Синяя планета

      Он был свободен. То есть волен делать то, что вздумается.       Уже целых три часа, сорок минут и три, четыре, пять…       Хрупкий, ничтожный человек, стиснутый со всех сторон телом межгалактического перевозчика, Белого Полиса. Гладкие трубки вентиляционных ходов пронизывали второй слой Подкорпуса корабля, точно плотная сеть вен и капилляров. Некоторые из них могли легко вместить взрослого человека, а то и крупного бота-чистильщика. Эти норы-лазейки были идеальны для перемещения из одного сектора в другой. Если знать, как в них попасть и куда ползти.       Ничтожный человек знал. Он мог бы назвать белый крейсер своим вторым «я». Даже другом. Если бы человек знал, что такое «друзья».       — Техник Три-шесть-пять, при вас обнаружены детали обшивки из сектора восемь. Ваш ареал — сектор девять. Как вы можете объяснить подобную находку?       — Личной необходимостью, Эксперт.       — Подробнее, Три-шесть-пять.       — Мне захотелось.       — Благодарю за ответ. Хищение без цели наживы. Ваш рейтинг понижен. Новый позывной — Техник Семнадцать. Ареал — сектор семь, текущий ремонт проводки. Приступайте к своим обязанностям.       Сектор семь. Заполненный разноцветным туманом круглый зал со множеством подсобок. Жар, химические испарения, решётчатые полы, тусклое освещение.       Мощный внутренний движок корабля, сердечник, прокачивал по третьему слою Подкорпуса особый связующий спецраствор — огромную массу прозрачной жидкости. Целый океан — пульсирующий, солёный, неоднородный, разделившийся на ледяные, горячие и нейтральные течения.       Чтобы попасть в вентиляционные ходы второго слоя, человеку пришлось сделать всего ничего: коротнуть идентификационный датчик у себя за ухом, украсть защитный плёночный костюм, упаковаться в него и нырнуть в люк внутри кипящего сердечника. Ухнув в спецраствор, необходимо было как можно скорее отлепить от комбеза превратившийся в лохмотья защитный, а после — чуть больше часа плыть в тёмной, подрагивающей пустоте до шахт, надеясь, что мульти-респиратор справится с такими перегрузками. Всего ничего.       И человек был свободен.       Четыре часа, тридцать одну минуту и семь, восемь, девять…       Мокрый рабочий комбез, обвешанный тонкими кофрами с инструментами и синими кругляшами-светодиодами, неприятно потрескивал. В ботинках хлюпало. Обожжёную левую ладонь припекало изнутри. Плечи сковало болезненным спазмом. Дыхание совсем сбилось.       Беглец кое-как перевернулся на спину, закрыл глаза и позволил себе немного отдохнуть, продолжая вести отсчёт утекающим секундам и минутам своей вольной жизни. Это был его последний демарш — рейтинг «Семнадцать» больше не давал права на ошибку. При поимке безопасники Полиса всегда действовали согласно инструкциям: обнуление рейтинга и протокол один-семь — «Стандартная утилизация экземпляра с сохранением схемы генотипа и последующим воспроизводством резервной копии при необходимости».       Пять часов, две минуты и одна, две, три…       Человек открыл глаза, вновь перевернулся на живот и двинулся дальше, со свистом выдыхая сквозь зубы. Вентиляционный ход расширился, наполняясь сквозняками. Стреноженный океан подкорпуса остался позади, шуршание за стенкой утихло. Беглец пересёк границу между тушей космического монстра и его длинным, заострённым рылом — оплотом, вместилищем всех самых важных служб, хранилищ информации, капитанской рубки, центров пилотирования и медотсеков. Человек позволил себе улыбнуться. Ему потребовалось более тысячи часов ожидания и десяток не слишком тяжких проступков, чтобы из хвостовых отсеков быть высланным, наконец, в сектор семь, к сердечнику, и сейчас иметь возможность упрямым червяком пробираться в голову корабля, прямо в его мощную черепную коробку, сконструированную из нескольких гигантских, цельновыплавленных деталей.       В нулевом секторе Полиса когда-то находились место жительства и рабочий ареал Техника, но всё это было утеряно из-за опрометчивости и неумения нужным образом коммуницировать с другими людьми.       Семнадцать остановился на очередном перекрёстке этого невероятно запутанного лабиринта, глубоко вдохнул, безошибочно выбирая из десятка нор одну единственно правильную, и прибавил хода, забыв про усталость и боль.       У беглеца была цель. Мечта. Она появилась после взлома одного из информационных цилиндров и просмотра его содержимого, прочно утвердившись в голове ничтожного человека и ещё где-то внутри. По-видимому, в печёнке.       Тот цилиндр был одной из миллионов сот бортового журнала Белого Полиса и содержал сведения о вскрытии планеты Кей-ПО-34 — динамические отпечатки, звуковой ряд, справочные материалы. После ознакомления с ними Технику нестерпимо захотелось разъяснить все инфо-цилиндры, имеющиеся на борту корабля, но ещё в большей степени — увидеть всё своими собственными глазами, услышать, ощутить. Рассмотреть Белый Полис. Не только изнутри, но и снаружи. Увидеть глубокую чёрную пустоту с россыпью далёких светил и странные, непривычные ландшафты какой-нибудь планеты. Оценить масштаб процедуры вскрытия… и огонь, хаос, метания местных аборигенов, услышать громыхание боевых машин и отрывистые приказы командующего Орин Гера, почувствовать запах пыли, дыма, потемневшей от крови земли… хотелось всего этого. У Семнадцать была чрезвычайно сложная мечта. Многокомпонентная. Смертельно опасная и от этого ещё более жгучая.       Техник один за другим погасил мерцающие на плече кругляши-светодиоды и скользнул в очередное, уходящее вниз ответвление, медленно скатываясь к сияющему белым прямоугольнику — выходу в отсек.       Шесть часов, три минуты и семь, восемь…       Матовая пластина на магнитных скобах поддалась не сразу, но всё же пискнула и плавно отъехала в сторону. Человек осторожно высунулся, низко, у самого пола, и осмотрелся вокруг, прислушиваясь.       Просторное помещение ослепляло белоснежным наполнением и дорожками огней на плавно изогнутых сводах потолков. Многочисленные высокие ширмы, ровные ряды округлых пустых медкапсул, этажерки со странными инструментами… много света, воздуха. Тишина. Третий медотсек использовался гораздо реже остальных, лишь в экстренных случаях, и имел выходы к посадочному отсеку со служебным транспортом.       Техник выбрался из норы, встал и с сомнением осмотрел свои тяжёлые ботинки. Толстые, рифлёные подошвы были хороши для передвижения по шумному седьмому, но для нулевого сектора явно не годились. Разувшись, человек забросил свою отслужившую обувку в вентиляционную трубу и установил прикрывающую её белую, матовую пластину на место.       Быстрые шаги отдавались лёгкими шорохами. Кругляши-светодиоды на плече принялись тихо позвякивать, и беглец придержал их рукой. На маленькой тележке неподалёку обнаружилось две заживляющие радужные накладки. Человек, вновь оглянувшись вокруг, чуть отклонился от маршрута, схватил их, сунул в нагрудный карман комбеза и продолжил путь.       Впереди из-за ширм показался тёмный прямоугольник бокового выхода. Семнадцать нахмурился и юркнул в сторону, прижавшись плечом к одной из медкапсул — вопреки всем инструкциям шлюз бокового выхода был открыт. Техник на секунду зажмурился, стараясь дышать ровнее, в который раз осмотрелся и медленно присел на корточки, прислушиваясь.       Шесть часов, десять минут… одиннадцать… двенадцать…       В третьем медотсеке было оглушительно тихо, спокойно, умиротворяюще. Сонно.       Семнадцать вспомнил, что никаких путей отступления его план не предполагал, обдул покрытую пузырями, обожжённую ладонь, решительно поднялся на ноги и направился к тёмному проёму. На стоянке служебного транспорта, под плотными чехлами, стояли законсервированные до поры белые Летуны — маленькие копии монструозного Полиса, будто его замершие в ожидании споры. В ближайшие сутки Технику предстояло коротнуть систему безопасности и оповещения одного из них, пробраться внутрь, обклеить пострадавшую ладонь радужными накладками, разблокировать спецотсек с запасами сухпайка и воды; уснуть, забившись в один из укромных уголков на борту… и сделать следующий рывок к цели. К мечте.       Шесть часов, двенадцать минут и сорок две секунды. Текущий отсчёт завершен.

***

      Едва опальный Техник скрылся в боковом выходе, за ближайшей к распахнутому шлюзу ширмой произошло плавное, беззвучное движение. Одна из медкапсул белыми лепестками раскрыла свою глянцевую крышку, выпуская на упругий пол невысокую босую женщину, затянутую в узкое форменное платье. Алые нашивки на её правом плече поблёскивали серебристыми символами: «Высокородная госпожа», «Алли Энн».       Дама разгладила подол, поправила чуть растрепавшиеся тёмные волосы, убранные в пучок, и с осторожностью выглянула из-за ширмы. Убедившись, что беглец оказался в нужном ей месте, Алли вновь повернулась к медкапсуле, добыла из неё пару изящных туфель, обулась, ещё немного повременила и щёлкнула пальцами.       Массивный шлюз бокового выхода с шипением закрылся, блокируя затворы мощными магнитными скобами. Дама приподняла тёмную бровь и позволила себе улыбнуться: «Попался. Как будешь выбираться, умняш? Давай, удиви меня».       Воздух в третьем отсеке наполнился треском, шелестом, а затем приятным, глубоким голосом:       — От вас поступил сигнал о завершении осмотра третьего медотсека, Штурман. Ваше заключение?       — Без нареканий, Харт, — безмятежно проинформировала своего руководителя Алли.       — Принято, — стандартным образом отозвался Капитан и прервал сеанс связи.       Штурман осмотрела белоснежный зал, закрытый шлюз, потолки в дорожках огней, зачем-то кивнула и направилась к прозрачным подъёмникам на верхние ярусы, вздыхая: «Восемь недель и три дня. На этот раз всё получится. Получится. Спокойно, не паникуй. Получится… получится. Спокойно, тш-ш-ш… получится...»