В последнее время я стал чаще сомневаться в принятых мною решениях. Я смотрел на себя будто бы со стороны: на эту тощую фигурку, слоняющуюся по лабиринту и неизменно натыкающуюся на тупики. Парадокс состоял в том, что даже со стороны выхода я не видел. Мой взгляд следовал за моими передвижениями, хотя мог бы, мог бы посмотреть в сторону, чтобы найти нужный маршрут… Но я зациклился. И продолжал ходить кругами. Чертыхаясь и пиная кирпичи.
В этой игре у меня была единственная подсказка: Вольдемар. Она сломала вставшую передо мной стену и оставила в одиночестве. И, пожалуй, с важным напутствием, которое всё вертелось у меня между рогов, как нимб. Иронично, однако. Но я продолжал идти дальше по открывшемуся пути, встречая всё новые развилки, но уже не возвращаясь назад.
Остыть. Протрезветь. Собрать волю и мозги в кулак, но при этом не раздавить их в невразумительное месиво. А это было сложно в моём-то положении: давление зашкаливало, билось в агонии и неведении, разрывая меня на части. Как мне оставалось сохранять невозмутимость на лице — та ещё загадка. Но Габриэль не мог заглянуть за мою непроницаемую маску: я смастерил её сам и не собирался снимать. Пока что.
Мне надо… собраться. А умел ли я это делать когда-то? Насколько себя помню, всегда был безалаберным и делал всё, что хотел. А сейчас не могу. Я даже не знаю, чего хочу.
Я молча натянул рубашку, через боль застегнув пуговицы на манжетах. Когда они успели расстегнуться, я даже не заметил. Сунул ноги в чёрные кроссовки на высокой платформе и покосился на кухню, где Габриэль возился с крохотной духовкой, пытаясь запечь кексы. Всё выпечка… Болезненная улыбка на мгновение пробежала по моим губам и спряталась в уголке.
— Буду поздно, — коротко предупредил я и толкнул дверь, с усилием затолкав поглубже в себя желание обернуться.
Я продолжал идти, пока все остальные летали. Я продолжал идти, но не знал, зачем иду в то место и на что надеюсь. Но вспыхнувшая рождественской звездой мысль не только озаряла мне путь, но и согревала меня, по-матерински гладя по плечам. Я даже слышал её беззвучные слова: «Просто не останавливайся. Двигайся вперёд. Не смотри назад». И я шёл. Не останавливался. И не оглядывался.
Кажется, было уже за семь часов вечера, но осеннее небо не спешило гаснуть и погружаться в ночное кружево почерневших облаков. Туман бесстрастным змеем тянулся за мной, извиваясь на мокром блестящем асфальте и обвивая мои ноги. Человеческий город горел фонарным заревом и разноцветными вывесками — и молчал. Слышно было только, как шуршал туман и шлёпали по лужам мои кроссовки — разрывающий тишину плеск стеклянной воды звучал оглушительно и поднимался до самых крыш. Честно? Мне понравилось. Заполонив собой всё пространство черепной коробки, пустота стёрла все мысли из моей головы. Захотелось даже остановиться и попытаться услышать эхо — но я следовал правилу «не останавливаться» и не прекращал оставлять невидимые следы среди множества мокрых светлячков, заблудившихся в каменных прожилках.
Но я сохранил эту звенящую тишину в своих ушах, когда шагнул в центр города и вечерняя песнь машин окутала меня. Снаружи. Но не внутри.
И я наконец остановился, сунув руки в карманы и устремив взгляд на вход в парк.
Итак. Я пришёл. Ведомый одной лишь призрачной интуицией — и ничем больше. Она говорила, что это единственный верный путь, но не объясняла, почему. А я не любил недосказанность. Пожалуй, даже больше, чем чрезмерную многословность. А если уж ты сам себе чего-то недоговариваешь, то это уже совсем клиника. Как раз мой случай. И давно уже настало время разговорить себя. Почему-то я всё люблю делать в последний момент.
Старенькая «Лада» проковыляла мимо меня, неловко выпустив облако дыма, — а затем его развеяла обгоняющая по встречной полосе какая-то сверкающе-белая машина. Я не успел разглядеть её, но невольно посмотрел вслед; а после взрыкнувших её шин услышал тающую в холодном воздухе музыку.
— Эл! Какими судьбами? — Пауль разглядел мою приближающуюся фигуру в сумерках и махнул рукой, будто дожидался меня всё это время. — А мы как раз тебя вспоминали, пели House of memories…
Члены братской банды отсалютовали мне, словно я уже стал частью их коллектива, а один из них похлопал ладонью по скамейке. Я с готовностью уселся рядом с Паулем и только сейчас задумался, что не знаю больше ничьего имени. Но… нужно ли это?
— Знаешь, говорят, если человек чего-то очень хочет, то судьба всеми силами помогает ему этого достичь, — сказал кто-то из темноты. Я искренне попытался разглядеть силуэт через очки, но затонированный пластик явно был создан для того, чтобы этому воспрепятствовать. — Видать, ты правда хотел найти нас. Мы ведь даже не договаривались.
— Интуиция, — только и ответил я. Вышло очень даже загадочно. Я оценил.
Мы молчали какое-то время. Чиркнула зажигалка, осветив чей-то кончик носа, и тут же на месте огонька заплясал сизый дымок от сигареты. Пауль принялся перебирать струны, зажимая их в случайном порядке. Слева от меня раздался короткий кашель, и последовавший за этим лёгкий подкол вызвал уютное тихое посмеивание, оставившее в воздухе тепло. И снова тишина.
«Странные, — подумалось мне. Именно подумалось: я отчаянно не хотел думать, стремясь раствориться в сгущающейся мгле. — Собрались здесь впятером, но молчат и ничего друг от друга не ждут. И никто не уходит». Я прислушался к себе, чтобы услышать ответ на очередное «почему», но нашёл только такое же желание остаться в этой общей тишине. Хотя сегодня утром, да и днём мы с Габриэлем тоже молчали — однако эта тишина была совсем другой: она как будто бы вгоняла мне под кожу колючки, вызывала зуд и покалывание в висках. Губы пересыхали, когда я открывал рот, чтобы произнести хоть слово по поводу недавнего… и ничего. Габриэль смотрел на меня пытливо, наверняка ждал чего-то, а в глазах читалось то же желание. Но мы оба молчали, пока лопухи и репейники со скоростью бобового стебля Джека тянулись вверх вокруг нас.
Я пропустил первый аккорд. А может, его и не было. Во всяком случае, Пауль уже пел, а его товарищи постукивали по скамейке, создавая какой-никакой ритм.
— Только вот у судьбы есть на всех свой план, — многозначительно взглянул он на меня, призывая присоединиться, — невозможно ей угодить.
Я не знал слов и обратился в слух. И первый же припев пробил меня насквозь, выпустив весь воздух. «Делай то, что должен», — прозвучало громогласно с небес. «Будет то, что будет», — вторило ему непослушное эхо, отражающееся от стен многоэтажек, стволов деревьев и проматывающих моменты машин. «Кто-то тебя поддержит», — заверяли фонари, готовые послужить путеводной звездой. «Кто-то тебя осудит», — подсказали тени под ними.
— Главное — мир уже не осудит, — вкрадчиво пропел Пауль, поднимая голову и прикрывая глаза.
Я повторил его жест. Птица в грудной клетке, кажется, успокоилась и понимающе кивала головой. Да что она могла понимать? Видимо, многое из того, чего не понимал я сам. Её глухое воркотание походило на шёпот, поддакивающий: «Верно, будь что будет», а я заслушивался — беспокойно, хмуро. Пауль вбивал слова песни мне в затылок — он не хотел этого, но я чувствовал это именно так. «Все ответы в твоих руках!» — внушал он бодро и уверенно, и на долгие две минуты я встрепенулся, расправил плечи, выпрямил спину: «Верно, будь что будет!» А что верно и что будет — я не мог нащупать, но мог… почувствовать.
Наверное. Песня закончилась прежде, чем я начал раскрывать глаза внутри самого себя. С провокационной мыслью в голове всё смешалось в клубок, и я не мог разобрать там ни слова. Габриэль-Сиди-Вольдемар-Напиток-Поцелуй-Анжелика-Ревность-Флейта-Песни-Звёзды-Крылья… Крылья?
— Ты какой-то сосредоточенный. — Пауль подкрутил колки, монотонно дёргая струны. — Давай что-нибудь твоё сыграем, чтобы ты расслабился. М? Или, может, что-то поэнергичнее?
Я честно пожал плечами. Холодный ветер забрался в рукава и нажал на какой-то рычаг, запустивший механизм переработки в моей голове — и он сдвинул неподъёмный камень с нити, что мешала клубку распутаться.
— I want to break free… — затянул я, как только Пауль занёс пальцы над струнами. Пальцы сжались на коленях. — I want to break free! — Он с готовностью подхватил мелодию, быстро отыскав нужные деления на грифе. — I want to…*
…break free from your lies, — «Да, Обсидиана?» — мысленно осклабился я, внезапно ощутив прилив сил, — you're so self satisfied, I don't need you! I've got to break free…**
«Не нужна! Не нужна. Не нужна… — вихрем завертелось в голове, и я едва сдержался, чтобы не подскочить на ноги. — Не нужна… Не нужна. Не нужна!» Сковывавшие меня резиновые путы с треском лопались, как струны на гитаре слишком эмоционального гитариста — и этим гитаристом был я, я! это я со всей силы ударил по железу и нейлону, и мне было ничуть не жаль такой маленькой потери: то, что я получил взамен, было в разы больше, мощнее, полнее, значимее. «О, как же я хочу быть свободным!» — пел я и чувствовал: да. Хочу. И буду.
Я шагнул на чистую страницу, заботливо подготовленную Вольдемаром пару дней назад. И пока что — пока! — это был мой первый и единственный шаг.
Я избавлюсь от яда и расстреливающих меня ветров, напевая «Спит твоё сердце». Поверну минуты вспять, не дав им разбиться и утерять те моменты, что были в них запечатаны. Сяду на качели, как маленький ребёнок, раскачаюсь настолько сильно, насколько это возможно, и расправлю крылья-крылья-крылья, чтобы взлететь ещё выше и коснуться звёзд — серебристо-голубых или чёрно-красных…
— You claim that all that I can do is to see us fall apart…*** — О да. Ты права. Дьявольский огонёк воспылал в моих глазах — и я сорвал очки, вырвал из себя эту тёмную холодную ширму, увидел мир своими собственными глазами. И запел громче, аккомпанемент за моей спиной взорвался громогласными аккордами, словно вот-вот должна была нагрянуть гроза; и клянусь — я её услышал. — Now I am prepared to control the air… so let me break horizons! ****
А может… Может, проблема в моих очках? Скрываясь от одного, я лишился другого — а мог бы владеть всем вместе, свободно, открыто, без зазрения совести! И почему только сейчас, спустя годы, я подумал об этом? Насколько был слеп до этого? Насколько я слеп и сейчас?
Я резко раскинул руки в стороны и задрал голову, беспрепятственно глядя на плывущие по небу серо-малиновые облака. Небо пылало вместе со мной — и я чувствовал с ним единение самое естественное, будто бы принадлежал ему здесь и сейчас, был вольной птицей, готовой расправить крылья и воспарить навстречу горизонту… Между лопатками засвербило — и я невольно повёл плечами, избавляясь от демонической потребности. Жёлтые глаза сверкнули во тьме. Этого было достаточно, чтобы выдать себя. Но очки я не надел. Крепко зажал дужку в руке.
— Ого… — выдохнул Пауль. — Вот это тебя прорвало! Ты сейчас как Майкл Джексон, ждёшь благословения луны?
Он посмеялся, а я не понял. Только опустил руки и голову. И развернулся. Моя энергия постепенно утекала сквозь пальцы.
— Своего благословения я уже дождался, — хрипло произнёс я. Колени подгибались. Кажется, я поучаствовал в несправедливом обмене с внешним миром: я отдал ему всего себя, а он мне… благословение? Хотя, если так подумать, довольно выгодная сделка. — Спасибо.
— Да… не за что? — Пауль улыбнулся и вытянул руку. Я с готовностью дал ему пятерню, и от этого жеста каменный панцирь на моих плечах треснул. — Крутые линзы, кстати!
— К Хэллоуину готовлюсь заранее, — отыгрался я, встряхивая руками. А внутри меня в невесомости парило всё, что я сумел выдернуть из своих мыслей.
Мои шаги были похожи на взмахи крыльев. Я слышал, в какой-то там человеческой мифологии был какой-то бог, у которого на сандалиях были крылья — и чувствовал себя именно им, статным безымянным божком, сумевшим покорить часть этого странного мира. Да. Я был богом. И был готов совершить свой справедливый суд.
…Ну, или его часть.
***
Я знал, что Габриэль будет спать. Он словно бы использовал неведомые ангельские способности, чтобы предугадать, когда я вернусь. Я не осуждал его за это. Теперь — не осуждал. Вернувшись в комнату, я всё ещё парил (уже в буквальном смысле) и чувствовал себя вовсе не демоном, а… ангелом. Этот возвышенный трепет, возносивший меня чуть ли не под потолок, никак не мог принадлежать тёмной сущности. А может — подумал я, — может быть, я должен был родиться ангелом? Моё имя уже говорит достаточно, чтобы прийти к такому выводу. Но! — я ухмыльнулся, расстёгивая пуговицы рубашки, — я был ничуть не разочарован тем, что родился демоном. Передо мной раскрывалось куда больше возможностей, чем перед порядочными ангелочками.
Например…
Я завалился в кровать, откинув одеяло, и схватил телефон, сходу разблокировав его и открыв Wingy. Не пришлось листать долго: нужная графа высветилась почти сразу, и я ткнул на неё, не раздумывая ни секунды.
«Эй, Сиди»
«Я знаю, что ты здесь»
В экране телефона отразился яркий блеск моих глазах — и, признаюсь, я залип на них и почти пропустил ответное сообщение.
«Я здесь»
«Чего ты хотел…»
«Эй, Сиди»
«Детка»
«Я тут кое о чём подумал…»
«Это нечто очень важное»
«Для тебя»
Многоточие, то появляющееся, то пропадающее, заставило меня коварно улыбнулся. Да, это был именно тот эффект, которого я добивался: она в растерянности и не знает, что ей следует ответить. Но что бы это ни было… её уже не спасти.
«О чём же?»
«Ты никогда не называл меня так»
«Что-то случилось?»
«Хм»
«А попробуй догадаться»
«У тебя есть три попытки»
Я прищурился и перенёс весь свой весь на локти. Габриэль перевернулся на спину — его нимб приятно светился бирюзовым… и свечение это было куда приятнее, чем демонический огонь в моих глазах. Хотя — чего уж греха таить — мне они оба нравились одинаково. «С тобой я позже поговорю», — подумал я, с трудом оторвав взгляд от чужой кровати. А Сиди уже начала развлекать меня.
«Ну…»
«Судя по детке»
«Ты решил извиниться за то, что оттолкнул меня тогда?»
«Мимо. В этом ты сама виновата»
«Девушки никогда не виноваты!»
«Ладно»
«Тогда, может… ты решил пригласить меня на свидание?»
«Упс»
«Снова промазала»
Гаденькая улыбка расцвела на моём лице. Да, давай. Ошибись ещё раз. Кончики пальцев изнывали от желания набрать манящие буковки — тебе осталось только сказать что-нибудь глупое ещё раз. А ты в этом хороша. Ну же…
«Ты издеваешься надо мной»
«Я не знаю, о чём ещё думать…»
«Точно!»
«Неужели ты решил прекратить общаться с Габриэлем?»
«Как мне это сразу в голову не пришло)»
«Что ещё может быть главным…»
Я прикрыл глаза и шумно выдохнул воздух прямо в экран телефона — и было бы очень кстати, если бы вместе с воздухом из моего рта вырвались ядовитые пары и достигли лица Сиди через сеть. Короткий смешок сорвался с моих губ. Наивная дурочка. Слишком много хочешь.
«БИНГО», — напечатал я, щурясь.
«Но на самом деле»
«Я хотел сказать тебе не это»
«Но ты почти угадала!»
«Допустила лишь одну ошибку»
«Что за ошибка?»
«Ты ошиблась в имени»
Даже на расстоянии я почувствовал, как дрогнули руки моей бывшей одногруппницы.
«Я хотел перестать общаться с тобой, дорогуша»
«Честно? Меня бесят твои выходки»
«И меня бесишь ты»
«Эл»
«Так что будь добра»
«Не пиши мне больше и не подходи ко мне»
«Лады?»
«ЭЛ»
«Я как-нибудь сам разберусь со своей жизнью»
«А с фото, раз уж оно тебе так дорого, можешь делать что угодно»
«Мне плевать»
Улыбающийся смайлик чёртика — вот вишенка на вершине торта. Пара несложных махинаций — и я отбросил телефон на тумбочку, распластываясь на спине звёздочкой. Ну, вот и всё. Одна из проблем решена. И, пока моя голова кружится во хмелю, мне лучше поскорее заснуть, прежде чем (не)здравый смысл очнётся и начнёт… внушать… мне… противоположное…
***
«Элайджа, твою мать! Ты хоть понимаешь, что делаешь? Ты пьян, что ли? У тебя точно с головой не всё в порядке, если ты пишешь мне такие вещи! Я-то думала, что ты одумался и готов ступить на истинный чёрный путь, а ты… Ты всё ещё такой же мудак, каким стал после знакомства с этим Габриэлем! Тебе наплевать на всех, тебе наплевать на правила, тебе наплевать на меня, а ведь я всегда старалась быть рядом с тобой! Демонам положено быть бессердечными, но ведь мы союзники, а не враги! Но, видимо, я была слепа, раз пыталась тебе что-то доказать. Но ты слеп больше меня… Помяни меня, когда-нибудь ты осознаешь, какую ужасную ошибку совершил, но будет уже слишком поздно!» (!)
Обсидиана покрасневшими глазами уставилась на выскочивший возле сообщения восклицательный знак, шмыгнула носом, а затем перевела взгляд на появившуюся внизу надпись.
«Пользователь @el_kick_your_ass ограничил доступ к отправке сообщений»
