностей знакомый.       Вопреки просьбе, парню захотелось посильнее зажмуриться и сдохнуть прямо тут, на полу, полгода назад приобретенной квартиры, куда лишь вчера, наконец закончив ремонт перевезли его вещи. Однако тряска не прекратилась. Почувствовав, что еще чуть-чуть и плечо точно оторвется, он, зашипев, все-таки открыл глаза. «Ох, лучше бы не открывал» - блеснула мимолётная мысль.       Всего в паре сантиметров от своего лица Плисецкий увидел чужое. Над ним склонился парень лет двадцати. Смуглая кожа, хорошо прорисованные скулы, массивный подбородок. Всё это дополняли невероятно-тёмные суженные глаза, чётко определяя присутствие восточной крови. Прядь черных волос, выбившаяся из аккуратно уложенной причёски, свешивалась на лоб. Юра застыл, глядя на него, не в силах оторваться. «Чёрт. Хочу сдох…»       - Юра? – произнесли тонкие, до того плотно сжатые губы казаха.       И тут фигурист начал вспоминать, что он делал ночью. В голове нарисовалась прекрасная картина, иллюстрирующая его вид со стороны. Вот Бек открывает квартиру ключом, отданным ему самим Юрой. Дверь, прежде чем открыться, с глухим звуком ударяется о бок огромной коробки с неизвестного происхождения содержимым. Вот проходит в зал и видит раскинувшегося на ковре Плисецкого в окружении кучи коробок, разной одежды и разбросанных повсюду декоративных вещичек. Спутанные волосы с мелькающими цветными прядями тут и там. Возможно, остатки косметики на лице. Сползшая с плеча потрёпанная майка и такие же сползшие с бёдер шорты, открывающие взору прекрасный вид на трогательно торчащие тазовые косточки. На кухне, соединенной с залом - срач из нагромождений разнокалиберной посуды, так и неубранной вчера. Не хватает лишь пустых бутылок из-под пива (а может и не только) по всему полу для полноты картины.       Резко захотелось закрыть лицо руками и сбежать. «Ага. В окно. Ну давай больной мозг, выдай еще что-нибудь гениальное!» Увы, но к счастью иль печали, придумать ему ничего не дали. Поток мыслей в очередной раз прервал голос. Только уже не Беки. Этот голос принадлежал другому… другой:       - Отабек, ну чего ты там с этим алкашом возишься? Помоги мне лучше документы найти!       Вот тут Юру пробило. Внутри что-то оглушительно треснуло. Что-то, что держало его ранее. Вывернувшись из-под нависавшего над ним Отабека, он вскочил и, не обращая внимания на хруст и тянущую боль в затекшем теле, направился во вторую комнату квартиры. Туда, откуда раздавался приятный на слух женский голос. В ЕГО, на секундочку, ЛИЧНУЮ комнату! И, по совместительству, единственную, где он успел разложить все вещи по местам.       Там за дверью, на чёрном ковре с заковыристым белым узором, сидела девушка с золотистыми волосами, даже на вид казавшимися шелковыми, и летнем нежно-голубом платьице. На виске заплетена тонкая косичка, открывающая вид на аккуратную раковину уха с длинной сережкой, в виде поблескивающей звёздочки. Руки погружены в содержимое ящика стола. А лицо, что почти как две капли воды похоже на его собственное, слегка нахмурено. Появления в комнате постороннего «это в моей собственной-то квартире» девушка не заметила. Воспользовавшись этим, парень подошел к ней сзади и натурально прошипел:       - Выметайся отсюда.       - Что? – недовольно пробурчала, оборачиваясь. Увидев Юрия, она ехидно ухмыльнулась и приподняла тонкую бровку, - ты что-то сказал, братец?       Всё она слышала. Просто позлить хочет. Вывести из равновесия, чтобы сорвался. Ведь после этого так хорошо и легко строить из себя жертву. Хорошо. Юрий вмиг стал спокоен. Он ее не ударит, не наорёт. Нет. Он просто вышвырнет ее из своей квартиры.       - Я попросил тебя выметаться – спокойно, не повышая голоса. Однако шипящие нотки никуда не делись.       - Ох,ну что же ты так? С родной-то сестрой…       Договорить она не успела. Парень аккуратной подсечкой заставил давно вставшую на ноги девушку упасть. Прямо к нему на руки. Подхватить сестру оказалось легко. Легче чем казалось когда-то… когда-то до вспышки ярости. Такой легкости Юрий не ожидал и сам. Но разве его это сейчас заботило? Отнюдь. Девушка же замерла, переживая замешательство. Она даже предположить не могла, что брат способен поднять что-то тяжелее кружки чая. Опомниться ей удалось, только когда блондин донёс её до коридора:       - Отпусти меня! – попыталась вырваться, - Отабек! Помоги, он ненормальный…       Крики девушки Плисецкого вовсе не волновали. Хочет орать – пусть орёт. На крики же, откуда-то с кухни примчался казах. Увидев картину, открывшуюся ему, пораженно замер.       «А разуваться вас, конечно, не учили. Ну и ладно. Так даже проще» - подумал блондин, заметив ботинки на ногах друга. А друга ли?..       «Хе. Вот он стоит и не может поверить своим глазам, – внутренний голос всегда давил на самые больные точки. – даже Бэк не верит в тебя, в твои силы. Тот, кто видел, как ты убивался на тренировках. Тот, кто сам прошел через те же тренировки. Даже он…» - злость смешалась с разочарованием. Разочарованием, не в Отабеке, нет, в себе. «это же насколько жалко я выгляжу…»       - Юр, опусти Эли – прервал мысли брюнет. Внутри всё сжалось.       Он посмотрел на спокойное, ничего не выражающее лицо казаха. Лишь в глазах читалось удивление и беспокойство. «ну раз ты просишь…» Юра фыркнул. Сделав еще пару шагов с упирающейся Эльзой, поставил ее на коврик у входной двери и преградил проход в глубь квартиры собой. Девушка поднимается, отряхивая платье и поправляя маленькую сумочку у себя на плече, зло сверкает глазами на брата. Отабек смотрит на него с осуждением. Обнимает Эльзу в знак поддержки. Плисецкий же чувствует, как бушующую ярость сметает приближающееся отчаяние. Ему придется выгнать обоих. Если выгнать только Эту, то Отабек, наверняка, заставит его, одним только взглядом, пойти извиниться, вернуть сестру обратно, еще и чаем напоить! Блондин не мог себе этого позволить. Не теперь, когда та, чей заменой он был до недавнего времени, собралась отнять у него последнее. «Ей было мало, твоих унижений, когда ты дублировал её роли. Ей было мало всех благ, что давал ей отец. Ей мало даже сейчас, когда на ее стороне находится тот, кому ты просто не способен отказать. Она хочет и квартиру твою отобрать, ради которой ты…» - а голос всё продолжал шептать и шептать, настаивая убить, если не сестру, то себя точно.       - выметайтессь, – вновь срываясь на шипение проговорил Юра. Сколько сил ему понадобилось для того, чтобы голос не звучал умоляюще жалко, останется известно только ему и внутреннему я.       Вот тут Отабека проняло. Или Юре так хотелось считать? Однако в темных глазах прочитал немой вопрос: «Почему?» Неважно. Абсолютно неважно.       - хорошо, - как всегда коротко и лаконично бросил казах.       Затем, не говоря больше ни слова, взял Эльзу за руку и ушел. Незамедлительно. Как и просил Юрий. Только легче от этого не стало.       Вместе с тихим хлопком входной двери, что отрезал пространство квартиры от остального мира, парень с глухим стоном опустился на пол.       «Зашибись Плисецкий. Сегодня ты обидел, может и не смертельно, но обидел, своего друга и, признайся, единственного, кому ты готов отдать всё, невзирая на последствия… а ведь это он еще не знает о твоей, с вашего позволения, работе…»       Кажется, слушать причитания внутреннего голоса стало привычкой. Но в чем-то он всегда был прав. Место, где Юрий зарабатывал и, благодаря которому, у него была сейчас своя квартира, являлось еще одной причиной, не дающей ему спокойно смотреть в глаза казаху.       Рука привычным движением метнулась к волосам, зарываясь и оттягивая назад. Мир, в любом случае, когда-нибудь рухнет. «Так почему бы не прямо сейчас, А?» - хотелось бы проорать ему, но слишком это бессмысленно. Сейчас не происходит ничего выходящего за рамки. Сейчас – все нормально. Сейчас, Юрий Плисецкий, профессиональный фигурист, «Русская фея», «Ледяной тигр», грёбаное никифоровское «Юрио!» - идёт наводить порядок в квартире. А затем отправляется на работу. Отчаянно надеясь, что в последний раз. Потому что иначе… иначе быть просто не может. Не может и точка.