Ты крутись, крутись, колечко...

Король Трандуил был в ярости, о чём свидетельствовал как размашистый шаг, которым владыка удалялся от Вороньей Высоты, так и выдыхаемый им с излишней силой и поспешностью воздух. Вряд ли нашёлся бы хоть кто-то в здравом уме, кто желал бы сейчас оказаться у него на пути. Ибо лесной владыка имел основания гневаться. Начиная с глобального — беспокойный сосед в Дол Гулдуре оказался самим Сауроном, (а не «простым сборищем тупых одичавших орков», как по обыкновению значилось в отписках Белого Совета в ответ на его замечания о ползущей оттуда тьме); заканчивая личным — в воспитании король Трандуил не преуспел. Первое вызывало жуткое глупое, но от того не менее сильное желание заявиться лично на следующее заседание этих пустословов, дабы с фразой: «Ну я же говорил!» — спустить на самопровозглашенных «мудрецов всея Средиземья» паука Дол Гулдурского обыкновенного и посмотреть… Мысленно Трандуил уже рисовал смачные картины того, как прячутся за юбку Галадриэль два седовласых майа и Элронд. Впрочем, подобное желание владыка гасил в себе уже не одно столетие, комкая и бросая в огонь очередной никчемный ответ Белого Совета. Их не волновал ни его гибнущий лес, ни разведшиеся в нем темные твари, ни участившиеся встречи патрулей с орками. «Сочувствуем твоим внутренним проблемам, владыка Трандуил… Ничем помочь не можем.» Хотел бы он взглянуть на их посеревшие лица, когда те воочую убедились, что «его проблемы» давно переросли в общую! Белый Совет лесной владыка вообще не любил. Во-первых, потому что его туда не пригласили, а это уязвляло самолюбие, ибо Трандуил считал себя достаточно, а то и более компетентным, чем большая часть его членов. Во-вторых, основные угрозы и проблемы Средиземья как раз сосредоточились в его регионе — тот же Имладрис был куда более безопасным, Галадриэль, несмотря на соседство с ним, надежно спряталась за завесой, во всю используя «кольцо врага» — и на тебе, никаких плесневелых, почерневших деревьев, запаха тлена и огромных пауков. По мнению Трандуила, Белый Совет порос жирком и праздностью, собираясь время от времени по пустяковым поводам, и не видя притом реальных проблем, не желая их замечать. Одна лишь серая хламида Гэндальфа носилась туда-сюда по Средиземью, принося тревожные новости, которые, впрочем, разбивались о непрошибаемое недоверие его старшего коллеги по Ордену — Сарумана. Нет, сытый голодному не внемлет, а потому… Рассчитывать на Белый совет лесной король перестал уже довольно давно, и даже сейчас, когда держать голову в песке, те более не могут… Особо рассчитывать было не на что. Из Дол Гулдура сам темный дух выбили — спасибо и на том. А то, что Мордор снова возродится… Что-то подсказывало Трандуилу, что его более «просвещенные» сородичи скорее рванут когти в Валинор, чем станут собирать новый союз. И без того из переписки с Корабелом выходило, что в гаванях последние сотни лет работы хватает. Конечно, уплывут не все, но у Лихолесья возникала необходимость союза ради выживания с другими народами. Его народ мало верил в валар и их благодатные земли, может, потому Трандуила и называли за глаза владыкой дикарей, но они родились в Средиземье, в нем же были готовы и умереть, не надеясь ни на чью милость. И самому королю такой подход нравился больше, нежели банальная… трусость, в коей и его самого упрекали не раз. Инциденты те были, как правило, связаны с гномами и трактовались наблюдателями в корне неверно. Ох уж, эти гномы! При одном упоминании этих творений даже не Эру, а Махала у Трандуила привычно заболели виски, а заодно заныли и ожоги былых встреч с огнедышащими тварями. Последними гномы, конечно, не являлись, но связаны были, будь здоров. Дракон Смауг, может, и не чета своим предкам с Севера, но был тем ещё алчным выродком, которого привлекали те несметные сокровища, коими завалил свою пещеру, простите, гору безумец Траин. Зная о том, что где-то поблизости рыщет дракон в поисках драгоценностей и золота, Трандуил, не горевший желанием иметь с ящером каких-либо дел поспешил до поры до времени избавиться от того единственного в его сокровищнице, что было на слуху и могло приманить дракона. Он сделал заказ на выплавку изделий из белых камней Ласгаллена, также отдав в ремонт даже колье покойной супруги. Помимо этого, владыка старательно распустил слухи о «натуральном обмене» и недостатке золота и серебра в своем королевстве, для пущей убедительности нацепив корону из веток и цветов. Репутацию дикарей этим все равно было не испортить, а так был не хилый шанс остаться живыми и не подпаленными. Дракону всё равно кем закусывать: эльфятиной, гномятиной, либо же человечиной… вот орчатяну, насколько владыка знал, драконы недолюбливали. Но, даже обезопасив королевство таким хитрым способом, это не спасло его от заключенных ещё до появления в их краях Смауга соглашений. Оказать помощь! Убить дракона! И за что, за гору, полную чужих сокровищ! В гору дракон прибыл, уже перекусив в Дейле, а потому за гномов можно было не переживать. Родичей полно, не пропадут. Во всяком случае, получив сообщение, Трандуил не спешил. Сначала отдал распоряжения по Лихолесью, мало ли вдруг Смаугу взбредет в голову и у них поискать, а не обманули ли его… И только потом владыка отрядил четвертую часть имеющихся сил и с тяжелым сердцем побрел к горе. Однако уже на подступах стало ясно, что всё кончено. Гномов уже вытеснили, Смауг занял Одинокую гору, гибнуть же за чужое золото и безумие Трандуил не собирался изначально, а потому с практически чистой совестью повернул назад. Гномы, конечно, приняли это за трусость и нарушение клятвы. Горе и ярость застелили им разум, а потому вдобавок король распорядился закрыть границы. Во избежание… Смауг, дорвавшись, заснул на ложе золота и камней, прикарманив также Аркенстон, без которого потомки Траина отчего-то не ощущали себя легитимными правителями. Как бы там ни было, всё было тихо-мирно, не считая ползущей заразы из Дол Гулдура, но к ней владыка уже привык. Но не к забредшему спустя столько-то сотен лет в его владения отряду гномов! Изможденные, обросшие и голодные — они стояли перед ним и упорно не желали сообщать цель визита. В байку о мирных путниках Трандуил не верил, ибо как тогда их только всех пауки не сожрали… Нет, единственное, что могло привлечь гнома в его края — Одинокая гора, имелся и безумец, что мог сунуться дракону в пасть, лишь бы вернуть свое право называться королем. Имелся, и хотя Трандуил продолжал дознаваться порядка ради имен и целей визита, Торина он узнал почти сразу. Держать их в темнице сто лет владыка, как обещал, естественно, не собирался, ибо дюжина гномов ела за три дюжины эльфов, да и после Дня Дурина все планы кампании полетели бы к балрогам. Однако непредвиденное обстоятельство, о котором стоило задуматься, едва с подносов владыки стали таинственным образом пропадать любимые ягодные пирожки и коллекционное вино, помогло гномам бежать. И завертелось… Словно в кошмарном сне, ему сначала доложили, что неблагодарная воспитанница сбежала спасать гнома, а затем, что за ней увязался его непутевый сын. На гномов владыке было плевать, а вот на Леголаса и, что скрывать, дуру — Тауриэль, нет. Смауг же сожрет и не подавится, что тех, что других. С трудом загасив желание послать бесполезную погоню, Трандуил отправил птичку в Эсгарот с предупреждением… Впрочем, не надеясь особо на то, что Торин не сумеет надавить людям на алчность, что, несомненно, превысит всякую осторожность. Дракон — давно издох! О, если бы… Вот только память людей скоротечна, как и их век. Давно не осталось уже тех, кто видел дракона живьем, и только заброшенные руины Дейла темной громадой внушали опасение. Трандуил мог понять людей, но не гномов, которым не сиделось в Синих горах. И всё же он до последнего надеялся, готовясь к худшему. Весть о гибели дракона и разорении Эсгарота, застала его за переездом в подземелье. И хотя дракона убил какой-то лучник из людей, на душе у владыки было отвратно. Было ли это от того, что его непутевые дети могли пасть там, в Эсгароте, или же владыка чувствовал приближение чего-то ещё, но на месте он сидеть не мог. Пусть гномы, да и все остальные обвиняют его потом в алчности и жажде наживы — пусть… Но у Трандуила не было никакого желания оставлять золото в горе оркам. В том, что, те рано или поздно займут гору, разбив потрепанных драконом рыбаков, король не сомневался. Это был вопрос времени, в котором с ними мог посостязаться и он. Обнести гору до того, как это сделает враг, почему же нет? Тот, кто стоит за орками, сможет купить на те сокровища столько наемников, что Средиземье будет обречено. Король и сам бы не отказался от наемников. Так, мысленно представляя, как затем наймет людей, очищать любимый лес от пауков, Трандуил собирался в путь. О, он даже был готов поделиться с рыбаками. Всё же один из них убил дракона. Вот только на месте его ждало разочарование — гномы выжили. А ведь, как было бы просто, сожри их Смауг… А так проклятая дюжина (или сколько их там?) гномов забаррикадировалась в горе, а герой-лучник Бард продолжал упорно играть в благородство, тратя драгоценное время. Трандуил кипел от вынужденного безделья, но ничего сделать не мог. Гномы живыми им сокровища не отдадут, а становиться вероломным убийцей и вором владыка ещё не был готов. Пришлось примазаться к людям, которым Торин обещал часть сокровища, а теперь зажал, нарушая собственное слово, что также наводило на нехорошие мысли. Поводов запустить руку в золото горы у Трандуила было немного, но они были. Во-первых, не мешало бы вернуть камни Ласгаллена, а также получить большую часть доли людей в обмен на помощь сейчас и в дальнейшем. Последнее было выгодно также и для его имиджа и в плане развития дальнейшего сотрудничества в борьбе с общим врагом. Однако Бард тянул, а Гэндальф предрекал нашествие орков, в которое Трандуил вполне-таки верил… И жалел, что уже поздно пойти на попятную. Вдобавок владыку злило и доводило до бешенства отсутствие новостей от Леголаса и морготовой Тауриэль. Невидимый воришка, орудовавший в его дворце, неожиданно оказался хоббитом. Хоббитом, предложившим бескровный выход. За кражу Аркенстона Трандуил, пожалуй, был готов простить тому даже вылаканную бутылку красного сладкого тысячелетней выдержки. Вот только наследственное безумие Торина сделало и это безрезультатным… Когда же подоспели войска Железностопа, владыка едва сдерживался от того, чтобы не начать рвать на себе брови. Не этого он хотел, когда шёл к горе… Не этого. И отступить, и биться — было почти одинаково плохо. Первое — позорно, особенно, в свете брошенного «Лесная Фея», второе же… Нет, оскорбление, нанесенное королю всё же не стоило жизни его воинов. Потому Трандуил уже собирался решить этот вопрос иначе — дуэлью, в том, что он отделает этого борова, он почти не сомневался, но тут в назревавший конфликт вмешались орки. И, наверное, хорошо, что вмешались. До смертоубийства он доводить не собирался, чего не мог сказать о Даине, а гибель одного из них означала неминуемую войну. Выпуская пар на орках, Трандуил не мог не отметить, что силы были не равны, даже несмотря на невольное объединение эльфов, людей и гномов. Скорее всего, после этого его вновь обвинили в трусости, но владыка скомандовал отступление в руины Дейла. В их случае отступить не значило выйти из сражения, лишь шанс уменьшить потери. Но, что он мог требовать с гномов, если даже воспитанница, возведенная им в капитаны стражи, не понимала его действий. Если даже сын вторил ей. Тщательно скрытое облегчение от того, что болваны не только выжили. Но и выглядели целыми, быстро омрачила непрошибаемая глупость и неуважение, которые ему продемонстрировала «благодарная» Тауриэль. Влюбленная в гнома (в гнома, о Элберет!) дурочка вообразила, что, может, требовать от него отправки на смерть своих солдат в размен на жизни жалкой кучки, не самых умных гномов, которые всю эту канитель и заварили, как бы между прочим. Причем в ультимативной форме, после самовольного оставления поста накануне военных действий — сказать, что владыка был в ярости, значит, ничего не сказать. А уж, когда нахалка проехалась по нему лично и нацелила лук в горло… Только подоспевший Леголас спас Тауриэль, если не от немедленной казни, то от чего-то довольно страшного. Ибо от ярости своей Трандуил соображал не лучше, чем сама виновница происшествия, но одуревшая от страха за любимого. Все эти умные мысли пришли королю в голову только, когда по-прежнему дорогие ему белоголовая и рыжая макушки скрылись из виду. В хорошем же он виде предстал перед сыном, что видел лишь финал драмы… Ещё несколько минут потребовалось владыке, чтобы осознать, куда именно эти двое отправились. Если бы король мог, то в тот же миг бросился за непослушными идиотами, но оставить сейчас войска он не мог никак, как и отрядить-таки эльфов на Воронью Высоту. Потому остаток битвы до прилета орлов, Трандуил крошил орков, отдавал распоряжения и старался не думать о том, что творилось сейчас там, на Вороньей Высоте. Потому что с каждой мыслью и взглядом в ту сторону становилось всё сложнее дышать и думать трезво. Потому едва орлы прилетели и переломили ход сражения, Трандуил поступил не как король, а скорее, как обеспокоенный отец. Он рванул туда один, никого не став дожидаться… Неизвестно чего он возносил в этот день в адрес валар больше — молитв или проклятий, но и Леголас, и Тауриэль оказались целы. По крайней мере, физически. Владыке хватило одного взгляда, чтобы понять, что сердца у обоих разбиты. Не только у них. Отпустив Леголаса на поиски «сам толком не знаю кого», Трандуил вдруг осознал, что сын как-то незаметно отвоевал у памяти своей матери куда больше места в его сердце, чем тот был уверен изначально. Открытие это оказалось весьма болезненным и опустошающим, так как всё то время, прошедшее после смерти горячо любимой супруги, владыка самовлюбленно полагал, что живет одними лишь заботами о благе своего народа. Он ошибался. Может, он не был образцовым отцом (точно не был), как и попечителем, но по-своему привязаться ему это не помешало, несмотря на все отрицания со стороны разума. И вот плоды его воспитания: поднявший в последнюю встречу на него оружие сын, не прощаясь, собирался уйти куда глаза глядят… И ладно бы ему бы из-за стыда, но нет! Это все из-за рыжеволосой дурочки, что предпочла другого, вдобавок гнома! Леголас вообще никак на него не смотрел, словно… Всё уже решил. Ему было все равно, что сейчас он скажет. Владыке было сложно подобрать слова и скрыть досаду, возмущение и ярость. Всё на, что его хватило — это спокойно его отпустить, направив, в сущности, в относительно безопасный Имладрис. Сына он мог остановить лишь силой, но разве тогда он бы не потерял его уже окончательно? Решение категорически не устраивало лесного короля, но лучшего придумать он не смог. А потому едва Леголас скрылся за скалой, Трандуил вышел к Тауриэль, намереваясь высказать всё, что… Признаться, вид рыдающей у тела мертвого гнома воспитанницы его смутил. Однако присмотревшись получше и слегка успокоившись, владыка сумел заметить самое главное. Это неправильная, обреченная с самого начала любовь была искренней, по крайней мере, со стороны его рыжей дурехи. Рвать, метать и жестоко наказывать хотелось уже на порядок меньше. Его даже хватило на выражение сочувствия, вот уж чего Трандуил совсем от себя не ожидал. И на отмену изгнания. Леголаса он уже отпустил, Тауриэль же не собирался хотя бы потому, что в таком состоянии та очень быстро пропадет. Неудивительно, что возвращался с Вороньей Высоты владыка весьма хоть и весьма опустошенным, подсчитывавшим потери, но вовсю прикидывающим, как будет выгрызать золото у этого борова Даина, ибо теперь уйти не с чем было совсем уж бессмысленно и обидно. И людям, и гномам — понадобится продовольствие и древесина, которые поблизости есть лишь у него, на это и стоило давить… Стоило. Внезапно прямо перед его носом просвистело что-то золотое. Трандуил поднял голову, чтобы заметить удаляющийся силуэт взломщика… то есть хоббита. «Обычные кольца просто так не падают… Выкинул тот его что ли…» — эти мысли вихрем прокрутились в его голове. Нахмурившись, лесной король склонился над оказавшимся у его ног совершенно простым золотым кольцом безо всяких вставок и гравировок. Вот только что-то внутри подсказывало ему, что колечко совсем не простое и что не даром маленький хоббит от него избавился. Уж не его ли помощью он обчищал его подносы и погреб? Не с его ли украл Аркенстон и отпустил гномов? По всему выходило, что так, с его. А раз так, то… Трандуил аккуратно поддел кольцо на кончик меча, не решаясь взять в руки. Знал он одно простое золотое кольцо, пусть вблизи не видел, но знал… Вряд ли, конечно, именно Кольцом Всевластья мог владеть маленький хоббит, это был бы нонсенс, да и о невидимости как о свойстве кольца владыка не слышал. И всё же магическое кольцо не могло не настораживать. Трандуил нервно выдохнул, почему-то его прямо-таки тянуло надеть его. Это было неестественно и опасно, вот только Бэггинс довольно успешно им пользовался и ничего особо страшного с хоббитом не приключилось. Пальцы вдруг сами потянулись к ставшему вдруг таким заветным колечку, а может это просто любопытство пересилило осторожность. «Пусть это будет плата за всю выпитое и съеденное, » — подумал он, почти решаясь оставить вещицу себе. На ощупь кольцо оказалось едва теплым и почти приятным: никакой болотиной от него, в отличие от Дол Гулдура, не тянуло. И всё же король эльфов сумел одернуть себя. Надевать кольцо пока не следовало. А вот забрать с собой и изучить — вполне. Прицепив кольцо к цепочке, Трандуил поспешил к лагерю. Время мечей пока отступило, пришла пора переговоров, а уж в этом он был хорош.