Дженни говорит

Кое-кто мог бы сказать, что адрес кинотеатра — это совсем мало. Другой — что этого вполне достаточно. Первое пронеслось в голове Брайана голосом Эвана, а последнее — Элизабет. Оба были правы. Адрес — это хоть какое-то начало. Но каковы шансы, что оттуда след приведёт куда-то ещё? Лавре всё равно позвонил в дом Рихелей — Элизабет отказывалась заводить мобильник. Говорила, что он отвлечёт от трудного пути в светлое будущее. К тому же, для передачи важных сообщений она иногда посылала Билли: келпи мог вынырнуть из ближайшей к вам лужи и напомнить, что в доме закончился сахар, неплохо было бы купить, и лучше рафинад, а не тот подсластитель в розовых пакетиках. Однажды келпи вынырнул прямо из остатков воды в бассейне, который Брайан как раз чистил: Лавре чуть не раскроил себе череп, стукнувшись от неожиданности об кафель. Но сейчас Элизабет никак не могла знать, где Брайан находится, и потому Билли этого тоже не знал. Звонок ушёл на автоответчик, и Брайан оставил там пару предложений про своё путешествие. Ничего примечательного: дорога из жёлтого кирпича, полицейский оборотень и кино-призраки. Подумаешь. В Мэпллэйре можно встретить и не такое. Для призрака Саша очень тактично обходилась с живыми: она подождала, пока Брайан накорябает адрес кинотеатра, в котором Итан встретил Сэма, предложила ещё кофе и печенья, а потом спросила, не устал ли он с дороги. Брайан уверил её, что отоспался в мотеле: он мог бы ринуться в Дерривуд прямо оттуда, переполошив консьержку и не дав ей узнать, станет ли убивший дракона драконом и победит ли любовь. Но окружавшие его люди наставили его на путь истинный: сном пренебрегать нельзя. Первой ему об этом сказала социальная работница, когда сопровождала его в Мэпллэйр и умоляла поспать на заднем сиденье. Потом были советы дядьёв — они были ужасно разными, совсем не как стереотипные близнецы, но насчёт некоторых правил были солидарны. Например, восьмичасового сна. Итан не раз замечал, что в мешках под глазами Лавре скоро можно будет таскать макароны из магазина его дядьёв, и потом быстро затыкался, вспоминая, что не стоит так злить родственника работодателей. Тогда они ещё не были друзьями. Хотя Брайан не припомнил бы точного момента, когда они ими стали. Последней, кто напомнил Брайану о важности сна, была Табита. Она посмотрела на него, вернувшегося после звонка в свой номер, так, как смотрят на детей, которые никак не лягут спать, хотя время уже за десять. Лавре представил, как Табита выговаривает ему что-то вроде «Не уснёшь до одиннадцати — потонешь в дурных мыслях!» или что-нибудь про пищеварение. Или про его способности к вождению. Но Табита сгребла в охапку остатки еды из автомата и направилась к двери. — Выспись, мертвячок, — сказала она так, словно Брайан даже мысли не допускал о том, чтобы прямо сейчас рвануть в Дерривуд. — А потом отправляйся по следу. — Не «в погоню»? — прохрипел Лавре, подойдя к узкой кровати и посмотрев на неё так, словно она была той дверью из «Титаника», и ему никак не хватило бы на ней места. — Ну ты же не грейхаунд, — фыркнула Табита, освободила правую руку, сунув пакетик луковых колечек в рот, и закрыла за собой дверь. Брайан рухнул на кровать прямо в одежде и мгновенно заснул. Ему снилась паутина, ножницы и безумные доктора, и он проснулся до рассвета. Пару часов смотрел утренние дерривудские передачи, пока в его комнату не постучалась Табита. — Готов ехать? — спросила она. На что Брайан отозвался, не отрывая взгляда от телевизора: — А вы знали, что в Дерривуде до сих пор снимают до пятидесяти фильмов в год? — Шокирующие новости. С учётом того, что здесь аж пять живых кинокомпаний. — Но вот о том, что из старых джинс можно сделать неплохое кресло, точно не знали... — Из старых джинс можно сделать вообще что угодно. Встретишь Джей — обязательно спроси. Табита оттащила Брайана от экрана. На месте вчерашней консьержки уже сидела другая — с вязанием и майкой AC/DC, но всё такая же выцветшая. Видимо, дело было всё-таки в месте. На свалке Дерривуда наверняка валялось немало старой плёнки — может, фильмы пытались выбраться обратно в мир, взбираясь по отвесным мусорным склонам и вешаясь на ближайших людей. Брайан понадеялся, что не подхватил киношную немоту. Или старые расистские шутки — это было бы смерти подобно. Впрочем, Табита и так уже называла его мертвячком, словно его дядья были не простыми близнецами, а двумя воплощениями одного открывающего ворота лоа — Папашей Легбой и тем, вторым, чьё имя не произносили вслух, чтобы не накликать беду. Справедливости ради, одна из местных полицейских уверяла, что встречала на улицах Мэпллэйра барона Самеди, и не только по субботам. Выехать из Дерривуда было куда сложнее, чем въехать: город был плоским, как тарелка, все здания в нём были низенькими, даже офисные центры, но указатели кричали только о кино-студиях и памятных местах съёмок. Брайану не нужно было знать, где проходит маршрут Чёрной Орхидеи. Он просто хотел выбраться на двадцать девятое шосс и продолжить свой квест. Дерривуд сжалился над ним недалеко от старого кинотеатра, в репертуаре которого всё ещё висели фильмы за 84-ый год. Впрочем, с повальной модой на ремейки, это вполне могла быть и афиша за нынешний. Или, может, кинотеатр гонял и оригиналы (которые на самом деле были сиквелами других оригиналов), и сиквелы (сиквелов), и получал восторженные отклики всей городской прессы. Особенно Сэмюэля Серро. Вывеска «Вы покидаете столицу киноснов» пронеслась над крайслером сине-золотым пятном. Брайан выехал на трассу и немного сбавил скорость. Повторения инцидента с Табитой ему переживать не хотелось. Но её стая всё равно нашла способ до него добраться. На этот раз никто не бросился под колёса его «крайслера», и радио не запело о волках и о дне, в который ты проснёшься легко и просто. Шоссе номер двадцать девять несло машину Брайана, как аллигатора по пойме, и пока вело себя очень неплохо. — Что ж, — сказал Брайан самому себе и статике, доносившейся из радио — все станции близ Дерривуда крутили рекламу новых фильмов, саундтреки из них же и интервью с актёрами, которые всё ещё держались на плаву, и Лавре ждал возвращения сигнала хоть чего-нибудь другого. — У меня есть адрес кинотеатра. И парочка знакомых призраков. Я теперь совсем как грёбаная мисс Марпл. Это, было, конечно, неправдой. И Брайан это знал — знал, что не потянет ни на мисс Марпл, ни на Шерлока Холмса, ни на его младшую сестрёнку, выдуманную специально для детей. Брайан не дотягивал даже до Эвы Моралес, единственной полицейской в своей жизни, с которой говорил почти спокойно. Впрочем, кажется, теперь этот список пополнился Табитой. Можно ли считать полицейскую собаку полноценным представителем власти? Эва уехала из Мэпллэйра вскоре после Итана, и это было очень некстати. Они пытались связаться с ней, когда Итан пропал, — стоило ведь называть вещи своими именами? — но начальник местной полиции выпустил в их сторону огромное облако пыли, походившее на космос в миниатюре, что его ассистентка перевела как «не имеем права разглашать эту информацию». Кинотеатры и закусочные сменились серыми полями, залитыми туманом и позабытым урожаем. Над поникшей рожью носились птицы, наверняка совершающие дурные поступки и не думающие ни о чём, кроме самих себя. Что они делали сейчас? Может, ловили насекомых... и Брайан вдруг позавидовал им. Всего на секунду, но этого хватило, чтобы он рухнул в пучину надумываний. Обычно он страдал этим по ночам, тёмным и чернильным, как книги мистера Говарда, который, живи он сейчас, очень сильно протестовал бы против самого существования Брайана Лавре и, может, отправил бы его в сумасшедший дом на принудительное лечение. Вежливо. В письме. Ночи опускались на грудь тяжестью всех прошедших дней, месяцев, лет и давили сожалением и об упущенных возможностях, и о сделанных делах. Будь «если бы» оружием, оно убивало бы на расстоянии тысячи миль, куда эффективнее всяких снайперских винтовок. И тогда писателям и психологам платили бы куда лучше. Брайан Лавре нёсся по шоссе в город, который его не ждал, в поисках того, кто, может, и не пропал вовсе, и у него был только «крайслер», телефон, немного сбережений, смена одежды и липкая уверенность в том, что он превратился в последний шанс. Мир устроен так, что любой последний шанс может обернуться предпоследним, а то и предпредпоследним, но это сложно узнать, не дойдя до конца. Они пытались сделать что-то вместе. Но Мэпллэйр умеет ждать, а не отпускать. Они так и не смогли уехать дальше, чем на несколько километров. Один раз они потеряли по дороге Эвермора, который остановился у доски объявлений и случайно провалился в одно весьма художественное описание передвижного цирка. Библиотекарь часто исчезал среди печатных слов, но никогда ещё такого не случалось на простой остановке. В другой раз Элизабет забралась на Билли верхом и нырнула в реку прямо с Моста Желаний, надеясь вынырнуть у моста в Центральном Парке Сити. Или хотя бы где-нибудь в пригороде. Вместо этого оба оказались в городской канализации Мэпллэйра — им пришлось заключать договор с Королевой Крыс, чтобы выбраться на поверхность. Брайан был самым обычным среди них. Он не видел мёртвых — только тех, которые позволяли себя видеть. Не разговаривал с животными — если те не заговаривали с ним первыми. Не проваливался в книжные миры — разве что в книжные истории, когда сюжет оказывался сильно захватывающим. Не был собственной тенью, чужой тенью или хищной тенью — хотя мог бы назвать себя тенью того, каким представлял себя в будущем. Он был обычным: жил в комнате при магазине, в котором работал, читал комиксы прямо за прилавком и не влезал в неприятности, пока те сами его не находили. Может, именно поэтому у него получилось доехать до Дерривуда. Двадцать девятое шоссе не видело в нём опасности. В нём и не было опасности — ни для кого, кроме себя самого. Радио ожило у заправки, и Лавре решил, что подзаправиться не помешает — не только машине, но и ему самому. Указатели и карта обещали небольшой городок чуть подальше, где дорога почти вплотную подходила к побережью — там можно будет и пообедать.